Мотель Бейтсов

Екатерина Николаевна Санина. В девичестве Лыюрова. До получения паспорта — Катьё Коляевна. 1923 года рождения.

Май 2008 года.

Очень исхудавшая старушка сошла на остановке. Поездка от Перми утомила, натрудила её костлявый таз, и поэтому Екатерина пошла вслед отъехавшему транспорту.

Расспросив у водителя сколько от этой остановки до Гнезда, решила — столько километров будет достаточно для утомления тела, чтобы сердце его перестало биться, как только она ляжет на траву у родного дома, скрестит руки на груди….

С того времени как она покинула родной дом, прошло почти 67 лет. Тракт уложен асфальтом….

Ноябрь 1941 года.

В тот день, Катьё собиралась стать женой. Как и положено в их роду, всё после уборки урожая, закладки его на хранение. Чужаки, говорящие на русском языке, забрали её мужа — Сэктэв Палалея. По-русски Палалей изъяснялся плохо, поэтому, когда его спросили: охотник ли он, то тот сказал «да», за что и попал на фронт. Его и ещё двоих мужчин из русских староверов посадили в машину с открытым кузовом. Катьё поняла, что никогда не зачнёт дитя. Поэтому сказала старшему, что она тоже охотник. Так она оказалась в кузове, между Палалеем и Макаром. В райцентре их разделили. Катьё оказалась в учебном лагере, в Татарии, где обучали стрелковому мастерству.

Инструктор, старающийся избежать фронта, поставил хорошие оценки девушке. «Вот каких специалистов готовлю!». — сказал он, вручая корочку Кате.

И двинулся эшелон к фронту, туда, где по мнению Кати, служит её Палалей. Она думала, что нужно проехать всего за другую деревню и там будет фронт. Где нужно стрелять из винтовки в деревянные мишени. А потом можно будет забрать мужа домой.

Мир оказался огромным, с широкими реками, большими городами, с народностями, говорящими на незнакомом языке.

Если мужчинам на войне было жутко, то что говорить о девушках. Катя помнит, как подъезжал эшелон к фронту, как она вздрагивала от воя пикирующих на железнодорожную насыпь, самолётов.

Какие учителя были в школе, командир понял, взглянув на её результаты. Отрицательные! Отправил к ротному повару. Но она лезла в окопы, расспрашивала солдат о каком-то Палалее, там попадала под обстрел, бомбёжку…

Как всякое живое существо ко всему адаптируется, так и Катя привыкла не втягивать голову в плечи от воя миномётного снаряда, летящего не в их сторону. Привыкла отталкивать погибших сослуживцев, упавших на неё и прикрывших от шальных пуль, осколков. Привыкла испражняться, сидя с мужчинами в специальном окопчике.

Она высматривала Палалея в минуты затишья. Вот тогда-то её и приметил взводный, поинтересовавшийся что она высматривает, получил от наивной девушки, что её нужен муж для зачатия. И вот она уже лежит в его блиндаже, дефлорированая, готовая вернуться домой. Но взводный, ушлый парень, сказал, что не уверен в её беременности, объяснил какие бывают признаки у беременных женщин. И Катя его полюбила…. Полюбила и сменившего убитого…, и следующего….

Привыкла что взводные менялись раз в неделю, уступая её, Катино тело, другому вставшему на его должность.

А куда деваться? Война войной, а любовь жила.

Нет! Она не пряталась под мужчинами. Вместе с ними совершала вылазки в тыл врага, чтобы добыть хоть кроху информации о противнике, чтобы хоть как-то помочь Родине одолеть врага.

В разведку она попала, рассказав о своей хорошей зрительной памяти. Даже ночью, во тьме помнила расположение воронок, столбов с колючей проволокой.

После таких вылазок, когда все силы были уже на исходе, когда разведотряд отдыхал как попало, сбиваясь в кучку, чтобы сохранить тепло в мокрых шинелях. Тогда в парнях просыпались резервные силы, они лезли к ней под шинель. Разве были у неё силы отказать родным братишкам и отцам в телесном удовольствии? Нет!

Национальность её сослуживцев никогда не играла главенствующей роли при соитиях. Верней она вообще не знала о других нациях и расах. В её семье говорили по-пермяцки, в доме напротив их двора, по-русски. Она иногда думала, что в третьем доме от их двора говорят на совершенно другом языке, и ей отвечают по-русски, потому что она его ЗНАЕТ. Татарин или еврей, белорус или мордвин, латыш или украинец, в пылу страсти, переходящие на свой родной язык, говорили ей только о любви, и Катя принимала такую любовь, отвечала на пермяцком.

