Глава 30

Красный Мундир рявкнул какие-то приказы, и его соплеменники начали пятиться от берега в сторону ворот их окруженной частоколом деревни, выстраиваясь в две параллельные шеренги. Опережая мужчин, женщины стремительно бросились занимать места, они яростно потрясали палками и презрительно визжали, как обычно поступали уже успевшие познакомиться со мной особы. Я увидел оскаленные провалы ртов с белыми зубами и черные, безжалостные глаза. Мне пришлось собрать всю свою храбрость, чтобы решиться сделать первый шаг вперед.

Нам надлежало пробежать через этот строй к пыточному костру.

— Постарайтесь не упасть, — посоветовал Сесил, — иначе они будут бить вас, пока вы не лишитесь сознания, чтобы потом выяснить, много ли костей удалось им переломать. Тогда вы будете мучиться еще сильнее, когда вас будут привязывать к столбу.

— Может, покажете, как это делается?

— Совершенно излишне. Пробежка получится у вас сама собой, сработает инстинкт самосохранения, господин Гейдж, по крайней мере, так говорил мне Герти. А вы же понимаете, что он опытный наставник в таких делах.

Кто-то пихнул меня в спину, и я, пошатнувшись, шагнул вперед, по-прежнему со связанными за спиной руками. Лучше, видимо, мне бежать как можно быстрее, пригибаясь и петляя, чтобы избежать самых опасных и сильных ударов, и стараться также не поднимать головы, чтобы не расквасили физиономию. Слыша полные радостного ожидания завывания моих мучителей, я впечатал ноги в прибрежную гальку и пригнулся, а потом, по мушкетному выстрелу, что есть мочи рванул вперед. Индейцы подняли оглушительный ор.

Они не ожидали от меня такой прыти, и первые несколько дубинок не достигли желанной цели, лишь ветер пока свистел в моих ушах. Но затем удары начали осыпать мои плечи, спину и ноги. Кто-то выставил палку, чтобы я споткнулся, но у меня хватило ловкости подпрыгнуть и сломать ее, прижав к земле, что породило удивленные возгласы. Наткнувшись на грубый удар, я пошатнулся, но продолжил бег, слегка потеряв скорость. Один чертовски болезненный удар достался моему загривку, но прошившая меня острая боль даже помогла мне с новой силой рвануться вперед. Я помчался дальше, чувствуя, как дубинки барабанят по моему телу.

— Отличное представление, Гейдж! — комментируя, вскричал Сесил. — Вот оно, точное попадание, должно быть, изрядный будет синячище.

— В голову! Цельтесь в голову! — пронзительно заорала Аврора.

Слава богу, что она не побуждала их целиться в более интимные места.

Позади раздался страшный крик, и я, мельком глянув назад, увидел, что Магнус, как разъяренный бык, рванулся вперед, с ходу раскидав полдюжины своих противников, и начал возмущенно топтать их извивающиеся тела под визг и хохот остальных туземцев. Индейцы отвлеклись, и это позволило мне пробежать оставшиеся десять ярдов, получив всего лишь пару легких смазанных ударов. Влетев в ворота поселения, я попал в заградительный полукруг индейских воинов и без сил повалился на колени, слишком возбужденный, чтобы в полной мере осознать урон, нанесенный мне первым испытанием. Богатырские размеры Бладхаммера превратили его пытку в легкую забаву, строй разошелся в разные стороны, словно раздувшийся питон. Продвигаясь дальше, он увлекал за собой и индейцев, рыча после каждого удара или плевка, а когда разок его ноги подогнулись, он лишь на мгновение преклонил колени и вновь, задыхаясь, рванул вперед. Наконец норвежец тоже вырвался от мучителей и рухнул рядом со мной в грязь за воротами. Его грудь бурно вздымалась, а по виску текла струйка крови. Зато в глазу его полыхал воинственный огонь скандинавских предков.

— Ребра целы? — коротко спросил я.

— Они лишь запылили меня. А вот я ногой проломил кому-то нос. Слышал даже, как он хрустнул. — Он усмехнулся, обнажив залитые кровью зубы.

— Да уж, будем пользоваться любой возможностью. Я предпочитаю умереть в бою, а не на костре.

Привратные охранники слетели с него, едва он повел могучими плечами, чуть не разорвав врезавшиеся в них ремни.

— Если я вырвусь на свободу, им трудно будет справиться с нами.

Учитывая сложившиеся обстоятельства, мне захотелось покаяться в некоторых грехах.

