Моя деревня

Б у д а н к о в Н и к о л а й Н и к о л а е в и ч — директор зверосовхоза.

Н и н а С е р г е е в н а — его жена.

А л е к с е й — их сын.

Н а т а ш а — сестра Нины.

Ф о м и ч.

З о я — вдова старшего сына Буданкова.

В о л о ш и н Ю р и й В а с и л ь е в и ч — секретарь райкома партии.

О л ь г а Б и к е т о в а — парторг совхоза, заведующая фермой.

К о л о с к о в а О л и м п и а д а.

Е р м а к о в В о л о д я.

Н а д я.

Д и м к а.

Л и д а.

Т а н я.

М а ш е н ь к а.

К о н о в а л о в.

П е т р о в (Д л и н н ы й).

Т и х о н о в а.

С к л а й б.

К л а в а М о с к в и н а.

С и д о р и н.

Р а б о ч и й.

П о ч т а л ь о н.

Р а б о ч и е, с т у д е н т ы, р а б о т н и к и з в е р о ф е р м ы, с т р о и т е л и.

Действие происходит на БАМе в дни стройки.

АКТ ПЕРВЫЙ

Солнечное осеннее утро. Дом Буданковых на сопке. Внизу блестит Байкал. К калитке подходят Н а т а ш а и Ф о м и ч. На веранде Н и н а С е р г е е в н а.

Ф о м и ч. Ну вот и добрались. Здесь ваши сородичи обитают.

Н а т а ш а. А мне почему-то казалось, что они у самого Байкала живут.

Ф о м и ч. Молоды были, потому и казалось. Вы ведь тогда, в пятидесятые годы, приезжали сюда совсем крохотулькой. Я после войны, как Николай меня сюда сманил, тоже по этим сопкам птицей летал. А теперь все ближе к бережку держусь. В гору мотор не шибко тянет. Годы. (Передает ей чемодан.) Пожалуйста.

Н а т а ш а. Спасибо. А БАМ отсюда не видно?

Ф о м и ч. Какой там! Это километров пятнадцать отсюда. Правда, по зимнику напрямь поближе будет. А вон за теми сопками медь и никель нашли. Так я сейчас, как обещал, с омульком к вам наведаюсь.

Н а т а ш а. Мне неудобно, Иван Фомич!

Ф о м и ч. Да что вы, землячка! Я, правда, не в самом центре Москвы, вроде вас, жил, а чуть в сторонке. Загорск. Троицко-Сергиевская лавра. Но москвичом себя считаю. Что-то вас никто не встречает. В этом доме два года траур. После гибели старшого, Миши, лихо родители сдали. Особо Николай. О, Нина Сергеевна! Эй, Буданковы! Встречайте гостей!

Нина Сергеевна бежит к калитке.

Объятия, поцелуи, слезы.

Н и н а С е р г е е в н а. Господи! Наташенька!

Из дома выходит Б у д а н к о в.

Н а т а ш а. Ну, ну, Нинуля, не надо! Колечка! Какой ты стал… солидный…

Ф о м и ч. Вот, землячка! Воспитание! Коля, письмо. (Передает письмо. Уходит.)

Б у д а н к о в. А мы незадолго только вспоминали. Как вы там?

Н а т а ш а. Мама все болеет, тихо угасает. Володя по командировкам мотается. Я преподаю в детской музыкальной школе. А Юрка выше меня вымахал.

Н и н а С е р г е е в н а. Ну, что же мы тут? Пошли в дом. Что ж не предупредила?

Н а т а ш а. Телеграмму еще из Красноярска дала.

Идут к дому.

Б у д а н к о в. Что за дела?! У нас раньше связь работала нормально. Правда, сейчас, с началом стройки, все на солидную ногу ставится, а с телефоном ни к черту! Мне с неделю установили новый аппарат, а подключить все забывают. Непорядок. (Жене.) Алешка встанет — пошли его на телефонный узел. (Наташе.) Кончил школу с отличием, приняли в институт, дали отсрочки от призыва — зараз отсыпается.

Входят на веранду.

Н и н а С е р г е е в н а. Он еще ни свет ни заря умчался на причал разгружать прибывающие на стройку грузы.

Б у д а н к о в. Ты с Алешкой строжкость прояви! Эти прогулки запрети категорично!

Н и н а С е р г е е в н а. Нам его возле себя вечно не удержать! А запрещать будем — тайком бегать начнет. Вот тут-то и жди беды.

Б у д а н к о в. Уж он у меня еще ремня поест!

Н и н а С е р г е е в н а. Не накормишь ты его ремнем, Коля. Он взрослый.

Б у д а н к о в. А я говорю — упреди, что я запретил и близ к морю подходить!

Н и н а С е р г е е в н а. Ладно. От кого письмо-то?

Б у д а н к о в. От Волошина. Хм! Советуется. Вот человечище! Только закончил проект моста через Обь под Сургутом, его — бах — сюда, в первые секретари райкома. Такой махиной ворочает, а с виду интеллигент с портфелем. Странный! Меня на все совещания по БАМу таскает. А наш совхоз к стройке никакого отношения не имеет. Чудак. Но рука крепкая!

Н и н а С е р г е е в н а. И головка светленькая.

Б у д а н к о в. Ну вы тут сами, а я на склады на часок. Приду к завтраку. (Уходит.)

Женщины располагаются на веранде.

Н а т а ш а. В Москве только и разговоров — БАМ да БАМ. А у вас тут тихо!

Н и н а С е р г е е в н а. БАМ севернее нас пройдет. Поселок махонький, а работы много. Людей не хватает, вот Алеша и бегает помогать. Комсорг совхоза.

В рыбацкой куртке и шляпе входит А л е к с е й.

А л е к с е й (баском). Тетя Наташа?!

Н а т а ш а. Алешенька?! Как вытянулся! Богатырь! В отца. (Обняла его и поцеловала.)

Он сильно сжал ее.

Ух ты, как сдавил — не продохнуть! Силушка играет. Мужичок! Смотри-ка ты, какой силач!