И мужчины её берегли. Первыми прикрывали её от возможного попадания пуль, осколков. Она первой получала котелок с едой. Ей создали запас ваты или бинтов необходимых при менструациях. Обустраивали лежанку в блиндаже разведвзвода.

Никто не обозвал её блядью, никто не позволял кривить на неё взор. До посинения сжав скулы, чтобы не выстрелить, вскидывали ППШ, направив его на обидчика, только посмевшего подумать о ней плохое. И вновь любили её, как сестрёнку, как дочь… как жену. Баловали трофейными сладостями, украшениями немецких офицеров.

Май 2008

Екатерина Николаевна дошла до следующей остановки. Подумав, что сердце остановится до того, как она доберётся до дома, присела на скамью.

Февраль 1943 года.

Как она не забеременела в течении двух лет такой заливки?! Видимо Господь берёг её для супруга.

И это Он сберёг её от всей массы осколков, рванувшего сзади, снаряда. Около ста грамм железа, до сих пор лежащего в сундуке, в Масловке, вытащили хирурги из её спины и ягодиц.

А супруг появился сразу после того как она очнулась от наркоза. Он, также забинтованный, поглядывал на неё, лежащую на животе, со своей полки госпитального эшелона. Он, стесняясь, шёпотом, говорил санитарочке что ему нужно справить нужду, смотрел на Катю — не видит ли она его срам. А она, не стесняясь, приподнимала тело на руках, оголяла груди, писсала в «утку» ….

Их привезли в глубокий тыл. С зимней тишиной, с покоем, часто нарушаемыми криками: «Ура!», «В атаку!», «Мама, помоги!», раненых бойцов страны. Её попутчика положили в угол большой, вмещавшей шесть коек палаты. Палата раненых женщин находилась на другом этаже. Так как ходить Катя могла, то на третий день пошла в разведку. Всего лишь проведать попутчика.

А он угасал. Костный мозг левой ноги не справлялся с восстановлением красных кровяных телец, так как правую ногу ампутировали. Крови его, четвёртой группы, было очень мало. «Игнат, ты не можешь умереть. Тебя ждут дома!», — твердила в первый день Катя раненному. «Игнат! Ты видел девичьи груди? Посмотри!», — решила таким образом подстегнуть солдата. Он посмотрел. Толúка краски наполнила сосуды под кожей лица. Тогда Катя взяла его ладонь, положила на свою грудь. «Мягкая? Тёплая? Не умирай, хорошенький. Завтра снова приду, покажу ещё. Дам потрогать.».

На следующий день, парень уже встретил с улыбкой, с алостью щёк. Его слабую руку опять положили на перси, опять водили ею по соскам, по низу живота. Катя шептала ему возбуждающие душу слова. О том, что если он будет жить, то она ляжет к нему в постель…. Через неделю уже другие раненные просили такую помощь. Если в окопе она не отказывала, то почему здесь должна? Это такие же отцы и братья, как те, которые сейчас ползут в тыл…, а может уже не ползут…. Сдерживая слёзы, Катя позволяла раненным любоваться её телом, трогать. А вот дальше….

Она уже дала клятву Игнату. А тот, подстёгнутый гормонами, быстро поправлялся. Вот он уже встаёт в туалет, вот сходил в столовую, поел самостоятельно. Катя всегда рядом, держит его костыль. Подставив плечо, помогает подтереться после дефекации. «Сегодня ночью приду, родимый мой!».

Ночь. Медсестра уснула на посту. Катя прошмыгнула в мужскую палату. Для неё это пройдённый этап, для Игната нет. К чёрту боль в отрезанной чуть выше колена ноге! Он впервые ощущает членом женское влагалище. Мгновенно спускает. Женщине этого мало. Такая вот своеобразная окопная болезнь. Только долгие фрикции могут успокоить организм. Она припадает к пенису и сосёт его. О таком разврате она услышала ещё на фронте, когда солдаты, обсуждая военно-полевых жён командиров, говорили о таком непотребстве.

Да. Чудо случилось. Пенис окреп. Опять традиционное соитие. Наконец то долгожданный оргазм. Так и уснула на узкой кровати солдата.

Её разбудила санитарка, укоризненно покачала головой. «Блядь!» не прозвучало и то хорошо.

