Молитва в цитадели

Хуан Крус[7], касама и операция «земельная реформа»

Во время поездки по провинции Пампанга нас пригласили на церемонию освящения нового филиала Земельного банка в столице провинции Сан-Фернандо на Дженерал Исон-авеню.

Мы были не подготовлены к официальному визиту: весь день шел дождь и на наших брюках и обуви налипла глина с полей.

Однако приглашение было настойчивым и мы отправились. Сопровождавшие нас сотрудники из министерства аграрной реформы, казалось, очень обрадовались, предвкушая приятный вечер в новом банке за коктейлем; правда, они были перепачканы не меньше нашего.

Прибыл министр из Манилы, с ним — президент Земельного банка и его заместитель, все уважаемые граждане города и провинции, журналисты из Сан-Фернандо и Манилы, приглашены были даже будущие клиенты банка — застенчивые, робкие, бедные крестьяне, неловко чувствующие себя в платках, хотя и очень красивых, не привыкшие к такому вниманию. Нас поблагодарили за то, что мы пришли, ибо все происходящее здесь связано с большими переменами в определенной части филиппинского общества.

Аграрную реформу я рассматриваю как большое достижение, как самый крупный шаг в социально-экономической жизни Филиппин за последние годы. Жестокая система землепользования преобладает на Филиппинах по сегодняшний день. Испанские завоеватели ввели в этой стране систему энкомьенды (права на пользование землей с проживающими на ней аборигенами), которая позволяла господствующему классу и чиновной администрации присваивать себе право властвовать на огромных территориях; это право должно было увековечить крупное землевладение, равно как и страдания безземельных филиппинцев. Колониальные власти способствовали закреплению земли за несколькими богатыми и влиятельными семействами и церковью.

Какие мысли волновали гостей в этот вечер на Дженерал Исон-авеню в Сан-Фернандо, когда по древнему филиппинскому обычаю освящался новый дом?

Высшие церковнослужители разных вероисповеданий один за другим дают свое благословение. Однако ничто не может скрыть того, что господствующая католическая церковь находится в состоянии серьезного разлада: с одной стороны, многие из священников ненавидят земельную реформу и тех, кто ее требует и кто ее осуществляет, с другой — они знают, что в государстве есть миллионы верующих, которые борются и молятся за земельную реформу. Миллионы, которых церковь не может позволить себе потерять.

Так проходит эта церемония: верующие и атеисты, президент банка и крестьяне, коммунисты и антикоммунисты в одном помещении, и у каждого в руках свеча. В Пампанге борьба за аграрную реформу была особенно сильной, здесь у Коммунистической партии сторонников больше, чем где бы то ни было.

Экспроприация земли — по сути, ее выкуп — обыкновенная буржуазная реформа, но это только одна сторона дела. Теперь бедняки-арендаторы получают землю, которую они до сих пор обрабатывали, а деньги на ее приобретение им одалживает Земельный банк — нововведение правительства в помощь осуществлению земельной реформы.

Конрадо Ф. Эстрелья, министр аграрной реформы, схематично набрасывает ее план: «Исходный момент абсолютно ясен. Филиппины — аграрная страна, крестьяне составляют более семидесяти процентов населения. Филиппины бедны, потому что бедны крестьяне. Если мы сможем сделать их богатыми, Филиппины станут богатой страной». Земельная реформа должна помочь ликвидировать нехватку продуктов в стране.

Министр рассказывает о первых неудачных шагах земельной реформы, которые оказались нереализованными, так как лобби в парламенте, настроенное против реформы, неоднократно проваливало эти законопроекты.

Президент Маркос объявил, что земельная реформа распространяется на всю страну. С издольной арендой теперь покончено. Крестьяне, которые были издольщиками и обрабатывали землю за часть урожая, станут отныне платить фиксированную ренту, а в перспективе будут владельцами земли. Их право оставаться на земле защищает закон. Но министр отметил, что предстоит еще многое сделать. Статистические данные 1972 года показали, что под рисом и кукурузой было занято 1,3 миллиона гектаров пахотной земли. Из них 450 тысяч гектаров, или 35 процентов, составляли землевладения площадью от 50 гектаров и выше. Под контролем и властью крупных землевладельцев оказывалось в среднем по 150 гектаров и по 420 крестьян. Таковы были феодальные черты филиппинской арендной системы, С которой покончила теперь аграрная реформа.

