Жили-были мужик да баба, бедные-пребедные. Вот сидят они однажды зимним днем у жаркой печи и вдруг слышат с улицы страшный стон; даже сердца у них зашлись от жалости.
— Что бы это могло быть, муженек? — говорит баба. — Сходил бы ты, поглядел, может в беду кто попал.
Вышел мужик на двор, глядь — прямо перед ним, на высокой акации, сидит свернувшаяся в клубок большущая птица-орел и замерзает на холоде. Вскарабкался мужик на дерево, снял орла и отнес его в избу. Сидит себе птица тихонько, у огня отогревается да вдруг как заговорит человеческим голосом:
— Баде Некулай, — так нашего мужика-то звали, — встретил ты счастье свое, сняв меня с дерева.
Испугался Некулай, услыхав такое чудо. Сидит, молчит, — что тут скажешь? Слыханное ли дело, чтоб птица человечьим голосом говорила?.
Но орел уже совсем пришел в себя, расправил крылья и молвит:
— Хочу я тебя наградить, баде Некулай, за добро добром отплатить.
И стал орел рассказывать, кто он, да откуда и по какому делу по свету бродит.
— Я, говорит, не птица, а царевич. Были у отца моего три дочери, прекрасные, как звезды в небе ясном. И вот однажды посватали моих сестер три дракона, выдававшие себя за царевичей. Отец мой хотел им отдать дочерей, да я воспротивился. И тогда мать этих драконов обратила меня в орла. А драконы забрали своих жен и — поминай как звали. Много воды утекло с тех пор в Дунае, а о сестрах моих — ни слуху ни духу. Сам же я только тогда стану человеком, когда какому-нибудь земному существу удастся завладеть волшебной шкатулкой одной из моих сестер.
Сказав это, стал орел просить Некулая, чтобы тот сел к нему на крылья а полетел с ним к его сестрам. Сестры обрадуются, увидев земляка, и непременно захотят его наградить подарками. И если Некулай не согласится брать ничего, кроме волшебной шкатулки, может, он ее и получит.
Попрощался Некулай с женой, сел верхом на орла и полетели они над черною тучей, под солнцем жгучим. Облетели тридевять земель, тридевять морей, а края земли все еще не видать. Только под вечер увидел Некулай черный лес, а посреди леса — медный дворец с крышей серебряной.
Говорит ему орел:
— Вот в этом дворце живет моя младшая сестра. Ты только не забудь, что не должен от нее брать никаких подарков, кроме шкатулки волшебной.
Приземлился орел у самого дворца. Некулай сошел на землю и в ворота постучал. Младшая царевна открыла ворота и как увидела перед собой земляка — от радости обомлела. Обнимала она его и целовала, долгого века желала, да еще и приговаривала:
— Эге-гей, мать родная, сколько лет, сколько зим не видывала я живого человека. Проходи скорее в дом, будь гостем за столом, да расскажи мне, земляк, что там на свете и как. А то сердце мне дотла тоска лютая сожгла.
Посидел Некулай сколько посидел с ней за столом, отведал угощений всяких, рассказал десять коробов вестей со всего света, а под конец встал и говорит:
— Ну, так будь здорова, а мне домой пора. Некогда мне время терять, подковы с дохлых коней собирать.
А царевна залилась слезами кровавыми и отвечает ему:
— Попросила бы я тебя, добрый человек, еще со мной побыть, обо всем поговорить, да не смею. Мужу моему, дракону, возвращаться пора пришла, боюсь, как бы не причинил он тебе какого зла. Так что, — говорит, — выбери в моих хоромах любую драгоценную вещь, я с дорогой душой подарю ее тебе.
Огляделся Некулай вокруг, а там всюду — на столах, на полочках, на печах — одни только золотые вещи да каменья драгоценные.
Наконец, заметил он на печном карнизе волшебную шкатулку.
— Я человек бедный, и ни золота, ни самоцветов мне не надобно, — говорит Некулай. — А дай-ка ты мне вот эту шкатулку, я ее жене отнесу, пусть мониста в ней держит.
Испугалась царевна не на шутку и молвит в ответ:
— Выбери, добрый человек, все, что хочешь и сколько хочешь, только не эту шкатулку. Потому что она досталась мне на память от покойной матушки, да будет ей земля пухом.
