— У тебя есть секрет, верно?
— Что ты хочешь сказать? — спросила Лейк. Застигнутая вопросом врасплох, она поставила бокал с вином на столик и слегка откинула голову.
— Ты выглядишь как кот, только что слопавший канарейку.
Она знала, Молли намекала на то, что она сама поняла только в последние дни: горе и чувство вины, безжалостно мучившие ее в течение четырех месяцев, наконец начали отступать. Ей стало немного лучше, и она даже неожиданно вновь ощутила вкус к жизни. Торопясь по Девятой авеню на встречу с Молли в кафе, она внезапно порадовалась чистоте летнего неба, тому, что у нее была работа и предвкушению чего-то нового и хорошего.
— Только не говори, что ты с кем-то встречаешься, — сказала Молли.
— О Боже, нет, — улыбнулась Лейк. — Мне просто кажется, что тьма рассеивается. — Она улыбнулась. — Я даже способна удивить тебя и не казаться сегодня совершенной недотепой.
— Просто помни: теперь у тебя могут быть резкие перепады настроения, словно мчишься на «русских горках», — сказала Молли, откидывая назад длинные рыжие волосы. — В первый год после развода я узнала, что можно какое-то мгновение чувствовать себя великолепно, а потом — бац! — печаль возвращается, и ты четыре дня валяешься на кровати, натянув на голову одеяло.
— Я не жду чуда, — ответила Лейк. — Но я устала быть одна. Мне сорок четыре года, я мать-одиночка, мне будет непросто, но я готова относиться к тому, что со мной происходит, как к приключению, а не как к катастрофе. И знаешь, мне нравится работать с новым клиентом. Все получается.
— А как обстоит дело с разводом? Продвигается?
— Мой адвокат ведет с Джеком переговоры по телефону. Он считает, что соглашение должно быть подписано до того, как дети вернутся из лагеря. А потом я смогу жить дальше.
— Почему бы тебе не начать встречаться с кем-нибудь? — спросила Молли. — Это пойдет тебе на пользу.
— Ну, видишь ли, я едва отбиваюсь от мужчин палкой.
— Причина, по которой никто на тебя не обращает внимания, заключается в тебе самой. С тобой трудно общаться, — сказала Молли. — Когда ты наконец ослабишь оборону? Пока же ты просто бьешь наповал, Лейк.
«Это утешает», — подумала Лейк. Молли считает, она похожа на дикую кошку, которая убегает и прячется под ближайшим крыльцом, когда к ней кто-то приближается. Иногда она жалела о том, что рассказала Молли о своей молодости.
— Не думаю, что готова к очередному роману.
— А как насчет доктора? — Зеленые глаза Молли засверкали.
— Кого ты имеешь в виду?
— Парня из клиники по лечению бесплодия — того, который, по твоим словам, вроде как флиртует с тобой.
— А, Китон… — кивнула Лейк. Назвав доктора по имени, она представила себе его: сине-серые глаза, темные волосы, совершенно по-мальчишечьи слегка торчащие. И мягкие полные губы. — Он из тех, кто готов флиртовать и с вешалкой, — добавила она. — Уверена, он тот еще игрок.
— Это не мешает, сама знаешь. Почему бы тебе не попробовать бросать на него призывные взгляды и не посмотреть, к чему это приведет?
— А ты сама часто этим занимаешься, Молли? — улыбнулась Лейк.
— Да, пока не подвернется кто-то более подходящий.
— Кстати, он живет в Лос-Анджелесе. И в клинике всего несколько недель. Давай посмотрим меню.
За обедом Лейк пыталась говорить не о себе, а о последних успехах подруги — сотрудницы модного дома. Не то чтобы она не желала принимать заботу Молли. Когда Лейк поочередно рассталась с двумя ближайшими подругами, Молли опекала ее, стала ее наперсницей и наставницей. В конце концов Лейк сдалась и научилась ценить ее внимание. Но иногда оно казалось ей чрезмерным. Возможно, в глубине души Лейк всегда была склонна к одиночеству.
— Предполагается, что сегодня мне дадут знать о новой работе, — сказала Молли позже, когда им принесли кофе. — Не возражаешь, если я проверю электронную почту?
Лейк воспользовалась моментом и взглянула на свой блэкберри. Она увидела, что пропустила звонок адвоката Роберта Хочкиса. «Наконец-то», — подумала она, но когда читала его сообщение, на нее вдруг нахлынул страх, словно окатили водой из садового шланга. Роберт хотел видеть ее немедленно. И его голос звучал мрачно.
