Моряки Гора

Глава 9 Бунт на корабле

Из сна меня буквально выдернули пронзительные крики тарна и оглушительный звон большого сигнального судового гонга.

— На палубу, на палубу, на палубу! — слышались из-за переборки нашего кубрика крики, сопровождаемые топотом ног бегущих по коридору мужчин.

— Будь осторожен, — крикнул мне Филоктет. — Похоже, там кому-то пришло в голову позвенеть оружием.

Снаружи, действительно, долетал звон стали.

Сутки уже перевалили за двадцатый ан.

— Кто-то разбил лампу в коридоре! — услышал я голос от двери кубрика. — Зажгите фонари.

Мы дико посмотрели друг на друга. Страшно представить, что с нами будет, вырвись огонь на свободу. Кое-кто бросились вон из кубрика, на ходу накидывая на себя меховые куртки. У большинства из нас оружия не было. После долгих недель коротких дней и постоянного холода нашего ледового плена, урезания рационов, падения духа, возрастающего страха, постепенно приходящего понимания отчаянности и безнадежности сложившейся ситуации и, связанной с этим, озлобленности многих членов команды, начальство приняло решение разоружить людей. Впрочем, многие на всякий случай припрятали оружие.

— На нас напали! — услышал я.

— Нет, не может быть! — донеслось из темноты.

— Что происходит? — крикнул кто-то.

— Не знаю, — ответили ему. — Кто-то разбил лампу!

— В оружейную! — призвал чей-то голос.

В отличие от нас пани были вооружены поголовно, как офицеры, так и рядовые гвардейцы.

Филоктет осторожно приоткрыл дверь в коридор и осмотрелся. К этому моменту там уже было пусто. Он вышел и мы последовали вслед за ним. Немного тарларионового жира, вылившегося из разбитой лампы, все еще покачивавшейся на цепях, и растекшегося пятном по палубе горело красноватым пламенем. Погасить такое возгорание было нетрудно, накинув куртку или просто затоптав. Куда большая опасность судну грозит с камбуза, где используется гораздо больший огонь. Не похоже было, что кому-то пришло в голову поджечь корабль. Скорее эту лампу, висевшую в проходе с низким подволоком, просто задели вооруженные люди, бежавшие по коридору. Другие лампы, попавшиеся нам по пути, были целы и никаких признаков поджога не наблюдалось.

Сверху до нас долетали мужские крики и звон стали. Похоже, в коридорах палубой выше или где-то в другом месте разгорелся нешуточный бой.

Потом мы услышали скрип большого люка расположенного на миделе, опускавшегося на палубу ниже, открывая трановый трюм. Для этой операции требовались усилия несколько мужчин, налегавших на рычаги двух брашпилей.

Мне говорили, что когда корабль покидал устье Александры, выходя на просторы Тассы, на его борту было что-то около двухсот тарнов, размещенных в трех больших отсеках, занимавших существенную площадь на трех палубах. Самым высоким было помещение, расположенное сразу под главной палубой и только оно имело прямой выход наружу через большой опускаемый люк. Два других отсека были расположены ниже, и для того чтобы выпустить птиц в небо, их сначала требовалось вывести по наклонным рампам в первое помещение. Тарн — птица крупная, опасная, агрессивная, по своей природе территориальная, так что на корабле для большинства из них были построены отдельные стойла или клетки. Других держали прикованными цепью за левые ноги, так чтобы они не могли дотянуться друг до друга. Часть из птиц, для которых не хватило места, буквально сбили в кучу, связав им крылья и клювы, освобождая только на время кормления.

Находиться среди этих беспокойных птиц, многие из которых к тому же долгое время не видели неба, последнее время стало необычно опасно. Немногие, кроме тарнсмэнов и тарноводов, решались приближаться к ним, да и те делали это с большими предосторожностями.

— Идем в оружейную камеру, — предложил кто-то.

Предположительно, любой из нас мог получить там свое оружие, конечно, если охрана сочтет, что порядок соблюден. Однако на деле, как показала практика, забрать оружие ни у кого не получалось. Более того, оружейную камеру уже не раз пытались штурмовать недовольные члены команды, фактически мятежники, решившие освободить тарнов и рискнуть полететь на восток, где, по-видимому, должен находиться Торвальдслэнд.

Признаться, я мало что знал о тарнах, об их характере, привычках, дальности их полета, о том как управлять такими монстрами, но даже того, что мне было известно, я также учитывая наше предполагаемое местоположение далеко к западу от Дальних островов, вполне хватало, чтобы усомниться, что можно было бы достичь земли, скажем, Торвальдслэнда прежде чем тарн, даже при всей его силе и легендарной выносливости, упадет на лед, неспособный двигаться далее в морозной тьме, и умрет от холода и истощения, или, обезумев от голода, набросится на своего всадника. Если бы до берега можно было бы добраться от места нашего заточения, разумеется, наши патрули и разведчики давно бы это обнаружили, сообщили бы об этом кому следует и воспользовались, чтобы доставить столь необходимое нам продовольствие. Единственное, что нам было известно наверняка, это то, что никто из дезертировавших за прошлые недели, что на тарнах, что пешком по льду, назад не вернулся. Кто мог сказать, достиг ли хоть кто-то из них суши? Два раза случалось так, что тарны возвращались на корабль без наездников, с порванной сбруей, а то и без нее, и с красными от заледеневшей крови клювами. Они не подпустили к себе тех, кто должен был отвести их вниз, в результате птиц пришлось умертвить.

В нашем тесном кубрике проживало порядка сорока человек, главным образом выходцев с Коса, Тироса или других меньших островов. Мы не спешили смешиваться с парнями с материка.

