Мой неожиданный сиамский брат

XIX. Как мы ходили на парад

С утра Брежнев находился в веселом, приподнятом настроении, шутил и смеялся. Собираясь на парад в честь дня Советской Армии, он оделся в специально подготовленную парадную форму, на кителе которой блестели все полученные им фронтовые награды. Причем вечером должно было состояться открытие съезда, и Ильич планировал быть на нем именно в этой форме.

Звонко печатая шаг, стройными квадратами проходили войска московского гарнизона. Грохотала, лязгая железом, военная техника. Гул далеко разносился в окрестностях Кремля. Парад на Красной площади, в 'ознаменование сорокалетия начала Великой Отечественной войны и побед Советской Армии'. И конечно в этот праздничный день, на трибуне мавзолея находились руководители страны. В центре, перед микрофонами, в неожиданной для наблюдателей шинели с маршальскими погонами и каракулевой папахе, стоял вальяжный, веселый Брежнев.

'Непобедимая и легендарная в боях познавшая радость побед...' — над Красной площадью грозно и торжественно, как напоминание всем, звучала мелодия строевой песни. Все радовало глаз: и искрящиеся золотом ордена и медали, и белоснежные перчатки, и алый кумач знамен. Калейдоскоп погон, кокард, черных надраенных сапог. Как единый механизм, несокрушимая сила. И лица — румяные сосредоточенные, серьезные: 'знай наших, мы самые лучшие, мы самые, самые...'. Лица победителей, которым есть, что защищать — великую страну Советский Союз.

Ильич вглядывался в лица проходящих мимо солдат и офицеров. Сердце невольно начинало биться в такт печатающих шаг военных. Из глаза, блестя, змейкой, скользнула слеза. Брежнев хрюкнул носом. 'Проглотил' ком в горле, дрогнула рука отдающая честь. Это была армия его страны, его армия. Сейчас он был как мальчишка счастлив, и не стеснялся слез. Он чувствовал себя единым целым с этой Великой Армией, плоть от плоти народной. Это было мгновение абсолютного единения народа, армии и человека — Леонида Брежнева. Это чувство родства, и близости навсегда теперь останется в душе и сердце Генсека, до самого последнего мгновения жизни. И ради этих парней в шинелях, ради своего народа Брежнев готов был пойти на все. Этот народ должен жить и должен жить счастливо и мирно.

Справа от генсека стоял Андропов, рядом с которым расположились несколько человек из нового состава ЦК. В основном военные и из госбезопасности, в том числе Алиев. Устинов стоял с этой же стороны, но почти на самом краю . А слева от Брежнева стояла остальная часть партийной и государственной верхушки. Мелькали среди привычных лиц и новые. Премьер Байбаков и новые секретари ЦК Лигачев, Машеров, молодой министр иностранных дел Романов. Все товарищи были одеты в одинакового покроя пальто и бобровые шапки. Викторин, глядя на эту форму одежды, сразу вспомнил произведение Войновича 'Шапка'. 'Да, правда, подражание и местничество на лицо, как у бояр в Думе. Ведь те бороды рвали за свое место, главное быть ближе к Царскому престолу. Ну а эти, 'бояре' пусть бород и не имеют, и не рвут, но за место под солнцем схватка идет беспощадная. Не хуже, чем в Боярской Думе'.

Едва прошли коробки парадных расчетов и на площадь выехали первые танки, Ильич наклонился в Андропову.

— Ну что, Юра? Точно Суслов и Громыко начнут на съезде? А Устинов что?

— Пока точных данных нет. Открыто выступить против линии Партии они побаиваются. Но отдельные выступления и попытки забаллотировать решения будут. Но это не важно. Главное не как голосуют, а как мы сосчитаем, — усмехнулся председатель КГБ. — Очень уж некоторым не нравятся наши нововведения. Особенно в некоторых национальных партиях... диссиденты партийные. Даже у меня в аппарате, особенно в республиках, чувствуется... брожение.

