В поезде Москва - Одесса я ехал в Приднестровье, в Тирасполь. Со мною в купе, тоже до Тирасполя, ехал снайпер-доброволец, а мужчина с молодой девушкой ехали в Одессу.
Снайпер был немного выпивши, возбужден, выпоил мужчине, который назвался новым русским, девушке и себе бутылку с чем-то и ушел добавлять. Я залез на верхнюю полку и то дремал, то пытался чего-то читать. Мужчина внизу непрерывно и сердито шептался с девушкой. О чем, я и не прислушивался.
Девушка вдруг вскочила, оттолкнула мужчину, громко сказала: «На первой же остановке!» - и вышла из купе. Я зашевелился, обнаруживая свое желание спуститься.
Совершенно неожиданно мужчина, новый русский, стал говорить, что вот эту девушку он нанял - он даже сказал, что купил - ехать с ним в заграничный круиз.
- Греция, понимаете, Кипр, Израиль. А она - видели? - заявляет, что хочет обратно, мамы боится. Мамы! Мы так не договаривались.
- А как договаривались?
- Чтоб без проблем. Путевка, потом еще особая плата и - до свиданья. Мама! Лучше б я ее маму взял. Мне не трудно ее обратно отправить, женщину я и в Одессе куплю, но опасно. Почему? У меня дружок купил, а домой, жене, заразу привез.
Девушка вернулась в купе, достала огромный специальный ящичек для косметики и принялась демонстративно наводить красоту на свое и без того хорошенькое личико. Мужчина опять стал ее уговаривать. Чтоб им не шептаться, я вышел в коридор. Сосед-снайпер вовсю дымил еще с одним мужчиной, который оказался... тоже снайпером. Они курили и говорили, что это не дело, когда девчонки идут в снайперы. Вон в Бендерах были «стрелочницы» из Прибалтики, это не их дело, это дело мужское. Видно было, мужчинам не терпелось пострелять.
Из нашего купе вышли мужчина с девушкой. Проходя мимо, новый русский мне, как посвященному в его дела, доложил торопливо и вполголоса: «В ресторан уговорил!»
Я вернулся в купе, завалился на полку и не просыпался до утра, до самой украинской таможни. В вагон вошли такие гарные хлопцы, такие дуже здоровые парубки, что если бы они не паспорта проверяли, а землю пахали, Украина завалила бы всех пшеницей. В Канаду бы продавала. Хлопцы были в форме, похожей на запорожскую, были все с усами, говорили подчеркнуто на украинском. Нам было предложено «гэть из купе», чтоб они обыскали и купе, и вещи. Мужчина успел радостно сообщить, что девушка обещала подумать, что он увеличил ей плату. «Мне ж это дешевле, но даже и не деньги, но чтоб с другой не вязаться, к этой все ж таки привык».
Таможенники «прикопались» только ко мне. Зачем я еду?
- Мне же интересно видеть самостийную, незалежню, незаможню Украину.
- Шутковать нэ трэба, - сказал мне усатый таможенник. - Вы письменник?
- Да, радяньский письменник. Царапаю на ридной русской мове.
- Нэ шутковать.
- Какие шутки. Можете записать, что я украинский письменник, пишущий на русском диалекте.
- На яком диалекте?
- На русском. Это следствие, рецидив, так сказать, имперского мышления.
Слово «имперское» могло погубить, но, на мое счастье, таможенника отозвал офицер.
Потом была молдавская таможня, потом приднестровская. Я уж решил лучше молчать. Снайпер тяжело приходил в себя. Он встряхивал головой, поводил мутными, плохо прицеливающимися глазами, наконец попросил меня выйти и посмотреть, есть ли в коридоре тот снайпер.
Я посмотрел - никого. Тогда он соскочил с полки, сбегал умылся, сел напротив и сказал:
- Все очень серьезно. - Он закрыл купе изнутри. Соседи наши уже ушли в ресторан завтракать.
- Что серьезно?
- Того снайпера видел вчера?
- Ну.
- Он не к нам едет. Он к румынам едет, понял? Он с той стороны будет стрелять. Он, гад, за деньги нанялся, я-то из патриотизма... ну, гад! А мы вчера разговорились, а он-то думал, что я тоже нанятый. Ты, говорит, за сколько и на сколько контракт подписал. Тут-то и открылось. Ну, брат, дела. Он дальше поедет, до Кишинева, я до Тирасполя. - Снайпер покрутил головой. - Чего делать?
- А чего ты сделаешь? Вы как договорились - друг в друга не стрелять? Или ты его свалишь, вот и деньги некому получать.
- Семье заплатят - он сказал, семья у него в Москве. Да ему, гаду, все равно, он и за нас стал бы стрелять, но тут не платят. Так и говорит: мне все равно, лишь бы бабки. Этим девкам из Прибалтики много платили. Но они, сучки, даже по детям стреляли. Это-то он не одобряет. - Снайпер опять покрутил головой: - Достань чего-нибудь, не дай помереть.
Тут с завтрака вернулись соседи. И наудачу новый русский прихватил какого-то заморского пойла и щедро стал угощать резко ожившего снайпера. Девица снова углубилась в работу над своей мордашкой. Она решила в Тирасполе выйти, подышать, погулять по перрону. Мужчина ткнул меня сзади в спину и подмигнул: мол, все в порядке, больше не капризит.
И еще раз пришли какие-то пограничники, а может быть, еще какие таможенники, я уж в них запутался. Нас снова, но теперь на русском языке, попросили выйти. Вышли и из других купе. Мы теснились в проходе. Вышел и тот, едущий до Кишинева снайпер. Тоже явно с головной болью. Снайперы обменялись взглядами. Наш, уже опохмелившийся, глядел побойчей.
Поезд стал тормозить. Я думал, нам еще долго ехать, а оказывается, мы уже приехали.