Пани, по моим подсчетам, на борту было что-то около пятисот. Эти, необычно для нас выглядящие мужчины, были разделены на две группы, приблизительно по две с половиной сотни в каждой. Командовали ими соответственно Лорды Нисида и Окимото. Помимо пани, были еще моряки, солдаты, ремесленники, коих набиралось примерно две тысячи. Эти были наняты в разных местах, но большинство, особенно наемники, в Брундизиуме. Зачастую это были мужчины, бежавшие из Ара после вспыхнувшего там восстания и реставрации власти Марленуса. Мне по-прежнему были не ясны цели нашего беспрецедентного путешествия. Вероятно, об этом знали только пани. Впрочем, какими бы ни были воззрения и намерения создателя этого корабля, строившего его прежде всего как транспорт, никто не сомневался, что это имело отношение к войне. На это указывало, например то, что все до единого мужчины пани были воинами. Лично мне этот факт казался более чем существенным. Кроме мужчин на корабле присутствовали и женщины пани, но было их так мало, что я видел лишь единицы из них. Их называли контрактными женщинами, и этот их статус был мне не понятен. По крайней мере, рабынями они не выглядели. Впрочем, и помимо пани, подавляющее большинство остальных мужчин на корабле были из тех, кто привычен держать оружие и решать все вопросы силой. Корабль, как уже отмечено, по существу был транспортом, но транспортом специфичным, предназначенным для доставки небольшой армии к отдаленному полю боя. У рабынь, коих на борт взяли приблизительно две сотни, было свое назначение, в основном заключавшееся в обслуживании мужчин различными способами. Кроме того, разумеется, такие женщины — являлись способом вложения капитала, поскольку их можно было продать, подарить, обменять и так далее. Я нисколько не сомневался, что использование их в качестве товара также входило в планы пани. Я уже упоминал о том, что когда корабль Терсита вышел в Тассу из Александры, на его борту было примерно двести тарнов. Таким образом, было ясно, что тарновой кавалерии предстояло стать решающей силой в некой запланированной кампании. Можно было предположить, что в Конце Мира тарны были неизвестны. А по какой еще причине могло потребоваться их присутствие на корабле? Все указывало на то, что у пани не было никаких проблем со средствами, учитывая финансирование ими постройки Терситом корабля, оплату сотен наемников, покупку рабынь и всего прочего. Следовательно, если бы в Конце Мира тарны водились, то было проще и быстрее раздобыть их на месте. А вот если там о них ничего не слышали, то их разумное применение в сражении, разведке, набегах, действительно могло бы оказать огромное влияние на ход боевых действий. Один их внешний вид мог внушить страх, и даже панику. Безусловно, на борту теперь не было тех изначальных двух сотен тарнов. Некоторые не возвратились из полета, другие умерли на борту, лишенные возможности подняться в небо. Двоих пришлось убить. На судне, вполне ожидаемо, много чего было засекречено, например, количество имеющихся катапульт и другого вооружения, но ходили слухи, что текущая численность здоровых тарнов колебалась в районе ста семидесяти особей. Мы знали о трех оружейных камерах, но подозревали, что были и другие. Однако, по крайней мере, один аспект военно-морской мощи корабля Терсита был известен доподлинно. Внутри корпуса скрывались шесть галер. Также было очевидно, что тарнсмэн по имени Тэрл Кэбот являлся командующим тарновой кавалерией. Несколько раз, когда позволяла погода, он поднимал свой отряд в небо, устраивая тренировки и маневры. Это было внушительное зрелище, пролет сотен этих могучих созданий, машущих крыльями в такт бою барабана, поворачивающих по сигналам вымпелов и горнов.

— Следуйте за мной, — скомандовал Филоктет, бывший за старшего в нашей небольшой компании.

Вслед за ним мы поднялись по трапу на палубу выше, а затем на следующую. Я чувствовал себя не в своей тарелке, не ощущая на поясе тяжести оружия. Теперь мы уже слышали звон стали со всех сторон. Кого обрадует встреча с ларлом, когда в твоих руках нет копья? Из трех хранилищ оружия, известных нам, два находились в носу, и одно, в которое мы сдали свое оружие, ближе к миделю, палубой выше нас. Трюма с тарными также располагались по центру, занимая большую часть трех палуб. Как я уже упоминал, самое верхнее помещение, из которого открывался доступ в небо, находилось сразу под главной палубой, в два более низких отсека можно было попасть по пандусам. Мы как раз поднимались по трапу мимо второго отсека с тарнами. По большей части крики людей и тарнов, шум, звон стали прилетали сверху, из первого, верхнего помещения, того самого, из которого можно было попасть на открытую палубу, при условии, что будет опущен люк.

Я услышал звон тетивы, и человек, чей четко обрисованный в свете масляной лампы темный контур появился в проеме палубой выше, медленно повернулся, упал и, пробороздив по ступенькам трапа, замер прямо перед нами. Филоктет оттянул его тело в сторону и, посмотрев вверх, поднял со ступеньки и показал нам обломок стрелы, переломившейся при падении мужчины по трапу.

— Паньская стрела, — прокомментировал один из наших товарищей.

Стрелы у пани почти такие же длинные, как у крестьянского лука, но сам лук отличается от крестьянского, он еще длиннее, но легче. И при этом оба этих лука отличаются от короткого, крепкого тачакского, или, как его еще называют, седельного лука, который, как я узнал, Тэрл Кэбот поставил на вооружение тарнсмэнов в своей кавалерии. В коридоре палубой выше, подволок был достаточно низким, так что лук пани можно было использовать только держа по диагонали. Идеальным оружием в такой ситуации, в стесненных условиях был бы арбалет, причем даже не столько из-за его размера и маневренности, сколько по причине того, что болт или стрела могут терпеливо ждать своего часа на натянутой тетиве, готовые немедленно устремиться к цели, вслед за нажатием пальца на спусковую скобу. Конечно, на то, чтобы натянуть лук много времени не требуется, но вот удерживать лук постоянно натянутым сможет далеко не каждый силач. Зато скорострельность любого лука, даже крестьянского не говоря уже о седельном, оставляет далеко позади скорострельность арбалета, даже снабженного стременем для взведения.

Двое наших товарищей перевернули тело, лежавшее у подножия трапа, и осмотрели его в тусклом свете падавшем из проема.

— Не знаю его, — покачал головой один из них.

— Зато у него есть меч, — с благодарностью констатировал другой.

Тогда первый, отгибая один палец за другим, высвободил клинок из сжатой руки.

— Ну вот, теперь у нас есть один меч на всех, — проворчал кто-то.

— Оставь его здесь, — велел Филоктет. — Вооруженного, тебя могут принять за мятежника.

— А Ты предпочитаешь, чтобы мы оставались беззащитными? — осведомился парень с мечом.

— Дождись, — сказал ему Филоктет, — пока мы все не вооружимся.

— Только не я, — заявил мужчина известный нам как Аристодем с Тироса.

— Отдай меч ему, — посоветовал кто-то и клинок перешел в руки Аристодему, заслужившему среди нас славу первого меча.

— Только спрячь его, — потребовал Филоктет.

Аристодем засунул клинок под полу своей меховой куртки.

Встав на трап, Филоктет, глядя вверх, крикнул:

— Я друг! Друг!

— Будь осторожен! — прошептал я ему.

Филоктет осторожно поднялся на пару ступенек и, не высовывая головы из-за комингса, снова крикнул:

— Друг! Друг!

Затем наш товарищ осторожно привстал на цыпочки и, осмотрев коридор, повернулся к нам.

— Я никого не вижу, — сообщил он.

— Там много дверей, — напомнил я, — а еще углы на пересечении проходов.

Стрела же, в конце концов откуда-то прилетела.

— Держитесь позади, — приказал Филоктет, и поднялся в коридор, держа руки поднятыми над головой.

Много бы я отдал за то, чтобы иметь с такой ситуации хотя бы баклер.

Филоктет опустил руки и повернул в левый проход.

Похоже, лучник ушел.