Н и н а С е р г е е в н а. Не говори! Ты осторожней, Алеша. Женщина существо хрупкое, нежное. Снеси-ка чемодан наверх в мансарду.

Алексей подхватил чемодан.

(Сестре.) Тебе наверху, в Мишиной комнате, будет удобно.

Н а т а ш а. А я не стесню Зою? Хотя вдвоем веселее…

А л е к с е й. Ушла от нас Зоя. Выжил ее из дома отец!

Н и н а С е р г е е в н а (строго). Алексей! (И мягче.) Иди, Алеша!

Тот уходит. Наташа подсела к сестре, обняла ее.

Не очень-то хорошо у нас в доме.

Н а т а ш а. Ну не надо, Нинуся. Ведь уже два года с тех пор прошло…

Н и н а С е р г е е в н а. «Два года». А для меня этот Мишин… уход, как вчера. Я сейчас. (Уходит.)

Вернулся А л е к с е й. Над домом поплыл курлык лебедей. Наташа невольно смотрит на небо.

А л е к с е й. Не там! Вон они, левее идут! Рано в этом году улетают лебеди. Не все на тот берег дотянут. Кто-нибудь из молодых-необлеток сорвется в сине море Байкал… как наш Миша…

Н а т а ш а (тихо). Мне непонятно. Как же Миша, пловец-разрядник, и вдруг утонул?

А л е к с е й. Да не утонул он. (Еще тише.) Его меж бортов раздавило.

Н а т а ш а (удивленно). Как это?

А л е к с е й. А так. Он, когда прыгнул с носа аварийного катерка на борт уносимого в Байкал судна с валютным товаром, видно, не рассчитал, не ухватился за борт и сорвался меж бортов… А когда его на палубу вытянули — глаза в небо уставил. Смотрит, смотрит так удивленно и молчит. А когда что-то сказать хотел — из него фонтаном кровь. И сам как мешок с костями. Маме не показали даже. Так в забитом гробу и похоронили.

Со стороны Байкала слышны вой морского ревуна, голоса диспетчеров, переговаривающихся с такелажниками и крановщицами. Наташа посмотрела на улицу.

Это на берегу. Через нас на БАМ идут большие грузы. Наш маленький причал неожиданно превратился в большой морской порт. Может, когда-нибудь здесь поставят памятник этим такелажникам и грузчикам-докерам.

Г о л о с Н и н ы С е р г е е в н ы. Наташ, пойди сюда на минутку…

Н а т а ш а (входит в дом. Увидела пианино). У вас новое пианино?

Н и н а С е р г е е в н а (подошла к ней). Это Николай в Ленинграде на премию Внешторга купил для ребят. А никто не играет теперь…

Н а т а ш а (тронула клавиши). Держит строй! (Алексею.) Играешь?

Н и н а С е р г е е в н а. Музыкальную школу кончил и… бросил.

Н а т а ш а. А помнишь, Нинуся, как мы с тобой пели раньше…

Н и н а С е р г е е в н а. Когда это было?!

Н а т а ш а (поет). «В низенькой светелке огонек горит…»

Н и н а С е р г е е в н а (подхватила). «Молодая пряха у окна сидит…»

Песня продолжается. Входит Ф о м и ч. Восхищен. Сел тихо на ступеньку крыльца.

Ф о м и ч (после песни). Вознесение! Превосходно!

Н и н а С е р г е е в н а (смеется). Смеетесь, Иван Фомич?!

Ф о м и ч. Да помилуй бог! А еще хоть малость можно?

Н а т а ш а. Нинусь! А вот эту помнишь? (И снова поют.) «Над широкой рекой опустился сиреневый вечер…»

Вдруг Нина Сергеевна уходит наверх..

Ф о м и ч (восторженно). Что же это за чудо, музыка?! Дурак я, бросил. А ведь как играл! Как играл… на дудке-сопелке! (Алексею.) Отец дома?

А л е к с е й. Пошел на склад, пломбы на внешторговских мешках проверять.

Ф о м и ч. А чего там проверять?

А л е к с е й. Без народного контроля, Иван Фомич, никак нельзя.

Ф о м и ч. Правильно. А кого он должен проверять?! Сам себя?! Строим такие махины, как КамАЗ, ВАЗ, Тюмень — Сургут, БАМ, ворочаем миллиардами, а порой опускаемся до самой подлой подозрительности. А как она смертельно оскорбляет и ранит честного человека! (Тихо.) Вот тебе Зоя просила передать. (Дает записку.) И чтоб сейчас же в огонь! (Тихо смеется.) Прямо подпольщики незримого фронта!

Входят с е с т р ы.

Н и н а С е р г е е в н а (Фомичу). А мой ушел. К чаю будет. Садитесь.

Ф о м и ч. А я не к нему. (Наташе.) Вот, презент. Как обещал. (Дает сверток.)

Н а т а ш а. Неужто настоящий байкальский омуль?

Ф о м и ч. Он самый.

Н и н а С е р г е е в н а (возвращает ему сверток). Извините, но принять не можем!

Ф о м и ч. Обижаете. Это ж не браконьерский. Из собственных запасов пятилетней давности. Во как сохранился.

Н и н а С е р г е е в н а. Ну, тогда спасибо, Иван Фомич. Но ты, Наташа, все же спрячь, чтоб Николаю на глаза не попалось.

Наташа уходит. За соседним забором появляется З о я. Алексей не видит ее.

Ф о м и ч (тихо, Алексею). Глянь! Зоя! Иди осторожно. Не попадись на глаза бате.

Вернулась Н а т а ш а. Алексей убежал к Зое.

Н а т а ш а. Нинусь! Это его подружка?

Н и н а С е р г е е в н а. Это наша Зоя. (Посмотрела в сторону Фомича.)

Тот встал.

Ф о м и ч. Я смотрю, Николай силен в совхозе да на сына пошумливать. А дома даже балясины укрепить не может, вот-вот обнос завалится. Постучу?

Н и н а С е р г е е в н а. Я сама хотела попросить. Инструмент у нас.

Ф о м и ч. Знаю. (Достает из-под крыльца ящик и уходит чинить «обнос».)

