Мороженщик

Бакхедское управление

Эйхорд нажал на перемотку — никакой реакции. Кажется, он уже перепробовал все способы оживить этот чертов механизм. Он включал воспроизведение, проверял переключатель, контакты. Бесполезно. Воткнул получше микрофон в гнездо и снова нажал на воспроизведение. Ничего. Решив, что надо попробовать, не сели ли батарейки, он заменил их свежими. Техника немедленно заработала. Эйхорд облегченно вздохнул: хоть эта проблема с плеч долой. И как только мир жил до создания радиоаппаратуры?

— ...домой после долгого отсутствия, — звучал женский голос. Затем треск помех и мужской голос: — Раз, два, три, четыре, пять. — Пауза и щелчок.

Гарри Веллес считался одним из лучших полицейских в аппарате шерифа округа Мосс-Гров. Его голос смахивал на звук работающей сенокосилки.

— Назовите ваше полное имя.

— Бонни Луиза Джонсон.

— Адрес.

Дальше следовали ответы на остальные пункты анкеты. В округе Бакхеда, как и в Мосс-Гров, давно не было без вести пропавших. Но теперь Гарри Веллес слушал женщину, которая рассказывала о своей подруге, тридцатилетней служащей банка, Диане Талувера, которая однажды уехала из дома и не вернулась.

Бонни Луиза приехала в Мосс-Гров из Лаудердейла штата Флорида четыре года назад, после развода. Сразу по окончании школы в семнадцать лет ей удалось найти работу контролера в телефонной компании Лаудердейла. В Бакхеде ей нашли четырехчасовое ночное дежурство. В первую же неделю пребывания в городе она познакомилась с Дианой Талувера, которая только что поступила на работу в банк. Они сразу понравились друг другу и отправились в парк перекусить. Бонни жалела о том, что ей пришлось оставить полюбившиеся компьютеры, а Диана переживала, что гробится на работе бухгалтера. Они нашли общий язык и очень подружились.

Спустя некоторое время у Дианы появился приятель, с которым она познакомилась в банке. Этот таинственный Принц Очарование, как она его называла, не показывался с ней в обществе и, конечно, по мнению Бонни, имел семью. Трудно было иначе объяснить тайны, которыми окружил себя этот мужчина, тем более что он совершенно подчинил себе Диану, буквально вил из нее веревки. Он и его так называемая «личная секретарша».

Материал набирался веселенький.

Он пригласил ее в Калифорнию. Бонни получила из Лос-Анджелеса написанную рукой Дианы открытку, но выглядела она очень подозрительно. Эйхорд слушал запись и читал фотокопию открытки: «Дорогая Бонни! Это наконец случилось. Принц Очарование забирает меня. Мы уезжаем вместе. Бон, я так волнуюсь. Сейчас быстренько уложусь, и мы выедем сегодня вечером. Отправлю эту открытку, когда мы прибудем в Л.А. Я начинаю новую, совсем новую жизнь, Бон, поэтому не удивляйся, если долго не буду писать. Люблю. Диана». (Со всеми точками над i и сердечком в конце.) Маленькие, аккуратные, круглые буквы.

Похождения таинственного мистера Эла заинтересовали Эйхорда. Когда пленка кончилась, он перемотал ее и прослушал снова. Потом перечитал небольшую колонку:

"Тревожный сигнал

Заявление об исчезновении

Рассылка фотографии Дианы Талувера по всей территории от Калифорнии до Нью-Йорка

Написанная от руки открытка подруге

Разговор с сотрудниками банка

Копия открытки, присланной в банк из Калифорнии

Заявление об увольнении в четыре строки".

В том месте бланка, где Гарри Веллес написал «Возможные варианты», Эйхорд обвел кружком слово «варианты» и напечатал «Расследование».

Он позвонил в банк. Через некоторое время его соединили с управляющей. В обычном учреждении ему достаточно было бы прочесть список интересующих его вопросов, чтобы получить исчерпывающие ответы, но банк — финансовое предприятие, а они, как юридические фирмы и больницы, с неохотой делились информацией даже с полицией. Он представился и задал первый вопрос:

— Как вы относитесь к длительному отсутствию Дианы Талувера?

