Мой дикий сад

Орудия труда

В любом саду есть не только деревья, кусты, цветы и животные с насекомыми. Есть здесь еще и садовник, который трудится в этом саду и потому нуждается в подходящих орудиях для своего труда. Некоторые из этих орудий, вроде заступа или кирки, просты и насчитывают тысячи лет. Другие, напротив, — порождения самой современной технологии, как, например, компьютер для поливки растений. Это устройство мне совершенно непонятно, и поэтому я даже не могу включить его без сторонней помощи. Дважды в год, в начале зимы и в начале лета, я приглашаю садовника-профессионала, и он включает мне этот компьютер и выключает его, потому что я сам, каким бы способом ни пытался это сделать, непременно стираю программу и уже не могу ее восстановить.

И есть, наконец, орудия, так сказать, «промежуточные» между компьютером и мотыгой — например, мотокоса. Это орудие мне иногда удается запустить в ход, но при этом я трачу массу времени и усилий — сначала, чтобы правильно присоединить кабель, а затем — чтобы найти взводящую пружину, которая в ходе подключения кабеля вылетела из вращающейся головки. Эта пружина имеет привычку в процессе сборки обязательно вылетать из головки и исчезать в траве. Причем исчезать буквально, потому что трава нарочно прячет ее от меня. У нее есть для этого веская причина — ведь без пружины косить невозможно.

К моему великому сожалению, я очень далек от техники. Каждый раз, когда я пытаюсь что-то в чем-то починить, я порчу в нем что-то другое. Все мои дядья и их сыновья, мои двоюродные братья, как будто прямиком вышли из старой песни о нашем мошаве: «В Нахалале мой браток всякой техники знаток». Все они, равно как и те мошавники и кибуцники, с которыми я служил в армии, могут починить трактор и джип, подвести в дом воду и электричество, сварить металлические полосы, изготовить стул или стол, поставить кирпичную стену, залить бетонный пол — и все это быстро, уверенно, без единой ошибки и даже не испачкавшись. И у каждого из них есть в кармане личный рабочий инструмент, без которого он не может обойтись и с которым он никогда не расстается. Сегодня это один из ножей «Лезермана», но в дни моей молодости таким личным орудием был, как правило, шведский ключ, который мы называли «маленьким шведом».

Я вспоминаю шутку, которую тогда любили повторять. Три мошавника поспорили, какой инструмент лучше всего и всегда должен быть у рабочего человека. Один сказал: «Я всегда беру с собой шведский ключ — этот все открывает». Второй сказал: «Нет, я предпочитаю английский ключ — вот он и вправду открывает все». А третий сказал: «А я предпочитаю русский ключ». — «Что это такое — русский ключ?» — удивились его товарищи. — «А это молоток килограммов в пять, — ответил тот. — Вот такой молоток действительно откроет все что хочешь».

К моему большому сожалению, шведский ключ, а также пятикилограммовый молот имеют привычку непрерывно выпадать у меня из рук и при этом почти всегда падают на большой палец ноги. Что же касается «Лезермана», то мне больше по душе швейцарский складной нож, потому что в нем есть еще и штопор. Видно, его создатели сознавали, что человек рожден не только для труда. Впрочем, у меня тоже есть свой рабочий инструмент, который я всегда беру с собой в сад. У этого инструмента нет названия, поэтому я лучше опишу его. Это продолговатый кусок пластика, один конец которого полый, вроде трубки, а другой играет роль ручки, за которую этот инструмент можно держать. Трубка имеет двойное назначение: с ее помощью, во-первых, хорошо проделывать отверстия для капельниц в резиновых поливальных трубках, проложенных по саду, а во-вторых, вставлять затычки в те дыры, которые продалбливают в этих трубках дятлы.

