Мотель Бейтсов

Павел

Сегодня мои девушки поехали в Р-во за вещами Веры. Рассчитали, что за сутки должны обернуться. Выполнив все домашние и мотельные работы, я взялся читать письма с фронта. Большинство состояли из нескольких строк-отчётов. «Жив-здоров. Чего и вам желаю. Люблю! Жду привета…».

Я раздумывал о таких письмах. Что чувствовал писавший его воин? Вернее, чтобы Я САМ чувствовал, сочиняя письмо. Вот допустим мама и Вера тут, в Гнезде, а я на передовой. Да, первое о том, что я жив. О здоровье я возможно привру, если ранен. Мне ведь неохота пугать любимых. Если при этом затишье в битве, то напишу побольше. О том, как скучаю, о снах в которых они ласкают меня.

А если наступление или отступление, когда нет времени на писанину, то да, вот так кратко. И вот в этих нескольких фразах квинтэссенция любви. Потому что ИСТИНА!

Были письма и подлиннее — два, а то и три листа. Часто это были воспоминания о мирной жизни… Я опять задумался. Для чего солдат пишет о том, что и так знают родные? Я бы написал? Не нашёл правильного ответа. Начал читать другие.

В них описываются страдания людей, которые жили под гнётом врага.

Солдат так и пишет: «Это хорошо, мои родные, что вы далеко от фронта. Вы не слышали грохота снарядов, летящих с обоих сторон фронта. А детишки и женщины того селения, которое мы освободили, попали что называется под молот и наковальню. Они от ужаса не понимали или не помнили кто мы такие!»

Я нашёл правильный ответ на свой вопрос — почему солдат пишет о своих воспоминаниях — он желает не забыть тех мирных часов, лет. Ведь каким бы храбрым не был солдат, но и он сойдёт с ума от грохота, вырывающих тонны грунта, снарядов.

Если в начале разбора я хотел отделить и выкинуть краткие письма, а длинные оставить, то по окончании решил, что они мне понадобятся. Не скоро. Лет так через десять-пятнадцать. Они будут пособием рассказать моим детям, что значит любить.

Аккуратно свернув их по старым линиям, упаковал в коробку. Теперь фотографии. Вероятно, эти люди мои родственники. Лишь на некоторых видна дата снимка. Самый старый из датированных — 1895-го года. Две женщины с детьми на руках и трое мужчин. Один из них седобородый — видимо отец кого-то из присутствующих на снимке.

Если судить по старению снимков, то здесь были и более старые фотографии. Надо будет порасспросить маму об этих людях, может она знает кого-то. Были здесь и свежие фотографии. Как опять же фронтовые, так и послевоенного времени.

На обороте одного из снимков фразы на непонятном мне языке, хотя написано кириллицей. Понимаю, что это на каком-то местном языке. Сначала хотел отложить снимок, но желание узнать, о чём писал солдат с фронта, пересилило меня.

Настроил ноут. Полчаса поисков, и я начал вбивать в транслит незнакомые слова. Машинный перевод требовал доработки разумом. С литературой я очень в близких отношениях, поэтому довёл перевод до приятного прочтения. Всё также говорится о жизни, здоровье. И вот загадочная фраза: «Как станет худо, вспомни о нужнике!». На снимке солдат. Если судить по форме, то солдат второй мировой, до 1943-го года. Я знаком с историей — погоны в Красной Армии ввели в том году. Посмотрел свою отметку, из какого дома я принёс это фото. Из дальнего от нас дома.

Это что так раньше шутили? Типа приспичило — сходи покакай! Чушь какая-то. Откладываю фотографию в стопку. Затем опять беру в руки. Этот снимок положил себе в карман футболки. Надо расспросить маму.

А вот и она звонит. Говорит, что доехали нормально, уже собрали вещи Веры, завтра, с утра пораньше, выедут.

Кто-то сигналит. Надо ставить предупредительный знак, что свободных мест нет.

Выхожу на улицу. Это свои — Николай и Ника. Едут гружённые в Сибирь.

— А где наша Вера? — практически синхронно спрашивают меня родственники.

— Была ваша, стала наша. — я жму руку Фомичу, целую в щёку Нику. — Она с мамой поехала за своими вещами.

— Пустишь нас переночевать? — спрашивает Фомич.

— Как я могу не оказать честь отцу своей жены и её сестрёнке. Спать будете в этом доме — другие заняты.