— Послушай, я лучше возьму такси и сразу поеду, — сказала Лейк, введя Молли в курс дела. — Определенно он чего-то опасается.
Лейк обняла Молли на прощание и сразу позвонила Хочкису, выйдя из кафе. Секретарь сказала ей, что он очень хотел с ней поговорить и выглядел обеспокоенным — нет, она не знала почему, — и лучше Лейк приехать как можно скорее.
«И что теперь?» — подумала она, откинув голову на спинку сиденья такси. Джек решил нарушить обещание оставить квартиру ей и детям? Он целый год унижал ее, и теперь она пришла в ярость, подумав, что он приготовил еще какую-то гадость.
Расстроенная и раздраженная, она добралась до офиса в центре Манхэттена. Секретарь, немолодая женщина, чьи светлые волосы были завиты как у пуделя, повела ее по коридору к шефу.
Когда Лейк вошла в кабинет адвоката, он поднялся из-за своего стола размером с лодку и поздоровался с ней. Ему было около шестидесяти, лицо красное, а живот нависал над дорогим ремнем как мешок с песком.
— Прошу прощения за беспорядок, Лейк. — Он указал на груду пухлых коричневых папок. — Я занимаюсь одним запутанным делом.
— Ну, поскольку у меня двое детей младшего школьного возраста, беспорядок мне не страшен.
Эти слова ей самой показались глупыми. Лейк хотелось покончить с церемониями и закричать: «Что, черт побери, нужно Джеку на этот раз?»
— Но это не мешает мне блюсти ваши интересы, — сказал Хочкис. — Садитесь, пожалуйста. Хорошо, что вам удалось приехать так быстро.
— Дело приняло новый оборот? — спросила Лейк, стараясь говорить спокойно.
— Да, и, я боюсь, новости скверные.
— В чем дело?
— Джек написал заявление об опеке, — ответил Хочкис. — Он требует полной, а не частичной опеки.
— Что? — изумилась Лейк. Ее бывший муж вел себя подло, но прежде и намека не было на то, что он может поступить так. — Это не имеет никакого смысла. Он очень занят на работе, у него нет времени позаботиться даже о рыбках в аквариуме, не говоря уж о двоих детях.
— Тогда это скорее всего вопрос денег. Возможно, до него дошло, что вы получаете половину имущества, и это его не радует. Возможно, он решил убедить вас ограничить свою долю.
У Лейк все внутри сжалось от гнева и страха. Ее детей нельзя было назвать маленькими — Уиллу девять, а Эми одиннадцать, — но мысль о возможности потерять их убивала ее. Хватит и того, что они будут проводить у Джека каждый второй уик-энд.
— И… и у него есть шансы? — спросила Лейк.
— Не думаю. Насколько я могу судить, вы потрясающая мать. Но мы должны действовать осторожно и быть начеку. Расскажите мне подробнее о своей работе — сколько времени у вас уходит на нее?
— Из-за всей этой кутерьмы с разводом у меня сейчас всего один новый клиент — частная клиника по лечению бесплодия. Я работаю менее сорока часов в неделю.
Хочкис в недоумении сдвинул брови, и Лейк поняла, что он забыл, чем она зарабатывает себе на жизнь.
— Я консультант, — пояснила она. — Разрабатываю маркетинговые стратегии для клиентов, работающих в области здравоохранения и косметологии.
— Да-да, конечно. Прошу прощения, я отвлекся. Ну, это прекрасно. Вы снизили планку. Никто не может обвинить вас в трудоголизме и в том, что вы взваливаете заботу о детях на нянек с Ямайки.
— Прежде чем я занялась этим бизнесом два года назад, у меня была работа с полной нагрузкой в компании, производящей элитную косметику. Условия там были не слишком жесткими, но иногда я не могла выбраться домой раньше половины седьмого или около того. И мне приходилось ездить в командировки.
Она почувствовала, как у нее по шее ползет струйка пота. Она тогда чертовски гордилась своей работой — осмелится ли Джек обернуть это обстоятельство против нее? В самом начале их совместной жизни он много помогал ей, особенно когда родился Уилл и остро встал вопрос о ее работе. «Ты не можешь не работать, Лейк, — говорил он. — Ты так хорошо со всем справляешься». Было невозможно поверить, что мужчина, на которого она запала четырнадцать лет назад, стал таким мстительным.