— Я не всегда трезво оцениваю достоинства женщин, — признался я.

— Мы еще отомстим ей, — буркнул он, сплюнув кровавую слюну.

— Но согласись, что жизнь в дикой природе не улучшает человеческую натуру, — продолжил я, выдвигая доводы Локка[31] в противовес идеям Руссо,[32] пропагандируемым Магнусом.

— Эту натуру испортили порохом и ромом, — возразил норвежец. — Здешние индейцы осознают, что стоят на грани вымирания, и именно это осознание сводит их с ума. — Он мрачно глянул на проходившего мимо воина, который вяло помахивал богатырской секирой. — В более девственных краях все еще может быть иначе.

— В еще более девственных?

— Мы ведь пока не побывали на Западе.

Индейцы затянули на наших шеях что-то вроде собачьих ошейников, а Сесил лениво продефилировал перед нами, уже успев вытащить из ножен рапиру, ее клинок теперь небрежно покачивался на его плече.

— Знаете, Гейдж, я ни разу не встречал шпиона, чьи действия было бы так просто предсказать.

— Я не шпион.

— После неудавшихся покушений в Нью-Йорке мы даже решили, что не стоит тащиться за вами в Вашингтон. Ваша миссия казалась настолько очевидной, что нам оставалось лишь преспокойненько дождаться вас в Детройте. Я скептически отнесся к тому, что легкий флирт моей сестры побудит вас отказаться от защиты американского эскорта, но вас даже упрашивать не пришлось, вы сами все организовали. Да-да, Итан Гейдж, — сказал он, прищелкнув языком. — Вы пресмыкались перед ней, пока не высмотрели эту смазливую скво, подобно псу, учуявшему след новой добычи. А потом, подсмотрев за нами, вы прямиком бросились к этой манданской девице, в то самое единственное место, где мы и рассчитывали поймать вас. Я даже начал сомневаться, что такой глупец, как вы, и герой Акры — один и тот же человек. Может, вы самозванец?

— Я обнаружил вашу штаб-квартиру. — Я огляделся вокруг.

— В этой навозной куче? — со смехом произнес он. — В этом дикарском гнезде? Я использую туземцев, Итан. А на будущее мы присмотрели себе замок в Монреале, где и обоснуемся после того, как поможем индейцам отбросить вашу корыстолюбивую, бюрократическую нацию обратно на восток за Аппалачи и от ярости их мятежного натиска воды Мононгахелы и Миссисипи покраснеют от крови. Десять тысяч ваших лачуг будут сожжены, и десять тысяч осиротевших детей впрыснут свежую кровь в эти племена. К тому времени Текумсе превратит Понтиака в своеобычного наследника францисканских монахов, а у британцев хватит ружей на все его отряды. Да, Итан Гейдж, Америку необходимо держать в узде для ее собственного и всемирного блага. Я не позволю вашему ратующему за грязное равноправие и корыстную жадность народу осквернить европейскую цивилизацию! Америку нужно держать в черном теле, пока оно само не усохнет, впрочем, как и Францию. Поэтому, Итан Гейдж, сегодня вы отойдете в мир иной, а ваши потроха отошлют Джефферсону после того, как эти краснокожие псы вырвут их из вашего вспоротого брюха. Вы сможете понаблюдать, как мы закоптим их для сохранения… о, да, здешние старухи знают, как поддерживать в вас жизнь и сознание во время процесса такого копчения! Если, конечно, вам не захочется рассказать нам, с какой именно целью вы потащились в пограничные земли, ради чего согласились покинуть карточные салоны и гостиные, где могли продолжать влачить блаженное существование бесполезного и вялого ничтожества. Поделитесь с нами планами, Гейдж, и по доброте своей я смогу даровать вам быструю кончину от одного точного удара томагавка по вашей глупой голове! Все равно ведь вы расскажете нам все, что угодно, когда эти скво засунут горячие угли в ваши уши и задницу и будут терзать кедровыми щепками ваши вялые члены.

Он напомнил мне лекаря, с излишне кровожадным удовольствием описывающего мучительное лечение. Сейчас он, безусловно, не походил на того великолепного аристократа, с которым я познакомился в доме Даффа. Мне следовало бы поинтересоваться рекомендациями.

— Даже в вялом состоянии он больше, чем то перышко, которым вы, жалкий извращенец, пытались пощекотать лоно своей сестры.

— Да вы отменный наглец! — залившись лающим смехом, воскликнул он.

