Молдавские сказки

КРЕМЕНЬ-МОЛОДЕЦ

Жила-была женщина. Было у нее два сына и дочь. Однажды весной выехали братья в поле землю пахать. Пахали они, пахали, один загон еще остался, да показался им горше всей прежней работы — из сил уже выбились. И откуда силенке-то взяться, коли за целый день-деньской съедят они по корке черствого хлеба, закусят лебедой, запьют ключевой водой и пошел, пошел вперед! Однажды поутру собрались они в поле, положили на телегу плуг да борону и, прежде чем тронуться в путь, сказали матери:

— Матушка, сколько нам еще перебиваться всухомятку? Свари ты нам чего-нибудь да пошли с сестренкой на пашню.

— Ох, родимые мои, да как же я ее пошлю, бедняжку, в этакую даль; мала ведь она, заблудится, и не найдем ее более.

— Не заблудится, матушка. Мы вот волов запряжем да протянем борозду от дома до самого поля, она и пойдет все по борозде да прямо к нам и попадет.

— Что ж, ладно, — сказала мать и принялась стряпать, а сыновья взялись за плуг и начали прокладывать от дома борозду глубокую, дорогу широкую для милой сестренки своей. Спорилась работа в тот день, все ждали хлопцы, что принесет им сейчас сестричка покушать горяченького. Ведь в поле на работе и есть куда больше охота, да и похлебка куда вкуснее, когда сидишь себе на земле-матушке и ветерок прохладный тебя освежает.

Все поглядывали молодцы вдоль борозды и, чем выше солнце поднималось над головою, тем чаше они свои взоры обращали туда, откуда должна была показаться их долгожданная.

Да не всегда желания исполняются; бывает и так, что с одной стороны солнце пригреет, а с другой — тень сгущается.

Недалеко от их поля простирались владения дракона, старого-престарого, белого, как зима, и хмурого, как осень ненастная. Дознался дракон поганый, по какому пути девушка пойдет, и задумал заполонить ее, сделать рабыней при своем дворе. Порешил он так и, не мешкая, пустился в путь-дорогу. Дошел до борозды и стал ее засыпать, задувать, затаптывать. А как добрался до околицы села, сбросил со спины плуг с медным лемехом да и проложил до самого своего дворца борозду глубокую, крестьянскую. Вышла девушка за околицу и по борозде пошла, но не к братьям дошла, а прямо ко дворцу дракона страшного. Схватил ее дракон, запер в своих хоромах и стал задавать ей работу что ни день — все тяжелее. Велико было горе братьев и матери, когда, вернувшись домой, узнали они, что ушла их сестренка да пропала без вести. До самой полночи они думали-гадали, да так ничего путного не придумали. А наутро старший брат встал, собрал котомку да и отправился искать по белу свету, куда занес сестренку злой ветер. Увидел он борозду свежую и пошел по следу.

Как воды бурливые несут щепу легкую по течению да на вечное погребение, так и борозда дракона вела парня не к жизни веселой, а к смерти неминучей. И некому было вернуть его с дороги этой. Все быстрее шагал он по свежему следу сестры своей. Закончилась борозда и ступил парень в царство дракона.

Невдалеке раскинулся сад прекрасный, точно море зеленое, деревья — одно другого красивее. А посреди сада этого возвышался дворец золоченый, самоцветами убранный, сверкая, точно солнышко красное. Не оробел парень, а пошел шагом молодецким прямо ко дворцу. Тут голос девичий остановил его:

Огляделся парень и увидел перед собой сестренку свою. Она также узнала его и подошла — лицо печальное, слезы рекой льются.

— Ох, братец мой, уходи скорее, а то нагрянет сейчас лютый дракон и когда увидит тебя — не сдобровать нам.

— Давай быстрее, — сказала она и, взявшись за руки, они бросились бежать. Но не успели они и трех шагов сделать, как упала прямо перед ними палица дракона — такая огромная, что ни обойти ее, ни объехать; тут в сам дракон-страшилище вырос перед ними и спрашивает, сжимая кулаки:

— Что же, хлопчик, бороться будем или бражничать?