Через мгновение мы последовали за ним и, столпившись за его спиной, заглянули в коридор, в котором находилась оружейная камера. То, что мы увидели, нас не порадовало. Дверь в помещение была сорвана с петель. Большая часть оружия, копий, мечей, арбалетов, луков, пик, глеф, булав, топоров, ананганских дротиков, боевых бола и всего остального исчезла. Некоторые из оставшихся луков и копий были сломаны, рукояти топоров расколоты. Я заподозрил, что многое из того, что не было захвачено, возможно, унесли на главную палубу и выбросили за борт, чтобы оружие не досталось другим. В тот момент мы не знали количества мятежников. Однако уже было понятно, что их действия были организованы и скоординированы. У меня сразу возник вопрос, не были ли во все это вовлечены Тиртай или Серемидий. Впрочем, при ближайшем рассмотрении, мне это показалось маловероятным, поскольку оба они были людьми проницательными. В данный момент не было особого смысла в захвате корабля, учитывая его текущее состояние. В лучшем случае они могли бы надеяться на захват пары тарнов и побег вслед за другими дезертирами, сделавшими это ранее, впрочем, без шансов на успех.

В коридоре мы обнаружили три трупа. Одним из убитых мужчин оказался пани, вероятно часовой, дежуривший у входа в помещение оружейной. Двое других, были мужчинами, привычного нам вида, скорее всего, павшими под ударами его быстрого, короткого меча. Причем, очевидно, часовому потребовалось не больше одного удара на каждого. Он был из пани, а они в любом ситуации, вне зависимости от условий, предпочитают умереть, но не сдать оружие. Позже я узнал, что такое поведение на посту, такая приверженность долгу, были для пани нормой.

— Мы безоружны, — подытожил один из наших товарищей. — И ничего не можем сделать. Давайте вернемся в наш кубрик и дождемся результата.

— Верно, а потом мы можем примкнуть к победившей стороне, — поддержал его другой.

— Не будет никакой победившей стороны, — проворчал третий. — Они дерутся не за судно. Они хотят вырваться отсюда.

— Из этих льдов не вырвешься, — ответил ему четвертый, — если только на тарне.

— Возможно, мы сами сможем захватить тарнов! — воскликнул пятый. — Пока там драка и беспорядки!

— Бежим к верхним стойлам! — предложил третий.

— Точно, к первому тарновому трюму! — поддержал его пятый.

— Правильно! — послышались крики со всех сторон.

— Стойте! — закричал Филоктет. — Это же безумие!

— Мы безоружны, мы не представляем угрозы, никто не станет стрелять в нас, никто не поднимет на нас оружия, — предположил первый.

— Как только Ты вмешаешься, так тебя сразу посчитают угрозой, — заверил его Филоктет. — Против тебя будут стоять отчаявшиеся люди, которые нападут без колебаний или раскаяний.

— К стойлам! К тарновому трюму! — настаивал третий.

— К верхним стойлам! К первому трюму! — загалдели остальные. — Только он открывается сразу наружу!

— И именно там развернется основная драка! — остудил их пыл Филоктет.

— Кордоны будут заняты другими! — успокоил его мужчина.

— Нельзя позволить другим захватить наш единственный шанс выжить! — закричал кто-то.

— Мы что, трусы? — выкрикнул другой.

— К тарновому трюму! — призвал третий.

— К первому, к первому! — подхватили остальные.

— У меня есть меч, — напомнил Аристодем с Тироса.

— Вперед за Аристодемом! — воскликнул один из нашей группы.

— Все за мной! — призвал Аристодем, размахивая мечом, который уже успел вытащить из-под своей куртки.

— К верхним стойлам! — поддакнул ему его товарищ.

— К первому тарновому трюму! — поддержал его другой.

— Постойте! — попытался уговорить их Филоктет, но его отпихнули с дороги так, что он упал на палубу.

Мои товарищи помчались дальше по коридору, а я присел около Филоктета. Тот держался за руку, морщась от боли. Позднее выяснилось, что рука у него была сломана. В коридоре кроме нас никого не осталось.

— Идиоты, — прошипел Филоктет, глядя вслед убежавшим мужчинам. — Дурачье!

Внезапно из-за поворота в коридор выскочила группа пани, человек семь — восемь, вооруженных своими типичными для них, и непривычно выглядящими для нас, изогнутыми клинками на длинных рукоятях. Они проскочили мимо, не обратив на нас практически никакого внимания.

— Иди с ними, — сказал Филоктет. — Мы обязаны сохранить тарнов и корабль.

— Значит, Ты шел сюда, — заключил я, — чтобы вооружиться и отстаивать корабль.

— Верно, — подтвердил он, — ради Коса, ради чести!

Я посмотрел на убитого пани, чье изломанное тело лежало поперек дверного проема в нескольких футах от нас. Похоже, доведенные до отчаяния люди, в гневе и ярости, выплеснули накопившееся раздражение на того, кто решился встать на их пути.

— Ну тогда, за Кос, — сказал я, — и за честь!

Я встал и, оставив Филоктета, поспешил вслед за отрядом пани.

Отсеки для содержания тарнов на корабле Терсита с одной стороны были очень большими, с точки зрения человека, но с другой стороны довольно тесным, учитывая размеры тех монстров, которые в них должны были находиться. Кое-кто называл эти помещения тарновыми трюмами, хотя по сути трюмами они не были, в том смысле, который обычно вкладывается в это понятие, скорее это были твиндеки. Другие говорили о них, как о стойлах, хотя они имели мало общего с обычными тарновыми стойлами, за исключением разве что их огромных размеров, вполне сравнимых с теми, которые могли бы быть держать профессиональные тарнстеры в высоких городах, специализирующиеся на фрахте и перевозках грузов и пассажиров. Корабль сам по себе был огромен. Гигантская конструкция, балки и обшивка, туровое дерево и стальные крепления, сто десять ярдов от носа до кормы, что-то около сорока ярдов от борта до борта на миделе, девять палуб от киля до главной палубы. Помещения для тарнов, как уже указывалось, занимали три палубы почти полностью, приблизительно семьдесят ярдов в длине и тридцать в ширину. В отличие от большинства тарновых стойл в городах, помещений высоких и просторных, оборудованных насестами на различных высотах, подволоки тарновых трюмов были не выше пяти ярдов. Эта особенность, несмотря на ширину и длину этих помещений, создавала эффект тесноты. В помещениях было установлено по три ряда деревянных клеток или стойл, разделенных двумя проходами. Ряды тянулись почти на всю длину отсеков, оставляя в носу и корме трюмов пространство достаточное, чтобы там можно было держать еще несколько птиц. Одних приковывали к местам цепями, другим связывали веревками крылья и клювы, освобождая последние только на время кормления. В этих же отсеках хранилась поводья, седла и прочая сбруя. Птиц обычно седлали прямо в трюме в узких проходах, а затем вели по одной из двух имевшихся рамп, которые представляли собой опускаемые люки, в помещение на палубу выше, чтобы в конечном итоге вывести непосредственно на открытую палубу, откуда тарн вместе с наездником мог отправиться в полет. Хотя тарн, благодаря своей силе, вполне может подняться в небо с места, с горизонтальной поверхности, что интересно, почти вертикально, но в природе они обычно предпочитают взлетать с утеса, со скалы или другого выступа, на котором они могли бы расправить крылья, поймать ветер, а затем начать свой путь вверх. На корабле было построено нечто подобное утесу, конструкция, представлявшая собой опускаемый участок фальшборта.