— Сведения, полученные под пытками, не принесут вам никакой пользы.

— Тогда мы начнем с обезображивания вашей личности.

Он кивнул одному из индейцев, и тот так сильно дернул меня за ошейник, что моя голова резко откинулась назад. Я едва мог дышать. Другой приблизился ко мне с острой как бритва раковиной мидии.

— Мне нравится, что перед тем, как выдавить глаз, здесь сначала рассекают его, причиняя тем самым ужасные мучения. Ваша отвага не раз подвергнется этому жуткому испытанию, поскольку, как только глазная рана распухнет, ослепив вас, новый разрез выпустит гной — и все повторится сызнова. Я наблюдал, как они измывались подобным образом над одним пленным священником до тех пор, пока его глазницы не превратились в размытую черно-красную паутину сделанных острым краем раковины разрезов. Разумеется, тому священнику не в чем было признаваться, и он окончательно рехнулся уже на третий день пыток. Но мы получили изумительное развлечение.

— Я уже говорил Авроре, что нас отправили на поиски шерстистых слонов! — выкрикнул я, видя, как край раковины маячит перед моим носом.

Безумно вращая глазами, я вдруг мельком заметил, что Намида высматривает что-то на берегу. Судорожно дернувшись, я едва сам не напоролся на острие.

— Я готов поверить, что такое задание вы получили от Джефферсона. Но разве Бонапарт просил вас о том же? Нет, поэтому сейчас вы станете похожи на норвежского циклопа. Приступай.

— Погодите! — в подлинном ужасе заорал я.

Я понимаю, что мне полагалось быть стойким, как римлянину, перед лицом страшной пытки, но ради чего? Мы ведь гонялись за мифом, за сказочным оружием, и если я мог хоть на минуту отсрочить пытку… Две сотни индейцев собрались вокруг двух связанных пленников, и у нас не будет ни малейшего шанса выжить, если я не использую эту последнюю попытку.

— Мы ищем молот Тора!

— Что? — Сесил остановил жестом руку дикаря с раковиной, занесенной над моим глазом, потом снял рапиру с плеча и ткнул ее кончиком мне в шею. — Молот?

Он выглядел озадаченным.

— Молот древних скандинавских богов! Именно ради него притащился сюда Магнус! Он считает, что викинги, или тамплиеры, или какие-то другие безрассудные смельчаки прибыли сюда до Колумба и спрятали магический молот, способный дать власть над миром! Меня такая власть не волнует, мне хотелось лишь выгодно сбагрить его с рук.

— Итан! — воскликнул Магнус, всем своим видом изображая отчаяние и отвращение.

— Он таскает в чехле одну древнюю карту. По-моему, он безумен, но я отправился с ним, поскольку соблазнил сестру Наполеона и меня вынудили покинуть Францию!

Сесил прищурился, и его взгляд, словно в оцепенении, надолго застыл на моей физиономии. За ним, между вигвамами и лонгхаусами,[33] я разглядел почерневшие от огня столбы и кучи свежего топлива для костра. Мне вспомнились огненные ужасы битвы на Ниле, пожар в Тюильри, начавшийся в лаборатории графа Силано, и запах его поджаривающейся плоти. Огонь вызывал у меня смертельный страх.

— Он лжет! — крикнул Бладхаммер. — Начинайте ваши пытки! И вы сами все поймете!

— Он плохой лжец. — В поле моего зрения появилась Аврора, лениво направившая на меня дуло моей же винтовки. — Его вранье неправдоподобно, оно лишено маломальской убедительности. И слишком глупо, чтобы оказаться правдой.

Сесил переводил удивленный взгляд с меня на Магнуса и обратно, словно мы являлись представителями нового биологического вида. Потом он разразился смехом.

— Молот Тора?

— Он был вовсе не богом, а каким-то всемогущим древним предком и владел оружием, извергающим молниеносный огонь.

— Итан, прекрати! — взревел Бладхаммер.

— Не стоит отрубать мне голову, поскольку мы сможем показать вам, где…

— Итан!

Сесил отвел в сторону рапиру, а потом резко хлестнул уплощенным концом лезвия по моему лицу, и его удар не мог сравниться по обжигающей боли ни с одним палочным ударом, доставшимся мне при прохождении через строй индейцев. Из ранки брызнула кровь, и моя щека загорелась адским огнем.

— Вы считаете меня идиотом? — разъяренно спросил он.

Я резко сгорбился, с трудом подавив стон.