Однако следует сделать серьезную оговорку: хотя президент объявил, что аграрная реформа распространяется на всю территорию Филиппин, она коснулась лишь районов, где возделываются рис и кукуруза. Те территории, на которых выращивают другие культуры, она не затронула.

Земельный банк требует за предоставляемые кредиты 6 процентов. Мне показалось, что это много. Эстрелья спрашивает стоящих вокруг него крестьян, сколько они платили до этого. Оказывается, 24 процента ежемесячно. Хуан Крус платил долги, пока окончательно не разорился. Почти все присутствовавшие здесь крестьяне раньше были издольщиками; в провинции Пампанга из 100 крестьян 80 издольщиков. Менее 3 процентов всех семей провинции имеют ежегодный доход от 10 тысяч песо и больше, 7 процентов — от 5 тысяч до 10 тысяч песо, 90 процентов менее 2500 песо годового дохода, то есть 90 процентов филиппинцев живет в крайней нужде.

Эстрелья говорит, что по инициативе правительства было проведено обследование с целью установить, кто из владельцев земли, имеющих от 7 до 24 гектаров, обрабатывал ее своими руками или путем найма батраков. Таких оказалось только 3,6 процента, остальные сдавали землю в аренду. Хуан Крус, издольщик, не имел ничего, кроме собственных рук. 10 тысяч из 45 миллионов жителей монополизировали землю, жили за счет миллионов — вот суть касамы — издольной арендной системы.

Хуан Крус обрабатывает землю и собирает урожай, помещик дает семена, землю, нередко — буйвола. Было нормой, чтобы после окончания уборки отдавать помещику половину урожая. Но семье нужно было жить, и рис одалживали до нового урожая.

Понятия привычные, каждый знает: заем по системе терсиахан — 50 процентов надбавки, такипан — 100 процентов надбавки. Или, переводя на язык Хуана Круса: если он получает от помещика в долг до нового урожая 5 каванов (1 каван риса весит примерно 44 кг), то после уборки урожая должен отдать 7,5 (терсиахан) или 10 каванов (такипан). Следствием этой системы явилось чудовищное обнищание издольщиков, часто десятилетиями не получавших от помещика ни одного сентаво; они даже не знали, насколько велик их долг, и бывало так, что после смерти отца долг ложился на сына, который должен был выплачивать его всю свою жизнь. Время между севом и уборкой урожая было самым трудным. Хуан Крус вынужден был идти к ростовщику, чтобы иод огромные проценты получить самое необходимое, причем в сельской местности помещик и ростовщик зачастую являли собой одно и то же лицо.

Ставки расчетов по ссуде меняются в пределах от 50 до 400 процентов; эта система включает в себя прочно укоренившиеся порядки: такипан — два кавана риса за один одолженный; талинда — три кавана риса за два одолженных; терсиахан — четыре кавана риса за три одолженных. Если долг ростовщику не мог быть уплачен после сбора урожая, то этот долг увеличивался вдвое.

В провинции Батаан до недавнего времени было принято, что помещик удерживал 20 процентов урожая в качестве арендной платы и еще 20 процентов за «рост урожая». Остаток, то есть 60 процентов, он делил пополам — половину себе, половину издольщику, а из этих 30 процентов тот должен был отдать какую-то часть помещику — возвращал долг.

Такая система основательно разрушает сельское хозяйство, но вместе с тем революционизирует крестьян.

У Филиппин много названий, которые передают красоту и плодородие этой страны, по для Хуана Круса все богатства ее сотни лет оставались недосягаемыми. В таком же положении находились, да и сейчас находится сельскохозяйственные рабочие, безземельные крестьяне и арендаторы на обширных плантациях сахарного тростника, а также на кокосовых и табачных плантациях.

В Сан-Фернандо и вокруг него как будто бы ничего не изменилось за те пять лет, которые прошли после моей первой поездки на Филиппины: также идет дождь, “а рисовых полях работают крестьяне. Однако здесь большая часть рисовых полей уже не принадлежит помещикам. Класс крупных владельцев рисовых земель ликвидирован. С нами приехала Урдотия Нунаг, специалист из министерства аграрной реформы, которое имеет свое отделение в главном городе провинции. Я прошу ее рассказать, что значит аграрная реформа для провинции Памианга.

