Я чувствовал себя настоящим, стопроцентным мерзавцем. Успокаивало меня только то, что я не сильно выбивался из Элеонориной статистики общения с мужчинами, и просто сократил путь до эпитетов «козел» и «ублюдок», сэкономив нам время.
В любом случае, я был рад, что отделался от наших с ней не начавшихся отношений, которые угнетали меня уже заранее. Дальше я мог с чистой совестью заняться работой.
К концу этого дня я знал уже, кажется, все о домовом строение номер 7894, о его жителях, и о том, какие службы могли бы разослать эти несчастные письма. Тут, как мне казалось, и было скрыто решение проблемы. Однако вскоре я убедился, что все не так просто. Доступ к общедомовой системе рассылки писем кроме домоуправления имели всего две организации — мы, гармонизаторы, и полиция. К сожалению, отследить историю этих сообщений не удалось — через полчаса после нарушения какая-то неведомая программа стерла и сами послания, и, заодно, под корень уничтожила все данные за последние три месяца.
В любом случае, Полицию и Центр Гармонизации я исключил из подозреваемых.
Меня поражала бессмысленность сложных и явно хорошо продуманных действий, их очевидная бесполезность, но одновременно и продуманность. Обычные наши дела касались нарушений спонтанных: толкнул кого-то в метро… возможно, случайно. Спросил у коллеги на работе настоящее имя… забылся или неправильно оценил степень дружественности. Обругал свой собственный холодильник… обоснованно, кстати, обругал, но это не важно — все подобные действия люди производили не задумываясь, в сердцах, спонтанно. Они часто потом их объяснить-то не могли, и уж точно не планировали.
А вот наш нарушитель был совсем иного рода, и меня пугала явная осознанность его действий. Пугала тем больше, чем четче я осознавал, что не могу понять его мотивов. Как будто передо мной кто-то вдруг построил достаточно сложную конструкцию, но забыл объяснить, к чему он тратил столько сил. А ведь там внутри, я чувствовал, скрыт механизм, и он в любой момент может заработать.
Итак, пока подозрения вызывало домоуправление, из которого письма и были разосланы. Управлял многоквартирным комплексом один-единственный человек. По старинке его называли домоуправом. Выходило, что в этом деле он — главный подозреваемый. По данным техники слежения, в момент рассылки он находился в этом же пострадавшем доме, но не в кабинете, а в собственной квартире. Потому что он был одновременно и жильцом.
Конечно, он мог подготовить текст и дать системе отложенное задание послать сообщения по всему дому? А потом еще запустил программу-уничтожитель данных? Возможно, что начальник домоуправления — опытный цифровой взломщик, но скрывает это?
Я не мог отделаться от мысли, будто что-то упускаю. Оставалось в этом безумном деле нечто, беспокоящее меня. Как будто один кусочек мозаики не вставал на место, потому что развернут не тем углом. Искусственный интеллект вычленил бы его простым анализом. Я же, со своим простым человеческим разумом, мог только чувствовать некую неправильность и мучительно пытаться ее нащупать.
Я пересматривал материалы дела раз за разом. Вот данные о сообщении, вот отчет от магазина, из которого пришли закупки. Вот объяснение Управляющего Домашним Хозяйством строения номер 7894. Полный немолодой человек рассказывает в камеру, что ничего не знал о происшествии и не рассылал сообщений.
Вот фотографии людей, беседующих друг с другом так запросто, как будто они давно знакомы. Пожалуй, меня беспокоил именно этот факт. Их спонтанный разговор выглядел нелогично.
Я поднялся из-за стола и запросил у автоматической системы выдачи пропусков разрешение покинуть работу раньше на сорок три минуты. Элеонора и Урбан только что уехали домой в соответствии со своим расписанием. Шизик задерживался дольше других — он ведь жил в шаговой доступности, поэтому я обратился к нему:
— Коллега, вы еще в Системе? Откройте мне полный доступ в домовое строение номер 7894 на период времени в один час, начиная с этого момента.