Некулай стоит на своем, хоть режь, — подай ему шкатулку и только. Но напрасны были все его просьбы: царевна не соглашается ни в какую.
Тогда он распрощался с ней и ушел несолоно хлебавши. Орел поджидал его у ворот.
— Эх, — говорит орел, — худо, что не дала она тебе шкатулки. Но полетим дальше, авось у средней сестры выпросишь.
Взобрался Некулай орлу на спину, и полетели они над морями-океанами, пока снова долетели до черного леса. А посреди леса высился серебряный дворец с золоченой крышей.
Сошел Некулай на землю, постучал в ворота. Открыла ему средняя царевна:
— Эге-гей, мать родная, не видала я живого человека бог знает сколько времени. — Царевна его в хоромы пригласила, за стол усадила, стала расспрашивать о том, о сем — обо всем, а он на все дает ей ответы, рассказывает, что творится на свете. Говорили они, говорили, а царевне все кажется мало, так страшно она по людям тосковала.
Наконец Некулай поднялся и стал собираться в путь-дорогу.
— Ну так прощай, красавица, а мне пора домой отправиться. Дальняя отсюда дороженька, ох и устанут мои ноженьки.
А царевна и не знает, каким его дорогим подарком наградить; льет она слезы кровавые и говорит ему:
— Выбери себе в моем доме все, что твоей душе захочется, выбрать-то есть из чего.
И верно, выбрать было из чего: на сундуках да на лавках столько понаставлено всяких золотых вещей да камней-самоцветов — глаза разбегаются.
Но Некулай подошел к печному карнизу и говорит:
— Я человек бедный, золотых вещей мне не надо. А дай мне, коли не жалко, вот эту шкатулку, отнесу домой, жену обрадую.
Только царевна ни в какую не соглашается шкатулку ему отдать. Видит Некулай — ничего у него не выходит, попрощался с царевной и ушел ни с чем. Только за ворота вышел, а орел его встречает словами:
— Эх, милый мой, худо очень, что не дала она тебе шкатулки. Одна надежда нам осталась — на старшую сестру. А ежели и та не даст, то я уже не знаю, как нам быть.
— Ну так полетим к ней, — говорит Некулай. — И чему бывать, не миновать. Не стану же я из-за каких-то жадных баб волосы на себе рвать.
Летели они снова, летели над морями-океанами, и вот показался вдали черный лес, а посреди леса — дворец весь из чистого золота с башнями из самоцветов.
Постучал Некулай в ворота, открыла ему старшая царевна. Как увидела она земляка — от радости тут же свалилась без памяти. А как очнулась, стала его обнимать и целовать, века долгого желать да приговаривать:
— Эге-гей, добрый человек, живо, знать, еще мое счастье, раз ты добрался до меня. Я ведь здесь не то что человека, а птичьего пера еще не видела.
Позвала она его в дом, чтоб был гостем за столом, во все глаза на него глядела, наглядеться не могла. Наконец Некулай поднялся из-за стола и стал готовиться в путь-дорогу.
— Ну, будь здорова, добрая душа, а мне домой пора поспешать. Дальняя отсюда дороженька, ох и устанут мои ноженьки.
Старшая царевна и так и этак старается ему угодить, только бы посидел хоть еще чуточку. А как увидела, что больше ей его не удержать, стала слезы лить, причитать:
— Ох, горе мне, далеко же я от света заброшена, и кто знает, когда еще доведется увидеть здесь живого человека. Так уж, видно, на роду мне написано — всю жизнь тосковать, до самой смерти.
Затем велела она Некулаю, чтоб выбрал себе в подарок какую-нибудь из ее вещей.
Подошел Некулай к печному карнизу и говорит:
— Не нужны мне, царевна, ни золото, ни самоцветы. А дай-ка ты эту шкатулочку в дар мне, отнесу я ее жене, и будет она тебе всю жизнь благодарна.
Не захотела царевна ни в какую отдавать ему шкатулку.
— Она мне, — говорит, — досталась от матери, да будет ей земля пухом.
Но затем, как увидела, что Некулай ей в ноги повалился, пожалела его и молвит:
— Ну, ладно, возьми себе шкатулку, я-то все равно стара, не много осталось моего веку. Только знай, шкатулка эта не простая, а волшебная. Стоит тебе сказать: "Шкатулочка, отворись!" — и она тут же откроется и даст тебе все, что душа твоя пожелает.
