Глава вторая

Эту часть Берлина я знала плохо. Можно сказать, совсем не знала. Измученный бессонницей постовой простуженным голосом подсказал, где находится ближайший телефон. Хозяин маленькой булочной, равнодушно отмахнувшись от робко предложенной мелочи, молча водрузил на прилавок допотопный аппарат.

– Это я, – без предисловий произнесла я в трубку, услышав до боли знакомый, родной голос.

Сердце забилось в беспричинной тревоге. Так всегда бывает, попыталась успокоить я себя. Когда до цели остается последний шаг, боязнь провала накатывает с утроенной силой.

– Я слушаю, – бесстрастно произнес мягкий баритон.

"Это я, милый!" – захотелось разрыдаться вдруг в трубку. – "Забери меня скорее отсюда!".

С трудом подавив рвущийся наружу всхлип, я как можно спокойнее сказала:

– Я достала настоящий бразильский кофе. Как его вам передать?

Операция, длившаяся почти полгода, закончена. Секретные документы Генштаба вермахта у меня на руках. Отдать их связному и моя миссия завершена. О том, что в роли связного будет мой любимый, я узнала только сегодня утром.

– Где вы сейчас находитесь? – голос прозвучал с едва уловимым напряжением.

– На углу Фридрихштрассе и… – я беспомощно взглянула на булочника.

– Фридрихштрассе и Унтер ден Линден, – быстро подсказал мне хозяин.

– Унтер ден Линден, – послушно повторила я в трубку.

– Ждите там и никуда не уходите! – властно приказал родной голос. – Я отправлю за вами автомобиль, он заберет вас через четверть часа.

Связь прервалась. Вот и все, теперь остается только ждать. Вытерев ладошкой вспотевший лоб, я устало опустилась на одинокий стул. Поспеши, милый, нет сил больше терпеть! Если бы ты знал, как я по тебе соскучилась! Глаза закрылись сами собой – так легче воскресить в памяти любимый облик, такой далекий и одновременно близкий.

– Приготовьте паспорта для пограничного контроля! – кто-то бесцеремонно потряс меня за плечо.

Я с трудом открыла слипающиеся веки. Хозяин булочной испугано жался в углу, пытаясь слиться с серой, выложенной из ноздреватого песчаника стеной. Трое эсэсовцев с равнодушно-брезгливыми лицами выжидающе смотрели на меня.

– Какие паспорта? – ошеломленно пробормотала я. – Какой пограничный контроль?

– Совсем от жары с ума посходили! – высоким бабьим голосом заверещал худой, болезненного вида эсесовец. – Весь вагон перепился, никто ничего не соображает.

Резко вскочив со стула – бежать, немедленно бежать! – я больно ударилась о низкий потолок булочной. Патруль поплыл в глазах, размазываясь очертаниями и сливаясь в единое целое. Вместо черных мундиров тайной полиции передо мной синело смутное пятно.

– Вы из абвера? – глуповато осведомилась я, отчаянно сдерживая зевок.

– Штирлица насмотрелась, – понимающе кивнула крашеная в ярко-рыжий цвет безобразно толстая проводница, подслеповато щуря воспаленные глаза. – Давай, девонька, просыпайся. К границе подъезжаем.

Бормоча под нос что-то нелицеприятное, она всесокрушающим ледоколом выплыла из купе, едва не снеся при этом хлипкую зеркальную перегородку. Интересно, ее сменщик спит с ней? И если нет, то где он от нее прячется? В штабном вагоне?

– Опять сон? – с нескрываемой завистью спросила Ленка. – Где на этот раз путешествовала?

– В шпионские игры игралась, – недовольно буркнула я, возвращаясь к серым будням.

– Везет тебе! – мечтательно вздохнула подруга, пилочкой убирая заусенец на маникюре. Таких идеальных ногтей у меня даже во снах не бывает. – А мне только уроды всякие в кошмарах жутких снятся… – Бр-р! – вздрогнула она всем свои стройным телом.

Таможня застала нас во всеоружии: идеальный порядок в купе, ослепительная Ленка, и невидимая на ее фоне я. Мельком проверив содержимое наших сумок, молодой симпатичный таможенник грустно похлопал васильковыми глазами:

– Придется вам сойти, девчонки. Оптика запрещена к перемещению через границу, да и сверла не входят в перечень товаров, разрешенных к беспошлинному вывозу.