Группа пани, растянувшись в колонну по одному, стремительным мягким шагом, почти в ногу, двигалась по коридору. Собственно, как-то по другому у них двигаться бы не получилось. Узость коридоров, в которых пара человек запросто могла бы держать оборону против целой толпы, и низкий подволок, с которого свисали лампы, не позволяла скучиваться и суетиться. Мне вспомнилась лужица разлитого горящего масла рядом с дверью нашего кубрика, которые мы быстро погасили.

Отсчитывая боковые проходы и трапы, я прикинул, что мы уже поднялись выше уровня обоих нижних тарновых трюмов и находились где-то неподалеку от главной или открытой палубы. Я ожидал, что именно здесь, в этих коридорах и трапах, будет происходить наиболее ожесточенная схватка. Ведь самой желанной целью были те тарны, которых легче и быстрее было отправить в полет.

Естественно, в этих помещениях для доступа людей, для доставки снабжения, продуктов и так далее имелись несколько входов по правому и по левому бортам на различных уровнях, приводящие на лестницы, площадки и переходы. Однако Пани, по-видимому, рассудив так же, как и я, проигнорировали входы на лестничные площадки тарновых стойл более низких уровней. Они целеустремленно стремились туда, откуда долетали звуки схватки, они искали их источник.

Местами в коридоре нам попадались тела, некоторые из которых еще подавали признаки жизни. Мы проходили мимо них, не задерживаясь.

Звон сталкивающейся со сталью стали стал явственным и резким, заставляя меня особенно остро чувствовать свою безоружность. Дикий, пронзительный крик тарна пронесся по коридору. Когда звук стих, я услышал треск ломаемого дерева, крики мужчин, звон тетивы.

Наконец, мы добрались до открытой двери, перед которой лежали изрезанные тела двух мужчин. Оба они были пани. Через эту дверь, насколько я понял, бунтовщики попали на палубу верхнего помещения с тарнами. Механизм большого люка был устроен так, что его можно было опустить, превратив в рампу, как посредством двух брашпилей, так и каждым в отдельности. Один брашпиль был установлен на главной палубе, другой в твиндеке. Меня внезапно пробрала дрожь. Я понял план мужчин, за которыми следовал. Свет ближайшей лампы, свисавшей с низкого подволока коридора, упал на моих попутчиков, и я отметил, что многие из них были ранены, а одежда у всех была изрезана. Выходит, эти парни уже поучаствовали в сегодняшней заварушке. Похоже, теперь они обошли судно и собрались ударить по мятежникам с тыла. Тем самым они могли внести смятение в ряды противника, смятение которое, возможно, продлилось бы не больше мгновения, но у меня не было особых сомнений в том, что это мгновение будет ими использовано максимально эффективно. Мне все еще была не ясна численность решившихся на бунт. Все что я знал наверняка, это то, что перед дверью замерли восемь пани и один безоружный косианец. Возможно, мелькнула у меня мысль, что они, при их мизерной численность, собираются просто попытаться удержать дверь не дать бунтовщикам вырваться из отсека, если дело пойдет так, что тем придется здесь отступать, чтобы затем, избавившись от оружия, попробовать затеряться среди сотен других, не замешанных в их бунте. Я был неправ. Пани внезапно, стремительно и безмолвно обрушили на спины вооруженных мужчин свои странного вида, мечи на длинных рукоятях, украшенных кисточками. Думаю, они успели положить по двое врагов каждый, прежде чем те осознали присутствие новой угрозы и повернулись к ней лицом. Тогда у двери началось настоящее сражение. Я же, остался стоять, полуприсев в дверном проеме. В схватке, развернувшейся передо мной, люди перемешались так, что я при всем желании мог сказать, кто из дерущихся был бунтовщиком, а кто нет. За исключением, разве что, мелькавших то тут, то там пани. Конечно, те, кто резался друг с другом, должны были бы знать, кто какой стороны придерживается. Я же просто наблюдал и видел перед собой разрушение, неразбериху, кровь, бойню и смерти, как людей, так и животных. Люк был опущен до уровня твиндека. Судя по всему, главная палуба или большая ее часть была в руках мятежников, многие из которых сбегали по рампе вниз, чтобы попытаться выпустить тарнов. Иногда между ними вспыхивали стычки за ту или иную птицу. Некоторые тарны, двери чьих клеток открывали, чтобы их забрать, пытались взлететь и разбивались о подволок или об углы стойл рядом с их собственными. Из-за узости проходов некоторые ломали крылья и ярясь от боли и гнева, нападали на все, что было в пределах досягаемости, будь то толстые деревянные брусья клеток, другие тарны или группы людей, не задумываясь пуская в ход клюв и свои устрашающие длинные изогнутые когти, столь же толстые как запястье мужчины. Я уже не раз видел оторванные головы и тела, стиснутые в когтях, разрываемые и пожираемые взбесившимися монстрами. Некоторые тарны, почуяв небо, видя через открытый теперь люк далекую россыпь ярких звезд, мощным ударом крыльев, иногда унося с собой седло и упряжь, улетали прочь, исчезая в морозной ночи. Других, пытавшихся воспротивиться упряжи или убежать, убили. Я видел, одного мужчину, вцепившегося в подпругу седла взлетавшего тарна. Птица унесла его из трюма, но очень скоро мужчина не удержался и с диким криком рухнул на лед, расстилавшийся ниже. На главной палубе, меж тем, судя по звукам, борьба продолжалась, и кого-то вероятно, вынудили спасаться, прыгая через фальшборт. Внизу же наступило некоторое затишье. Дерущиеся отступили друг от друга, чтобы перевести дыхание и осмотреться. В этой внезапно наступившей тишине и морозном воздуха можно было услышать плеск воды и фырканье морских слинов, доносившийся снизу. Несколько человек, несомненно, мятежников, отчаявшихся в успехе их предприятия, начали двигаться от стойла к стойлу и резать глотки тарнам. Похоже, они решили, что раз уж у них не осталось шансов на побег, то пусть их не будет ни у кого. Я увидел, как Тэрл Кэбот, его товарищи Пертинакс и Таджима, слывший превосходным наездником, бросились на защиту тарнов. Бунтовщики шарахнулись в стороны, заметив приближавшегося к ним Кэбота. Очевидно, немногие из них жаждали скрестить с ним клинки. Один попытался дотянуться до Тэрла копьем, несомненно позаимствованным в оружейной камере, но тот отбил направленный на него наконечник, поймал за древко и рывком подтянул к себе его владельца, тоже рефлекторно потянувшего копье на себя для повторного замаха. Острое лезвие короткого быстрого гладия, излюбленного оружия воинов, легко вошло в живот ошеломленного бунтовщика. Почти в то же мгновение Кэбот высвободил клинок, и парировал удар копья, последнее движение своего, уже заваливавшегося на спину противника. Не сомневаюсь, что некоторым мятежникам удалось запрячь тарнов и суметь покинуть корабль. Их количество, правда, осталось неизвестным. Вдруг я увидел, как один из пани поднимает лук и направляет его на меня.

— Нет, — крикнул Кэбот, касаясь руки лучника, а потом посмотрел на меня и позвал: — Каллий! Сюда, к нам!