Едва Некулай взял в руки шкатулку, как раздался страшный грохот и рухнул золотой дворец, и предстал пред ним прекрасный могучий царевич, говоря:
— Спасибо тебе, баде Некулай, за то, что помог мне рассеять чары злые, причинившие нам столько горя. Узнай же, что и мои сестры были опутаны колдовством лютой ведьмы — матери драконов, а теперь и они свободны.
Вывел царевич из конюшни белого арабского скакуна, посадил на него сестру, сам вскочил в седло и умчался. Видать, от радости великой забыл он сказать Некулаю, какой дорогой домой добираться.
Куда ни глянет Некулай, окрест — все лес да лес густой, и кто его знает, в какую сторону податься. Наконец, заметил он тропинку и пошел по ней. Шел, шел, а как дошел до какого-то ручейка, почуял, что голод сосет под ложечкой. Достал он свою шкатулку и только успел промолвить: "Шкатулочка, отворись!", как она тут же отворилась и полезли из нее крытые столы со всякими яствами, так что у бедного даже слюнки потекли, а рядом где-то раздались звуки прекрасной, баюкающей музыки. Наелся Некулай до отвалу, напился водицы ключевой, а как стал шкатулку закрывать — не тут-то было. Мучался, мучался, никак не догадается, какими словами закрыть ее.
Сидит он, призадумался, пригорюнился; вдруг перед ним, словно из-под земли, баба-яга вырастает и говорит:
— Я скажу тебе, как закрыть шкатулку, но ты мне за то отдашь то, что у тебя есть дома, а ты о нем не знаешь.
А баба-яга была матерью драконов и леса. И замыслила она отомстить Некулаю за то, что тот помог царевичу от чар ее избавиться.
Посмотрел Некулай на ведьму, подумал: что бы такое у него могло быть дома, о чем бы он не ведал? "Какое у меня дома богатство? — спросил он себя. — Человек я бедный и, кроме жены, вроде ничего у меня и нету".
— Ладно, мегера, согласен, — говорит Некулай. — Научи меня, как закрыть шкатулку.
А баба-яга в ответ:
— Скажи: "Шкатулочка, затворись!"
Сказал Некулай: "Шкатулочка, затворись!" — и тут же все столы исчезли, а шкатулка закрылась. Взял Некулай свою шкатулку и пошел своей дорогой, а ведьма кричит ему вослед:
— Как пройдет семь лет, приду я к тебе за расчетом.
Пришел Некулай домой, а дома у него пир горой. Родила ему жена сына златокудрого. Некулай-то, уходя из дому, не знал, что жена тяжела была. От горя своего горького стал он биться, что рыба на песке. Только теперь понял, какую цену взяла с него ведьма. Хочешь-не хочешь, хлебай, Григорий, горе!
А парень рос не по дням, а по часам, и был он красив и умен на диво. И чем старше становился Штефэнел-Фэт-Фрумос, тем больше мрачнел его отец. Как пошел ему седьмой год, Некулай стал за ним ходить по пятам, глаз с него не спускал, все боясь, как бы не похитила его баба-яга. Осунулся Некулай, пожелтел, как воск, не пил, не ел ничего…
В день, когда мальчику исполнилось семь лет, вышел он поиграть на крылечке. Вдруг, откуда ни возьмись, налетел черный смерч, подхватил его и мигом унес.
Очнулся Штефэнел-Фэт-Фрумос в черном лесу, в избушке бабы-яги. Ведьма подозвала его к себе и говорит:
— Должна я тебя, парень, в дракона обратить, и будешь ты мне всю свою жизнь службу служить. Вот задам я тебе три задания. Выполнишь их — твое счастье, бери свою торбу и убирайся домой. А не сможешь выполнить — пеняй на себя. Искупаю в этом котле со смолой и обращу в дракона.
И мегера показала ему котел со смолой.
— Теперь, — говорит баба-яга, — ступай в лес и чтоб к утру приволок мне десять тысяч возов дров, я смолу вскипятить хочу.