Покосился дракон на меч, висевший у него на боку, и прокричал:

Выскочил меч из ножен, просвистел в воздухе и отрезал парню ноги. Схватил дракон палицу свою, покружил над головой да закинул далеко-далеко, за дворец, за сад, на самый край царства. Ударилась оземь палица и яму глубокую вырыла. Бросил дракон туда парня несчастного и ноги его отрезанные.

Горько бедовал братец, а сестрица от печали великой таяла, как свеча. Каждый день пробиралась она к яме этой и бросала братцу чего-нибудь поесть.

Много ли, мало ли времени прошло, и вот тоска да печаль, да слезы матери толкнули и второго брата на ту же дорогу, пошел он вдоль борозды. Шел он с утра до полудня, обошел яму глубокую, вырытую палицей дракона, и дошел до сада. Только хотел в этот сад вступить, слышит голос девичий:

Оглянулся парень и сестрицу свою увидел. И она его узнала, подошла — лицо печальное, слезы ручьем льются и молвит:

— Ох, братец, уходи скорее, а то сейчас дракон нагрянет и не сносить тебе головы.

— Нет спасенья мне. Сколько ни пыталась я бежать, все дороги преграждал мне змей проклятый, избивал меня и вновь служить заставлял.

— Уйдем же теперь вместе, покинь ты этот сад.

Только они два-три шага сделали, как откуда ни возьмись вновь дракон лютый дорогу им загородил.

— Стой, парнишка, и отвечай мне: драться будем или бражничать?

Отрезал ему парень:

Приказал тогда дракон мечу своему:

Выскочил меч из ножен, просвистел в воздухе да отрезал парню ноги выше колен. Нагнулся змей и забросил его в ту же яму глубокую.

И до того горевала девушка, а теперь ее горю предела не было. Почернела она, как земля, проливая слезы кровавые, и каждый день пробиралась крадучись к яме глубокой и бросала братцам покушать.

А матушка все ждет не дождется, когда же вернется хоть один из детей. Однажды, проходя мимо колодца, захотелось ей испить воды студеной. Утолила жажду свою, присела отдохнуть немного на кремневых камнях, да и зачала от этого.

Родила она вскоре мальчика, прекрасного, как солнце ясное. Рос ее сын на глазах: другой за год так не вырастет, как он за день. И прозвала его Кремень-молодец. Едва ему две недели минуло, а он уж играл с десятилетними-двенадцатилетними ребятами. И никто с ним по силе тягаться не мог. Как-то разговорились между собой люди, на него глядя и силе его дивясь:

— Вот этот, коли пойдет, так братьев да сестру непременно разыщет.

Услыхал Кремень слова эти и что есть духу домой прибежал.

— Матушка, разве есть у меня братья и сестры?

Затуманилось чело материнское, задумалась она и промолвила:

— Нет у тебя больше никого, сын мой.

Только нелегко матери дитя свое обманывать — печаль ее так и гложет. А Кремень приметил, как мать опечалилась, и еще пуще поверил молве людской.

Однажды во время охоты забрел он на лужайку зеленую, со всех сторон скалами окруженную, и меж камней нашел железину. "Вот бы мне из нее палицу смастерить!" — подумал он да и отнес ее кузнецу.

Выковал кузнец такую палицу, что двенадцати мужикам ее не поднять бы. Взял ее Кремень, принес домой да как размахнется, как подбросит — скрылась палица за облаками. А парень дверь открыл и говорит матери:

— Я отдохнуть прилягу, а ты, как услышишь, что гудит палица, разбуди меня.

Проспал он три дня и три ночи. На четвертый день, заслышав свист пронзительный, разбудила его мать. Выскочил он на порог и подставил палице колено. Потом оглядел — согнулась палица: "Ковать еще следует", — подумал он и понес обратно в кузницу. А затем позвал мать и говорит:

— Снился мне, матушка, сон, будто бы пришел ко мне старик седой и посоветовал, чтобы полезла ты под избу и оттуда подала мне кусок лепешки, тобою испеченной, тогда и силы мои утроятся.

Что не сделают родители, только бы их дети сильней и красивей стали!

— Как же я, сыночек, под избу залезу?