— Да мы и видим, что везде свет в окнах. — Ника уже обняла меня за плечо, жмётся по-родственному.

— Баню растопить? Или в душевой помоетесь? — гостеприимство моё второе «Я».

— Не, мы так, в душе. — Ника всё ещё жмётся ко мне.

Мы прошли в дом, Ника достала из сумки свежее бельё — вот кто игнорирует скромность. Я начинаю готовить угощения, слушаю рассказ о поездке на Кавказ. О том, как там уже во всю цветут сады.

Ника возвращается к нам, Фомич в свою очередь также берёт протянутые Никой трусы и шорты. А она сообщает, что уже десятый день как не курит. Потом она вспоминает, какую жуть видели на дороге — авария, случившаяся за день до того, как они подъехали к тому месту.

— Два сгоревших автобуса. Вещи, шмотки так и валяются по обочинам. Щас схожу в машину, чо-то покажу.

Свояченица срывается из-за стола. Через минуту возвращается, несёт с собой коробку.

— Это конечно неправильно подбирать вещи возможно погибших людёв, но ведь кто-нить забрал б. Чо это? Знаешь? Папа сказал на мину…искатель смахивает.

— Да, это и есть миноискатель. Хорошего качества, между прочим. — сказал я, осмотрев содержимое, и пробежавшись глазами по параметрам, указанным на упаковке. — До сорока сантиметров сканирует. Указывает какой металл находится в зоне поиска. Сейчас поужинаем, а потом сходим в огород, просканируем его на наличие слитков золота, брусков серебра.

— Ага, прям погреб с сокровищами! Обломок от железной лопаты можа найдёшь.

Вернулся мужчина. Я предложил водки.

— Да, можно с устатку, остограммиться. — Фомич кивнул на коробку. — Стоящая вещь?

— Да, для увлечённых кладоискательством. Для специалистов инженерных сетей.

— Теперь дело за мизером — показать где спрятан клад. — Фомич оказывается обладает большим лексиконом чем Ника.

— Ага. И даже зная такое место, нужно знать глубину тайника. Этот прибор всего лишь на сорок сантиметров пробивает грунт. Для большей эффективности нужен георадар.

— Зря значит тащили игрушку. — Ника почесала затылок. — А продать её можно? За скока?

— «Скока» не знаю, нужно поискать. И если такие вещи выпускаются, значит — продаются.

— На хера её мучиться, продавать. Забери себе. — сказал тесть, опрокинув рюмку водки в рот.

— Спасибо. Как мама говорила — этому поселению около ста лет. Может найду кем-нибудь потерянную безделушку.

Мы ещё пару часов поговорили на разные темы, а потом я начал раздумывать куда положить Фомича и Нику. Хоть я и знал о их близости, но показывать своё знание не хотел даже Вере. Фомич и Ника тоже решили не раскрываться.

— Я пойду спать в машину, а ты Ника….

— Нет. Пап, у тебя спина больна. В машине буду спать я.

На том и порешили.

Утром постояльцы начали съезжать, мне нужно было пожелать им счастливого пути, просить рекламировать наш мотель. Когда вернулся в дом, Ника уже приготовила завтрак. Фомич брился.

— Девчата вернутся часикам к пяти-шести. Может дождётесь их?

— Дождёмся. Мы и так две недели считай на колёсах, можно денёк передохнуть. — сказал тесть. — Тебе чем-нибудь помочь тут?

— Нужно выкосить бурьян. Можете косить? А то я только косарей в кино видел.

— Косить умею. Почва пока влажная, деревья тоже. Ветра нет. Предлагаю просто поджечь.

— Я сам думал об этом, но все строения деревянные — вдруг загорятся.

— Давай по-над домами выкосим, а середину выпалим.

— Не, я всё-таки побаиваюсь огня. Давай старым методом.

— Ну тащи косы, сейчас обучу, и за день мы все огороды освободим от бурьяна. Но это будет такая куча травы, что займёт целый огород.

— Вы будете косить, а я на маленьком участке жечь её. — предложила Ника.

Фомичу потребовалось пол часа на восстановление кос, их заточку. Ещё пол часа ушло, чтобы я смог приноровиться к косьбе. И пошло. Под громкую музыку из динамиков Вольво, монотонно размахивая косами, мы с тестем быстро выкосили весь бурьян на огороде этого двора. Потом обкопали круг диаметром около десяти метров — чтобы огонь не перекинулся на стерню. Подожгли одну охапку, другую. Проследили за безопасностью, когда за дело взялась Ника.