– А может… – Ленка многозначительно оборвала фразу, одарив молодого человека своим неотразимым взглядом.

Таможенник вздохнул – искренне, тяжело.

– Не могу, – честно признался он, с сожалением разводя руки в стороны. – Комитетская проверка из столицы вторую неделю безвылазно сидит, уже пятерых наших под монастырь подвели.

– И как нам быть теперь? – хором огорчились мы.

– Ничего страшного, – подбодрил он нас. – Продадите местным перекупщикам запрещенный к вывозу товар, вам хорошую цену дадут. В наших краях все более-менее стоящее уже давно вывезли, так что проблем не будет. Через три часа подойдет электричка из Будапешта, как раз на нее и успеете.

– Электричка? – переспросила я. – А проезд рублями можно оплатить?

Тратить драгоценную валюту не хотелось. Таможенник рассмеялся.

– У вас билеты до Белграда с открытой датой, можете хоть на каждой станции выходить. Только когда обратно будете возвращаться, не забудьте в Будапеште сделать отметку в нашей военной комендатуре – без нее в вагон не пустят.

Мы переглянулись – наш вояж оказался не так прост, как казалось поначалу. Последовав дельному совету, мы продали сверла пронырливому типу прямо на вокзале (да и черт с ним, с этим металлоломом!.. небольшая сумочка весила больше, чем весь остальной багаж вместе взятый), но от биноклей избавляться Ленка наотрез отказалась.

– Микроскоп купи, – ехидно посоветовала она дельцу, пытавшемуся за бесценок выудить у нас оптику. – Будешь в него прыщи свои на ночь рассматривать.

Сменив платья на расклешенные юбки, не по жаре плотные и длинные, мы бинтами примотали валютный дефицит к ногам. Все бы ничего, но походка при этом стала как у пьяного моряка лет десять не ступавшего на сушу. Сердобольная старушка, торговавшая квасом на привокзальной площади, прослезилась, глядя на нас горемычных. И за две кружки живительного напитка взяла с нас, как за целую бочку – ржавую, в грязных потеках. От расстройства, надо полагать.

Усталый плешивый таможенник – смена подходила к концу – лениво поковырялся в нашем багаже, хмыкнул при виде октябрятских значков, без зазрения совести положил в карман баночку с черной икрой и пренебрежительно махнул рукой. Проходите, не задерживайте. Пограничный контроль прошли за полминуты: наш погранец от души шлепнул печатью по паспорту, передал его в руки своему венгерскому коллеге и… И мы на чужой земле.

Миновав невысокую стойку, делящую зону контроля на две части, я сделала свои первые шаги по загранице. Два венгерских пограничника, расслабленно потягивающие пиво из баночек на лавочке у выхода, заржали во все горло, показывая пальцами куда-то мне за спину. Я, замирая от страха, обернулась. Следом за мной волочился из-под юбки двухметровый кусок белоснежного медицинского бинта. Душа ухнула в пятки: все, сейчас меня арестуют!

– Пойдем скорее в туалет, отвяжем бинокли, иначе вся граница со смеха умрет, – потянула меня за локоть Ленка. – И не дрожи ты так, мы уже в другой стране.

Плешивый таможенник проводил нас тоскливым взглядом. Упорхнули птички.

– А как же венгерская таможня? – испугано пискнула я. – Они все видели… Ленка, меня точно посадят!

Силком втолкнув меня в чистенькую, отделанную розовым кафелем комнату, подруга яростно зашипела:

– Не болтай ерунды! До венгерской таможни еще полчаса на электричке пилить, а их погранцам это глубоко фиолетово… Ты юрист или где?

Я неслышно выдохнула. Юрист-финансист… Когда страху натерпишься, из головы все моментально вылетает, не задерживаясь. Нет, больше никакой контрабанды! Честное пионерское.

Не знаю, откуда Ленка выяснила эти подробности, но к венгерской таможне мы подъехали ровно через полчаса. Справа за окном виднелось длинное приземистое здание вокзала, куда и потянулись наши "челноки", волоча за собой похудевшие после родной таможни баулы.

– С тобой, копуша, мы как всегда последними в очереди будем, – подстегнула меня Ленка, приплясывая от нетерпения.

У выхода из вагона со скучающим видом подпирал фонарный столб местный таможенник.

– Сядь, не мельтеши, – негромко приказал ей накаченный, бритый наголо парень, всю недолгую дорогу дремавший напротив нас. – Мадьяры проверяют только наших и румын, иностранцы из вагонов не выходят… На задних лапках перед ними ходят, – он презрительно сплюнул на пол электрички.