Оказывается, он запомнил мое имя. Его рыжие волосы клочьями торчали из-под талмита. Я уже успел разобраться, что шлемы были в основном у мятежников, подготовившихся к своему выступлению. В попытке добраться до тарнсмэна, мне пришлось продвигаться прижимаясь к клеткам. При этом я, впервые так близко оказавшись рядом с тарнами, не далее нескольких футов, не мог не ощутить их огромности, поразительности и исходившей от них мощи. В какой-то момент один из них встрепенулся и настороженно повернул голову ко мне то одной стороной, то другой сверкнув своими яркими, блестящими, темными глазами. Впрочем, мне показалось, что в его реакции было больше любопытства или озадаченности, чем агрессии или злобы. Насколько ничтожным выглядит человек, сидя на спине такого чудовища! Каковы же были те люди, порой спрашивал я себя, что смогли однажды поймать, приручить и обучить таких монстров! И даже сегодня, какими качествами должен обладать мужчина, каким храбрым надо быть, чтобы входить во владения такого существа, уже не говоря о том, чтобы командовать им с седла!

Кэбот наклонился и, подхватив с палубы меч, швырнул его мне. Клинок, не долетев до меня какой-то пары футов, воткнулся почти в пределах моей досягаемости в один из широких, округлых толстых, порядка пяти хортов, деревянных брусьев тарновой клетки. Схватив рукоять, я выдернул оружие из дерева, охваченный внезапным волнением. Таким мечом, несмотря на его малую длину, можно было достать даже до сердца ларла. На клинке красовалась буква «Тау», маркировка судна Терсита. У меня не возникло особых сомнений, что это было оружие взятое, точнее украденное из корабельной оружейной, возможно из той самой, которую мы нашли разгромленной и почти опустошенной от оружия, за исключением выведенного из строя.

Я пару раз взмахнул мечом, оценивая его вес и баланс. «Да, — подумал я, — да!». Это был тот вид оружия, к которому легко можно было приноровиться, вид клинка, которому можно было доверить свою жизнь, выставив его проворной острой тонкой стальной стеной между собой и смертью.

— Смотри, чтобы он использовался с честью! — усмехнувшись, крикнул Кэбот.

Он дал мне оружие. «За такого офицера можно было умереть» — подумал я, прокладывая себе дорогу к его группе.

По пути я отогнал сначала одного противника, а затем другого. О том враге, который подкрадывался ко мне справа, я понятия не имел, и увидел его, лишь обернувшись на звук падения его тела. Разумеется, самый опасный враг, это тот, о котором ты не знаешь. Можно сказать, я задолжал Тэрлу Кэбот свою жизнь. Где, как не в бою острее всего осознаешь ценность жизни.

Внезапно, я заметил Серемидия, стоявшего около рампы, у левого ее края. У его ног лежало тело мужчины, только что зарубленного им. Мне еще по Ару было известно об умениях командира таурентианцев. Немногие смогли бы противостоять ему. Выходит, Серемидий остался лояльным, или же просто был не готов в данный момент показать свою нелояльность. Я видел, как он ранил другого мужчину, а затем, нанеся ему еще две раны на лице, по одной на каждой щеке, сделал короткий выпад, и его клинок быстрый, словно атакующий ост, вошел в горло, всего на хорт, но этого было достаточно. В Аре мне не раз приходилось видеть, как он проделывал подобные финты. Он любил играть со смертью. Он был тщеславен, он наслаждался такой показухой. Одиннадцать раз нас приглашали на рассвете, то на площадь перед Центральной Башней, то в тот или иной парк, чтобы стать свидетелями его игр. Зачастую вина его противника, вынужденного принять брошенный вызов, заключалась лишь в том, что он вошел в дверь перед ним, или задел его в театре или на рынке. У Серемидия были свои симпатии и антипатии, возможно даже вполне обоснованные, но для любого было бы лучше не попадать в круг тех, кто ему не нравился. Этот человек умел выжидать с терпением затаившегося в засаде слина, ждущего подходящего момента. Ему хватило бы даже неосторожно брошенного слова, независимо от того, что могло бы на самом деле подразумеваться, чтобы зацепиться за этот повод, а затем раздуть вопрос, обвинить в клевете и оскорблении, доведя дело до грани суда чести. Оправдания не принимались, ведь во главе угла стоял спор, предлог к которому так долго ожидался от намеченной жертвы. А спор, это всегда спор. Разумные люди в его присутствии тщательно следили за своими словам, говорили любезно либо старались говорить как можно меньше, и предпочитали во всем с ним соглашаться. Лучше было попытаться понравиться Серемидию. Он был из тех, кому нравится убивать. И вот теперь он входил в свиту Лорда Окимото.

Я был рад увидеть его в верхнем тарновом трюме, хотя, честно говоря, я был бы обрадован еще больше, если бы увидел его среди мятежников. Признаться, я опасался, что к настоящему времени он уже покинул корабль на тарне отчаянной попытке достигнуть Ара, унося с собой рабыню Альциною, привязанную поперек седла. Впрочем, такая попытка, скорее всего, была бы лишена смысла и, по-видимому, закончилась бы не мешком золота, а смертью обоих среди льдов. К тому же, ему сначала пришлось бы прорваться в секцию хранения рабынь на палубе «Касра», что само по себе было непростой задачей. Кроме того, не стоит забывать, что она как и все другие рабыни была прикована цепью. Нет, сейчас было не то время, когда стоило думать о доставке рабыни в Ар. Не время для любого из нас. И почему это он, а не я должен быть тем, кто бросит беглянку к ногам Марленуса? Премия за голову смазливой, некогда высокопоставленной и знатной шлюхи, теперь принадлежащей ошейнику, была уж очень заманчивой. Почему золото должно было достаться ему, а не мне? Она была предательницей, заговорщицей, преступницей, спекулянткой, продавшей свой Домашний Камень, ближайшей фавориткой самой Талены из Ара, главной заговорщицы. Разумеется, ее следовало вернуть в Ар и представить правосудию. Я часто спрашивал себя, могла ли из нее получиться хорошая рабыня. Несомненно, она была хороша собой. Было бы быть приятно видеть ее у своих ног, с надеждой и страстью прижимающейся к ним губами. А если она не сможет как следует ублажить, или надоест, ее всегда можно было бы вернуть в Ар. А еще она была очень умна, так что ей не составит труда все это понять. Было бы приятно иметь ее под своей плетью, хотя бы на какое-то время. Почему я никак не мог забыть ее? Почему я, еще с самого Ара, мечтал увидеть ее тонкие запястья в моих наручниках? Назначенная за нее награда могла принести мне дюжину рабынь, еще более красивых, чем она, возможно, даже целую галеру. Но вот будут ли они все вместе, все золото, омытое кровью, для меня ценнее одной единственной рабыни, с которой можно было бы обращаться со всей возможной суровостью, но за которую было бы не жалко умереть?

— Осторожно! — сердито крикнул Кэбот, и я обернулся, отражая летящую в меня сталь.

Быстрый выпад, и мужчина в шлеме падает навзничь, обливаясь кровью.