— У тебя? — взволновался Брежнев. — Это совсем нехорошо... Может, тебе помощь какая нужна?

— Решаем сами, Леонид Ильич, спасибо. Полагаю, что ротация кадров вместе с переаттестацией помогут справиться с этой бедой.

— Уверен, да? — с сомнением в голосе протянул генсек. — Смотри, Юра. Ты у нас главный защитник от внутренних врагов. Главная линия обороны... и если ты не справишься, ждет нас то же будущее.

— Справимся, обязательно справимся, — решительно ответил председатель КГБ.

— Смотри, — генсек повернулся к площади, на которую как раз выезжали тягачи, тянущие гигантские туши ракет. На это раз впервые по Красной площади везли ракеты Р36М УТТХ в транспортно-пусковых контейнерах. На трибуне иностранных гостей третий раз за время прохождения техники началось нездоровое оживление. Первый раз ажиотаж вызвали танки Т-80, проехавшие впереди колонны бронетехники, второй раз иностранцев поразили новые многоствольные установки на тяжелых шасси под названием 'Смерч', ну а третий раз — эти усовершенствованные или новые межконтинентальные ракеты. Причем, судя по виду явно тяжелые, что могло свидетельствовать об отказе СССР соблюдать нератифицированый, но негласно действующий договор ОСВ-2.

— Смотрите, Леонид Ильич, как иностранцы заволновались, — заметил Машеров. — Не ожидали такого.

— Ничего. Мы их сейчас еще раз удивим, — усмехнувшись, ответил Брежнев. — Самолеты они не ждут.

Наконец, наземная техника прошла. Но вместо привычных колонн ликующих демонстрантов на площади на несколько мгновений воцарилась пустота, заставив еще больше взволноваться трибуну с иностранными гостями. Но их недоумение длилось недолго. В небе над площадью появились невиданные ранее двухкилевые, двухмоторные, обтекаемых форм истребители, заставив иноземцев защелкать затворами фотоаппаратов. Самолеты, словно давая рассмотреть себя получше, летели сравнительно неторопливо, иногда выпуская из сопел клубы густого черного дыма. Вслед за дюжиной новейших 'ястребков' пролетели вызвавшие уже меньшее оживление легкие самолеты с изменяемой стреловидностью крыла, потом несколько стратегических винтовых бомбардировщиков с подвешенными под ними ракетами и вертолеты разных типов. И только после пролета авиации на площадь вышли празднично одетые, ликующие демонстранты.

После парада состоялся прием и праздничный обед в Георгиевском зале Кремля. Во время обеда к генсеку пробился американский посол и с лицемерной, типично штатовской улыбкой, спросил о новой суперракете. Брежнев таинственно улыбнулся, потом серьезно взглянул на американца.

— А что вы там думаете, за океаном? Вас не достанем? Все военными базами СССР окружаете. Вмешиваетесь в наши внутренние дела. Это вы, Запад, объявили нам холодную войну. Мы лишь отвечаем. Причем в рамках договоренностей, в отличие от вас, — у посла от неожиданной отповеди отвисла челюсть. Ильич, улыбнувшись, продолжил: — Вы первые начали гонку вооружений, приходиться принимать контрмеры. — Брежнев хитро прищурился, и быстро найдя в толпе военных, указал на них. — Вот попросили сделать для них хорошую ракету, чтобы могла поразить множество целей сразу и не боялась вашей ПРО. Вот мы и помогли, усовершенствовали одну из наших тяжелых межконтинентальных баллистических ракет. Одной из таких ракет хватит, что бы ваш штат превратить в пустыню. Или три штата? Не важно. Одним больше, одним меньше. — Подошедший Епишев и Куликов громко рассмеялись.

После торжества шеф, уехал в хорошем расположении духа на открытие очередного, двадцать шестого съезда КПСС. Того, который должен был легитимизировать происходящие в стране перемены...