Н и н а С е р г е е в н а (негромко, сестре). После гибели Мишеньки… а они всего-то два месяца помиловались, Зоечку его смерть как обухом по голове. Тут Николай сам к Алешке: «Следи за ней. Как бы с собой чего не сделала. А ты ей и по возрасту ближе всех в доме». Алеша к ней внимателен, ласков. Любыми средствами, лишь бы от тяжких дум отвлечь. А она чувствует все и в ответ ему тем же. Самой искренней сестринской любовью. А Николаю в голову ударило: «У них тайная любовь!» И давай следить, подозревать.

Н а т а ш а. А ты чего ж? Николай тебя всегда слушал.

Н и н а С е р г е е в н а. От прежнего Коли Буданкова остались одни воспоминания. В общем, доигрался. Алексея отпугнул от себя. Пошли пикировки и скандалы. А Зоя посмотрела, потерпела да взяла и ушла в общежитие. Теперь вот так, тайком, и встречаются.

У невысокого соседского забора З о я разговаривает с А л е ш е й.

З о я. Ох, и до чего же ты горький, Алешенька. Мама без папы ничего не решит, а батя просто не отпустит. Не будь ты братом Миши, да не таким молодым, — ей-богу, за счастье бы сочла выйти за тебя замуж. И чист, и нежен, и умница…

Появляются Н а д я, Л и д а и Д и м к а.

А л е к с е й. Я просто не узнаю отца в последнее время.

З о я. Не суди его, Алеша. Он отец. Он как подраненный сейчас. Ему ласка нужна, а ты рычишь. Загонишь ты его в гроб. Эгоисты мы все. И я тоже. Все о своем. А у него рана не заживляется. Все кровоточит.

К ним подходят молодые люди.

Ты лучше пойди и по-честному отпросись у мамы.

Д и м к а. Бряхня! Не отпустят его старцы ни в какую Баргузинку!

Л и д а. А чего мы там не видели? Я предлагаю другое!

Д и м к а. Знаем. Слышали. «Концерт для прибывающих строителей». Лучше взять магнитофончик, пару пузырьков портвейнчику, на лодочку — и на острова на всю ночь…

Н а д я. Тоже слышали! «Костры жечь и в войну играть!» Дите!

Д и м к а. Бряхня! Почему меня отпускают без звука?!

Н а д я. Ребенком тебя считают. Потому и патлы такие разрешили отпустить! Я понимаю, шло бы! Вились бы! А то висит метла немытая!

Л и д а. А ведь тебя точно ребята в школе Метлой прозвали.

Д и м к а. Бряхня!

Л и д а. Да брось ты! Надоело. Вот приедут люди, а у нас даже никаких развлечений!

Д и м к а. Не проблема! Встретим мы твоих строителей!

Н а д я. Если они вообще приедут! Стройка-то севернее пройдет!

А л е к с е й. Трассу изменили. Мне Юрий Васильевич Волошин на карте показывал. Вот здесь, сразу за грядой, пройдет она. Уже просеки готовят.

Л и д а. Это правда, Зоя?

З о я. А когда Алеша лгал?

Л и д а. Ну, тогда надо немедленно, сейчас же действовать!

Н а д я. Ох, доверили бы мне какую-нибудь умную машину!..

Л и д а. Отчего тебя все время к технике тянет?

Н а д я. Это я в батю. Он говорит: «Человек должен с молодости приобрести себе перспективную профессию, связанную с техникой. Строить еще много придется». Вот отчего у нас на Алтае столько девчат-трактористок!

Д и м к а. Оттого, что ваши мужики только водку глушить да в карты!..

Н а д я. Да у нас на Алтае больше всех героев труда! Мы, алтайские, — особенные! Тебе не понять! Много волос, за счет отсутствия мозгов!

Д и м к а. А ну повтори! Что ты сказала?!

З о я. Цыц, цыпленок!

Л и д а. Счастливая ты, Надюшка. И мама с папой, и сестренки! А у меня?..

Н а д я. А я тебе разве не сестра? А Зоя, Алеша?

Л и д а. Ну что вы?! (Обняла их.) Я просто так сболтнула, не подумав!

Д и м к а. Ну, хватит лирических соплей! Я побежал в сельпо за портвейном. Магнитофончик! И с молодухами… Они в эту пору особенно знойные!

А л е к с е й. Какое же ты все-таки барахло, Димка!

Д и м к а (серьезно). Почему, Алеша?

А л е к с е й. Ветер в голове! Какая серьезная девушка полюбит тебя? За что? Ни ума, ни красоты! За патлы немытые? В тебе до сих пор жеребеночек всё копытца в сторону отбрасывает. Затянулось твое детство, Митяй! Видно, ошибся внутренний архитектор-программист, заложив в тебя слишком много дури! Больше критической нормы. (Зое.) А что, если я у мамы отпрошусь?! (Димке.) Эх ты! Вечный герой вечного десятого «А»! (Убегает.)

Д и м к а. Полетел Алеша-комсорг к подоблачным высотам!

Н а д я. А ты не можешь преодолеть земное притяжение. Застрял на заброшенном полустанке, и все поезда мимо тебя, не сбавляя скорости!

Д и м к а. Ничего! Я свой поезд еще остановлю!

З о я. Иди по шпалам. Надежнее! Вот что, други мои, давайте-ка с глаз долой этих почтенных товарищей. (Уводит молодежь.)

А л е к с е й входит на веранду. Н и н а С е р г е е в н а с Н а т а ш е й накрывают на стол. Ф о м и ч чистит рыбину.

А л е к с е й. Мам! Я к звероловам-охотникам схожу!

Н и н а С е р г е е в н а. Это в Баргузинский заповедник?! Ты что?

А л е к с е й. Не один. С бригадой Коноплянникова. Они продукты везут туда.

Н а т а ш а. Пусти его, Нинуся. Он же взрослый человек…

Н и н а С е р г е е в н а. Знаешь что, Алеша…

Ф о м и ч. Иди, Алексей, иди. На Коноплянникова положиться можно. А звероловы люди поразительные. Неповторимые. Только этого лохматого не бери.