Дятлы долбят поливальные трубки не из злобности или жажды. Такими низкими мотивами руководствуются только кабаны и шакалы — сначала они надкусывают эти трубки, чтобы напиться, а потом рвут их зубами просто по злобе. Дятлы дырявят трубки по ошибке. Как объяснил мне специалист-орнитолог и большой знаток израильских птиц профессор Йоси Лешем, шелест воды, струящейся по этим тонким трубкам, дятел принимает за шевеление червя в дереве, а продырявить стенку резиновой трубки ему и выеденного яйца не стоит. Если бы я сумел убедить дятлов долбить трубки только в тех местах, где мне эти дырки нужны, я бы мог обойтись без своего инструмента, потому что оба его назначения были бы выполнены. Но увы, дятлы меня не понимают, и поэтому я кладу свое заветное орудие в карман каждый раз, как иду в сад. К моей великой радости, этот нехитрый инструмент я способен привести в действие сам и даже без особых трудностей, и к моему глубокому сожалению, мне приходится пользоваться им слишком часто.

По правде говоря, идя в сад, садовник-любитель должен запастись еще парой-другой инструментов и деталей. Ему понадобится секатор, то бишь садовые ножницы, японский нож и пила, маленькая кирка, совок для копания, капельницы, различные соединители и разделители, а также коробка черной мази (например, ихтиола) и плотный пакет для мусора. Но американцы не изобрели еще такие рабочие штаны, в которых было бы столько карманов, а швейцарцы не создали еще такие ножи, в которых все это было бы собрано воедино. Поэтому я купил себе ящик для инструментов и кладу в него все вышеперечисленное. Я очень люблю этот ящик, и, похоже, он отвечает мне взаимностью, потому что раз-два в неделю он вызывается пойти со мной в обход сада. Я подрезаю, сажаю, смазываю тут и выкапываю там, устанавливаю и чиню, а он терпеливо ждет нашего следующего совместного дела. Вдобавок ящик служит мне сиденьем, когда нужно сделать что-то сидя. У него есть только один недостаток — самое любимое мое орудие труда в него вложить нельзя. Но не беда — ведь можно, наоборот, вложить ящик в него — вернее, в нее, потому что орудие, которое я люблю больше всего, — это тачка.

У меня нет слов, чтобы рассказать, как велики важность тачки в моей жизни и симпатия, которую к ней питаю. Из-за тачки я также ценю всех китайцев, потому что, как утверждает общепринятая гипотеза, именно они изобрели это замечательное орудие труда. Разумеется, не все китайцы разом изобрели его — это сделал один из них, некий генерал, которому она понадобилась для военных целей. Это было две тысячи лет назад. Его тачка была намного больше нашей нынешней, и колесо у нее было в центре, а не впереди. Тачка с центральным колесом может нести намного больший груз, чем современная, потому что в ней весь вес груза давит на колесо и ведущему не приходится брать на себя часть этого веса, но маневрировать с ней довольно трудно.

Много воды утекло с тех пор в великой реке Янцзы, и сегодня в распоряжении рабочего человека имеются тачки с двумя колесами и даже тачки с мотором. Но та простая, знакомая всем нам тачка с одним передним колесом по-прежнему существует в ее добром старом виде и прекрасно выполняет свою работу. Человек, работающий с ней, стоит меж ручек, как лошадь меж оглобель, но в отличие от лошади не тянет, а толкает.

Толкать тачку — дело такое же простое и интуитивное, как ездить на велосипеде. И здесь тоже можно наловчиться и специализироваться, как при езде на велосипеде, — например, наклонять тачку на поворотах и благодаря этому лучше видеть, куда идет дорога впереди и насколько можно увеличить диаметр виража, чтобы было удобней поворачивать. Колесо, правда, и тут не видно глазу, но накопленный опыт дает вам представление, где оно находится в каждый данный момент. С тех пор как я купил себе тачку, мне довелось возить на ней землю, камни, дрова для отопления, мешки с компостом, песок и цемент, цветочные горшки, разного рода мусор и отходы, вырванные сорняки, срезанные ветки, ящики книг (из машины в кабинет) и мою старшую внучку, которая в три года попросилась на первую «прогулку в тачке». Я не уверен, что китайский генерал предусматривал такое использование своего изобретения, но сама тачка не возражала, а внучка наслаждалась донельзя.