— Крестьяне, — говорит она, — получили землю, и в связи с этим условия владения землей кардинально изменились в пользу крестьян.

— Я слышал, что так называемая операция «земельная реформа» проводилась по-разному?

Урдотия Нунаг разъясняет мне ее особенности: — Критерии были следующие: если речь шла о частной земле, сданной в аренду, площадью, превышающей семь гектаров и засеянной преимущественно рисом или кукурузой, то арендаторы могли получить максимум три гектара орошаемой земли под рис и кукурузу или пять гектаров неорошаемой — также под рис и кукурузу. Установлена твердая цена на землю. Она равна стоимости двух с половиной нормальных урожаев за последние три года.

Далее она объяснила мне, как это делалось: в 1908 году урожай составил в среднем 60 каванов, в 1970 году — 70 каванов и в 1971 году — 80 каванов, то есть в среднем за три года 70 каванов. Эта цифра умножается] на 2,5, что составит 175 каванов, и на 35 (песо за каван), что дает 2450 (песо) — стоимость одного гектара.

Мне кажется, что сумма эта не так уж и велика, но для большинства крестьян она немалая, ибо далеко не все имеют сбережения. Деньги, взятые в долг на покупку земли, они должны выплачивать Земельному банку в течение 15 лет с приплатой б процентов годовых. Помещики получают компенсацию через Земельный банк: 10 процентов наличными, остальное — в акциях банка без обложения налогом, с выплатой 6 процентов дохода в течение 25 лет. Участок меньше 7 гектаров остается владельцу.

Проведение земельной реформы — очень сложное дело. Для ее осуществления понадобилось немало директив и инструкций, с которыми необходимо было ознакомить крестьян, и это делалось самыми разнообразными методами.

Министерство аграрной реформы пытается хоть как-то помочь крестьянам: дает консультации по строительству домов, по выращиванию риса и по вопросам здравоохранения; следит, чтобы при погашении долга не было допущено никакого беззакония, однако его допускают.

Правительство стимулирует развитие кооперативов. Эта форма организации еще недостаточно популярна. На реке Пампанга я встречаю Доминго Лапингина, крестьянина из Силипана, у которого теперь собственная земля. 95 хозяйств объединились в кооператив, особенности которого, как я понял, заключались в том, что крестьяне здесь работают сообща и у них общее руководство. Это — простая форма кооперации, а Урдотия Нунаг помогает им советами. Отношения между инструктором и крестьянами хорошие. Доминго Лапингин широким жестом показывает на территорию от дамбы на берегу Пампанги, где мы стоим, до самой горы у горизонта и гордо говорит, что вся она принадлежит крестьянам Силипана.

— Раньше это были владения Гонсалеса, на которого мы работали и который пожирал все наши силы; на этой стороне реки ему принадлежало, наверное, около ста гектаров. Особенно тяжело было, когда река выходила из берегов и заливала посевы.

Силипан далеко не богатая деревня, хотя там есть несколько каменных домов, построенных вдоль дамбы. Все взрослые работают в поле, часто им помогают дети, поскольку река в любой момент может превратиться в разъяренного зверя, и здесь урожай больше, чем где-либо в стране, зависит от погоды.

Доминго Лапингин захотел поговорить со мной по-английски без переводчика.

— Земельная реформа, — говорит он, — хорошее дело. Мне, моей семье и всем нашим людям в Силипане теперь живется лучше.

О выплате кредита он не беспокоится. Земля в Силипане плодородная, и здесь редко бывает так, чтобы по нескольку лет не было урожая. Крестьянин широко улыбается и добавляет:

— Если бы не было наводнений, мы ездили бы на буйволах, запряженных в золотые коляски.

Однако некоторых реформа обходит стороной. Недалеко от Сан-Фернандо мы остановились, чтобы захватить сотрудника министерства аграрной реформы, который должен участвовать в судебном разбирательстве в одной конторе — филиале суда, находящегося в главном городе провинции.

Мне еще никогда не приходилось бывать на слушании подобных дел, поэтому я попросил разрешения присутствовать.