Н и н а С е р г е е в н а. Ты все-таки спроси у отца. Спокойно, ласково… Ты же у меня сердечный мальчик… Он скоро вернется, и тогда…

А л е к с е й. Опекунский совет!!! (Хлопнул дверью, уходя в дом.)

Ф о м и ч. Напрасно, Сергеевна! Поддержала бы — все миром кончилось! А теперь попрет коса на камень, и скандала жди!

Н и н а С е р г е е в н а. Да полно вам каркать, Фомич!

Ф о м и ч. Во! Меня уже в вороны записали! (Наташе.) Ну как там матушка-столица? Как Триумфальная арка у Бородинской панорамы? По телевизору видел.

Н а т а ш а. И я по телевизору. А бывать в том районе не случалось.

Ф о м и ч. Жалко. А как Красная площадь после реставрации?

Н а т а ш а. Тоже не была! Ну, как назло!

Ф о м и ч. Ну, а Калининский проспект?

Н а т а ш а. Все только мимо проезжала.

Ф о м и ч. Ну что вы вообще нового видели?

Н а т а ш а. К вам на подъезде столько техники, столько машин всяких…

Ф о м и ч. Одно слово — БАМ!

Н и н а С е р г е е в н а. Севернее нас пройдет магистраль.

Ф о м и ч. Самое близкое место — Лена. А ее запросто не перешагнешь!

Входят Б у д а н к о в и Б и к е т о в а. Буданков сердит.

Б у д а н к о в. Здорово, Иван Фомич!.. По второму разу.

Б и к е т о в а. Доброе утро. (Знакомится с Наташей.)

Б у д а н к о в (Наташе). Наш парторг. По-старому «комиссар». Ольга! (Бикетовой.) С нами завтракать!

Б и к е т о в а. Не откажусь. Рано из дома. Замоталась.

Б у д а н к о в. Тебе помочь, мать?

Н и н а С е р г е е в н а. Да все готово. (Громко.) Алеша! Неси самовар!

Б у д а н к о в (присел к столу). Вот такие пироги, Ваня! К нам десант!

Ф о м и ч. «К нам едет ревизор!» И много?

Б у д а н к о в. Волошин пишет — «человек сто пятьдесят».

Ф о м и ч. Где селить? Чем кормить? Можно в школу.

Б у д а н к о в. Через неделю — учебный год.

Б и к е т о в а. Тогда в Дом культуры. Больше некуда.

Б у д а н к о в. Не дело. Но временный выход. А кормить где?

Б и к е т о в а. Наша столовая может пропустить одновременно человек восемьдесят. Придется в две смены кормить.

А л е к с е й вносит самовар.

Н и н а С е р г е е в н а. Коля! Передавай чашки. Ты только не кипятись, а выслушай и потом ответь!

Б у д а н к о в. Что?!! Ну говори, коль начала!

Н и н а С е р г е е в н а. Бригада Коноплянникова идет с продуктами к звероловам в Баргузинку. Им в помощь нужны комсомольцы-старшеклассники.

Б у д а н к о в. А чего меня об этом спрашивать? Пусть себе идут.

Н и н а С е р г е е в н а. Но Коноплянников просил отпустить с комсоргом… с Алешей…

Б у д а н к о в. Тебе мало Михаила?!! Мало?! (Сыну.) Никуда не пущу! Слышь?

А л е к с е й. Не ори! Не глухой!

Б и к е т о в а. Но он же комсорг, Николай Николаевич.

Б у д а н к о в. Очередной трюк, чтоб обмануть отца. Не лезь, будь любезна. (Алексею.) Ты мне нужен здесь. Слышал, строители едут?

А л е к с е й. Валяй, валяй дальше.

Б у д а н к о в. Как ты с отцом говоришь?! Вот Фомичу подручные нужны!

Ф о м и ч. Да я бы без него обошелся бы…

Б у д а н к о в. Помолчи! (Сыну.) Слышишь, Алексей? Понял?

А л е к с е й. Усек!

Б у д а н к о в. Это еще что за слова?!

А л е к с е й. Только я пойду в Баргузинку! Пойду! И Зоя со мной пойдет!

Б у д а н к о в. Алеша, сынок, сейчас не время для дискуссий!

А л е к с е й. А у тебя вообще для меня нет времени! А мне и не нужно уже! Поздно, Николай Николаевич! Я взрослый человек! Паспорт имеется!

Б у д а н к о в. А если этому взрослому… военным ремнем врезать?!..

А л е к с е й. А ты попробуй! Посмотрим, что из этого выйдет!

Б у д а н к о в. На скандал лезешь?!

А л е к с е й. А он у нас с тобой давно начался!

Н а т а ш а. А как же я? Бросишь меня?

А л е к с е й. Вот так, отец! И угрозы прекрати! И с мамой поучтивее! (Наташе.) Завтра с утра, когда вернусь, покажу звероферму. (Громко.) Зоя! Я сейчас соберусь! Пойдем в Баргузинку! А Метла пусть физику зубрит — у него на днях переэкзаменовка! (Надменный и важный уходит в сад.)

Н и н а С е р г е е в н а (мужу). Парень хочет считать себя взрослым…

Б у д а н к о в. В восемнадцать-то лет?!

Н и н а С е р г е е в н а. А ты в семнадцать был лейтенантом в разведке?

Б у д а н к о в. Война была, милая, война!

Ф о м и ч. А сюда приехал кандидатом наук. Сколько было?

Б у д а н к о в. Хватит об этом! Слишком много чести для моей скромной персоны! Давайте чай пить!

Молча пьют чай. В саду появляется В о л о ш и н. Его никто не видит. Он задержался, стряхивая пыль с одежды.

Н и н а С е р г е е в н а. Коля! А может быть, ты позволишь…

Б у д а н к о в. Ничего я не позволю!!!

Нина Сергеевна молча встала и вышла. Волошин поднимается на веранду.

(Встал навстречу.) Товарищ Волошин?! Здравствуйте, дорогой Юрий Васильевич!

