Монреальский синдром

24

Когда один из трех тысяч муэдзинов Каира призвал правоверных на утреннюю молитву, Шарко сделал попытку проснуться. В общем-то и проснулся, но — с трудом. Мощный и таинственный голос, казалось, нисходил с небес — как непреложная истина. Комиссар вспомнил виденные им накануне на улицах города динамики. Солнце из-за горизонта еще не вышло, но вся египетская столица уже дрожала от волнения, внимая урокам Корана.

Парижанин прогнулся назад — в спине постреливало. Доктор как-то сказал, что, возможно, пара позвонков осела… старею, что поделаешь, и в моем почтенном возрасте дрыхнуть, сложившись пополам, в ванне уже непозволительно… А эти москиты… кожа чешется так, что хочется взять нож и соскрести ее всю целиком. Шарко вымазал на себя толстым слоем чуть не целый тюбик противозудного крема и вздохнул с облегчением.

Потом он проглотил таблетку зипрексы — хотя, конечно, какой может быть эффект от зипрексы при такой жаре и таких стрессах, потом стал укладывать вещи. Вылет в Париж около пяти часов вечера. Не успел приехать, уже улетать. Но ему не терпится вернуться к парижской прохладе — а как еще скажешь, если там всего каких-то двадцать восемь или двадцать девять градусов!

Он купил на углу бобовых лепешек, подозвал первое попавшееся на глаза такси, сел рядом с водителем и велел ехать к крепости Саладина.

Спустя четверть часа машина доставила его к построенной на возвышенности над городом и весьма впечатляющей цитадели. На горизонте прорезались первые солнечные лучи, освещая равнину вокруг Гелиополя, а позади — склоны горы Мокаттам, у подножия которой расположился мифический Город мертвых. Шарко приканчивал последнюю лепешку и всматривался в окрестности. Он любовался тем, как надгробия трех династий калифов и султанов, которые управляли Египтом больше тысячи лет, нежились в красках рассвета: алой, желтой, голубой… Он разглядывал погруженный в это дивное многоцветье гигантский некрополь, где сейчас поселились бедняки… Он сидел у одного из минаретов — сверху все было так хорошо видно — и думал о том, до какой степени череда лет изменила Египет: с одной стороны — величественное, безупречное прошлое с его фараонами, мечетями, медресе, с другой — далеко не такое блестящее будущее слишком быстро растущего в нищете и хаосе населения…

Внезапно метрах в двадцати от него, на краю узкой дороги, остановилась машина. Из машины вышел Атеф, открыл багажник своего внедорожника, пожал руку подошедшему Шарко.

— За вами никто не следил?

— А вы как думаете?

Египтянин был одет словно участник какой-нибудь экспедиции: просторная рубашка цвета хаки, защитной же окраски брюки с большими карманами спереди, грубые туристские ботинки. Зато сегодняшняя одежда Шарко целиком подошла бы туристу: бермуды, легкие туфли, светло-бежевая сорочка с коротким рукавом.

— Я раздобыл информацию, — сказал Атеф. — Сейчас отправимся в квартал тряпичников. Там есть больница — называется центр «Салам».

— Больница?

— Ну да. Вы же искали нечто общее для всех жертв. Так вот это общее и есть больница. Все три девушки посещали городские больницы почти в одно и то же время. В год, предшествовавший их смерти, тысяча девятьсот девяносто третий. А одна из них, Бусайна Абдеррахман, именно этот центр.

— За какой же надобностью посещали?

— Дяде ничего об этом неизвестно, Махмуд не посвятил его в подробности. Но мы скоро узнаем сами.

Предчувствие не обмануло Шарко: убийца имел отношение к медицине. Пила патологоанатома, умение вылущивать глазные яблоки, мощное обезболивающее, обнаруженное в крови убитых девушек… А теперь еще и больницы. След проясняется.

Араб достал из багажника домкрат, протер его тряпкой.

— Только нам пока не сдвинуться с места — я, тормозя, продырявил шину у левого переднего колеса. Вообще-то с японскими машинами никогда такого не случается, но что поделаешь, починю быстренько — и поедем.

Шарко сделал несколько шагов — хотел посмотреть, велика ли дыра в шине.

Ему показалось, что череп его разлетелся на тысячи осколков.

Точный удар уложил его ничком на землю.

Он был оглушен, но попробовал подняться — тщетно: не прошло и десяти секунд, как его руки оказались заломлены за спину и послышался звук разрываемой клейкой ленты, которой Атеф их обматывал. Потом египтянин засунул тряпку ему в рот и рот тоже заклеил скотчем, потом вытащил у него из кармана мобильник и стал заталкивать пленника в багажник своей машины. Прежде чем стальная стена окончательно отрезала парижанина от света, он успел услышать:

— Скоро встретишься с моим братом, сукин сын!

И автомобиль тронулся с места.

Шарко сразу понял, что его везут на смерть.