— Спросите Магнуса…

— Дурацкие мифы! Вы хотите убедить меня в том, что собирались искать в Луизиане скандинавских богов? Что ради языческих сказок вы преодолели шесть тысяч миль? Что одна из сестер Наполеона могла соблазниться таким идиотом, как вы?

— Эта любвеобильная дамочка просто затащила меня в свои объятия. Полина подобна нимфе, она успела прославиться своими романами задолго до того, как я…

— Молчать! — Он вновь хлестнул меня притуплённым краем рапиры.

— Дьявольская мука!

— Братец, он не настолько умен, чтобы выдумать такую абсурдную историю, — сказала Аврора.

— Да! Посмотрите на меня! Я же болван!

От боли и обиды на глаза у меня навернулись слезы, но ситуация казалась безвыходной. Я уже не смел взглянуть на разъяренного лорда.

— Молчать, я сказал!

И он в третий раз хлестнул меня рапирой. Едва не теряя сознание, я слепо прищурился. Ненавижу беспомощность.

— Хорошо бы нам взглянуть на его карту, — сказала Аврора.

— Я хочу спалить его, — взревел Сесил. — Он должен долго и мучительно поджариваться на медленном огне за то, что овладел тобой.

— Терпение, любовь моя. Я знаю, мне пришлось распалить твою ревность, чтобы придать остроту любовным играм. Но нам нужно узнать все, что ему известно. Это только начало.

— Я хочу, чтобы его искололи раскаленными в костре лучинами. — Сесил облизнул губы. — Я хочу, чтобы эти женщины содрали кожу с его мужской плоти.

— Со временем, братец. Со временем. Но где же карта?

— Какой-то чехол валялся в каноэ.

Он отрывисто сказал пару слов Красному Мундиру, и тот послал молодого индейца на берег озера выполнять поручение.

— Позвольте мне быть вашим проводником. Ведь вы же говорили, что мы партнеры.

Вдруг Намида, о которой я и думать забыл, начала тараторить что-то Красному Мундиру. Он резко отвернулся от нее, но она залопотала еще более настойчиво и гневно, указывая на меня. Он что-то возразил, но тут Лягушечка тоже вступила в разговор. Что, интересно, они обсуждают? Индейцы начали спорить между собой, а на лицах Сомерсетов отразилась сильная тревога. Они резко выговаривали что-то Красному Мундиру, а вождь лишь огрызнулся в ответ.

— Что происходит? — спросил я Намиду по-французски.

— Мы заявили, что хотим взять вас в мужья.

— И что?

— Незамужние женщины могут спасти пленника, чтобы пополнить численность племени. У нас нет мужей, и они должны дать нам возможность иметь детей. Потом вы поднимете мятеж и сразитесь с Красным Мундиром.

— Присоединиться к его бандитам?

— Но вам надо жениться на нас.

В данный момент это казалось великолепной альтернативой.

— Магнус, у Лягушечки тоже есть своеобразное обаяние, — подбодрил я приятеля.

— Эти женщины рабыни, — прошипел Сесил. — Они не имеют прав на моих пленников. Красный Мундир не посмеет отказаться от обещанных нам пыток.

Намида помотала головой.

— Вы должны стать нашими мужьями. Эта банда истощена военными стычками Красного Мундира с другими племенами: и все они ненавидят его. А здешние женщины понимают, что их мужья начнут приставать ко мне, если у меня не будет мужа.

Что ж, в который раз я мог способствовать общественному согласию, как в переговорах в Морфонтене. А ночи с Намидой станут вполне приемлемой практикой для моих дипломатических талантов.

Я понял, что эта сообразительная девушка помогает нам оттянуть начало пыток.

Очень вовремя также прибежал с берега курьер с чехлом. Пока индейцы судачили о моей матримониальной пригодности, Сесил достал карту и развернул ее перед Авророй. Они изучили ее, а потом глянули на нас, отведя глаза от пергамента.

— Наверняка подделка.

— Это подлинный документ тамплиеров, будь прокляты твои глаза, — буркнул Магнус, очевидно решивший, что больше нет смысла скрывать бредовую теорию. — И вы знаете, что она подлинная.

— Вы оба окончательно спятили. Эти идеи еще более безумны, чем поиски слонов.

— Полностью с вами согласен, — вставил я.

— А что, если они не так уж безумны? — сказала Аврора, мрачно глянув на Магнуса. — Этот ваш молот. Что он может делать?

— Мне казалось, вы считаете его принадлежностью мифологии?