— И часто вы ездили в командировки? — поинтересовался Хочкис.
— Ну, не каждую неделю, — ответила Лейк. — И даже не каждый месяц. Но я бывала в Лос-Анджелесе пару раз в год. Иногда летала в Лондон.
Он что-то записал, и на его красном лице отразился ужас, словно она только что заявила, будто не так давно находилась в реабилитационном центре для кокаинистов.
— Ну, это не выходит за пределы норм, — сказала она. — Как это может повлиять на ситуацию?
— Нет проблем, — сказал Хочкис, качая головой. — Просто мы должны быть готовы ко всему. Вы проводите с детьми много времени?
— Да, конечно. У нас есть няня, но она работает неполный день. Сейчас она не у дел, потому что дети в загородном лагере.
— Когда они вернутся, вам придется сделать их вашим главным приоритетом. Придется сопровождать их в школу самой, а не доверять это няне.
— Я в любом случае буду делать это, — сказала Лейк. Она не могла поверить, что ей приходится защищаться.
Хочкис поднял мясистые пальцы к губам, затем опустил.
— Значит, у вас этим летом есть свободное время, — сказал он. — Вы бывали в Катскиллских горах? У вас там домик, верно?
— Да. Домик в Роксбери, — ответила она, гадая, какое это имеет отношение к делу. — Джека он больше не интересовал — ему хотелось иметь что-нибудь в Хэмптонсе. Но я не ездила туда этим летом, поскольку дети в лагере. Я осталась на Манхэттене.
Хочкис натянуто улыбнулся, словно ожидая продолжения.
— Вы сейчас встречаетесь с кем-нибудь? — спросил он спустя мгновение.
Так вот к чему он клонит. Лейк была раздражена и хотела вложить в свой ответ как можно больше сарказма — сказать, что в возрасте сорока четырех лет она вдруг обнаружила, каково это — быть пумой, немолодой женщиной со склонностью к молодым и горячим мужчинам, но Хочкис не развеселится. Он вряд ли когда слышал, как слово «пума» употребляется в этом значении.
— Нет, не встречаюсь, — признала она.
Хочкис вздохнул.
— Рад это слышать. Конечно, нет ничего плохого в свиданиях — или даже в сексуальных отношениях с кем-то — при условии, что это не сказывается отрицательно на детях. Но во время спора об опеке стоит избегать любых нарушений правил приличия. Дети не должны общаться с каким-то новым человеком в вашей жизни. Лучше всего для вас в настоящее время видеться с кем-то в компании и отложить близкие отношения на потом.
Не то чтобы Лейк хотелось ходить на свидания, но ее возмущало, что Джек лишал ее этой возможности.
— И как мы будем бороться? — с беспокойством спросила она, поняв, что они с Джеком перешли от беспроблемного развода к войне. И как ни печально, придется вовлекать во все это детей.
— Суд назначит психиатра, чтобы он сделал заключение, — возможно, через месяц или около того. Но если все дело, как я подозреваю, в деньгах, адвокат Джека даст ему взятку.
— Я увижу Джека в лагере в эту субботу, в родительский день. Как мне себя вести?
Она хотела, чтобы Хочкис ответил: «Снимите с него шкуру живьем», — но тот молча вскинул руки вверх и покачал головой.
— Ни слова о разводе и опеке. И будьте с ним вежливы, особенно в присутствии детей.
Мозг Лейк лихорадочно работал, она понимала: скоро у нее возникнут новые вопросы. Хочкис посмотрел на часы. Он, по всей вероятности, едва втиснул встречу с ней в свой распорядок дня.
— Знаю, положение у вас трудное, — сказал он, — но я оптимист. Главное — не делать ничего необычного. Ведите самую что ни на есть рутинную жизнь, насколько это возможно. — Он улыбнулся. — Например, не пытайтесь ограбить банк. Будет очень плохо, если вы дадите Джеку шанс добиться временной опеки. Если вы уступите позиции, это будет трудно исправить. Не хочу вас тревожить, — добавил он, провожая ее к двери, — но, возможно, Джек следит за вами, добывая нужные ему сведения.
— Следит?! — воскликнула Лейк. — Я не могу в это поверить. — Ее охватил гнев, и она покраснела. Джек должен отступить. У него нет права подсылать к ней частного детектива.
