А ведь правда, веник похож на маленькую худенькую женщину в платье с широким подолом. Говорят же: подолом подметает. Вон какой сверкающий паркет в залах дворцов, в которых проводились балы. Танцевали и подолами глянец наводили.
Думаю так, вернувшись в Никольское и отыскивая веник. А до того был в Северной Африке. Иду по ней - здрасьте! Наш, никольский скворец прыгает по ней, пасется на солнышке.
- Ах ты, - говорю, - вот ты где ты. Ты тут не загостился? Ты почему к нам весну не несешь? Ты давай, лети в Россию, тащи туда солнышко, а то там без тебя ничего не зацветет.
- А сам-то ты чего здесь? - спрашивает скворчик. - За мной что ли прилетел? Ладно, возвращайся, скажи воробьям, чтоб скворечник освобождали.
Я даже подивился, откуда скворец знает, что у меня зимой в скворечнике воробьи живут.
Ну вот, я вернулся. Прилетел на самолете, крыльев у меня нет. Сразу в Никольское. Все, конечно, запущено. Колодец в снегу, сарай протекает, баня внутри в ледяной плесени. Герань в доме вся пожелтела. И веника никак не найду. Ладно, начну с бани. Неужели сухих дров совсем нет? Нашел, нашел. А топор где? О, этот топор такой лодырь, похлеще веника... Конечно, под лавкой. Рублю дрова. Зря его обзывал лодырем, очень он ухватистый, сноровистый. И меня любит. Пила опять куда-то ускочила.
Нашел за поленницей. Ну вот, украсились золотинками ржавчины. Специально что ли в сырости лежала? Ничего, вот это бревнышко перетрем, прочистишься.
А печь-то как простужена, только что не кашляет. Затопил. Дым в трубу не хочет идти, меня хочет удушить. Глаза от него дерет. Ничего, поплакать полезно. Печка про меня думает: «Поплачь, поплачь, сколько я тут без тебя плакала».
Ну, вроде горит. Аж потрескивает. Дым вытянуло. Пар поднимается от плиты.
Теперь колодец. Конечно, шланг перемерз. Да не на конце, а в середине, где соединение шлангов разного диаметра. Кипячу воду в чайнике, лью кипяток в шланг. И внутрь, и сверху поливаю. Еще вскипятил, еще размораживаю. Вот побежала водичка. Накачиваю воды в бак на лавке и в бак на плите. Воздух в бане чувствительно греется.
Пора и домом заняться. Ну и где ты веник, лучше сказать: метелка, - где ты, вертихвостка? Именно женский у тебя характер. Забился куда-то и смеешься надо мной. Думаешь: «Пусть твоя хозяйка сама надевает русский сарафан, да и метет своим подолом». Нашел! Еще же и совок нужен. А этот совок, прошу прощения, такое нечто. Да, в «совковое» время такой дряни не делали. Были и дешевле и лучше. А этот штамповка пластмассовая, - конечно, уже с трещинами.
Пришел соседский кот. Старый, как и я. Налил ему молочка. То ли кот сытый, то ли молоко совсем не молоко, не ест. Ну ладно, пойдем Ральфа навестим. Тоже старичок. Выполз из будки, мотает тяжелым хвостом. Я им рассказываю, что видел скворца. «Ты, Бусик, только посмей к скворечнику полезть! Только посмей! - Жмурится, мигает, изображает невинного, будто и не лазил к скворечнику. - Я тебе помигаю!»
На кормушке сидит воробей. Всем им рассказываю:
- Вы знаете, как скворцу долго и трудно лететь. Он же мог и в Африке жить остаться, гнездо свить. Нет, нас любит, к нам летит. А мы как встретим? Один лает, другой за скворчатами охотится. А ему как далеко добираться. Два моря, Украина, Белоруссия, по середине Днепра полетит, нигде не остановится, именно к нам стремится. Скворчиху тут найдет. И ты, воробей, перезимовал в скворечнике и честь знай, хозяину место освобождай. Ты же у меня из бани паклю таскаешь. Пожалуйста, не жалко. Со скворцом больше не дерись, правда на его стороне.
Топится баня. В доме чисто. Лампадка горит в красном углу, иконы освещает. Слава Богу, нечисть в дом не заползет. Зеленеет на окне герань. Смирно стоит у порога веник, рядом совок. Топор молодецки воткнулся в пень, готов к новым трудам. Блестит пила, отчищенная работой.
Будем дальше жить. Все вы у меня хорошие, вещи и птицы, и собака, и кот. Просто вы тоскуете без меня, вот для начала после разлуки немного капризничаете. Этоя виноват - уезжал. Но пока не получается не уезжать. А как бы хорошо, сидел бы в валенках на крыльце да кормил бы всех вас.