— Решили поиграть в полицейского? — он подмигнул мне.
Я не стал ничего отвечать и покинул зал.
Нужный дом находился в моем микрорайоне, поэтому я рассчитывал после посещения отправиться домой пешком. Надеюсь, коммуникатор воспримет такое решение как логичное и не решит, что я дальше скатываюсь в яму дисгармонизации.
И почему этот шутник-нарушитель выбрал дом из микрорайона, подотчетного именно нам? Не мог другой взять?
Путь в метро я проделал, так крепко задумавшись, что очнулся уже на улице, когда чуть не свернул по привычке к дому.
Уже на подходе к нужному строению, я связался с управляющим домашним хозяйством. Хотелось посмотреть на него лично. На записи мне показалось, что он слишком взволнован. И сейчас, по видеосвязи, он явно суетился:
— Конечно-конечно, буду рад… оказать… все, что могу… Я выйду вас встретить.
— Это лишнее, — сухо ответил я и отключился. Собственно, я ехал сейчас только для того, чтобы посмотреть на него лично. И на место нарушения — тоже. Вдруг в нем есть что-то особенное, что объяснит выбор.
Дом оказался обычным многоквартирным строением. Его окна не смотрели на какую-то особую площадь или улицу, перед подъездом не нашлось никаких аномалий.
Я подошел к подъезду входа и приложил руку к анализатору. Тот ответил отказом. Вторая попытка — то же самое. Сдерживая ярость, я выбрал среди контактов рабочий стол номер 1180 — Шизик еще не должен был покинуть работу. На вызов он ответил быстро.
— Какого… Объясните причину, по которой вы не предоставили мне доступ в дом? — я сдерживался, как мог.
— Эй, дружище, прости бога ради, тут такое дело, я эту вашу базу открыть не могу.
— Мы же проходили это раз пять! Вы получили необходимый инструктаж.
— Ну, прости уж! Что-то я никак не могу освоить ваши эти таблицы. Может, управдому позвонить?
— Не надо!
Из двери выхода ко мне уже спешил полный, слегка трясущийся человек. Я отключился от Шизика, чтобы не перейти границы.
— Я уже бегу… встречаю… пройдемте! — затарахтел управдом.
— Боюсь, у меня проблема с доступом… — пояснил я неохотно.
— Так, это… нет проблем. Я вам сейчас… доступик оформлю… — Он судорожно начал набирать пароли на виртуальной клавиатуре, которую высветил его коммуникатор. — Как сантехника… Ничего? Я могу как персонал для уборки и проведения ремонта… Можно вашу руку на секундочку?
— Пусть сантехник. Мне все равно. Спасибо! — выдавил я и дал красному лучу пробежаться по моей ладони, стараясь не смотреть на домоуправа.
— Вот и все… Прошу… Простите за заминочку…
Дверь пропустила меня, сообщив, что хозяйственные помещения находятся на минус третьем этаже. Отлично! Теперь я сантехник. Убью завтра Шизика!
Я потребовал осмотреть конференц-зал, и домоуправ быстро засеменил к лифту.
— На какое время действует мой допуск? — спросил я в лифте, чтобы нарушить тревожное молчание.
— Бессрочный! Бессрочненький, конечно же, — охотно забормотал управдом.
Мне хотелось спросить, чего он так боится.
Лифт, звякнув, открылся, и мы вышли в огромный пустой зал. Лампы под потоком зажглись при нашем приближении. Несколько столов были сдвинуты друг к другу, вокруг стояли стулья. Остальные валялись грудой у задней стены.
Тут уже прибрали, но все еще пахло чем-то съедобным. Мой желудок неожиданно заурчал.
— Что… что вы хотите найти? — бормотал домоуправ, не уходя далеко от лифта.
Я и сам не знал. Вид ярко освещенного зала, длинный стол со стульями и запах еды — все это вместе вдруг отозвалось в душе неясным эхом. Как будто радостное ожидание, шум голосов. Гости, много гостей, и я им почему-то рад…
— Кто сдвинул эту мебель? — спросил я, указывая на стол. Я понял, что он состоит из нескольких, составленных вместе.