В о л о ш и н. Здравствуйте. (Здоровается со всеми. Возле Бикетовой задержался.) Кого вы мне напоминаете, товарищ Бикетова? Не помню! Но вспомню!

Б у д а н к о в. С нами чай пить!

В о л о ш и н. Не кривляюсь, но спасибо, не хочу. Мне, собственно, нужен Алеша.

Ф о м и ч. Я сейчас его кликну. (Уходит в сад.)

Б и к е т о в а. Да вы хоть присядьте, товарищ секретарь.

В о л о ш и н (присел). Ради бога, не напоминайте мне о моем секретарстве! Надеюсь, что начальство опомнится и вернет меня на прежнюю работу!

Б у д а н к о в. Ну что же так уничижительно о своем секретарстве?

В о л о ш и н. Я просто трезво смотрю на себя со стороны! Ну стал бы я терпеть такого руководителя, как я? Ни за что! Прибывают тысячи людей на стройку, а нам их некуда селить! У нас нет емкостей для хранения продуктов питания, овощей. С жильем — скандал! А торговля? А связь? А транспорт? Нет, нет! Гнать такого, который не видит вперед на два года!

Б у д а н к о в. Самокритичны! Вот поэтому-то вас никто никуда и не выгонит.

В о л о ш и н. Думаете? У меня просьба к вашему сыну. И к вам. Но вам не до меня. Вас, кажется, обидела резким словом супруга?

Буданков крякнул.

Вам сейчас не до меня. Вы, понятно, обижены сейчас.

Б у д а н к о в. Не стесняйтесь.

В о л о ш и н. Стройка на вашем участке становится многонаселенной. Я предвижу большие сложности. Убейте время, Николай Николаевич, еще на одном «ненужном» совещании по БАМу. А?

Б у д а н к о в. Но какое я-то имею отношение к БАМу?

В о л о ш и н. Безусловно! Я не о непосредственном вашем участии в стройке. Может, «сходите в разведку»? Что-то услышите такое, чего я по неопытности и не замечу. А вы мне потом посоветуете, как поступать. А? Как, например, разместить часть людей в старых поселках?

Б у д а н к о в. Но старые поселки все удалены от трассы. Она идет по монолитным скалам, по топям и болотам, где никогда не жили люди.

В о л о ш и н. А мы бы возили людей на работу. Хотя это вам не под силу?

Б и к е т о в а. А может быть, у нас?

Б у д а н к о в. Ты хоть для разнообразия думай, когда предлагаешь.

В о л о ш и н. Потом… Где взять продукты? Молоко, мясо, яйца. Всё с материка? И здесь тоже — ни коров, ни яйцефабрик. Прямо голова кругом!

Б у д а н к о в. Ну кое-что мы могли бы, конечно…

В о л о ш и н. Вот-вот! «Кое-что».

Ф о м и ч вводит А л е к с е я.

О, Алеша! Ваш совет нужен! Ищу вас, как спасителя! (Буданкову.) Можно вашего сына умыкнуть на стройку часа на три-четыре? Я его сам верну!

Б у д а н к о в. С вами хоть на край света!

В о л о ш и н. Ну, до скорой встречи… на совещании. (Уходит.)

А л е к с е й (отцу). Благодарю за доверие! А мама там… плачет. (Уходит.)

Б у д а н к о в. Приехал. Наговорил непонятного. Хитер! Ох хитер! (В дом.) Нинуля! Ну ты уж прости меня, старого дурака. Иди, мамочка! Я был не прав и… отошел… Ну, Нинуленька. Прости.

Входит Н и н а С е р г е е в н а.

(С поклоном целует ей руки и усаживает за стол.) Спасибо!

Входит могучая ж е н щ и н а - п о ч т а л ь о н. Говорит от самой калитки громовым голосом и без знаков препинания, в один поток.

П о ч т а л ь о н. Вы тут чаи гоняете, а к вам гости из самой Москвы-столицы жалуют. Дорогая Ниночка Сергеевна! Ставьте тесто на пироги, прибирайте дом, запасайте ящики с пивом и вином, всяких там тортов-пирожных да шоколадов поболе, так как я думаю, что ваша сестрица Наталья Сергеевна не одна, а со всем семейством.

Н а т а ш а (тихо). Так я уже здесь.

Ф о м и ч (тихо). Ее не остановить атомной бомбой! Глухарь!

П о ч т а л ь о н (тепло, беззлобно). А ты бабник! (И в том же начальном тоне.) А москвичи и вообще все, что с запада к нам едут, — все привереды и капризули. Им чтоб и белье наилучшее да духовитое… Вот здесь распишитесь, что вовремя и без задержек я вам эту весть доставила… потому как не только чистота и духовитость белья, но и весь порядок в доме настроение создают… Вот-вот, правильно, здесь и пишите часы… восемь тридцать, а число ставь вчерашнее… Я вчерась получила депешу. И дежурила вчера. Да прогул получился. По уважительной причине. Дочку я замуж спихнула.

Ф о м и ч. Это правда.

П о ч т а л ь о н (ему). Молоток! (Всем.) Да ведь грех какой на моей совести. Передержала я дочку. Думала, не сыщу на нее дурака. Нет ведь — нашелся! Сегодня вышла на работу с дурной головой. Таскаю эти вчерашние новости по поселку. Люди чаи пьют. Некие, особо шустрые, с улыбками вокруг сельпа гуляют. И главное дело, никому в голову не придет светлая божья мысль мне сто граммов какой-никакой домашней наливочки для просветления мозгов пожаловать… Правильно часы-то проставила.

Фомич подал ей стопку наливки.

(Молча выпила и дальше, не передохнув.) Потому как именно в эти часы вчерашние весь поселок поздравлял молодых… и вот тут, Николай Николаевич, вы тоже расписочку приложите, за особую правительственную лично вам… Поселок поздравлял молодых. Ой, намыкается мой зятек с моей злючкой-гадючкой. А вас, высокое начальство, не приглашали, потому как всем известно, что вы непьющие и тем самым всем нормальным настроение подгадите, но сегодня, к обеду… (Пожала руку Наташе.) С приездом, Наташенька Сергеевна. Не гневись! (И тут же.) Точно к обеду молодые ждут на «черствые» пироги… (Уходя.) А в сельпо нынче ни с того ни с сего «Экстру» забросили… Так что вы обязательно приходите. Наш дом (это уже на улице) за сельпом третий!