– Думаешь, за буржуинов сойдем? – моментально ухватила суть Ленка, опускаясь на лавку.

Парень отрицательно покачал головой.

– У них глаз наметанный, этот фокус уже не катит… По-другому сделаем.

Идея оказалась столь же проста, сколь и гениальна. Дождавшись момента, когда венгр прошел к соседнему вагону, мы спрыгнули на перрон по левую сторону электрички. Железная змея состава надежно прикрыла нас от бдительного ока местной таможни. Через десять минут электричка со скоростью пешехода двинулась вперед. Вместе с ней побрели и мы. Проехав триста метров состав, скрипнув тормозами, встал. Вскоре из здания вокзала появились первые счастливчики. Подождав, пока они не войдут в вагон, вернулись на свои законные места и мы.

– Огромное девичье спасибо тебе, таинственный незнакомец! – Ленка от души чмокнула его в щеку. – Даже не знаю, что бы мы без тебя делали!

– Да ладно… – засмущался незнакомец и одарил нас еще одним, поистине царским подарком: – Если братва наедет в Будапеште, скажете, что от Алика из Бугульмы… Проблем не будет.

– Вообще-то, мы в Белград едем, – осторожно пояснила Ленка.

Алик презрительно скривил губы.

– Нечего там делать! – рубанул он рукой по воздуху. – Юги цену за товар дают, конечно, больше, чем мадьяры, но таможня у них свирепствует почище нашей. И закон новый недавно ввели: если нет с собой двухсот долларов, разворачивают без разговоров. Им не нравится, когда валюта уходит из страны.

– У нас есть доллары, – брякнула я и моментально удостоилась уничижительного взгляда подруги.

Рассказывать первому встречному попутчику о надежно спрятанных в… словом, держи язык за зубами! – именно так следовало расценивать молчаливый посыл.

Оглядев нас внимательным взглядом, Алик задумчиво произнес:

– Ладно, слушайте, что надо делать. Если покажете доллары югам, в страну они вас пустят, но заставят поменять на динары по официальному курсу. При обратном обмене вы потеряете почти по пятьдесят зеленых. Если менять на черном рынке, потери будут меньше, но очень легко нарваться на фальшивку … Кстати, нафига вы их вообще с собой взяли? Нормальные люди товар за границу везут, чтобы валюту заработать, а вы ее с собой тащите.

Мы смущенно переглянулись. И в самом деле – зачем? Нам их дали, мы и взяли.

– Это ваши дела, – усмехнулся Алик. – Слушайте дальше. Когда приедете в Субботицу, скажете погранцу, что забыли валюту дома…

– И он поверит? – насмешливо улыбнулась я.

– Они всему верят, как дети малые, – рассмеялся наш попутчик. – Но в страну вас все равно не пустят. Погранец заберет ваши паспорта и отправит погулять до прихода обратной электрички. После чего вы спокойно отправляетесь на местный рынок и продаете все ваше барахло.

– А паспорта? – уточнила Ленка. – Как мы их обратно заберем?

– Ерунда! – сплюнул сквозь щербинку в зубах Алик. – Эти лохи сами разводятся, им хоть что втирай. Погуляли, пиво попили, знакомых встретили… Любую лапшу им на уши развесите, проканает за милую душу.

– А в полицию нас не заберут? – не унималась Ленка.

– Если больше недели будете пропадать, тогда таможня передаст ваши паспорта в местную управу. А так – гуляйте смело!

Все прошло, как и предсказывал наш благодетель. Покрутившись полдня на вокзале в Будапеште, поглазев с открытым ртами на изобилие в местных киосках, мы сели на белградскую электричку. Ровно в полночь подъехали к Субботице. Югославский таможенник брезгливо покрутив в руках "дюймовочку", кивнул на объемистую сумку:

– Что там?

– Спички, – пискнула я.

– А там? – волосатый палец указал на старенький походный рюкзак.

– Шибицы, – блеснув познаниями в языке, вмешалась Ленка.

Таможенник со страхом перевел взгляд на большой клетчатый чемодан.

– И здесь шибицы?

Мы красноречиво промолчали.

– Доллары есть? – с надеждой в голосе спросил он.

– Дома забыли, – в один голос ответили мы.