В небольшом помещении — канцелярский шкаф, письменный стол с телефоном, перед ним маленькая скамья и несколько деревянных табуреток, есть вентилятор. Председательствует приглашенный из города адвокат. Истец — молодой элегантный человек, проводивший, вероятно, свои дни в барах и отелях Манилы. Наманикюренные ногти, тщательно выглаженные брюки, модная прическа, большие темные очки, хотя в помещении из-за жары окна закрыты ставнями.

Ответчик — Аполонио Гечелль, 86 лет. Глубокие морщины избороздили усталое, загрубевшее лицо крестьянина. Я подхожу к нему и прошу рассказать мне, в чем суть спора, который здесь разбирают.

— Я должен внести арендную плату, но не могу, потому что у меня ничего нет… Из-за наводнения. Мой кусок земли находится как раз у подножия горы, а там вода стояла особенно высоко, и ничего не уродилось.

Посев пострадал от тайфуна, но помещик не хочет ждать — требует арендной платы.

Аполонио останавливает меня у выхода, достает из подвешенного на груди мешочка удостоверение члена Хукбалахапа и показывает мне. Здесь, под горой, где теперь погиб его урожай, когда-то он рисковал жизнью, заводя в засаду японский патруль. Эта провинция во время второй мировой войны была «районом хуков». Помещики бежали от опасности, многие — в Манилу, бросив землю на произвол судьбы. Организация Хукбалахап взяла на себя заботу о полях, обрабатывала их и потом поделила землю между крестьянами. Это были первые ростки настоящей земельной реформы.

Однако американские отряды разоружили членов Хукбалахапа, земля была возвращена помещикам. Уже в феврале 1945 года США перешли к массовым арестам сторонников Хукбалахапа, в том числе и в провинции Пампанга. В этой же самой провинции благодаря реформе до конца 1976 года у помещиков было изъято 24 950 гектаров, которые переданы в пользование 11 924 бедным арендаторам. Им предстоит выкупить землю у правительства в соответствии с положением. Аполонио пока к ним не относится.

Жестоко сталкиваются классовые интересы в маленькой конторе. У Аполонио нет за душой ничего. Только девятеро детей, и он их единственный кормилец.

После полудня разбирательство прерывается, адвокат предлагает нам пообедать в ближайшем скромном ресторане.

Мы беседуем. Меня интересует, как все-таки решится этот спорный вопрос. Мои собеседники считают, что в данном случае решение может быть одно: Аполонио Гечелль будет оправдан, помещику придется подождать.

Земельная реформа — это большой шаг вперед на пути развития Филиппин, однако в этот час, когда старый человек на закате полной страданий и отчаянной бедности жизни борется за свою правду, я понимаю, как далеко еще этой стране до настоящей социальной справедливости. Я вспоминаю о маленьком народе, живущем в горах на севере, у которого я был несколько недель назад. Мизерный доход от своих полей им удается немного увеличить тем, что они получают от продажи деревянных изделий, но в общем эти крестьяне составляют исключение, хотя жизнь их в горных краях отнюдь не сладкая.

Земельная реформа — хорошее начало, но это только начало. На ее пути много препятствий. Нельзя упускать из виду, что и в филиппинской деревне развивается капитализм. С одной стороны, старые феодальные общественные структуры разрушены, с другой — в деревне пытается укорениться монополистический капитал. Более того, бывшие крупные землевладельцы направляют свой капитал в промышленность. Наряду с Земельным банком существует около 700 мелких сельскохозяйственных банков. Их контролируют крупные землевладельцы, стремящиеся всеми средствами сохранить свое влияние в деревне.

Процесс дифференциации внутри крестьянства продолжается. Программа производственных кооперативов, предложенная правительством, ограничена рамками капиталистического общества, но она тем не менее прогрессивна. Многие из моих филиппинских друзей говорят, что принципы экономического сотрудничества при демократическом руководстве внутри кооперативов открывают возможности для защиты классовых интересов его членов и превращения производственных кооперативов в подлинно народные организации.

С земельной реформой связано много надежд. Необходимо тщательно проанализировать слабые стороны этого важного мероприятия, главная из которых — незначительное участие масс в процессе реализации реформы. Можно назвать и другие: администрация на местах не проявляет особого энтузиазма в этом деле, крупные землевладельцы оказывают жесточайшее сопротивление, ослабляя позиции правительства, и, наконец, реформа охватывает только земли, занятые под посевами риса и кукурузы.