Пауза. Смех.

Б у д а н к о в. И надо бы рассердиться, но как рассердишься, когда она свою передержанную «злючку-гадючку» «спихнула»?! А чего она сказала «непьющие»? Ты чего ей наливал, Фомич?

Н и н а С е р г е е в н а. Это я… думала, с приездом Наташи настоечки облепиховой…

Б у д а н к о в. Правильно! Умница! Наливай, Ваня, с приездом гостьи!

Н и н а С е р г е е в н а (сестре). Теперь поняла, отчего не встретили?! (Мужу.) А что за правительственная, если не секрет?

Б у д а н к о в (передает Бикетовой). На, читай вслух! Очередной испуг!

Б и к е т о в а (читает). «Подтверждаем днями десант сто пятьдесят. Обеспечьте прием. Волошин». Так он же был здесь только!

Б у д а н к о в. Чудак-человек! Ну какое отношение мы имеем к БАМу? Ну ты чего ждешь, Фомич? Наливай! (Жене.) Ох, мамочка, и до чего же ты у меня красивая! Будьте здоровы, девчата!

З а н а в е с.

Дворик перед конторкой зверофермы. В глубину уходят ряды клеток. Солнечный осенний день. Б и к е т о в а руководит переноской ящиков. Здесь работают З о я, Н а д я, Л и д а и Д и м к а.

Б и к е т о в а. Главное — проверяйте каждую пломбу. Шестнадцать. Хватит! Везите туда, в погреб.

Зоя и Димка увозят тележку с ящиками. Бикетова уходит в конторку. Лида с Надей в ведерке купают белую норку.

Л и д а. Ух, ух ты как! Нравится? Нравится!

Н а д я. Мда! Прозевали мы! Прием в институт окончен.

Л и д а. А может, пойдем с Алешей на стройку? Как, Наденька?

Н а д я. Если Николай Николаевич допустит меня к новой американской технике — останусь! А нет — вернусь на родину. Ведь у нас на Алтае…

Л и д а. «Все девушки — трактористки». Так?

Н а д я. А ты не смейся! У девчат еще со школы твердая линия жизни.

Л и д а. «Твердая линия» — это хорошо. А я все никак не могу успокоиться после того письма из иркутского архива, о несуществующих родителях. Девочки у нас в детдоме говорили про материнскую ласку…

Входит А л е к с е й.

А л е к с е й. Привет! Тетя Оля здесь?

Н а д я. Здесь. А тебе зачем?

А л е к с е й. Приехал Юрий Васильевич. Сейчас он меня либо убьет, либо…

Л и д а. Господи! Да за что?

А л е к с е й. За мой «научный» труд, что я написал по его заданию.

Н а д я. Это то, что тетя Оля перепечатывала?

А л е к с е й. Вот-вот. Я и хотел у нее спросить, так сказать подразведать, что там у меня самое поганое?

Л и д а. Я ничегошеньки не понимаю.

Н а д я. Да Волошин брал с собой Алешу к строителям, а потом поручил ему статью написать. (Алексею.) Так?

А л е к с е й. Не совсем так.

Л и д а. Алеш, расскажи. А то я, как правило, самой последней все новости узнаю.

А л е к с е й. В общем-то, ничего особенного… вроде. Привез он меня к студентам-строителям. Просеку рубят. Ну, рубят и рубят. Эка невидаль! Но, какие-то они все хмурые, замученные. Правда, с дежурным бодрячком для секретаря райкома… Ну, а Юрий Васильевич… Вот ведь хитрый человек! Он все это усек. Подозвал всех к костру. Стал расспрашивать, кто откуда… Ребята немного оживились. Потом вроде бы ненароком вынул карту-схему стройки и показывает: «Вот здесь вы сейчас. А вот сюда придете. А знаете, что там нашли?» Ребята наперебой: «Золото, серебро!» А он: «Нет, более ценное. Никель, марганец, коксующиеся угли и слюду. Вы представляете, что это значит, когда все в одном месте? Это же колоссальный комбинат. Это огромный город с широченными проспектами». У всех глазки загорелись. Я вынул блокнотик и кропаю стишата. Юрий Васильевич заметил и говорит: «Покажи, если не боишься сглазу». Я показал. Он прочел, но ничего не сказал. А уж потом, на обратной дороге, вдруг, как будто между прочим: «А что, комсорг, если тебе в прозе себя попробовать?» Я не понимаю. «Ну, говорит, если б ты взялся написать очерк об этих ребятах. Но эти ребята только предлог. А через очерк раскрыть всю широту значения стройки. Приоткрыть историю, показать перспективы, и, главное, не столько экономический эффект, а моральное значение БАМа». Вот я и засел. А сейчас за всю эту работенку будет расчет. И самое интересное: выяснилось, что БАМ — это не только трасса. На БАМе работает почти вся страна. ЗеяГЭСстрой становится энергетическим цехом дороги. Кстати, туда позарез нужны специалисты — механизаторы, бетонщицы. А где их взять?

Н а д я. Пиши меня!

Л и д а. А Николай Николаевич отпустит?

Входит Б и к е т о в а.

Б и к е т о в а. Правильно действуешь, Алеша. Только надо делать все с головой. Не оголять все участки, а брать из каждой бригады по одному-два человека. И будет наш отряд на БАМе. И город свой построим или поселок. И название надо дать светлое: Соболиный!

Л и д а. А может быть, лучше Светлый.

Н а д я. Или поселок Алтай.

А л е к с е й. Или — в честь космонавтов — Звездный.

Б и к е т о в а. Или Магистральный? Как?!

Л и д а, Здорово! А Димку Метлу возьмем? Может, стройка его образумит?

Н а д я. А что стройка, исправительная колония?