Взял Штефэнел топорик и побрел в лес. Идет и горькую думу думает: "Не умер Данило, так болячка задавила. Вот и кончился, Штефэнел, счет твоим дням".
Как ему за одну ночь такую тьму-тьмущую дров нарубить?
Вдруг пересекла ему дорогу девушка, красивая, как цветок, и говорит:
— Не горюй, Штефэнел-Фэт-Фрумос, я помогу тебе. Баба-яга — моя мачеха, ей бы и меня хотелось заживо в землю вогнать: задумала она выдать меня за дракона. Ты ложись и спи спокойным сном, до утра весь лес будет порублен.
Не поверил ей Штефэнел, да терять-то ему было нечего: хоть так, хоть этак, сам-то все равно не сможет выполнить задание ведьмы. Улегся он и уснул. А девушка достала флуер, заиграла на нем, и сразу собралось вокруг нее множество драконов. — Что прикажешь, хозяйка? — спросили они. Девушка-то была феей. И говорит она драконам: — Чтобы вы до утра весь лес порубили, пусть баба-яга насытится, подавиться бы ей этими дровами!
Наутро баба-яга проснулась, глянула на двор, а там дров — что листьев в лесу и травы на лугу. Проснулся и Штефэнел и удивился еще больше. "А гляди-ка, — подумал он про себя, — чудеса-то какие! Видать, эта девушка и в самом деле мне друг". И пошел он благодарить ее. Тут увидела его ведьма и говорит:
— Как ты дело это сделал — ума не приложу, но посмотрим, выполнишь ли второе мое задание. Вот здесь десять тысяч мешков муки. Замеси-ка ты до утра тесто и хлеб испеки. А коль не выполнишь, придется тебе свести знакомство со смолой горячей.
Вечером ведьма улеглась на печь и захрапела беззаботно, а Штефэнел кручинится, места себе не находит.
И опять пришла к нему фея и говорит:
— Не горюй, Штефэнел-Фэт-Фрумос, выручу я тебя и с хлебом, как выручила с дровами.
Заиграла она на флуере, слетелись драконы и до утра испекли весь хлеб на диво.
Увидела мегера и это чудо, чуть не лопнула со злости. Позвала она к себе Штефэнела и говорит:
— Не знаю я, парень, помог ли тебе кто или нет. Только дам я тебе еще одно задание и коль выполнишь — твое счастье! Посажу я тебя в бочонок, закупорю хорошенько дно, и если удастся тебе до утра из него выбраться — ступай, куда глаза глядят.
Притащила ведьма большущий бочонок, посадила в него Штефэнела, закупорила, сверху еще и просмолила и бросила в море.
"Вот тут-то мне и крышка, — подумал Штефэнел, сидя в бочонке. — Придется мне узнать, где раки зимуют".
Но фея, увидев, что Штефэнела нет нигде, созвала всех драконов и приказала:
— Хоть землю всю переверните, а без Штефэнела не возвращайтесь.
Обшарили драконы всю землю, вернулись и говорят, что нигде его не нашли.
— Ищите его под землей! — велела фея.
Искали его драконы под землей, искали — ни слуху ни духу.
— Ищите его по всем морям, по всем океанам! — приказала тогда Фея.
Полетели драконы искать и в полночь вытащили бочонок на берег. Фея дно выбила и выпустила Штефэнела на волю.
— Как мне отблагодарить тебя, прекрасная фея, за добро, которое ты мне сделала?
А фея ему в ответ:
— Не благодари, Штефэнел-Фэт-Фрумос, нет у нас на это времени. Давай-ка лучше поскорее удирать отсюда, а то мегера гонится за нами по пятам, и горе нам, коль поймает.
Побежали они, что есть духу, но вскоре стало их настигать пламя жгучее. Когда пламя было совсем уж близко, фея остановилась и говорит:
— Погоди, Штефэнел, пропустим проклятую ведьму вперед.
Фея коснулась флуером земли, и Штефэнел обратился в ветряную мельницу, а она сама — в старого, столетнего деда. Долетела баба-яга до мельницы и спрашивает мельника:
— Послушай-ка старый хрыч, не проходили ли здесь чертовка девка да проклятый парень?
А дед, то есть фея, отвечает:
— Э-ге, вроде как проходили, только давненько то было, лет двадцать назад.