— Я ее, матушка, приподниму сбоку, а ты залезай.

Поддел Кремень-молодец избу около завалинки, приподнял ее, а мать с лепешкой в руке под нее забралась и протягивает ее ему оттуда. А он тут стал полегоньку опускать избу на мать — все больше и больше. Терпела-терпела горемычная, да вскрикнула наконец:

— Кремень, Кремень, что ты делаешь?

— Скажи мне, матушка, есть у меня братья да сестры?

Застонала мать, заплакала:

— Да, мой дорогой, и братья и сестра у тебя есть.

Поведала она ему, как ушли они один за другим да и не вернулись.

— Ну, раз так, замеси мне на твоих слезах лепешек в дорогу дальнюю, пойду я по белу свету, авось на их след нападу.

Выбралась мать из-под избы, насыпала муки в квашню и замесила тесто, поливая его слезами горючими. Взял Кремень свежие лепешки да и пошел вдоль борозды, по следам своих братьев. Шел он, шел, обошел пропасть глубокую, палицей дракона вырытую, да и дошел до сада прекрасного. Только хотел вступить туда, как услыхал голос девичий:

Остановился Кремень и, увидев девушку изможденную, бледную, заплаканную, пожалел ее и протянул кусок лепешки. Поднесла девушка лепешку ко рту, да и застыла вся, глаз не сводя с прохожего.

— Откуда у тебя эта лепешка?

— Из дому. Мне мать ее дала.

— Мать?.. Чья мать?

— Моя.

— Не может быть, ведь этот хлеб на слезах моей матушки испечен.

— На слезах твоей матушки? Значит, ты моя сестра.

Рассказал ей Кремень-молодец, как послала мать двух сыновей, молодых да красивых, чтоб дочь отыскали и домой привели.

— И вот ушли они, — говорит ей молодец, — как в воду канули, ни слуху о них, ни духу. Знает матушка лишь день, когда они ушли, а когда домой вернутся — кто ведает?

— Это я вдоль борозды из дому пошла, а за мною следом и братья мои. Встретиться-то мы встретились, но домой нам дракон вернуться не дал.

— Сестрица милая, давай убежим.

— Коли ты мне брат, то возвращайся скорее домой да о матушке позаботься, ибо нас навряд ли она увидит. Сколько раз ни пыталась я бежать, а едва три шага сделаю, как дракон меня уж ловит, избивает и обратно возвращает.

— А как мне его распознать?

— При встрече с чужим он всегда спрашивает: "Что ж, будем бороться или бражничать?" На ответ "давай бороться" приказывает он мечу своему:

Так и подкосил он обоих братьев моих да забросил в яму.

Ну, а если ответ будет иным, да пожелает гость незваный "бражничать", ведет его змей во дворец, за стол усаживает и начинает потчевать — тремя волами жареными, вином да хлебом. И таков уж обычай его: как обглодает кость, так и огреет гостя по голове, чтобы разбить мосол и мозг из него высосать. А коли кто покрепче и выдержит такое обращение, то все одно ему конец придет, так как, покушав, дракон вновь к мечу обращается:

Только девушка рассказ свой закончила, как вдруг поднялась вдали страшная туча черная, загремели громы грозные, а из-за тучи молнией ринулась на них палица дракона. Схватил ее Кремень-молодец одною рукою, повертел над головой да и кинул обратно. Почернела, помутнела еще больше туча и раздался гневный голос змея:

— Эх, недобрые гости ждут меня!

И прямо с горы вихрем скатился оборотень, пыль столбом вокруг себя вздымая, стукнулся оземь и обернулся драконом.

— Чего желаешь, добрый молодец, бороться или бражничать?

— Давай раньше поедим, за столом посидим, а потом и поборемся!

Вошли они во дворец, поставил змей на стол трех волов жареных, бочку вина и давай уплетать. Обглодал он кость, схватил ее, да хлоп! молодца по голове. Но тут коса на камень нашла! Обгрыз и Кремень-молодец кость да как влепит дракону прямо в лоб с такой силой, что у того искры из глаз посыпались. Пока змей очухался, Кремень выхватил у него меч из ножен, да об колено — вначале пополам, а затем на четыре, на восемь частей разломил. Бросил он куски на пол и ногами затоптал, чтобы следа не осталось. Очнулся дракон, хватился, а сабли уж не стало. Видит, что дело плохо, не удалась его хитрость, вышел он во двор да и заорал что есть мочи:

— Выходи, молодец, поборемся на току на медном.