Вне сферы ее действия осталось 5,5 миллиона гектаров земли, в том числе: 1,9 миллиона гектаров — под кокосовыми плантациями, 400 тысяч гектаров — под плантациями сахарного тростника, 2,4 миллиона гектаров — под различными сортами плодовых деревьев, 200 тысяч гектаров — под цитрусовыми и каучуконосами. Положение арендаторов и сельскохозяйственных рабочих вопиюще тяжелое. Необходимо, чтобы реформа распространилась и на них, однако правительство пока не решается на этот шаг.

Что же касается проведения реформы на землях, занятых под рис и кукурузу, то из 914 тысяч работающих на них крестьян с октября 1972 по март 1976 года только 213 286 арендаторов получили сертификаты на владение 373 851 гектаром, то есть лишь 23 процента вместо 43 предусмотренных первоначально к этому сроку. Причинами, тормозившими осуществление этого мероприятия, нередко были ошибки при замерах земли, отсутствие документации и карт земельных участков, ню основная причина — саботаж помещиков. И, кроме того, многие крупные помещики прибегали к трюкам, «продавая» свою землю до того, как она подвергалась учету. Они переписывали ее на своих родственников и других лиц, по-прежнему оставаясь ее владельцами. Получалось, что сама по себе выдача сертификатов новым владельцам еще не могла быть гарантией успешного проведения реформы. В связи с этим все более острым становился вопрос о защите крестьян от махинаций помещиков.

Значительно большее число, чем арендаторы-издольщики, составляют филиппинцы, которые живут в сельской местности, но не имеют земли и вынуждены продавать свой труд, чтобы прокормить семью, то есть сельскохозяйственные рабочие, среди которых очень велика безработица. Под эту же категорию подпадают и сакады — рабочие плантаций сахарного тростника, а также рабочие соляной промышленности, рыбообрабатывающих предприятий и рыбаки, которых эксплуатируют крупные торговцы-оптовики. Ни одно мероприятие земельной реформы до сих пор их не коснулось, хотя именно в них заключается потенциал для развития земельной реформы.

Особое значение в земельной реформе имеет создание в будущем производственных кооперативов (самаханг-найонов). Власти определяют их как первую ступень к кооперированию, «предкооператив», объединение мелких крестьян на уровне деревни, которое призвано улучшить их жизненный уровень и способствовать решению экономических и социальных проблем деревни. Самаханг-найоны должны содействовать передаче земли бывшим издольщикам. Это находит свое выражение, например, в контроле за своевременной уплатой платежей членами кооператива, а также в распространении необходимой информации, важной для проведения реформы. Они оказывают крестьянам агротехническую помощь и распространяют знания по кооперативному делу. Они, наконец, служат как бы трамплином для перехода на более высокую ступень кооперирования, к так называемым кулисанг-байянам.

Самаханг-найоны и кулисанг-байяны важны еще и потому, что крестьяне приучаются самостоятельно решать дела кооператива, обсуждать их и отстаивать свои классовые интересы.

Реформа осуществляется в рамках буржуазного общества. Иногда ставится вопрос о жизнеспособности этих производственных кооперативов в условиях капитализма. Кооперативы, несомненно, повысят материальный уровень масс прежде всего благодаря новым экономичным методам обработки земли, использованию удобрений, отказу от посредников при покупке и продаже продуктов, а также строительству системы ирригационных сооружений и жилищных комплексов. К этому следует отнести и мероприятия по трудоустройству безработных в кооперативах.

Успехи в области создания производственных кооперативов пока еще не слишком заметны. К копну 1975 года организовано 17 350 самаханг-найонов, охвативших 78 219 крестьян; многие из них еще несовершенны. Сказывается недоверие крестьян к кооперативам, которое появилось в результате провалившихся прежде земельных реформ, а также всевозможных уловок крупных помещиков, саботирующих последнюю земельную реформу. Кроме того, распоряжения, связанные с проведением этой реформы, приходят большей частью сверху, таким образом, инициатива масс сельского населения не получает того размаха, который она могла бы иметь. Тем понятнее становятся слова генерального секретаря ЦК КПФ товарища Макапагала: «Несмотря на замедленный процесс реализации земельной реформы, партия верит, что реформа нужна массам, и она призывает массы поддержать реформу…»