Управдом ощутимо затрясся.
— Это люди… жильцы, которые остались. Это они сами. Сказали, что так удобнее, чтобы… поговорить. Я пытался их остановить, но не смог найти пункты правил, по которым это запрещено.
Я сделал знак, что все понял.
— Я не делал этого! — зашептал управдом. — Это не я разослал письма. Я бы не стал! Я прошел программу гармонизации. Вы можете проверить. Пятый уровень. Я полностью в порядке, я гармоничен с… обществом… и счастлив. Честно!
Теперь я понял, что с ним.
— Информация о рассылке была уничтожена, — проговорил я задумчиво. — Кем вы работали до того, как стали домоуправом?
— Сан… техником, — пробормотал он. — Но после Программы я стал совершенно другим человеком…
Я знал, что статистика повторных нарушений после прохождения Программы высоких уровней почти нулевая.
— Не переживайте. Мы вас не подозреваем, — ответил я.
Он перестал трястись.
— Но у меня один вопрос.
— Да, пожалуйста…
— Вы ведь тоже получили сообщение и пришли сюда?
— Да, конечно.
— А почему вы не возглавили эвакуацию людей?
Он посмотрел на меня непонимающе.
— Я не имею необходимой квалификации! Это не входит в мои обязанности! Управление людскими потоками — это… это же требует особенных знаний! Я не умею!
Вот это мне было очень хорошо понятно. Ну действительно, брать на себя ответственность — кто на такое пойдет?
— Хорошо. Но после того, как большинство людей разошлись, вы говорите, что задержались тут, чтобы предостеречь оставшихся?
— Да-да, именно так, — зашептал он.
— Скажите, эти люди точно не были знакомы ранее, и о чем они разговаривали? — спросил я, подойдя к нему поближе.
Он поднял на меня бесцветные глаза и прошептал:
— Они точно не были знакомы. И они просто… рассказывали друг другу о своих делах!
Этот рабочий цикл проделал в моей душе огромную дыру. Я шел по улице и чувствовал, как в ее невозможной пустоте свистит зимний ветер. Мне было недалеко до дома и хотелось просто немного подумать по дороге. Коммуникатор трещал недовольно. Он считал, что мой маршрут нерационален, но я не хотел спускаться под землю и толкаться с другими усталыми ночниками. Я хотел идти пешком!
Что ж, версию домоуправа-хакера можно было исключить. После гармонизации высоких уровней рецидивы не случались с вероятностью, близкой к ста процентам. Других толковых версий, если честно, у меня не было, и оставалось только надеяться, что Михалыч примет завтра мой отчет с выводом: данных для выявления нарушителя недостаточно. А потом постепенно про это дело все забудут. Потому что в нем было слишком много неправильного. И главную неправильность я все-таки смог вычленить, хоть мой мозг и не был электронной системой. Главной странностью были довольные лица пострадавших, которые я видел на видео и фото-материалах.
Я летел, изматывая тело движением, я спешил туда, где надеялся спрятаться от гнетущего чувства, которому не мог дать названия. Вокруг меня толпы людей так же точно шли по домам, торопились к своей чашке чая и своим холодильникам. А я хотел только одного — увидеть, что девушка с каштановыми волосами ответила мне. Возможно, написала пару слов. Пусть это будет коряво, но своей рукой. Или нарисовала — мне было все равно, на самом деле. Главное — убедиться еще раз, что она существует. Мне казалось, что рядом с ней моя дыра внутри тут же заполнится чем-то значимым.
Я прибежал домой в 18.10. Дезинфекция уже успела унести все следы ее пребывания. Я бросился к кровати, открыл крышку и был вознагражден за весь этот несчастный день. Под моей фразой она приписала красным маркером «Спаисибо» и еще изобразила смайлик. Вся история нашей переписки пестрела красно-черными приветами и кривыми улыбочками.
Я уснул счастливым.