Вышли они на медный ток, выкованный 99 змей-горынычами за 99 дней 99 молотами на стольких же наковальнях. Тут они схватились не на жизнь, а на смерть, ударили они палицами — вдребезги палицы разлетелись. Схватились они тогда врукопашную, кто кого одолеет — по праву сильного. Скалы крошились, горы сквозь землю проваливались, от деревьев щепки летели, в небе молнии сверкали, да громы гремели, так боролся дракон проклятый с Кремнем-молодцем. Боролись они, боролись, пока выбились из сил, и повалились наземь от усталости великой. И так они разгорячились, что из пасти дракона вырывалось пламя синее, а из уст Кремня-молодца зеленое пламя. Лежат они так, еле дух переводят и вдруг видят высоко в синем небе сокола сизого. Как завидел его змей, закричал, что есть мочи:

А сокол кружится над ними как ни в чем не бывало.

Тогда Кремень-молодец попросил его ласково:

Ринулся сокол на землю, пошарил где пошарил и появился вскоре, неся в когтях кувшин воды студеной, родниковой. Утолил он жажду добра молодца, побрызгал его, освежил. Почувствовав силу новую, вскочил Кремень, поднатужился, да как схватит дракона лютого, да как стукнет о сыру землю — тут и конец дракону пришел.

Покинули тучи небо ясное, показалось солнышко красное, ветер на крыльях своих принес полей благоуханье. Возвратился Кремень-молодец ко дворцу, нашел сестрицу свою, взял ее за руку и молвит:

— Теперь идем домой, свирепый дракон уж нас не остановит.

Прошла девушка несколько шагов, остановилась и заплакала.

— Ох, братец, не могу я уйти, покинув здесь братьев наших несчастных.

— Да где же они?

— В пропасти глубокой. Дракон покалечил их да бросил туда.

Спустился Кремень в пропасть и вскоре вынес на руках обоих братьев.

Бедняги держали в руках отрезанные ноги и были бледны и худы, жизнь едва в них теплилась. Положил их Кремень на траву зеленую, огляделся окрест да и направился прямо на восток. Шел он, шел по горам, по долинам, по лесам дремучим, по высоким кручам, и вот повстречалась ему в пути старушка.

— День добрый, бабушка!

— Здравствуй, добрый молодец! Куда путь держишь?

— Ищу я мертвую да живую воду.

— Много тут родников всяких в этой долине, да нелегко будет найти мертвую и живую воду; почти во всех родниках вода отравленная.

Сел Кремень да призадумался. И тут родник, и там ключом вода бьет, а как же узнать, какая целебная? Не попробуешь ведь, благо попадешь на хорошую, а вдруг выпьешь яд и с жизнью расстанешься?

Ходит Кремень по этой долине, все поглядывает на родники и вдруг набрел на цветы. Стал он рвать их, собрал большой букет и вернулся к родникам; взял да и окунул в воду каждого родника по цветку. Как раз хватило ему цветов собранных. Повернул назад Кремень-молодец и смотрит: повсюду цветы завяли, захирели. Только в одном роднике цветок распустился пуще прежнего, а в другом корни в землю дал. Наполнил он два кувшина водой из этих родников да и пошел не оглядываясь. Затем приложил он братьям отрубленные ноги, побрызгал мертвой водой и срослись ноги, а когда побрызгал живой водой, то встали парни, как ни в чем не бывало. Счастью их не было конца. Обнялись они, расцеловались, да и пошли все четверо домой.

Как после ночи темной и холодной свет зари и солнечное тепло оживляет все окрест, так вернулись в душу матери любовь и счастье, когда увидела она детей своих дома. Стали они жить-поживать да добра наживать. У каждого из них был свой дом, свой стол, и жили они так счастливо и мирно много-много лет, а может, и сейчас живут, если не померли.