Помчалась мегера дальше. А фея взяла Штефэнела за руку и повела его другой дорогой. Бежали они бежали, да вдруг фея снова остановилась и говорит:
— Штефэнел-Фэт-Фрумос, опять нас ведьма настигает: чую, как жжет мне спину ее дыхание.
Оглянулся Штефэнел, видит — появилось вдали страшное облако, и мечет оно молнии и громами громыхает, аж земля дрожит.
Фея коснулась флуером земли, и Штефэнел превратился в пшеничное поле, а она сама в старую старушку.
Остановилась баба-яга у нивы и спрашивает, скрипя зубами:
— Послушай-ка, глупая старуха, не проходили ли здесь ведьма-девка да парень-разбойник?
А старушка, половшая ниву, то есть фея, отвечает:
— Э-ге, вроде как проходили, только давненько то было, лет триста назад…
Пустилась ведьма лютая дальше в погоню. Фея взяла Штефэнела за руку, и пошли они своей дорогой.
Прошло еще немного времени, и фея опять заговорила:
— Постой, Штефэнел-Фэт-Фрумос, жжет меня дыхание ведьмы. Вот она уже совсем близко.
Оглянулся Штефэнел и увидел, что баба-яга вихрем мчится к ним. Ведьма их уже заметила, прятаться поздно. Тогда фея бросила флуер на землю и превратила его в большой пруд. Чуть было ведьма не сцапала парня и девушку, но они обернулись двумя лебедями и нырнули в воду. Баба-яга, недолго думая, обернулась гуской и поплыла за ними
Но лебеди живо выплыли на берег, обернулись снова людьми, поймали гуску и свернули ей шею. Затем фея облегченно вздохнула и сказала:
— Ну, вот мы и избавились от нашего врага. Теперь ты, Штефэнел- Фэт-Фрумос, свободен и можешь вернуться к своим родителям.
Слушал Штефэнел ее речи и не знал, что и ответить, больно уж ему полюбилась девушка.
— Скажи, — спросил он ее, — как тебя зовут и где тебя найти? Я люблю тебя больше света белого, больше самой жизни и хочу на тебе жениться.
Отвечала ему фея:
— Штефэнел-Фэт-Фрумос, меня зовут Мэриоара-Цветик. Давай обменяемся перстнями и не беспокойся, настанет время — мы непременно встретимся.
Обменялись они кольцами и расстались.
Штефэнел вернулся домой к своему батюшке, к своей матушке, которые чуть не обезумели от радости, увидев его. Пожил Штефэнел у своих родителей в холе и в радости год, два а то и больше. И вот в один прекрасный день решил он, что пришло ему время жениться. Нашел себе девушку славную и стал к свадьбе готовиться. Как раз в эти дни остановилась в их доме какая-то незнакомка. Зашла она на кухню и стала просить, чтобы ей разрешили помочь калачи печь да галушки варить. Мать Штефэнела и не подозревала, кто эта девушка, приняла ее с дорогой душой. Вылепила девушка из теста двух голубков и посадила их в печь. Только голубки подружились, а тут и Штефэнел вернулся с поля усталый да голодный. Накрыла матушка на стол и подала свежеиспеченных голубков.
Штефэнел надломил одного из них и нашел в нем свой перстень. Вспомнил он тогда Мэриоару-Цветика и вскрикнул:
— Мама, не видела ли ты здесь такой-то и такой-то девушки?
— На кухне у нас эта девушка, — ответила ему мать. — Помогает мне галушки стряпать.
Бросился Штефэнел на кухню и, как увидел Мэриоару, залился слезами.
— Ты, говорит, положила кольцо в тесто?
— Я, — отвечает ему Мэриоара. — Коль ты забыл меня, то я тебя не забыла.
Повалился Штефэнел на колени и стал просить:
— Прости мне, Мэриоара, мою подлость. Теперь я тебя люблю еще пуще прежнего, так будь же моей женою.
Но фея глянула ему в глаза и сказала:
— Если бы ты меня и вправду любил, ты бы не смог меня забыть. А если забыл теперь, значит и впредь забывать будешь. Я спасла тебе жизнь, но ничего не прошу у тебя взамен. Будь здоров и счастлив.
И сказав это, фея исчезла.
А я веретено оседлал
И сказку вам рассказал.