Перешли на соседний участок. За работой и не заметили, как выкосили весь бурьян на этой стороне тракта. А тут и обед подошёл. Ника успевала и траву жечь, и картошку почистить. К обеду жаренная картошка с соленьями из погреба бабы Поли, дразнила аппетит смаком ароматов.

Двухчасовой перерыв и мы с Фомичом перешли на противоположную сторону дороги. Опять правка кос, временами нарывающихся на мусор в виде ржавых остатков металла. Здесь мы управились быстрее. К шести часам, когда приехали мама и Вера, бурьяна на участках не осталось.

Мои красотули сначала кинулись обнимать-целовать меня. Потом Фомича и Нику. Честно сказать, от непривычной работы мои спину и ноги ломило от боли.

Вера сразу кинулась готовить баньку. Ей помогала Ника. Они о чём-то весело перекидывались фразами. Иногда задорно хохотали. Вместо ужина устроили небольшой перекус. Я уже с трудом поднимал руки, выпрямлял спину. Поэтому три машины постояльцев принимала мама. Она и пришла последней в баню.

— Вера, сейчас я буду обучать тебя как делать расслабляющий массаж. Иди омой полки, достань банку мёда.

— А мне сделаете? — хитро подмигнув, сказал Фомич.

— Конечно, Коля. — мама сама ему подмигнула. Ника шумно задышала, нахмурила брови.

— И ты тоже, Ника, пойдёшь с нами. Посмотрю, как ты запомнила урок.

— Толька я в ночнушке буду…

— А я в трусах. Ты, доченька, в чём?

— Мамуль, я как ты. — Вера массажировала мои руки.

Мы с тестем сидели полностью голые, мама и любимая в трусиках. Ника скрывала своё тело под ночнушкой. Разогревшись, мы вышли остудиться.

— Паш, пошли я сначала помогу тебе помыться. — Вера явно что-то задумала.

И правда. Минет, как сказала любимая, обезопасит мой срам, если я возбужусь от массажа. Мы с Верой освободили парилку для желающих смыть грязь. За нами пошли мама и Ника. О чём они там говорили я не знаю, но из парилки они вышли обнажёнными. Лишь Ника слегка прикрыла треугольник ладонью.

— Коля, тебе тоже нужно помочь помыть спину. — мама говорила с явным возбуждением.

— Я не против женской помощи в таком серьёзном деле, как очистка органов от застоявшегося пота. — видимо житейский опыт сказывался на правильном построении фразы в форме шутки.

Ника грозно пыхтела, но высказать угрозу не могла.

— Ника, а вы сможете ещё на сутки задержаться? — любимая отвлекала сестру от дум.

— Да, можно. Пока заявок нет, а этот груз до среды следующей недели нужно доставить. А чо?

— Соскучилась я по вам. Павлу нужно разобрать старые сараи, нужники на дрова. Пусть папа поможет. А ты машину глянь, может что-нибудь разболталось.

— Гляну, а потом мужикам помогу. Не хочу чоб папа опять поясницей маялся.óЯ, расслабив спину, полулежал, облокотившись о стенку. Сёстры говорили меж собой.

— Павел, иди грей мышцы. — пред нами появилась Зинуля. Пляшущие огоньки в глазах восстановили в моей памяти наши первые коитусы.

— Да, Паш, пошли. Я с тобой. — Верочка помогла мне выпрямиться. В парилке Вера сказала: — Мамочка трахнула папочку. Я обратила внимание на её взор и на опавший пенис папы. Я её ревную, а ты?

— Уже нет. В первый раз, когда она поехала отмазывать меня от службы, ревновал.

— Там, Р-во, мы с вечера до полуночи шалили. Она мне столько интересного рассказала о своей жизни. Но мне запрещено делиться секретом с тобой, мой любимый…. О, мам. Паша, ты согрелся? С чего начинать, мам?

— Нагони ещё жару на его спину…, да вот так, как опахалом. Сынок, не кряхти, ещё не то будет. Так. Пары минут хватит. Теперь сильно похлещи, пусть боль перейдёт на кожу…. Ноги…. Ага, так… Вера, как ты думаешь, у него сейчас стоúт?

— Я ему полчаса назад минет делала. Не стоúт!

— Когда я впервые парила его таким образом, тоже помогла ему избавиться от эрекции, но после паренья у него стоял. Паш, переворачивайся.