Рядом с Серемидием, у подножия рампы стоял Тиртай из свиты Лорда Нисиды.

Тарн в клетке за моей спиной издал пронзительный крик, от которого я на мгновение оглох.

Я заметил, что в помещение через боковые двери вбегают новые группы пани. Это намекало на то, что нижние уровни судна были зачищены. Большинство мужчин, как я понял, были либо заперты в своих кубриках, либо были предупреждены оставаться внутри помещений.

Мне казалось ясным, что ход войны развернувшейся на таком странном поле боя, шел к развязке. Обитатели нижних палуб огромного корабля не поддержали бунтовщиков. По моим прикидкам, их численность колебалась между двумя и тремя сотнями. Конечно, они не надеялись выстоять против сплоченных пани, верных своим лордам, и больше чем тысяче мужчин, которых можно было вооружить и привести на бой снизу. Нет, они рассчитывали на один стремительный удар, чтобы воспользовавшись фактором внезапности, захватить птиц, а затем, прежде чем командование успеет собрать силы, покинуть судно. Однако корабль был затерт во льдах Тассы. Побег, учитывая наше предполагаемое местоположение, даже при идеальных условиях, имел мало шансов на успех. И в любом случае тарнов было меньше чем мятежников, даже в начале бунта, не говоря уже о том, что стало после убийств, резни, ранения птиц и бегства некоторой их части. Заговорщики, как я позже узнал, дрались друг с другом на смерть, чтобы добраться до седла тарна, надеясь купить себе возможность сбежать сталью, когда к их сожалению в трюм ворвались опомнившиеся и сплотившиеся силы пани и их союзников.

— Внутрь, внутрь, внутрь! — кричал тарновод, стоя у распахнутых деревянных ворот одной из клеток.

Другой, подскочив к монстру, кричал и размахивал поднятыми руками. Известно, что тарнов, как ларлов и слинов шум и резкие движения приводят в замешательство. Не секрет, что ларлы отступают перед ребенком кричащим и бьющимся по кастрюле металлической ложкой. Один из монстров, угрожающе щелкая клювом, отступил в клетку, и тарновод захлопнул за ним ворота, заперев их на засов. Я видел, как дальше по проходу точно так же загнали на место другого тарна.

Мимо меня пробежал какой-то человек. Я понятия не имел, был он из наших или из мятежников, и не стал на него нападать.

— Бросайте оружие! — крикнул Кэбот бунтовщикам. — Бросайте оружие!

Некоторые послушались, и были поспешно связаны, шея к шее, с руками за спиной.

Однако большинство бунтовщиков, отчаянно сражаясь, бросились к пандусу, намереваясь пробиться на открытую палубу, которая, судя по всему, по-прежнему оставалась в руках их товарищей, по крайней мере, от бака до миделя. Вероятно, именно брашпиль главной палубы, был использован для опускания люка до его нынешнего положения, большинство мятежников попали в трюм именно по нему.

Некоторые из бунтовщиков, державшихся в стороне от основной схватки и не спускавшихся с рампы, повернулись и побежали наверх. Многих из них, став превосходными мишенями, были поражены стрелами пани, взявшихся за луки. Несколько стрел вонзились непосредственно в палубу рампы.

За моей спиной послышались сдавленные рыдания. Обернувшись, я увидел плачущего мужчину, тарновода, прижимавшего к своей груди гигантскую, мягкую голову одного из монстров.

Вдруг раздался тяжелый скрип. Несколько мятежников, выскочивших на открытую палубу, пытались поднять рампу, закрыть люк.

— Не закрывайте люк! — закричали бунтовщики, не успевшие пробиться к рампе.

Но люк с глухим грохотом встал на место.

— Слины, слины! — вопили брошенные своими товарищами мятежники.

Наши люди отступили за шеренгу лучников пани, уже наложившим стрелы на тетивы своих луков.

— Бросайте оружие! — повторил свое требование Кэбот тем из наших противников, которые не смогли покинуть трюм.

По палубе загрохотала сталь.

— Нет! — только и успел крикнуть Кэбот, как лучники пани выпустили тучу стрел в своих сдавшихся противников.

Думаю, что среди бунтовщиков не было ни одного, кто не был пронзен как минимум парой стрел.

— Остановитесь! — закричал Кэбот, видя, что пани начали резать глотки всем, кто еще подавал признаки жизни. — Остановитесь!

Серемидий поднял меч, салютуя Лорду Окимото, только что вошедшего в трюм.

Его руки были спрятаны внутри широких рукавов его одежды.

— Те, кто нелоялен, должны умереть, — объявил он.

Кэбот бросился вперед и встал между израненными мятежниками и двумя пани с окровавленными ножами. Они отступили, но двое других встали на их место, сжимая обеими руками рукояти своих изогнутых мечей, поднятых над головами. Глаза Серемидия, державшегося в стороне, сверкали от восторга. Но, следовавший по пятам за Кэботом Таджима занял позицию между Кэботом, настороженно присевшим, и двумя пани.

— Остановитесь! — крикнул Таджима. — Именем Лорда Нисиды, назад!

Двое пани попятились расступились в стороны, почтительно опустив клинки и открывая обзор стоявшему позади с невозмутимым лицом Лорду Окимото.

— Уполномочен ли благородный Таджима, мечник, — вежливо осведомился Лорд Окимото, — Лордом Нисидой говорить от его имени?

— Я говорю так, как сказал бы он сам, — ответил Таджима.

— Благородный Таджима, мечник, — продолжил допрос Лорд Окимото, — держит клинок обнаженным в моем присутствии?

— Нет, мой лорд! — сказал Таджима, поклонился и быстро убрал меч за пояс.

В этот момент большой люк снова пришел в движение, и начал медленно, со скрежетом опускаться, открывая небо.

Мы больше не слышали звуков боя наверху, и я заключил, что палуба была очищена от бунтовщиков.

Кэбот остался на месте, настороженно озираясь.

Несколько пани, стоявших позади Лорда Окимото, наложили стрелы на тетивы своих луков.

— Итак, был ли благородный Таджима, мечник, — невозмутимо повторил свой вопрос Лорд Окимото, — уполномочен Лордом Нисидой выступать от его имени?

— Я уполномочен говорить от имени Лорда Нисида, — послышался голос с палубы.

Я перевел взгляд наверх. У края люка стояла фигура боевых доспехах. Человек медленно снял с головы большой, украшенный крыльями шлем.

— Ах, — вежливо улыбнулся Лорд Окимото, — Лорд Нисида.

— Что здесь происходит? — спросил вновь прибывший.

— Я старше, не так ли? — осведомился Лорд Окимото.