— Но ведь и мы можем сделать нечто в этом роде. Давайте обдумаем это.
Когда Лейк согласилась дать Джеку развод, чтобы он мог начать новую счастливую жизнь, она сказала Хочкису, что ее бывший муж мог вступить с кем-то в связь, но, кроме его полного отчуждения, у нее не было никаких доказательств. А теперь замечание Хочкиса напомнило ей о такой возможности. Может, Джек планирует создать новую семью, сделать супругой женщину, в большей степени соответствующую его имиджу предпринимателя, и к этому должны прилагаться еще и дети? Но если Джек думает, что Лейк готова отойти в сторону и отдать детей ему и его подруге, то глубоко заблуждается.
В такси по дороге домой Лейк ощутила неимоверную усталость. Два часа назад все было по-другому, она даже начала строить планы на будущее, а теперь ее словно отбросило назад.
Когда такси свернуло на север, она отругала себя за то, что не сумела предвидеть такой оборот событий, но как она могла это сделать? В последнее время Джек мало думал о ее жизни с ним и о детях. Раньше Лейк поддерживала его — эмоционально и даже в финансовом отношении. Когда он открыл свой бизнес по программному обеспечению, она проводила бесконечные уик-энды одна с детьми, пока он «горел» на работе. Лейк даже подбрасывала ему маркетинговые идеи.
Лейк не могла дождаться, когда попадет домой. Она жила в старой квартире в Уэст-Энде, в районе Восьмидесятых улиц. Купила эту квартиру по сходной цене у вдовствующей тетки Джека. Джек мог заявить свои права на нее после того, как они с Лейк разошлись, но в удивительном приступе щедрости настоял на том, что для нее и детей лучше всего жить там. И только позже до нее дошло: он был так добр, потому что теперь хотел для себя чего-то более стильного и современного. Холостяк: сорок шесть, классный и наконец свободный.
В последнее время только дома Лейк было хорошо и спокойно. Но когда она вошла в квартиру, там оказалось жарко и как-то мрачно. Кот Смоуки вышел поприветствовать ее, и она рассеянно погладила его по густой черной шерсти. Потом включила кондиционер и налила себе стакан вина. И тут зазвонил телефон.
— Все в порядке? — Это была Молли.
Лейк коротко ввела подругу в курс дела.
— Свинство, — провозгласила Молли. — Ты уверена, что не хочешь куда-нибудь выбраться? Знаешь, Лейк, тебе пойдет на пользу, если ты выпустишь немного пара.
— Спасибо, но мне надо поискать в Интернете правила опеки. Хочу знать, как все может обернуться.
— А каким будет следующий шаг в этом деле?
— Освидетельствование у психиатра. А до тех пор я должна просто ждать и вести себя безупречно.
— Хочешь сказать, мужчины полностью исключаются?
— Несомненно, женщина не может потерять право опеки только потому, что у нее было несколько свиданий или даже если она имела сексуальные отношения, но мой адвокат говорит, что лучше затаиться, вести себя как монахиня, по крайней мере когда дети рядом. — Лейк посмотрела на часы. — Ну ладно, мне еще нужно послать факс Уиллу и Эми.
В летнем лагере, который выбрала Лейк для детей, родителям разрешалось посылать факсы, которые раздавали детям после ужина. Лейк старалась писать каждый день, ей это даже нравилось, но сегодня она едва не опоздала. Эми она написала о том, как утром Смоуки гонялся за клубком пыли, а для Уилла перепечатала загадку из книги, купленной ради этого.
Послав факсы, она включила ноутбук, зашла на «Гугл» и набрала в поисковом окне «Споры об опеке». Полученные сведения не были вполне обнадеживающими. Матерей редко лишали права опеки, но никаких гарантий никто не давал. Судьи порой вели себя непредсказуемо. Лейк даже нашла несколько историй о хороших матерях, которые проиграли процессы, а годы спустя обнаружили, что судьи были подкуплены.
Прежний Джек никогда не сделал бы ничего подобного, но в новом Джеке она уверена не была. Теперь он казался ей чужим, самоуверенным и жадным. Это все равно что иметь дело с диким животным — оно может откусить руку совершенно неожиданно.