Каждый раз, пользуясь своей тачкой, я недоумеваю, как я жил без нее раньше, и в очередной раз восхищаюсь гениальностью, скрытой в этой простой на вид конструкции. Столетия не внесли в нее никаких существенных изменений, они лишь отшлифовали и улучшили ее, и как и у всякого древнего транспортного средства — самого древнего из всех, как мне кажется, — у нее есть та уравновешенность и степенность, которая гарантирует не только пользу, но и удовольствие. Впрочем, к чему слова?! Я убежден, что не одни лишь садовники, земледельцы и строители — каждый рабочий человек должен иметь дома небольшую тачку! С помощью простых изменений в ее конструкции он сможет перевозить в ней кастрюли с плиты на стол и посуду со стола в раковину, выстиранное белье из стиральной машины к веревкам, стопки книг, собравшиеся у кровати, обратно на книжные полки, а мужа или жену, задремавших у телевизора, в спальню на ночлег. Там ему останется просто поднять ручки и вывалить его или ее прямиком на семейную кровать.

Тачка — это прямое и естественное продолжение тела, и этим она напоминает мотыгу, косу и серп. Все это — древние сельскохозяйственные орудия, которые за тысячи лет не претерпели никаких существенных изменений, и они тоже служат мне для работы в саду. Например, серпом я срезаю сорняки в таких местах, куда не пробраться с моторизованной пилой. Кстати, держать его следует правой рукой, если ты правша, и левой, если левша, а другой, свободной рукой нужно обхватить пучок стеблей, потянуть вверх, а потом срезать, не снимая натяжения. Когда я был мальчишкой, то часто видел, как мои дядья срезают таким манером кукурузу и сорго. А вот люцерну и клевер они срезали самой обычной косой, не нынешней моторизованной. Эта их ручная коса казалась мне тогда волшебным орудием. Ее лезвие, проходящее близко к земле и скрытое стеблями, не было видно глазу. Я видел только, как падают на землю срезанные стебли, и слышал размеренный шелест косы. Да еще косарь каждые несколько минут доставал из кармана маленький напильник и точил притупившееся лезвие точными и рассчитанными движениями.

Но не только современные коса, серп и мотыга похожи на своих предков из древнего Египта или Месопотамии. То же можно сказать о кирке и лопате, разве что металл, из которого они делаются сегодня, намного качественней и заточен куда острее. Это особенно заметно, когда работаешь с так называемой «японской пилой» — чудо-инструментом, который позволяет срезать ветки, толщина которых больше, чем раствор самых больших садовых ножниц. Качество стали этой пилы и угол ее заточки не перестают удивлять меня всякий раз, когда я ею пользуюсь. Ветка толщиной с мою руку покоряется всего за пять-шесть движений, и даже такой человек, как я, не обладающий и самыми средними техническими способностями, может по достоинству оценить это замечательное орудие труда.

И наконец, есть еще одно весьма полезное садовое орудие, которое я, к сожалению, не нахожу ни в магазинах, ни в рассадниках. Я даже не знаю, как оно называется, но после того, как мне объяснили суть, даже мне удалось соорудить его самому. Берут трубу в два дюйма диаметром и два метра длиной, вставляют в один ее конец лезвие кирки — так, чтобы оно вошло в трубу своим острым концом. Затем несколькими вертикальными ударами о толстую деревянную доску лезвие загоняют в трубу и прочно закрепляют там. Другим его концом — тем, который торчит наружу, — удобно углублять и расширять для посадки такие узкие ямы, внутри которых ни кирка, ни мотыга не могут развернуться, не упершись в стенки. Если кто-нибудь из читателей знаком с бальминой, как в былые времена называли это орудие израильские каменщики, то нашу трубу с лезвием можно назвать бальминой садоводов.

Кроме всех перечисленных орудий, большинство которых пришли в сад из сельского хозяйства, я постоянно пользуюсь также орудиями, пришедшими из кухни, — деревянной скалкой, с помощью которой давлю разные семена, и ситом, с помощью которого отделяю их от половы. Когда-то кроме сита были в употреблении еще и слова «решето» (для устройства с большими дырками) и «цедилка» (для маленьких отверстий), но сегодня мы уже не давим зерна дома и почти не перебираем их на кухне, и потому из тех трех слов в ходу осталось только одно, общее — «сито». Впрочем, такой сад, как мой, более примитивный, чем другие, и с более древней растительностью, требует более простых работ, а потому и более примитивных орудий и древних названий. Вот почему я по-прежнему использую решето для очистки семян мака, сито для семян агростеммы, а цедилку — для процеживания куриного бульона. Я люблю, когда бульон совершенно прозрачный.