— Разумеется, — сказал Лорд Нисида, коротко склоняя голову, признавая приоритет своего коллеги. Как я уже упоминал, под командой каждого лорда было что-то около двух с половиной сотен бойцов пани. Насколько я понял, отряд Лорда Нисиды, некоторое время назад размещался в месте, называемом тарновым лагерем, к северу от Александры, в нескольких пасангах от ее истоков, а Лорд Окимото со своими людьми находился в другом месте, южнее и ниже по течению Александры, но неподалеку. Эти два отряда соединились незадолго перед тем, как их большой корабль начал свое путешествие вниз по реке. Впрочем, у меня не было сомнений, что во время постройки этого судна они поддерживали связь. Большинство, но не все, из тех, кто к народу пани не принадлежал, были с Лордом Нисидой в тарновом лагере. Многие из них были наняты в Брундизиуме, и в течение нескольких месяцев, группами различной численности были переброшены на север на зафрахтованных их нанимателями больших и малых судах. Их высаживали в на берегу в той или иной точке рандеву, после чего они пешком, в сопровождении проводников двигались на восток к тарновому лагерю. Это была разношерстная компания, главным образом наемники, некоторые из свободных отрядов, но большинство из гарнизона оккупационных сил в Аре. Впрочем, хватало среди них и безземельных мужчин, младших сыновей, людей без Домашних Камней, разбойников, пиратов, авантюристов, воров, изгоев, головорезов, разыскиваемых правосудием, беглецов из Ара, вроде Серемидия и прочего отребья. Очевидно, у пани хватало золота, раз они вкладывали капитал в вербовку, причем не задумываясь и не экономя. Подозреваю, что только спустя какое-то время после отплытия и выхода судно в море, опасность, связанная со сбором таких людей в одном месте, была понята и оценена. Я пришел к выводу, что пани, возможно, в силу особенностей своего менталитета и культурного фона, в котором определенные ценности считались подразумеваемыми, незыблемыми и не подвергаемыми сомнению, недооценили вовлеченные риски. Возможно, также, учитывая острую необходимость их целей, вне независимости от того, какими они могли бы быть, их безотлагательности и перспектив, они были заинтересованы в том, чтобы отплыть так быстро, насколько это было возможно, с практической точки зрения. Вероятно, они чувствовали, что у них было слишком мало времени, чтобы быть привередливыми. Я подозревал, что, так или иначе, их конечная цель состояла в том, чтобы как можно быстрее собрать в кулак максимально возможную силу, состоящую из опытных мужчин, опасных, свободных от каких-либо привязанностей к местности и традициям, которых соответственно подготовив, вооружив и направив, можно было бы эффективно использовать в чужой, далекой местности для войны.

— Измена должна караться смертью, — заявил Лорд Окимото. — Таков наш путь. Те, кого Ты видишь внизу, в трюме между нами изменили клятве, как и те несколько человек за моей спиной. Но эти сдались, соответственно теперь они связаны и покорны.

Бунтовщики, которые по требованию Кэбота сложили оружие, и теперь стояли на коленях, связанные по рукам и за шеи друг с другом встревожено заозорались. Их полные самых мрачных предчувствий взгляды метались то на стоявших с обнаженными мечами пани, то на занесенные клинки, то на Кэбота, то на друг друга.

— Я вижу здесь Тэрла Кэбота, тарнсмэна, — заметил Лорд Нисида. — Я хотел бы послушать, что скажет он.

— Но его оружие обнажено, — указал Лорд Окимото.

После его слов Кэбот вложил свой гладий в ножны и заговорил спокойным голосом:

— Лорды Окимото и Нисида, бунт подавлен. Оружие было сдано добровольно. Мужчины поверили вам и передали в ваши руки свои жизни и свободу. В противном случае они умерли бы с оружием в руке. Мужчины не сдаются ради того, чтобы быть убитыми. Это не наш путь.

— Не хочет ли Лорд Нисида, — сказал Лорд Окимото, — задать себе вопрос, а лоялен ли нам Тэрл Кэбот, тарнсмэн?

— Он и многие другие боролись плечом к плечу вместе с нами! — воскликнул Таджима.

Лорд Окимото удивленно посмотрел на Таджиму.

— Простите меня, лорд, — проговорил тот, опуская голову.

Его не приглашали к разговору.

— А где Нодати? — полюбопытствовал Лорд Окимото.

— На палубе, — ответил Лорд Нисида. — Медитирует. Он убил семерых.

Я понятия не имел о ком шла речь, но заключил, что мнение этого человека могло бы быть значимо.

— Лорды Окимото и Нисида, — обратился к ним Тэрл Кэбот. — Эти люди просто не хотели умирать. Они боятся льда. Они голодны. Они надеялись спастись. Они отчаялись, дошли до безумия, потеряли способность мыслить логически.

— Нападение было хорошо спланировано, организовано и скоординировано, — встрял в разговор Серемидий. — Это не похоже на поступки безумцев, действовавших спонтанно.

— Мой уважаемый коллега, благородный Рутилий из Ара, — сказал Кэбот, — прекрасно знает, что горстка не безумных, думающих заговорщиков, людей злонамеренных и хитрых, легко может организовать, скоординировать и направить в нужное русло действия других людей, доведенных до края отчаяния и паники. Лично я подозреваю, что случившееся было попыткой сохранить продукты, продлить жизнь некоторых, избавившись от других. Возможно даже, что это была попытка обескровить ваши силы, чтобы в конечном итоге захватить корабль.

— Абсурд! — воскликнул Серемидий.

— И, конечно, осталось невыясненным, — продолжил Тэрл Кэбот, — кем были те, кто организовал и поднял этот бунт.

— Думаю, что их к настоящему времени уже нет в живых, — пожал плечами Серемидий.

— Возможно — да, но возможно и нет, — ответил на это Тэрл Кэбот.

— Я не помню, — буркнул Лорд Окимото, — чтобы Тэрл Кэбот, тарнсмэн, просил разрешение говорить.

— Я говорю тогда, когда сочту нужным, — заявил Кэбот. — Таков принцип моей касты.

— Он из алой касты, — объяснил Лорд Нисида.

— Ага, — протянул Лорд Окимото.

— Лорды, — снова обратился сразу к обоим Кэбот, — я не знаю, ни куда мы направляемся, ни каковы ваши цели, но предполагаю, что до места назначения еще очень далеко, а цели важны. Основываясь на этом, думаю, что в данном случае было бы разумно проявить, если не милосердие, если не честь, то хотя бы снисходительность.

— Могу ли я говорить? — спросил Таджима.

Лорд Нисида, чуть заметно кивнув головой, предоставил ему разрешение на это.

— Много месяцев назад, — заговорил Таджима, — мы были окончательно разгромлены, и прижаты к морю. Уверен, среди нас найдется немало тех, кто еще хорошо помнит те времена. Те тяжелые времена и ту ночь, когда из тысяч нас осталось не более семи сотен, понимающих, что нам не пережить сражения. Мы были изнурены и голодны, многие изранены и больны, а наши противники гораздо многочисленнее нас. Нас заперли на берегу моря, и нам оставалось только ждать наступления утра, чтобы умереть достойно. Но вместо этого, по воле неизвестно каких богов, выступавших непонятно от чьего имени, мы оказались далеко от знакомых нам мест, на чужом берегу, снабженные золотом. Теперь мы возвращаемся назад. Но там нас ждет враг многочисленный и безжалостный. Я не думаю, что у нас есть хоть один лишний тарнсмэн, копейщик, мечник или лучник. Я тоже прошу о снисхождении.