Мало было в то время женщин, обзывавших другую женщину блядью, потому как мужчин способных наполнить женский организм тестостероном, было в десятки раз меньше нормы. И дурой считалась та женщина, которая не пользовалась случаем пользовать солдата, согреть его…, согреться самой….

Блядью её обозвал новенький раненный, поступивший на место выписавшегося. Его едва не задушили другие, знавшие историю выздоровления Игната.

Катю уже выписали, дали справку о демобилизации по ранению. А она ждала полнейшего выздоровления Игната, припадая на правую ногу, приходила в палату, ела припасённое братками, рассказывала о новостях с фронта. И как обычно засыпала после двух-трёх палок.

На завтра назначена выписка Игната. Сегодня прощальная ночь. «Кать, ублажи братушек! Я не буду ревновать. Они делились со мной, я тоже хочу отблагодарить. Вот спиртик у медсестры конфисковали.» Чей сперматозоид пробился в яйцеклетку, никто не знает. Ночь хоть и весенняя, но длинная. Шестеро мужчин заливали влагалище до краёв. Катя шла в мужской туалет, долго сидела, ожидая, когда выльются слизь и сперма. Шла в палату, становилась раком. Ей запихивали в рот и во влагалище.

Потом долго добирались до Масловки, где у Игната жили родители. Когда ходила беременной сношаться не хотелось. Даже бывало, прогоняла Игната. А после родов… хоть опять на фронт, в окоп к солдатам, или в госпитальную палату. Опять её тянуло спасти, согреть брата, отца, взводного, ротного. Второго ребёнка зачала точно от Игната. Она пообещала ему родить только его ребёнка. Он понимал, что жена больна такой окопной болезнью, прощал, отпускал к ебарям, ждущим её на сеновале. Страдал конечно, но пусть хоть такие страдания, а то умер бы, не познав радости совокупления.

В шестидесятые годы, Болат Окуджава впервые спел:

…укрепив сознания обоих супругов что если бы не бедствие, то Катя прожила бы абсолютно другую жизнь. Может быть более лёгкую, а возможно…. Но это осталось по ту сторону войны.

Троих последующих не известно от кого зачала. Правда они долго не жили, год-полтора и умирали. Последнего зачала от приезжего агронома. В сорок пять, как отрезало! Климакс, мать его дери. Ебаря ещё походили, предлагали перепихнуться, но сухость влагалища…. Игнат на шестом десятке потискался, потискался….

Да вскоре и умер, от внезапно начавшейся гангрены в ЗДОРОВОЙ ноге. Дочь от СОЛДАТА уехавшая на северА, не откликнулась на телеграмму о смерти отца. Сын от Игната запил после развода с женой, как ему казалось блядовавшей не хуже мамы, умер выпив некачественную водку.

Семидесяти пятилетие Екатерина Николаевна считала пределом жизни человеческой. И вот ей 85-ть, а кривая с косой не идёт.

Сон о детстве, напомнил Николаевне о Гнезде. «Где родилась, там и помру!». — решила она перед началом сборов на РОДИНУ.

2008

Она вновь встала со скамейки на автобусной остановке. Уже вечерело. Какая-то уверенность что нужно пройти ещё десять… тридцать метров и покажутся крытые соломой крыши Гнезда, а там до самого крайнего дома.

Что-то сильно толкнуло её в спину….

Она помнит удар такой силы….

Авиационная бомба взорвалась в десятке метров от их окопа. Сейсмическая волна ударила в грудь… Несколько секунд, с высоты птичьего полёта, Катя обозревала своё тело, лежащее на дне окопа…. Затем душа вернулась в тело.

Вот и сейчас она увидела себя проткнутой толстым суком берёзы, растущей на дне глубокого оврага. Но вернуться в тело не хотела — зачем?

Екатерина Николаевна, фронтовичка, погибла на тракте ведущему к дому. Вернее, погибло её тело, а душа начала ждать вознесения, известного её по церковным постулатам.

Пора каяться. Душа начала вспоминать свои плохие поступки. Память, как известно, у Екатерины была отличной, но ничего такого за что её можно забрать в ад, она не помнит. Глас попа из церкви в Масловке напоминает ей о грехе прелюбодеяний. Да, она изменяла мужу. Но мужем он стал благодаря этому самому прелюбодейству.

