Мой дикий сад

Терпение

На первых порах, когда я только начинал собирать, сохранять и высевать в своем саду семена диких цветов, я клал в каждую банку записку с названием растения. Сегодня я уже обхожусь без таких записок. Теперь я узнаю каждое из растений, которые выращиваю, и не только по его цветам, но и по отдельному листку, плоду, клубню, луковице и даже по одному-единственному семени.

Вот семена мака — черные или коричневые, самые маленькие из всех, какие у меня есть. Семена большого львиного зева тоже вроде маковых, но их черный цвет чернее, и они немного больше. У анемона семена выглядят, как темные комочки в светлом шерстяном облачении, предназначенном нести их по ветру. Семена лютика похожи на золотистые плоские хлопья, тесно прижатые к стеблю в том месте, где раньше был цветок. Семена морского лука тоже хлопьевидные, но они меньше, и цвет у них не золотистый, а блестяще-черный. У синего василька и льна семена скользкие, но у василька они светло-желтые, а у льна — коричнево-темные, меньше по размеру и даже на глаз маслянистые.

Добавлю, для полноты картины, что у штокрозы семена плоские, круглые и шероховатые; у люпина — большие, твердые и сплюснутые, их цвет меняется от темно-коричневого до светло-желтого, иногда даже с примесью розового; семена агростеммы темные и круглые, а у цикламена они не имеют определенной формы и больше всего напоминают мелкие камешки коричнево-фиолетового цвета, и, даже когда они совсем высыхают, чувствуется отголосок какого-то сладковатого запаха, который был у них внутри плода. А о семенах шафрана и гладиолуса я могу сказать только, что они фиолетовые и очень похожи друг на друга.

Все эти семена я теперь могу опознать через стекло банки, в которой они лежат, и на записках внутри я отмечаю только год сбора, потому что с годами семена растений теряют живучесть, особенно самые маленькие из семян однолетних.

После первого дождя — если он выпал рано и обильно — я разрыхляю землю культиватором, убирая проросшие дикие травы, и вместо них высеваю дикие цветы. При этом семена геофитов — цикламенов, анемонов, лютиков, гладиолусов и шафрана — я высеваю в горшках, причем очень осторожно: сначала наполняю горшок до половины землей, потом рассыпаю по земле семена, а поверх них добавляю еще один тонкий слой земли. Только через два-три года я перенесу клубни и луковицы, которые разовьются в горшке из этих семян, на их постоянное место.

Напротив, семена однолетних растений я высеваю сразу в саду. Но существенная и важнейшая разница между высеванием однолетних и высеванием геофитов — не в этой технической особенности: в горшке или сразу в земле, — а в том чувстве, с которым это делается. Когда я высеваю однолетние растения, вроде мака или синего василька, я понимаю, что они удостоят меня своим цветением уже через несколько месяцев, а еще через несколько недель после этого умрут вообще. Но когда я сажаю цикламен, я знаю, что он расцветет только через несколько лет, но после этого он будет цвести и цвести каждый год и проживет, возможно, дольше, чем я. И разница между этими двумя видами посева научает меня тому, что способность к терпеливому ожиданию столь же важна для человека, сколько и радость быстрого удовлетворения его желаний.

Именно такую радость я ощущаю, например, когда мне встречаются лежащие в поле луковицы морского лука, которые канавокопатель вырыл из земли, расширяя дорогу. Я ощущаю ее и в такие дни, как описанный несколько выше, когда какой-нибудь местный совет объявляет, что можно покопаться на холме, который собираются покрыть асфальтом или бетоном, и поискать там зрелые клубни цикламенов. Все это — радость быстрого удовлетворения. Но постепенно я научился ощущать и удовольствие совершенно иного рода — когда я высеваю эти многолетние растения и сознаю при этом, что не сокращаю путь, потому что должен повиноваться законам природы и ждать первого цветка еще несколько долгих лет. Это терпение я не принес с собой в сад — нет, это сад подарил мне его. Я мог бы сказать, что точно так же, как я выращиваю в саду растения, сад выращивает во мне терпение.

И странно — мне приятен этот настрой на долгое ожидание, хотя вообще-то я человек не очень терпеливый и не всегда готов долго ждать. Есть люди и ситуации, которые пробуждают во мне нетерпеливое желание поскорее отделаться, и я не всегда могу его скрыть. Но работа писателя, которую я начал в относительно позднем возрасте, и работа в саду, которую я начал еще позже, постепенно научили меня, что есть процессы, которые нельзя и не стоит подгонять, потому что среди прочих условий, в которых они нуждаются, важную роль играет также время. Мне даже кажется иногда, что растения так же нуждаются в определенных порциях времени, как они нуждаются в определенных порциях воды и света.

И вот так, работая в саду, я научился ждать, пока подрастут те молодые деревья, которые я посадил там и которые растут теперь вместе со мной, медленно-медленно, и ждать укрупнения клубней, которые должны наполниться и созреть, прежде чем выпустят стебли и породят цветы, и ждать созревания семян, которые не прорастут, пока их внутренние часы не напьются вдоволь. Точно так же за письменным столом я жду рассказа, который должен созреть медленно-медленно, привыкнуть к своим героям и узнать своего автора, и жду слов, которые должны привыкнуть к соседним словам и к сюжету, который все эти слова вместе потом понесут. И рассказ, и слова — все они нуждаются в определенной порции времени, и эта потребность на моем садоводческом языке означает терпение.

Кстати, между садоводством и писательством есть и другие подобия. И там, и там все начинается с семян, которые ждут годами и прорастают — если вообще прорастают — только после своевременного дождя. И в обоих этих занятиях наградой — в случае удачи — оказывается радость наслаждения красотой. Но и там, и там за этой красотой скрывается много труда — черного и однообразного: прополки, прореживания, и отсева, и подрезания. А вдобавок ко всему оба эти занятия могут вызвать боли в спине, которая не любит ни длительное сиденье у стола, ни долгое стояние наклонившись над грядкой. Как жаль, что я не умею писать книги так же, как выпалываю сорняки — ползком и на четвереньках.