Дрожащими от возмущения пальцами он спрятал наши паспорта в карман и хрипло приказал:

– Утром – обратно в Венгрию! Поезд прибудет в шесть, зал ожидания покидать запрещено… Вам все ясно?

Ага, так точно товарищ командир! Все исполним в лучшем виде.

Выскользнув из здания таможни, мы бегом устремились в ближайший переулок. Тот, что потемнее. Конечно, бегом – это сильно сказано. С нашими баулами такой номер не пройдет. Но пыхтели старательно, от души. Два квартала мы изображали вьючный караван, пока Ленка обессилено не рухнула на рюкзак:

– Все, больше не могу!

– Вроде оторвались, – тяжело дыша, неуверенно предположила я.

– От кого? – выдохнула подруга.

– От погони.

Секунду спустя окрестности содрогнулись от истеричного хохота. Только законченным трусихам вроде нас могла прийти в голову дикая мысль бежать без оглядки подальше от вокзала. Граница пройдена, чего бояться? Сама собой проявилась насущная проблема: в какой стороне находится рынок? Поплутав около часа по ночным улицам, мы наткнулись на припозднившегося аборигена, с меланхоличным видом потягивающего пиво на безлюдной автобусной остановке. Его мы и взяли в оборот.

– Рынок? – переспросил он.

– Да-да, – подтвердили мы. – Базар.

– Не понимай, – огорченно развел он руками.

М-да, юг нам попался необразованный. Ленка повторила вопрос по-немецки. Абориген отчаянно замотал головой: не понимай. Я с грехом пополам родила несвязанную фразу по-английски, объяснив наш маршрут от вокзала до здесь. Югослав оживился при звуках знакомого слова, радостно вопросив:

– Стилл-уэй?

– Я-я, стилл-уэй, – раздраженно повторила я.

– Железничка дорога там, – махнув рукой куда-то в темень, славянский брат поспешно слинял.

– Обратно до вокзала я не доберусь, даже не мечтай, – вздохнула Ленка. – Ноги не держат и руки отваливаются… Давай прямо здесь переночуем.

– Где здесь? – поразилась я. – На остановке?

– Есть другие предложения? – вопросительно приподняла бровь подруга. – Пятизвездочных отелей поблизости я не вижу. Утром приедет мудрый автобус и отвезет нас в тридевятое базарство.

Поерзав на жесткой скамье, я пристроила под голову сложенную вчетверо куртку и закрыла глаза. Сон пришел без промедления. Яркий, насыщенный… как обычно. Просторная светлая комната, высокие арочные окна, занавешенные тяжелыми портьерами, начищенный до блеска паркетный пол и чей-то монотонно бубнящий голос.

Я быстро оглядела себя. Интересно, чья роль мне досталась на этот раз? Пикантности добавляло то обстоятельство, что я точно понимала – это сон. Класс! Такого еще никогда не было в моих призрачных приключениях. Значит, можно оторваться по полной, зная наперед, что мне ничего не будет.

Итак, что мы имеем. На мне странного покроя теплый халат, грубые ботинки и косынка из плотной ткани, завязанная на манер пиратской банданы. Справа стоит толстый дядька с печальными глазами. На нем синий мундир, перетянутый кожаными ремнями, на боку висит револьвер; крепкая веснушчатая рука лениво поглаживает рукоять сабли. Я арестантка? Весело, ничего не скажешь.

Я покосилась налево. Рядом со мной клевал носом самодовольный хлыщ с напомаженными усиками. Почувствовав мой взгляд, он встрепенулся и, приняв деловой вид, раскрыл лежащую на коленях книгу. Краем глаза я машинально ухватила витиеватую печать первой страницы:


ОГЛАВЛЕНIЕ

ТОМЪ ДЕВЯТЫЙ

Сводъ Законовъ о Состоянiяхъ

Книга первая

О разныхъ родахъ состоянiй и различiи правъ, имъ присвоенныхъ.


Супер! Мне снится эпоха, которой я грезила всю свою несознательную девичью жизнь. Галантные кавалеры, блеск столичных салонов, великолепие придворных балов и умопомрачительные наряды высшего света. И главное, все выглядит настолько настоящим, что просто дух захватывает.

– Бу-бу-бу… – прервал мои восторги усилившийся бубнеж.

Я подняла глаза. Прямо передо мной, на возвышении, за массивным столом, обтянутым зеленым сукном, чинно восседала судейская коллегия. Строгие мундиры, воротники с золотым шитьем и сонные физиономии. Раз коллегия – значит апелляция или кассация. Председательствующий – пышущий здоровьем толстячок со смешными бакенбардами и умным, слегка ироничным взглядом – отложив в сторону лист бумаги, неуклюже поднялся с места.