— Мы, естественно, очень обеспокоены, но вынуждены довольствоваться только открыткой от нее. — Он отметил в ее голосе некоторое раздражение.

— Вы знали мисс Талувера с самого начала ее работы в банке?

— Нет, я служу здесь всего около года. Вы желаете побеседовать с теми, кто знает ее дольше?

— Нет, мадам. Год — достаточный срок, чтобы узнать служащего. Вы не могли бы объяснить, с чем связано ее внезапное решение оставить работу?

— Трудно сказать. Правда, она намекала, что собирается выйти замуж, а люди склонны иногда попробовать, смогут ли они жить вместе. — Она усмехнулась. — Я совершенно уверена, что эти открытки написаны рукой Дианы.

— Вам известен один из клиентов банка Алан Скамвей, торговец машинами?

— Да, разумеется. У нас с мистером Скамвеем деловые отношения. Я не очень в курсе, как обстоят его финансовые дела, но вы можете спросить об этом мистера Эштона — президента банка.

— Вы не знаете, были у Дианы Талувера личные отношения с мистером Скамвеем?

— Это меня не касается. Я не интересуюсь личной жизнью служащих. Незамужняя женщина не обязана... Видите ли, в банке не принято много разговаривать, работа не позволяет. Так что больше мне нечего сказать.

— Но она знала мистера Скамвея?

— Да, конечно. Он часто приезжает в банк. Это наш постоянный клиент. Я повторяю, что мистер Эштон может рассказать вам об этом лучше, чем я.

— Хорошо, я обязательно поговорю с ним. Не хочу отнимать у вас много времени, еще всего пара вопросов. Мог кто-нибудь из сотрудников банка знать или догадываться, с кем встречается Диана Талувера?

— Нет, не думаю. Мы в последнее время много говорили о ней и поняли, как мало ее знаем. Мне кажется, она очень оберегала свою личную жизнь от посторонних глаз.

— Спасибо.

— У нее была близкая подруга, Бонни Джонсон, кажется. Девушки из банка часто видели их вместе, поэтому вам лучше поговорить с ней.

— Если вы что-нибудь вспомните насчет человека, с которым собиралась уехать Диана, или узнаете о ней, будьте любезны, позвоните мне, пожалуйста.

Она заверила его, что так и сделает. Он продиктовал номер своего телефона, поблагодарил и повесил трубку. Достав составленный им прежде список жертв Мороженщика, Эйхорд долго сидел, уставившись в него, пока у него не помутилось в голове. Тогда он взял ручку и приписал в конце новое имя. Теперь список имен гласил:

"Глория

Дарлин

Энн

Эльнора

Мэй и сбоку: 39,6 и далее

Тина

Джейн

Хитер

Диана? и сбоку слово «сперма».

Но когда он еще раз пробежал глазами написанное, то заметил, что вместо слова «сперма» написал «спермацет».

«Я свихнусь на этом типе, — подумал Джек. — Рука уже отказывается писать все эти термины». Встряхнув головой, он замазал слово.

Дежурная комната заполнялась людьми. Предстояло совещание. А пока ребята, как всегда, пикировались.

— ...увидел его в спортивных трусах.

— Ага, — другой голос со смехом, — я никогда не забуду, как нас пригласили туда, и я, представляешь, сказал ему, что едва ли старушка захочет уехать, потому что у нее в городе остался приятель. Тут входит Дан — и все прекрасно. Он прихватывает и ее.

Джек улыбнулся. Эта болтовня вывела его из ступора. Он потянулся к телефонному аппарату и завертел диск.

— Привет, красавица, — сказал он, когда Донна ответила. — Узнаешь?

— Сэм, неужели ты? — спросила она. — Моего мужа нет дома, так что можешь говорить свободно. Поболтаем о чем-нибудь фривольном?

— Ты просто читаешь мои мысли.

— Отлично! Мы можем обсудить, что на мне не надето. Тебя устраивает эта тема?

— О чем разговор!

