Москва 80

Что сказала Ванга

Утром, в субботу, 31 мая, Грибин, не заезжая в Большой Дом, отправился на своей служебной машине в дачный посёлок Кратово. Неделю назад он позвонил Игорю Петровичу Старостину, ветерану разведки и, справившись о здоровье, попросил у него помощи. Старостин давно уже был на пенсии, и ему было приятно время от времени помогать действующим сотрудникам, когда им требовалась консультация. Поэтому он с удовольствием согласился принять участие в предложенной ему Грибиным оперативной игре. По условиям этой игры он должен был поставить себя на место американцев и, полагаясь на знание методов ЦРУ и свой личный оперативный опыт, составить план побега Шадрина (вместе с семьёй) из Москвы.

Четырнадцать лет назад, когда из английской тюрьмы бежал Джордж Блейк, успешно затем покинувший остров и добравшийся до восточного Берлина, Старостин работал в лондонской резидентуре. И хотя даже в приватных комитетских разговорах никогда не поднималась тема причастности КГБ к побегу Блейка, тем не менее, спустя несколько месяцев после этого события, Игорь Петрович был награждён Орденом Боевого Красного Знамени. Для Грибина это было достаточным подтверждением истинной роли своего старшего коллеги в той легендарной операции.

Пожилого человека с палочкой он увидел издалека и, попросив водителя остановиться в начале длинной дачной аллеи, покинул машину и зашагал ему навстречу.

— А я не с пустыми руками! Теперь вся рыба ваша! — издали приветствовал Старостина Грибин.

Он извлёк из кармана набор японских лесок для рыбной ловли. Затем они обнялись.

— Здравствуйте, Игорь Петрович. Ну, как вы тут?

— Спасибо, спасибо. Да потихонечку.

— Когда на рыбалку пригласите?

— Да ведь на мелкую рыбёшку у вас, наверное, времени нет.

Грибин засмеялся.

В отстранённых беседах на рыболовно-дачные темы они неспешно прогулялись по Кратово.

— Хочу поменять дачу, — признался Старостин.

— Почему? Где вы еще найдете такой чудесный сосновый бор?

— Как раз эти сосны и неприятны мне.

Грибин удивлённо-вопросительно повернулся к собеседнику.

— Вот все эти дачи, — Старостин указал поднятой палкой на зелёные заборы справа и слева — это же люди Ежова получали. Когда их расстреляли, в них въехали люди Берии.

Грибин опустил голову, никак не комментируя скользкую сталинскую тему.

— Порой я задумываюсь, как они жили в этих домах? Как им спалось?

— Что было, то было, — пытаясь закруглить этот разговор, сказал Грибин.

— Это понятно. Вот только сосны…

— А что сосны?

— Напоминают, что-ли… Не знаю. Неприятно.

Грибин поднял голову, пытаясь взглянуть на высокие стволы корабельных сосен с точки зрения Игоря Петровича. «Сосны как сосны — подумал он. Просто на пенсии у человека появилось больше свободного времени: быть может, он стал больше читать, думать, а при возрастной склонности к сентиментальности в голову полезли совершенно не свойственные ему прежде мысли».

Полчаса спустя на дачной веранде за крепким индийским чаем они уже обсуждали детали их внутренней оперативной игры.

— Итак, если бы я был на месте американцев, — начал Старостин. Вывезти сотрудника КГБ из Москвы, да еще и с семьей — это чистая авантюра, поскольку вероятность провала операции очень высока.

— То есть вы бы отказались?

— Я заявил бы свое особое мнение, в котором выразил бы все свои сомнения. И я убеждён, что что-то подобное происходило и у них на кухне.

— Допустим. Однако, несмотря на ваше особое мнение, вы получили приказ на разработку операции.

— Я начал бы с изучения каналов. Конечно, самый безопасный — это дипломатический канал. Посольство регулярно вывозит за из Москвы весь свой «мусор». Самолёт и багаж не досматриваются. Контейнеры достаточно большие, чтобы там уместить двоих взрослых и ребёнка.

— Итак, это ваш первый вариант? — уточнил Грибин.

— Это вообще не вариант. Я сказал только то, что он самый безопасный для ЦРУ, но в реальности он не выполним.

— Почему?

— Эта операция требует активного вовлечения посла и госдепартамента. И я не могу представить силу, которая заставит и без того запуганного посла в Москве и толпу бюрократов из Вашингтона на пустом месте рисковать сверх всякой меры.

— А если риск оправдан? Ведь они получают ключи к нашей глобальной шифровальной системе? Это они и попытаются объяснить дипломатам.