Суд удаляется на совещание! – бойко возвестил молодой человек с унылым отвислым носом на породистом лошадином лице.

Судебный пристав, услужливо подсказала память.

Привычная сила подняла меня на ноги. Сзади дружно загрохотали стулья. Я быстро оглянулась за спину. Интересно, что такого я здесь натворила? На обыденный процесс зал битком не набивается. Еще и журналистов тьма. Вон и фотографы ютятся у окна, все по-взрослому.

– Не подскажите в чем суть, коллега? – шепотом спросила я у зевающего украдкой хлыща.

Мой присяжный поверенный (а кто же еще это может быть?), бросив на меня полный ужаса взгляд, шарахнулся в сторону.

Странно, чего это он такой дерганный?

Жалко зеркала под рукой нет, вдруг я Квазимодо в женском обличии? Если так, то это плохой сон.

Ленка, разбуди меня немедленно!

Суд удалился.

Зал оживленно загомонил, рассаживаясь по местам.

Смуглый паренек еврейской наружности громким шепотом принялся обсуждать цены на шерсть со своим соседом, дородным купцом, одетым в темно-синий сюртук.

Надо полагать, это у нас господа присяжные.

Справа от них худой, длинношеий отставной военный, если судить по выправке и мундиру, слева – важный господин с высокомерным взглядом и презрительно оттопыренной нижней губой.

Статский советник, не иначе.

О, прямо по курсу и конторка товарища прокурора виднеется. Все-таки, что я натворила? И куда делся мой адвокатишка? Или он в эту назойливую осу превратился, что жужжит беспрестанно над ухом?

– Встать, суд идет! – прервал мои размышления судебный пристав, и звучно шмыгнул носом. Для солидности, надо полагать.

Зал снова задвигал стульями, дружно поднимаясь на ноги. Председатель, близоруко отодвинув от себя листок, начал монотонно зачитывать приговор:

– Суд, заслушав свидетелей… бу-бу-бу… изучив донесения сыскного отделения… бу-бу-бу… проверив материалы судебного следствия… бу-бу-бу… выслушав доводы обвинения и защиты, постановил признать виновной в следующих проступках девицу Анну Лазович, двадцати двух лет от роду, урожденную Варшавской губернии…

Эй, господа хорошие! А меня кто-нибудь спросил? Дайте хоть последнее слово сказать… Ну что за сон такой неправильный. Я так не играю! И оса еще эта противная! Ну что за богомерзкое насекомое. А ну кыш отсюда, пернатая!

– … Мещанского сословия… бу-бу-бу…православную… бу-бу-бу… увечную немотой от рожденья…

Это кто немая? Я немая?! Да я вам сейчас такого наговорю!

– … Руководствуясь статьями… бу-бу-бу… и циркулярным письмом товарища министра внутренних дел от третьего мая сего года…

Черт, надо было меньше факультатив по дореволюционному праву прогуливать! Я же вашего судопроизводства совсем не знаю… А-а, была не была! Пойдем зыбкой тропой аналогии права. Чего мне терять, в конце-то концов?! Подумаешь, испорченный сон. Насмотрюсь еще, какие мои годы. Да и вообще, чем не приключение?

– Ваша честь! – злая сила подбросила меня с места.

В зале воцарилась гробовая тишина. Честно говоря, прерывать судью себе дороже. Но другого выхода у меня нет. Как только молоточек в руках у председателя суда опустится на подставку с двуглавым орлом, пиши – пропало.

– Ваша честь! – как можно тверже повторила я, машинально отметив проблеск интереса в глазах председательствующего. – Суды, принимая решения, руководствуются указами Его Императорского Величества, Сводом законов Российской империи и директивами Правительства… Письма товарища министра внутренних дел, равно как и телефонные звонки, источниками права не являются по определению и судом приниматься во внимание не должны.

Мерзкое ярко-желто-полосатое насекомое, сделал полный оборот над лысиной старичка священника, замершего с отвисшей челюстью, коварно спикировало мне на шею.

Мамочка, как больно! С детства боюсь этих тварей. Что за гадская живность эти осы. И почему я чувствую боль?! Я же сплю. Ле-е-еенка, разбуди меня скорее!

Загрузка...