Лейк не стала ужинать — ей было достаточно бокала вина. Рассеянно умываясь в ванной комнате, она поймала свое отражение в зеркале. Ее отец, давно уже покойный, однажды сказал ей, что она, с ее темными волосами и серо-зелеными глазами, похожа чем-то на озеро. Лейк не считала себя красоткой, несмотря на уверения Молли, но знала: для своего возраста она выглядит хорошо. Хотя было трудно забыть о том, что она видела в зеркале прежде, — фиолетовое родимое пятно во всю левую щеку. Только в пятнадцать лет она поехала из центральной Пенсильвании в Филадельфию и прошла курс лечения лазером, после чего пятно исчезло, но от него все-таки остался еле заметный след.
Плеснув холодной водой на шею, Лейк погладила свои груди. Не считая лишенного чувства юмора медицинского работника, который месяц назад делал ей плановую маммографию, вот уже почти год их никто не касался.
Лейк считала моментом смерти своего брака один из вечеров прошлой осени, когда она придвинулась к Джеку в кровати, ожидая от него ласк, а он сбросил ее руку со своего плеча. И это больно укололо ее.
Однако она знала, что все началось шестью месяцами раньше, когда бизнес Джека стал успешным, как никогда. Он работал все усерднее и стал чаще выходить в свет — общался с клиентами, играл в гольф, превозносил достоинства жизни на полную катушку. Лейк металась между раздражением и необходимостью идти на уступки. После всех стрессов, выпавших на долю Джека, возможно, он заслуживал какой-то награды.
До тех пор пока не отказал ей в сексе — в первый раз, а потом опять и опять, — она не паниковала. Лейк обыскала его карманы и просмотрела электронные письма, предполагая, что он завел интрижку, но ничего не нашла. Она купила сексуальное нижнее белье и чувствовала себя дурой, потому что он по-прежнему лежал рядом с ней неподвижно. Наконец она попыталась поговорить с ним, но он заявил, что просто устал — неужели она не видит, сколько всего он делает? Потом вдруг оказалось, что проблема в ней самой. Он обвинил ее в нежелании заниматься сексом спонтанно и неумении быть забавной и веселой. «Куда подевалась твоя страсть?» — спросил он, будто это Лейк была во всем виновата. «Это слегка смахивает на издевательство, — подумала она, — учитывая твое нежелание даже дотрагиваться до меня».
Уход Джека был внезапен, словно побег из тюрьмы. Он просто собрал одежду, какие-то бумаги и прихватил тренажер для пресса. Лейк испытывала стыд, как в те годы, когда у нее на щеке было уродливое родимое пятно, но в глубине души негодовала из-за его предательства. Было трудно представить, что это тот самый мужчина, который некогда сказал ей: «Ты моя судьба, Лейк. Ты спасла меня».
Она надела ночную рубашку и принялась расхаживать по квартире. Что Джек может использовать против нее? Он собирается лгать и доказывать, будто ее бизнес требует от нее больше времени и сил, чем на самом деле? Лейк прошла в комнату Уилла и стала перебирать его игрушки, стараясь не заплакать. Над шкафчиком висел коллаж в рамке, который она сделала для сына, используя фотографии и обломки сувениров. Лицо Джека появлялось на нем дважды, он улыбался той сияющей улыбкой, которая когда-то пленила ее. Но теперь улыбка казалась застывшей. Лейк подавила желание разбить стекло и зачеркнуть его лицо.
Наконец, устав от размышлений, она вернулась в свою комнату и легла в постель. Она ожидала, что будет долго ворочаться, но, измученная, уснула через несколько минут.
Проснулась она неожиданно — ее словно вырвали из сна. Она пролежала несколько секунд, гадая, почему так произошло, и тут услышала телефонный звонок, — как она поняла, уже второй. Часы на столике у кровати показывали 02:57. Устремившись к телефону, она сразу же подумала о детях.
— Алло, — произнесла она хриплым от сна голосом.
— Это квартира Уорренов?
Лейк подумала, что говорит, похоже, женщина, но не была в этом уверена. Голос казался странно искаженным.
— Да, кто это? — с беспокойством спросила Лейк. На дисплее высветилось: «Номер не определен».
— Это миссис Уоррен?
— Пожалуйста, назовите себя.
— И вы мать Уильяма Уоррена?
Ее сердце почти остановилось.
— Вы из лагеря? — выпалила она. — Что-то произошло?
Ей ничего не ответили, но она слышала дыхание звонившего.
— Пожалуйста, скажите, что случилось, — потребовала она.
Ей в ответ раздались гудки.