— Тем более! Чем глубже погружать дипломатов в детали, тем выше у тех будут волосы вставать дыбом! Что? Вы хотите прямо с Лубянки выкрасть русского шифровальщика и засунуть его в наш багаж? Вау, отлично придумано — вот что они скажут.

— Хорошо, но сама попытка договориться с дипломатами могла иметь место?

— Ни в коем случае, — отрицательно покачивая головой, ответил Старостин. Сама попытка такого рода просьбы — это уже скандал.

— То есть они никого не ставят в известность?

— И проводят операцию собственными силами под свою ответственность и немалую, кстати, — подтвердив правильность предыдущего утверждения, продолжил мысль Старостин.

— Это не похоже на них.

— Согласен.

— Как ты это можешь объяснить?

— Моё мнение ты слышал. Я с самого начала был против.

— Допустим. Но если это настолько рискованная операция, то, в таком случае, как её могли утвердить?

— Значит, я — я же цэрэрушник по правилам игры, да? — разработал такую операцию, при которой риск провала сведен для управления к минимуму.

— Каким образом это возможно?

— Об этом я думал всю неделю, и знаешь, что решил?

— Что?

— Не использовать в операции личный состав.

— Ты хочешь сказать, что никакой операции не было?

— Можно и так сказать.

— Объясни.

— Я бы предоставил агенту информацию об окне на границе, но при условии, что добираться туда он будет сам. В случае его задержания ЦРУ остается в стороне от инцидента. Здесь, в Москве, агент, конечно, сознается в причастности управления, но открытого скандала не будет. Вот как бы я поступил.

— То есть в субботу днём вместе с женой и дочкой он просто сел на поезд?

— Да!

Прокручивая эту мысль в голове, Грибин закурил, что в последнее время делал крайне редко.

— Логично, но есть одно но.

— Какое?

— Зачем, в таком случае, они задействовали автомобиль Шадрина?

— Какой автомобиль? — удивился Старостин.

— В день исчезновения, в субботу, 10 мая, Шадрины выехали на своем автомобиле на дачу к друзьям.

— Я первый раз слышу про автомобиль. Почему же ты мне сразу не сказал про эту деталь?

— Теперь ты об этом знаешь.

— Автомобиль, конечно, не найден?

— Пока нет.

— Это меняет всё дело.

— В чём именно?

— Мне надо подумать. Но это очень странное решение. По крайней мере, на первый взгляд.

— Ты бы использовал автомобиль в операции?

— В здравом уме — никогда. Куда его потом девать? Как от него избавиться? Зачем он вообще нужен, когда можно сесть в метро и без проблем доехать до вокзала. Тем более, они ехали к друзьям, и дорога на вокзал к пригородной электричке не вызывала никаких подозрений.

— Однако, это факт.

— Подожди, подожди, — вдруг, вспомнил о какой-то важной детали Старостин. Раньше они ездили к этим друзьям?

— Да.

— На машине?

— Да.

— Тогда всё становится на свои места. Я бы точно так же поступил.

— Не успеваю за ходом твоей мысли, — попросил уточнений Грибин.

— Понимаешь, всё правильно. Если они всегда при поездках к друзьям пользовались автомобилем, а в этот раз выбрали электричку, это само по себе вызывало бы вопросы.

— Согласен. Но тогда как быть с проблемой утилизации авто?

— Этого я не могу сказать. Вы хорошо искали? Может, все-таки, они где-то бросили её в Москве?

В ответ Грибин лишь печально вздохнул.

— Мне кажется, я понимаю, что они могли задумать, — неожиданно признался Старостин.

Грибин поднял голову и сосредоточенно посмотрел на собеседника.

— Эксфильтрацию они прикрыли идеальным исчезновением.

— Идеальным исчезновением?

— Попробую объяснить. Мы читаем их мысли, они наши, не так ли? Они могли просчитать нашу реакцию. Как мы, в принципе, можем отнестись к исчезновению нашего сотрудника? С одной стороны, пока мы не найдём трупов, мы не можем исключать версию побега и предательства, верно?

— Верно, — пытаясь уловить ход мысли, ответил Грибин.

— А с другой стороны, — продолжил Старостин — пока американцы не признают эксфильтрации Шадрина из Союза, мы будем продолжать искать эти трупы. А если мы так и не найдём трупов, а американцы так и не признаются в эксфильтрации, то что получается?

— Хочешь сказать, что… — начал было Грибин.

— Замкнутый круг получается. По которому можно ходить годами. Идеальное исчезновение. Малейший найденный нами след размыкает этот круг, — вот почему я думаю, что о зачистке следов они позаботились в первую очередь.

— Куда-же они, по-твоему, дели Жигули Шадрина? Всё-таки это больше тонны железа.

