Метро в тот день я просто не запомнил, а по улице мчался, осторожно обгоняя свой человекопоток. У домаувидел, что очередь на вход пока невелика, неожиданно для себя самого вильнул в сторону, и побежал, огибая бетонную громаду многоквартирного здания, к подъезду выхода. Из него вытекал поток дневников.
Огораживающие рамки не давали подойти ближе. Металлические загородочки доводили людей почти до метро, что было очень удобно, но теперь из-за них я не смог подобраться ближе и просто стоял, глядя на выходивших людей. Если хорошо потянуться, я мог бы дотронуться до плотного человеческого ручейка. Он медленно тек мимо меня в своих металлических берегах, и люди в нем делали обычные утренние действия: поправляли маски, застегивали одежду, проверяли свои маршруты на коммуникаторах. Все вместе, но каждый в собственной маленькой вселенной.
Почему-то я верил, что узнаю Ее. Она тонкая, высокая, она изящно склоняет голову, когда задумывается, и у нее каштановые волосы, прядки чуть рыжеватые внизу… Конечно, я прекрасно понимал, что она имеет право быть блондинкой, брюнеткой или даже не иметь волос вообще. Она может увлекаться бодимодификацией и тратить всю зарплату на превращение себя в кого-то другого. Она может быть абсолютно любой…
Одна из девушек в потоке вдруг подняла голову, и я поймал на секунду ее взгляд. Глаза над маской безразлично скользнули мимо. Возможно, оценили по пути, не оформить ли мне, наглецу такому, нарушение. Не опасен ли я для утреннего человеческого ручейка?
Кровь прилила к моим захолодевшим щекам, согревая их, и гулко застучала под черепом. Что же я творю? Бессмысленное и опасное в моем положении действие. Никак я ее не узнаю. И она меня — тем более.
Я разжал занемевшие ладони, отпустил ледяной гладкий металл и пошел к своему положенному входу.
Очередь за это время выросла раза в три, и теперь вилась, огороженная такими же точно перилами. Уставший ручеек ночников тек медленнее. Люди топтались, мечтая о законном отдыхе, и продвигались вперед со скоростью шаг в 10 секунд. Я пристроился в конец очереди и посмотрел на серое утреннее небо.
Я не жалел, что потерял время, ведь, возможно, она все-таки прошла мимо меня.
В квартире я не стал раздеваться и мыть руки, а сразу поскакал к кровати. Откинул крышку и увидел, во-первых, красный маркер, он лежал на подушке. А на крышке, прямо под моим черным словом, был нарисован красный цветок. Кружок и пять лепестков. Прелестно и лаконично!
Я сел рядом с кроватью на пол и некоторое время слушал, как сердце проталкивает по венам кровь. Оно при этом громогласно бухало, как будто кровь моя вдруг стала вязкой и не хотела бежать туда, куда ее толкали.
Простой символизм ее рисунка вдруг открылся передо мной. Возможно, так она слала мне сообщение о своей женской природе! Ведь, по ее представлениям, я этого не мог знать. В душе я просил у нее прощения за невольный взлом ее туалетного шкафчика. Я, как вор, уже давно украл эту информацию, а она, в своей доброте и необъяснимой лояльности, теперь дарила мне ее.
В руках я крутил красный маркер. Первый предмет, который она забыла в нашей квартире, уходя из дома! Сейчас я даже жалел, что она была настолько аккуратной. Любая ее вещь вызывала во мне жгучий, тягучий интерес. Не знаю, что бы я отдал за возможность раздобыть ее фотографию.
Тот образ, что рисовался в душе, уже начинал меня пугать. Слишком ярким и реалистичным я его создавал, прекрасно понимая, что это чревато разочарованием. Но, с другой стороны, моя придуманная девушка не могла быть настолько живой, если ее не существовало на свете! Откуда-то в моей голове должны были появиться все эти детали? Понятно, что цвет волос — не главное. Сейчас я видел ясно не только ее тело, но и душу — она должна быть доброй и нежной, сильной, но хрупкой.
Впервые в жизни я слишком хорошо понимал, чего хочу, и это было намного хуже блаженного незнания.
За стенами нашего дома шумел активный рабочий цикл дневников, а я лежал в тишине, и в полутьме закрытой кровати смотрел на нашу переписку. Черные буквы были почти не видны, но красный цветок алел как будто еще ярче. Кровать имела встроенную систему дезинфекции, но мне казалось, что я чувствую Ее запах. Она так недавно лежала здесь же, на этой самой подушке! Я видел ее и почти ощущал. Она спала спокойно, как ангел. Я никак не мог придумать для нее имя. Все человеческие имена были недостаточно чисты для нее. Потому что она идеальна. Она не похожа на других людей. И мне все равно, что я ее наполовину выдумал.
Утром я встал пораньше, чтобы успеть сказать ей что-нибудь. Взял свой черный маркер, сел у кровати, отключил систему сигнализации, чтобы не трезвонила при открытой крышке, и приготовился писать. Так много хотелось сказать! Например: «Привет! Мне очень важно знать твое имя, но я боюсь обидеть и испугать тебя. Расскажи мне, о чем ты мечтаешь? Я хочу знать о тебе все! И я безумно хочу тебя увидеть!»
Я усмехнулся невесело, потому что не мог решиться написать такое. Возможно, когда-нибудь потом… Я оставил после себя кривоватую черную строчку: «Желаю спокойной ночи и удачного дня!». Сегодня быстро справился, не больше семи минут ушло. Но потом я долго смотрел на буквы, пытаясь понять, что я вообще творю и зачем.
Очнулся я, когда понял, что настало время уходить. Багровое солнце медленно падало за темные горы многоэтажных зданий, и мне пора было собираться на выход.
Далекий Мост сегодня мигал так ярко, будто на нем включили праздничную иллюминацию.