— Что, я спрашиваю, он может делать?

Норвежец пожал плечами.

— Никто не знает. Но если он существует, то средневековые мореходы считали его достаточно важным, чтобы пересечь океан и доставить его в особое место — исключительно особое место.

— Можно с его помощью убивать людей? Массы людей?

— Его считали оружием Тора.

— Что, если они не выдумали все это? — сказала она, поворачиваясь к Сесилу.

— Ты, должно быть, шутишь.

— Разве стали бы они держать наготове карту с такой неправдоподобной историей? Да и сама карта выглядит, по-моему, как настоящая. У нее такой нелепый вид, что от нее так и попахивает правдой.

— Я не сомневаюсь, что Гейдж готов поверить в любую чепуху. Вопрос в том, должны ли мы уподобляться ему.

— Мы же всегда успеем убить их. Пусть они сначала проведут нас туда, — заявила она, ткнув пальцем в карту.

Я с готовностью кивнул.

— Нет, мне сейчас же нужно выяснить всю правду. И я хочу огнем и мечом выпытать ее у них без всяких проволочек.

— А если без их помощи мы не сумеем найти этот молот?

— Мы и так долго путешествовали с ними. Гейдж видит не дальше собственного носа, разве он способен хоть что-то найти? Если они не соврали и у нас в руках настоящая карта, то нам уже известно все то, что знают они.

— В нашей ложе говорили, что он проявил недюжинную находчивость в Египте и Палестине.

— Тогда надо привязать его к столбу, как мы и намеревались, и выпытать все полезные сведения, дав утолить кровожадную страсть этим индейцам, а потом самим тихо и спокойно отправиться на поиски. — Облизнув пересохшие губы, он продолжал мыслить вслух. — Если такой магический молот действительно существует, то с его помощью мы можем завладеть Северо-Западной компанией и ее связями с Монреалем и утереть нос всем нашим английским скромникам и лицемерам. Мы заживем достойной семьей, поженившись по нашему собственному закону. А его обвиним в исчезновении этой карты. — Он кивнул головой в мою сторону. — Дай нам часок, Аврора, за час на столбе мы узнаем от него все, что надо! — Он схватил обоюдоострый топор. — Просто поразительно, что могут рассказать люди ради того, чтобы спасти последние пальцы на руках или ногах.

— Тогда пусть Красный Мундир утихомирит этих пленных скво! — воскликнула Аврора.

Ее явно раздосадовало взволнованное выступление Намиды.

— К дьяволу, обойдемся без Красного Мундира, — заявил Сесил.

Он отдал приказ, и двое охранников, дернув нас за ошейники, заставили подняться на ноги и потащили к столбам, не обращая внимания на протестующие крики Намиды и Лягушечки. Споры в племени разгорелись со страшной силой. Красному Мундиру никак не удавалось достичь примирения спорщиков.

Сесил, Аврора и два охранника быстро утащили нас ярдов на двадцать от общей толпы визгливо спорящих индейцев. Понятно, что нас собирались привязать к столбам до того, как более светлые, ратующие за женитьбу головы достигнут численного превосходства. Но мы упускали лучший шанс, представившийся нам за целое утро, и я начал терять терпение. Когда же, когда? Аврора стояла, нацелив на меня винтовку, а на Магнуса наставил рапиру Сесил, топор он небрежно держал в другой руке, засунув карту за пояс. Лорд отдал лаконичную команду, и тащивший меня индеец разрезал веревки, стягивающие мои запястья, намереваясь вновь связать их после того, как прикрутит меня к вкопанному в землю столбу. Второй охранник схватил меня за ошейник, чтобы помочь совершить последние горькие шаги к месту будущей пытки. Мне, естественно, и в голову не пришло облегчить им эту задачу, дойдя туда своими ногами. Я начал поднимать руки, но Аврора тут же взвела курок моего ружья.

— Лучше не дергайся, — предупредила она. — Иначе я прострелю тебе колено и мучения твои начнутся еще до того, как тебя коснется огонь.

— Лучше прострели сердце, Аврора. Это меньшее, что ты можешь сделать в память о прошлом.

— Нет. Мне нравится слышать стоны моих любовников.

Остальные индейцы тоже начали подходить к нам, продолжая спорить, но уже менее возбужденно. Намида выглядела несчастной, что было недобрым знаком.

И вдруг голова воина, державшего меня за левую руку, разлетелась на куски.

На редкость своевременно!

Загрузка...