— Имела место измена, — напомнил Лорд Окимото.

— Я за снисхождение, — заявил Лорд Нисида.

Внезапно взгляды многих присутствующих привлекла невзрачная фигура, совершенно ясно принадлежавшая кому-то из пани, появившаяся рядом с Лордом Нисидой. Мужчина был одет в короткую одежду с широкими рукавами. Роста он был среднего, но широк в плечах настолько, что выглядел квадратным. Еще бросались в глаза его необычно толстые запястья и лодыжки. Волосы незнакомца были зачесаны назад и собраны в пучок. Обнаженный меч казался почти продолжением его руки. Он явно был одним из тех, кто не сможет заснуть, если такой клинок не лежит рядом. На широком лице сверкали глаза. При всем своем желании я не мог прочитать выражение его лица. С тем же успехом можно было бы пытаться прочитать выражение на скале.

— Вы слышали наш разговор? — спросил Лорд Окимото у вновь прибывшего.

Мужчина кивнул, быстро, резко, отрывисто, а затем снова застыл неподвижно, словно был высечен из камня или вырезан из дерева.

— Это — Нодати, — уважительно прошептал один из пани.

Судя по тому, как на него смотрели, я заключил, что для присутствующих было необычно видеть человека среди них.

— Что было бы благородно? — поинтересовался Лорд Окимото.

Но пани, которого, как выяснилось, звали Нодати, ни слова не сказав, заткнул свой меч за пояса и отвернулся.

— Снисхождение, — объявил Лорд Нисида.

— Да какое это теперь имеет значение, — воскликнул Серемидий. — Мы все равно все умрем среди этих льдов!

Пока лорды пани спорили все, кого Кэбот прикрыл собой, умерли. Среди них не было никого, кто не был бы пронзен как минимум двумя стрелами. Это не самая лучшая идея, становиться мишенью лучника пани. Фактически вмешательство Кэбота, рискнувшего своей собственной жизнью, в лучшем случае подарило несколько мгновений жизни тем, кого он стремился защитить. Связанные бунтовщики, коих набралось приблизительно шесть десятков, были под конвоем пани уведены вниз и закованы в цепи.

— Парни из кавалерии, — скомандовал Кэбот, — расходитесь по своим кубрикам.

На его команду отреагировали человек двадцать — тридцать.

Остальные офицеры также распустили своих людей. Следом из тарнового трюма потянулись пани, а потом и Лорд Окимото в сопровождении Серемидия.

Я мало что понял из того, о чем говорил Таджима. О событиях какой ночи, о каком сражении, о каком ожидании на берегу для меня осталось загадкой. Единственное, что я понял, и понял хорошо, его беспокойство о том, чтобы сохранить мужчин. В бою на счету каждый мужчина, сражающийся на твоей стороне, каждый на вес золота. Кто согласится, когда на горизонте появляется враг, лишиться даже последнего пращника, с его нелепо выглядящим мешком свинцовых шариков, накинутом поверх лохмотьев, уже не говоря о копейщике или мечнике?

Кэбот повернулся и по рампе вышел на открытую палубу.

Того странного товарища, Нодати, уже не было видно.

Сотни наших товарищей все еще оставались внизу в своих кубриках, либо запертые в них, либо остающиеся там согласно инструкции охранников из числа пани. Многие из них, вероятно, даже не представляли того, что произошло на корабле.

Я понадеялся на то, что Филоктет уже обратился к врачу со своей травмой.

— Лорд Нисида, — услышал я уважительный голос Кэбота, и обернулся.

— Мне было бы жаль потерять командующего тарновой кавалерией, — пожурил его Лорд Нисида.

— Мне тоже, — улыбнулся Кэбот в ответ.

— Здесь на палубе, — сказал Лорд Нисида, — разгорелось настоящее сражение.

— Это точно, — покачал головой Кэбот, обводя палубу взглядом.

Бой на главной палубе шел с переменным успехом не меньше ана, но в конечном итоге, и это было очевидно, победа осталась за теми, кто остался верен клятве.

— В самом конце боя несколько бунтовщиков выбежали на палубу, — сообщил Кэбот.

— Многие захватили еду, а здесь хватало тросов, — развел руками Лорд Нисида. — Они спустились на лед. Некоторым не повезло, и они упали в полынью. А там кишели морские слины. Выплыть удалось немногим. Но большинству все же удалось высадиться на лед.

— Они рассчитывают, что смогут добраться до суши пешком по льду, — пояснил Кэбот.

— Скорее они умрут среди льдов, — покачал головой Лорд Нисида.

— Боюсь, немногие из них знали о Торвальдстриме, — вздохнул Кэбот.

— О Торвальдстриме? — переспросил явно заинтригованный Лорда Нисида.

— Вот именно, — кивнул Кэбот, — это — теплое течение, своего рода река в море, шириной несколько пасангов. Именно это течение не дает льдам запереть Торвальдслэнду зимой.

Признаться, от его слов меня пробрала дрожь. Выходит, даже зимой по ледовым полям достичь Торвальдслэнда было невозможно.

— Я должен уделить внимание к своим обязанностям внизу, — развел руками Лорд Нисида.

— Каллий сражался вместе с нами, сообщил Кэбот, указывая на меня, — и более чем достойно.

— Конечно, — кивнул Лорд Нисида. — У него, как я помню, есть то, что у вас называют Домашним Камнем.

— Да, у него есть Домашний Камень, — подтвердил Кэбот и, повернувшись, ушел по своим делам.

А Лорд Нисида ступил на наклонную поверхность опущенного люка и спустился в тарновый трюм.

Я последовал за лордом, намереваясь вернуться в свой кубрик короткой дорогой через трюм. Но проходя мимо одного из разбросанных тут и там тел, я задержался, чтобы исследовать его. Это оказался Аристодем с Тироса. Похоже, он дрался на стороне тех, кто поднял бунт.

Лорд Нисида тоже остановился, около двух связанных мятежников и, окинув их взглядом, поинтересовался у охранявших их тарноводов:

— А почему этих двои не увели вниз вместе с остальными?

— Они, — в ярости выкрикнул один из охранников, — убивали тарнов.

— Понятно, — процедил Лорд Нисида, недобро прищурившись.

В этот момент раздался неистовый, пронзительный крик тарна, сидевшего в соседней клетке.

— Развяжите их, — приказал Лорд Нисида.

Тарноводы его приказ выполнили, но с явной, нескрываемой неохотой. А вот бунтовщики посмотрели друг на друга с триумфом.

— Теперь, — невозмутимо продолжил Лорд Нисида, — срежьте с них одежду, пораньте их немного и бросьте в клетку с птицей.

— Нет! — в ужасе завопили пленники. — Нет!

Обрадованные тарноводы с нетерпеньем набросились на них.

Я не стал дожидаться развязки и, покинув тарновый трюм через ту же самую дверь, через которую некоторое время назад вошел сюда вместе с восемью пани, направился в свой кубрик. Вслед мне неслись душераздирающие крики, от которых кровь стыла в жилах.