Естественно у меня была эрекция.

— По-моему, наш мужчина притворяется, ему сразу, как только он нас увидел, захотелось вот такой ласки. Я права, Паш?

— Возможно это у меня чисто психологически. Подсознательно, так сказать. И долго я так буду лежать?

— Мама! Ты уже почесала письку. Теперь моя очередь. — Вера помогла мне перелечь на нижний полок, оседлала мой орган. — Как он, кстати, как мужчина? Твёрдый у него?

— Коля…? Я же тебе говорила, что размер и качество эрекции не первичны. Я женщина опытная, знаю, как подстроиться под мужчину. Хочешь попробовать его сперму? Она ещё во мне.

— НЕТ!!! Не требуй от меня измены мужу с чужим мужчиной.

— Какой же он тебе чужой? Это же твой папа.

— Вы мне ближе чем он… Потому! Не отвлекай пожалуйста, потом расскажу. Давай, родненький, давай.

Я тоже сосредоточился на акте, подмахивал Вере. Сегодня можно не предохраняться, поэтому излился, в ставшее родным, влагалище. Мы посидели ещё, затем мама и Вера мазали моё тело мёдом. Мама показала снохе, как расслаблять мышцы спины.

Что там происходило в предбаннике мы не видели, но когда вышли, то по глазам Ники можно было понять, что она плакала. После чаепития в парилку ушли мама с Никой и Фомичом.

— Любимый, если ты хочешь трахнуть Нику, я не буду против…, просто поскучаю. Но от меня подобного не проси. Я не могу даже представить чужой член в себе.

— Не хочу я трахать Нику. Так почему же он чужой?

— Я вам с мамой потом расскажу. Хорошо…? Я тебя сильнее люблю, мой сладенький. Чем ты тут без нас занимался?

Я рассказал о чтении писем и просмотре фотографий. О том напоминании — «Если будет тяжко, помни о нужнике»

— Какие твои мысли насчёт этого? — Верочка гладила мою голову, пока я лежал на лавочке.

— Да бред какой-то!

— Но ты же понимаешь, что письмо с фронта — это не шутка и не бред. Моё предположение… всего лишь предположение — там спрятали заначку на чёрный день. Как говорится — хочешь поближе взять — спрячь подальше. Возможно, что прятать накопленное пришлось в спешке, поэтому просто кинули в туалет, а потом боялись достать, сберегая всё до лучших времён. Нужники всё равно разбирать, начнём с того.

— А если тот, о котором идёт речь, уже закопан? А этот стоит на новом месте?

— Мамочка подскажет. По крайней мере ради приключения, можно перекопать весь огород.

— Кстати! Папа и Вера подарили нам металлоискатель…. Нашли на месте аварии.

— Ты слышишь? По-моему, это Ника стонет. Мама, что её при папе сношает?

— Или они одновременно. — я не хочу раскрывать, что следил за Никой и Фомичом.

— Скорее всего ты прав. Получается, что они, я имею ввиду папу и Нику, занимаются инцестом!

— Да, как и я с Зиной.

— Опупеть…! Мы с мамой обсудили план по кормёжке водителей. Это, кстати, на много прибыльней чем ночлежки. Продукты закупать напрямую у сельчан. Здесь есть старые ледники…, да, да. Ты разве не знаешь, что раньше, когда холодильников не было, то зимой заготавливали лёд для хранилищ под землёй. Конечно без бытовых и промышленных не обойдёмся, но ледников хватит для хранения овощей, которые мы будем закупать осенью, после сбора урожая, когда предложение будет превышать спрос.

— Я согласен, милая. А насчёт помещения? Я думаю, может списанные автобусы. Как в американских фильмах.

— Тоже дельно. Если сами не будем справляться, то можно будет нанять работницу. Посуду там помыть, овощи почистить.

— Да, это грязная работа, которую я своей рабыне не могу позволить выполнять.

— Да, я рабыня для сексуальных утех, моего милого господина, и мои ручки не должны царапать его тело.

Из парилки вышел Фомич. Он хитро улыбался. Присев на лавочку сразу облокотился о стену. Именно так я выгляжу, когда наступает апатия, которая, согласно присказки есть отношение к сексу, сразу после секса. С улицы послышался гудок тягача. Вера хотела идти, но я не позволил. Быстро накинул одежду, надел обувь и пошёл к клиентам.