Б и к е т о в а. Твое слово, Алексей. Как решишь, так и будет!

А л е к с е й. Пусть бюро решает. Сегодня в семь. Придете?

Б и к е т о в а. Такое дело, нельзя не прийти! Буду.

А л е к с е й. Ой, меня ж Юрий Васильевич ждет! (Поспешно уходит.)

Б и к е т о в а. Ну вот и все, девоньки. Новые ритмы жизни пришли! (Уходит.)

Н а д я (после паузы). Так что девчонки в детдоме про ласку говорили?

Л и д а. А зачем она мне, когда я уже взрослый человек?! Может, оттого, что я ее не знала, я сама буду самой ласковой матерью в мире? А про маму думать плохо — не буду! Может быть, обманул ее какой и бросил. А она, моя мама-мамуленька, испугалась быть одиночкой и оставила в роддоме?

Н а д я. Кто это тебе наговорил? Откуда ты все это взяла?

Л и д а. Никто. Сама. По ночам не спала и… придумала, чтобы иметь какое-то представление о своем происхождении. Тебе не понять. Ты все «Алтай, Алтай», «Папа и мама», «Сестренки». Деньги им шлешь. А у меня в прошлом — никого!

Вышла Б и к е т о в а. Подходит Б у д а н к о в. За ним — Н а т а ш а.

Б у д а н к о в. Здравствуйте, девчата.

Ему ответили.

Покормили? (Кивнул на клетку.) «Жучок», что ли? Не признал. Чего он грустный? «Работал»?

Б и к е т о в а. Нет еще. Грустит. Я для него воробья держу. Впустить?

Б у д а н к о в. Молодой воробей? На волю! Что у тебя ко мне?

Б и к е т о в а. Помните, к нам из Внешторга дядька приезжал? Ну потный такой, лысый. Вы чего ему наговорили? Чем хвастали?

Б у д а н к о в. О! Вспомнил! Наташа! Я тебя на склад свожу. Покажу заокеанскую технику. Вот черти, как делают — залюбуешься.

Надя с Лидой увозят тележку в глубину сцены.

Б и к е т о в а. На складе та замечательная техника. На складе!

Б у д а н к о в (рассеян и ленив). Не понял.

Б и к е т о в а. За технику государство золотом платило. А мы всё вручную.

Буданков устало поднялся. Бикетова решительно усаживает его обратно.

Б у д а н к о в. Ну чего тебе? Поставим мы тебе эту заграничную технику! Еще сезончик по старинке, а потом уж… Там деталей не хватает…

Б и к е т о в а. Я видела акт: все в комплекте.

Б у д а н к о в. Что ты видела?!! (Мягче.) Ошибся я. Объегорили меня капиталисты. Напоили до чертиков и подсунули акт на подпись. Это я спьяну.

Б и к е т о в а. Вы не пьете!

Буданков увидел в ведерке норку.

Б у д а н к о в. Балуете вы ее, альбиноску!

Подошла Н а д я.

Н а д я. Николай Николаевич! У нас женский коллектив, а рядом стройка такая…

Б у д а н к о в. А там парней холостых! Разрешаю! Выходите замуж.

Н а д я. Меня техника интересует, а у вас к ней отношение прохладное!

Б у д а н к о в. Ну и что?

Л и д а. Вы нас на стройку не отпустите?!

Б у д а н к о в. Чего-то парит сегодня… Не к дождю ли?

Б и к е т о в а (девушкам). Спросили?! Довольны?! Действуйте, как решили. Идите к погребку, я сейчас приду.

Девушки уходят.

Б у д а н к о в. Чего затеяла, комиссар? Потолкуем?

Б и к е т о в а. Вот так бы с самого начала!

Подходят З о я и Д и м к а.

Б у д а н к о в. Чего не здороваешься, Зоенька?

З о я. Простите… папа.

Б у д а н к о в. Здравствуй, моя ласточка. Чего возите?

Б и к е т о в а. Да ночью прибыла снатка. Рабочие свалили ее в конторку. А там духота! Вздуются. А нам бамбаш — отрава. Возим в погребок.

Б у д а н к о в. Чего надрываетесь? Я в обед пришлю мужиков…

Б и к е т о в а. Да сейчас закончим.

Уходят в конторку все, кроме Зои и Буданкова.

Б у д а н к о в. Я чего тебя спросить, Зоенька, хочу. Как живется тебе?

З о я. Работа.

Н а т а ш а в глубине сцены рассматривает зверьков.

Б у д а н к о в. Не обижают тебя?

З о я. Я привычная…

Б у д а н к о в. Все сердишься на меня… за несправедливость?

З о я. Мне надо идти…

Б у д а н к о в. Может, вернешься к нам?

Зоя долго смотрит на него.

З о я. Нет, вы серьезно? И это после того… (И осеклась.)

Б у д а н к о в. Ты прости меня, Зоечка. Если можешь? А? Ревность от имени погибшего сына. Глупо. Но, вероятно, меня можно понять. Вернешься?

З о я. Ну зачем вам это? Я только-только стала отходить, оттаивать… Спасибо тете Оле и Алеше. Втянули в такую работищу! Мы создали совет женщин из коренных жителей. Так как на стройке не хватает людей из сферы обслуживания, в основном поваров, официанток, завклубами, завскладами… Оказалось, что на нашем участке, где «все с нуля», эта работа необходима. Устаю как не знаю кто. Но все время в деле, все время с людьми. Я даже не заметила, как стала руководителем этой работы. И вдруг я узнаю, что по предложению комитета комсомола и тети Оли меня рекомендуют в партию. Меня ценят! Я кому-то нужна! А вы предлагаете мне вернуться назад к плите?!

Б у д а н к о в. Зачем, Зоечка, к плите? Ты посмотри на себя! На кого ты стала похожа? На тебе лица нет. Я хотел, чтобы ты дома, с мамой… ну, хоть немного отдохнула, хоть немного.

З о я. Отдохнула?! Где? Вы, сохраняя память о Мише, не позволили тронуть ни одной его вещи! А вы знаете, что это для меня? Каждый день, каждый час мне все эти предметы будут кричать: «Помни обо мне! Помни!!!» Да от этого же можно с ума сойти! Вы этого хотите?