— Ну и прекрасно. Дело в том, что на мне вообще нет одежды, Сэм. Когда ты сможешь приехать? Я имею в виду, что я к тому времени что-нибудь накину и смогу продемонстрировать тебе небольшой стриптиз. И если ты поторопишься, то окажешься здесь раньше Как-бишь-его-зовут, и мы успеем сделать кое-что на ходу. Как, Сэм?

— Невероятно соблазнительно.

— Помнится, мы собирались вести фривольную беседу. Так почему же я не слышу сладострастных слов из ваших сексуальных уст, сэр?

— Здесь, развесив уши, сидят пять мальчиков, которым бы это слишком понравилось, поэтому отложим это на потом. Поговорим позже. Это тот случай, когда лучше поздно, чем сейчас. Что ты скажешь, если в восемь или в девять?

Она вздохнула:

— Мне очень жаль. Но долг превыше всего. Тогда у нас с тобой сегодня ничего не выйдет. Через несколько часов притащится муж — старый драндулет.

— Муж? Ерунда. Он же мой старый приятель.

Договорившись, что к приезду Джека Донна сварганит что-нибудь поесть, а может быть, даже соорудит обед, они расстались.

Эйхорд вышел из комнаты и поднялся по лестнице. Он попросил дежурную телефонистку позвонить в контору Скамвея и выяснил, что выставочный зал закрывается в пять. Взяв машину без полицейских опознавательных знаков, он направился в Северный Бакхед.

Дом Алана Скамвея был таким же странным, как и его хозяин. Он занимал акр земли, которая явно недешево обошлась ее владельцу. Дом окружала хорошо подстриженная лужайка. Причудливая постройка представляла собой оштукатуренный памятник неудачному архитектурному эксперименту. Эйхорд проехал полквартала и остановился. Он старался понять, что же может рассказать дом о своем хозяине. Сооружение явно лучше смотрелось бы на берегу моря. Со своим пирамидально выступающим фасадом и окнами, напоминающими иллюминаторы, оно походило на нос океанского лайнера. Эйхорд пробыл здесь чуть больше часа, когда подъехал Алан Скамвей в новом «бьюике», специально сконструированном для инвалидов.

— Мистер Скамвей, — подошел к нему Эйхорд, когда тот выкатил из машины свое кресло и поставил рядом с дверцей, — могу я предложить вам руку?

— Нет, дорогой, я предпочел был ногу или две, если у вас имеется некоторый избыток. Руки у меня у самого есть. Черт побери, что вы делаете здесь в это время? Вы снова потеряли какого-нибудь подростка?

— Не сейчас, — ответил Эйхорд, наблюдая, как полное сил тело мужчины упорно борется с креслом. Скамвей уселся наконец в сложное сооружение и покатился к двери.

— Ну входите, коль пришли, посплетничаем. — Он направил коляску к скату у входной двери. — А вы проходите дальше. Только не запнитесь.

В доме оказалось весьма прохладно, если не сказать холодно. Безупречно прибранный дом, стерильный и безличный, как если бы в нем никто не жил.

— Поднимемся наверх, — предложил Скамвей после просмотра почты.

— Я бы не хотел отнимать у вас много времени, — произнес Джек, пока они входили в большой, специально оборудованный лифт.

— Так что же ты хочешь, чертов коп? — прорычал Скамвей киношным гангстерским голосом.

Эйхорд засмеялся и кинул первый вопрос о Норвегии. Он якобы потерял название фьорда, произнесенного в прошлую встречу по буквам. Казалось, Скамвей не был возмущен вторичным вторжением, хотя и удивился больше, чем в первый раз. Эйхорд чувствовал враждебность, но внешне она никак не проявлялась. Выводов делать не стоило: многие люди не любят полицию.

От спиртного Эйхорд отказался и, пока Скамвей наливал себе, с любопытством оглядел развешанные на стенах картины.

— Вам знаком стиль деко?

— Ммм, — Эйхорд пожал плечами, — мне нравится.

— Другими словами, вы не знаток в живописи, но понимаете, что именно вам нравится.

— Да, пожалуй.