Что же ты, святой батюшка, не вспоминаешь о душах калек, заливающих хмельным, боль в ампутированных конечностях? Она ведь такая же калека. И её спасала только мужская твердь, раздалбливающая эту боль. Она и в семьдесят лет имела желание истолочь НЕМОЧЬ, и в восемьдесят. НО! Ступа…, ступа, которая являлась тем органом, который и страдал, стала нЕмощная, гораздо раньше, чем прошло желание, а изображать из себя…. Вернее, обманывать себя Катьё, урождённая Коляевна, никогда не умела.

Не захоронённое тело так и продолжало висеть на дереве, спрятанное листвой, затем было исклёвано птицами….

А душа, не дождавшись приёма у Господа, переместилась в Гнездо. Она увидела тот дом, где впервые осознала себя человеком. Сейчас он стал пуст, но не разорён. Мужчина, в котором душа Екатерины узнала Макара, поддерживал чистоту и сохранность от злых…, от всех злых. Полина, которую она помнит маленькой девочкой, называвшая Макара отцом, иногда стирала занавески на окнах, над иконой. Протапливала печь в сильную стужу. Старая Варвара, являвшаяся матерью Полине, умерла в осень восьмого года.

Душа Екатерины видела, как душа Варвары покинула тело и растворилась мгновенно…

Так и витала в домах Гнезда осветлевшая душа Катьё. Научилась внушать странникам, желавшим обогатиться за чужой счёт, страх быть покаранным.

Зимой четырнадцатого года она увидела, как умер тот, кто мог бы быть отцом её ребёнка, останься она дома, не изменяя судьбу. Душа Макара дождалась смерти верного пса, и также исчезла в эфире мироздания.

Когда у дома Макара остановилась машина и вышедшая женщина сказала парню, что вот это дом его деда, душа Екатерины возликовала — не останется она вечным стражем Гнезда. Ведь отгонять зло она умела, но поддерживать физически — не могла.

Помогая Зинаиде и Павлу, она старалась уместить часть своей души в теле женщины. Но стойкая душа Зины не подвинулась ни на йоту.

Мужская душа Павла, в теле которого Екатерина хотела свить гнёздышко хозяйственности, практицизма — посторонилась.

Вскоре стали появляться другие жители Гнезда. Тело Ники и так излучающее доброту, пополнилось благодушием Екатерины. Душа Веры, кажущаяся сторонним наблюдателям простушкой, оказалась самодостаточной и принципиальной. Нет и всё! Но любовь соитий приняла.

Душа Насти переняла от Екатерины предчувствие беды, грозящей только тем, в кого поместились части души пермячки. Искательская душа Дарьи испугала Екатерину….

Душа подсказала душе Павла прочесть внимательно то, что написано на обороте фотографии Палалея, так как свободно говорила по-пермяцки.

Однажды прознала, что душа охотника, замаскировавшая квадрацикл, никак не успокоится по этому поводу. Катя привела к капкану волчицу с волчонком. Пытавшуюся спастись волчицу, усыпила и та истекла кровью. Внушила Вере желание помочиться на пути домой, чтобы они нашли квадрацикл.

Это Екатерина привела Верного к порогу Павла. Душа пообщалась с душой пса, научила понимать человеческую речь. Можно прямо сказать — душа Кати несёт прямую ответственность за возрождение Гнезда.

Она торопила всех: помогала скорее заснуть после тяжёлого труда, будила на заре — по причини неуверенности в дальнейшем своём существовании, а ей хотелось процветания родного хутора.

Екатерина распределила практически все свои способности. Остались только любвеобильность и настырность. Вьетнамки и другие мужчины, появлявшиеся в жизни обитателей Гнезда, не были родственниками.

Пермячке нравилось наблюдать за половыми актами обитателей Гнезда. В такие моменты душа подпитывалась энергетикой оргазмов — ведь тогда души любовников не контролировали тело, и душе Екатерины удавалось на миг-другой, отодвинув оргазмирующую душу, насладиться физическими ощущениями. Это были, знакомые ей запахи пота, спермы, влагалищных выделений, жар совокупляющихся тел.

Особенно долго Екатерина могла быть в теле Веры, на долгих полминуты теревшей рассудок. Тогда фронтовичка позволяла себе целовать Павла в губы и начинать яростно подмахивать тазом Веры, истощая и так утерянные силы.

Однажды ей удалось проникнуть в тело Павла, ощутить толчки пениса в несоответствующем отверстии мамочки.

Когда Павел наказал Веру у камня, душа Екатерины забрала из её тела, частичку себя, которая отвественна за грех прелюбодейства.

И вот сегодня, двадцать второго августа 2014 года, Екатерина Николаевна почувствовала что-то новое приближающееся к Гнезду…