— На месте американцев я бы её съел, — как бы пошутил Старостин.

— Допустим. Кто, в таком случае, должен избавляться от машины? Агент?

— Нет! Во-первых, у него нет на это времени: его путь до окна на границе рассчитан по минутам, он не может колесить с семьёй по каким-то лесам и болотам. А во-вторых, руководитель операции никогда и не доверит это агенту, поскольку не сможет проконтролировать, насколько хорошо тот справится с этой задачей. Малейшая осечка с его стороны и мы найдём улику, потянем за хвост и операция «идеальное исчезновение» провалена. Шадрин выехал из дома в субботу в половине одиннадцатого?

— В десять двадцать, — уточнил Грибин.

— Значит, до его выхода на службу в понедельник у него было всего сорок шесть с половиной часов, за которые он должен был успеть на поезде — самолёт исключается — добраться до приграничной станции и каким-то образом пересечь границу. В таком сжатом тайминге заботу о машине они должны были взять на себя.

— Не пора ли вам отобедать? — спросила вошедшая на веранду супруга Старостина. А то я смотрю, ты совсем гостя заболтал.

— Спасибо, но мне в Москву надо возвращаться.

— Поешьте и вернётесь.

— А и правда, полчаса ничего не решат, а у меня хороший армянский коньяк стоит не початый.

— Ну, если армянский…, - в шутливом тоне поддался уговорам Грибин.

Супруга Старостина быстро накрыла стол, и Грибин учтиво поинтересовался:

— А хозяюшка с нами разделит трапезу?

— Нет, нет, нет, я уже поела, — так же учтиво ответила она, за долгие годы совместной жизни приученная не мешать служебным разговорам своего мужа.

— Игорь Петрович, у вас сложилось, наверное, своё мнение обо всей истории, — вернулся к теме беседы Грибин.

— Не хочу быть пророком… — выдохнул Старостин.

— И всё же?

— Я скажу так: вероятность несчастного случая с семьёй Шадрина всё-таки существует.

— Я вас понял, — не сумел скрыть разочарования Грибин.

— Давайте выпьем, чтобы всё хорошо закончилось, — поднял бокал хозяин дома.

Выпив первую, добрую рюмку коньяка, Грибин осмотрелся по сторонам и так тихо, чтобы даже человек у окна его не расслышал, признался Старостину:

— Наши ребята в Болгарии ездили с фотографией Шадрина к Ванге.

— Что за бред?

— Это не моя идея. Из самого верха исходила. Там, похоже, верят во всем эти джунам.

— Зачем ей фотография? Она же слепая. Да и вообще она подставная, же знаем, кто справки для неё готовит.

— Всё так, но говорят, что и без госбезопасности она порой выдаёт удивительную информацию.

— И что она выдала нам?

Грибин сделал паузу, будто раздумывая, стоит ли делиться таким.

— Взяла фотографию Шадрина, подержала её в руке минут пять и сказала две фразы: «Девочке дали таблетку от астмы, чтобы тихо спала» и «усыпили девочку, усыпили». А у дочки Шадрина, действительно, астма. У неё спросили, кто дал таблетку, а она впала в транс и стала городить какую-то чепуху.

— Мракобесие какое-то, — с брезгливостью отреагировал Старостин.

— Про дочку она могла угадать, но откуда ей известно про астму? — искренне удивлялся Грибин.

— А болгар по Шадрину проинформировали?

— В том-то и дело, что и нет.

— Не верю я в эти чудеса.

— Вот такие дела, Петрович, — философски заключил Грибин.

Выйдя из гостеприимного дома Старостиных, Грибин поблагодарил Игоря Петровича за «неоценимую помощь в оценке ситуации», а так же его супругу за прекрасный обед.

— А на сосны ты зря обижаешься. Деревья не виноваты, — на прощание сказал он, усаживаясь на заднее сидение своей «Волги».

— Берёзки мне ближе. Осенью стоят как золотые, а тут что? Одни иголки.

Уже удаляясь от посёлка по берегу красивого озера, Грибин оглянулся на Кратово. Высоченные сосны величественно раскачивались от набежавшего перед грозой ветра. Над озером сверкнула первая молния, и вскоре на шоссе обрушился проливной дождь. Дворники на лобовом стекле уже не справлялись с потоками воды, а дождь так громко стучал по крыше, что Грибин не слышал, что говорит ему водитель. Ему даже почудилось, что машина оказалась под водой, и они медленно погружаются на дно. А в голове всё крутилась и крутилась головоломка, которую ему задал Старостин — никаких следов побега и никаких следов смерти. Идеальное исчезновение.