Ни намека на издевку в тоне мужчины. Неужели такое самообладание?

— Декаданс появился в середине двадцатых в Париже. Женская косметика и зеркала, бахрома на дамских сумочках и керамика, архитектура, бронза и драгоценности. — Лицо Скамвея светилось энтузиазмом, почти вдохновением. — Декаданс на парижской выставке. Лаликью, Маллей-Стивенс, Деснай, Боне и другие. Это подлинный Деснай, — любовно сказал он, показывая Эйхорду кусок серебра. — Разве не потрясает?

— Действительно производит впечатление.

— Вы чувствуете его силу?

— Прямо древнегреческий храм или здание городского радиомюзикхолла.

— Похоже, — улыбнулся хозяин. — Это родилось из кубизма, взгляните. Одна из знаменитых вещиц Браке. Старина Пабло посеял хорошие семена. Кубисты создали великолепные вещи, но потом их искусство отяжелело, утратило теплоту, ушло в геометрические построения. Форма стала самоцелью. Преувеличенно прямые линии, углы, плоскости. Стрелы молний, овалы, части прямоугольников и восьмиугольников, пирамиды, серебро, яркие пятна и солнечные блики. Призмы кубистов, примитивизм ацтеков, египетские пирамиды, мистические тайны скарабеев, таинственные образы богов Солнца, — я люблю все это. — Он повернулся к освещенной стеклянной витрине. — Мои дети, — прошептал он с благоговением.

— Великолепно. — Эйхорд предпочел был вернуться к современности, но собеседник не унимался.

— Моя футуристическая Розевилла, — указал Скамвей в окно на скульптуру очень красивой женщины у бассейна. Он говорил так, как говорят с новым деловым партнером. — Это моя жена.

— Как это?

— Розевилла Поттера. — Его голос упал почти до шепота. — Футуризм. Американские денежные мешки способны убить, чтобы заполучить такую. А вот это три изумительные вазы. Черная — самое фаллическое футуристическое произведение из всего созданного.

— Да-а!

— Я продал бесценную коллекцию фаллических произведений майя и Перу за одну эту вазу, но мог бы отдать за нее и больше.

— А что это? — спросил Эйхорд и указал на стол.

— Где? — человеку в кресле пришлось оторваться от витрины и взглянуть в направлении взгляда собеседника.

— А, это. Ерундовая вещь, барахло. Я привез эту штуковину из Лос-Анджелеса для смеха.

— Это обломок металлической скульптуры?

— Нет, — улыбнулся мужчина. Он подъехал к круглому хромированному предмету, что-то сделал с ним, и зазвучала музыка.

— Это радио, — снова рассмеялся он.

— Теперь догадываюсь.

— Мерзость, конечно. Если это и имеет отношение к искусству, то только как его отбросы. Но я все коллекционирую.

Эйхорд буквально физически ощущал силу собеседника, его скрытую мощь. Его мучила мысль: может ли Алан Скамвей встать и пойти? Не кричать же «пожар!». Придется потихоньку-полегоньку сужать вокруг него кольцо в надежде, что он до срока не упакует свое кресло и не рванет куда-нибудь в Норвегию.

— Еще вопрос, если можно. Кто-то упоминал, что у вас есть личный секретарь. — Он смотрел вниз, не желая видеть, как взлетают брови Скамвея, а глаза мечут молнии, стараясь привести Эйхорда в замешательство. — Она живет здесь? Я буду крайне признателен, если вы разрешите задать ей пару вопросов, уж раз я пришел.

— Она живет здесь? — передразнил Скамвей.

Эйхорд мило улыбался, пока Скамвей хохотал во все горло, а потом крикнул на весь дом:

— Ники! — и добавил иронически: — Похоже, ее здесь нет.

— Она живет с вами?

— Мы снимаем квартиру, — ответил Скамвей. — Вам что-нибудь еще нужно? — Скамвей вглядывался в глянцевую глубину черной вазы в виде фаллоса.

Эйхорд машинально отметил промелькнувшую мысль и чуть не спросил Большого Эла из Норвегии: «Эй, Алан, это и есть твой футуристический фьорд?»