Б у д а н к о в. Прости! Об этом я не подумал. Прости. Иди, Зоечка! Не задержу!

Она ушла. Входят Б и к е т о в а и м о л о д е ж ь.

Б и к е т о в а. Этот ящик не ставьте — будем актировать: пломба сорвана.

Увезли тележку.

Мы хотели клетки из шланга промыть. Как считаете?

Б у д а н к о в (посмотрел на солнце). Парит. Жарко. Можно.

Б и к е т о в а (громко). Алеша, поливайте! (Присела.) Продолжим?

Б у д а н к о в. Говори.

Б и к е т о в а. Правду. И в глаза. Можно?

Б у д а н к о в. Слушай, а как твои сыновья?

Б и к е т о в а. Ваня весной демобилизуется. Вовка скоро начнет самостоятельно плавать. Но куда ему?! Там такие «морские волки»!

Б у д а н к о в. Всё у других хорошие дети, а у нас… Вот я чую, что перегнул палку с Алешкой, а по инерции не могу остановиться! Ты пойми меня, Оля. Должна понять. Ты ж парторг, а по-нашему, по-фронтовому, «комиссар». А ты знаешь, что такое настоящий комиссар? Это Чапаев! С шашкой наголо! Да на лихом коне!

Б и к е т о в а. Для справки: Чапаев очень не любил «на лихом коне». Ему поэтому и выделили персональный автомобиль.

Б у д а н к о в. Откуда ты это знаешь?

Б и к е т о в а. А что же это за комиссар, который знает только то, что всем давно известно. И потом, ведь я в эти комиссары не напрашивалась. Коммунисты избрали. А я обыкновенная баба. Детей люблю. Вот этих зверьков. А вы меня в комиссары.

Б у д а н к о в. Не прибедняйся! Я тебя сделаю комиссаром настоящим!

Б и к е т о в а. Ничего не выйдет! Таким комиссаром, как вы себе эту почетную обязанность мыслите, я никогда не буду.

Б у д а н к о в. Почему?

Б и к е т о в а. А потому, что по-вашему комиссар — это с шашкой да на лихом коне. А я считаю, что настоящий парторг — это внимательность к людям! Искать и находить в людях прежде всего хорошее, талантливое и развивать это. Чтобы затем, усилиями всех комиссаров, всех партийных работников, год от года весь народ становился все прекраснее и талантливее. А для этого необходимы два обязательных качества: доброе сердце и теплые, заботливые руки!

Б у д а н к о в. Ну, загребла-поехала! Эдак мы с тобой заплывем в такую заводь, где все только с ангельскими крылышками! Нет! Комиссар — это прежде всего воля и власть!

Б и к е т о в а. Мы говорим с вами об одном и том же, только разными словами.

Б у д а н к о в. А может, тебя… замуж выдать?!

Б и к е т о в а. Всё? Кончили отшучиваться? Поговорим всерьез?

Б у д а н к о в. Валяй!

Б и к е т о в а. Несколько лет новая, отличная техника лежит на складе. Мы калечим наших девчонок тяжелым ручным трудом. Долго это будет продолжаться?! Ведь они уйдут от нас! А нам и сейчас не хватает рабочих рук. А вы пребываете в состоянии олимпийского спокойствия.

Б у д а н к о в. Готовлюсь к Олимпийским играм. А рабочих рук не хватает всюду. По всей стране! И на твоей ферме!

Б и к е т о в а. Нет, не хотите вы смотреть вперед!

Б у д а н к о в. Не шуми, Оля! Не переношу шума! Хотели нашу тишину нарушить этой американской техникой — отбился! Хотели через наши совхозные земли БАМ пустить — скорректировали! И снова тишина! А тишина — это наши с тобой доходы! Эти ж зверьки, как и я, шума не переносят. Помолчи! Знаю, что скажешь. Я старый консерватор, а ты молодая, в тебе кровь кипит!

Б и к е т о в а. При всем моем уважении к вам как организатору-специалисту, я дальше молчать не намерена! Это не угроза! И прежде чем ехать к Юрию Васильевичу жаловаться на вас, я должна была в последний раз убедиться. И убедилась: вы ничего не намерены менять! Жизнь будет идти мимо вас бурным потоком, а мы — сидеть тихо и не рыпаться! Все! Иду на «вы», как говорили древние!

Б у д а н к о в. Слушай и не перебивай! Кто у нас считается толковым хозяином? Тот, кто выполняет порученное ему дело. Мы даем через Внешторг золото Родине? Даем. Можем давать больше? Наверное. Если применим всю эту технику, что на то же золото приобретено. Возможно! Этих девчат золотые руки разгоним по разным участкам БАМа. Постепенно, даже сами не заметим как, мастеров нашего дела изведем. А ведь только нам одним ведомо, как дедовским способом, с применением передовой науки золото-пушнину добывать! Давай попробуем! Завтра же! А послезавтра… Нет, уж ты погоди-послушай, голубые глазки! Послезавтра эта техника откажет. Запчастей нам капиталисты не дали и никогда не дадут: это их бизнес! Система! Мы к ним: «Дайте, пожалуйста!» А они: «Зачем? Это ж устаревшие марки. Вы берите новейшую технику!» Гони золотишко и вывози хоть целый завод! Мы в Минфин за валютой, а там спросят: «А как до этого вы обходились? Куда подевались ваши мастера, ударники комтруда? Вот так и обходитесь впредь! Раньше надо было думать! А нам золото нужно на японские самосвалы да американские бульдозеры для той же БАМ!» Эна куда смотреть надо, Оленька! Во-он туда, в послезавтра! Мы еще не настолько богаты, чтобы отказываться от своего проверенного метода и переносить на свою землю заокеанский способ целиком. Нет, учиться надо! Но надо и учитывать собственные возможности! А вообще-то, если хочешь, я и сам с тобой в райком поеду. У меня к Волошину тоже вопросики имеются. Только не сегодня. (Встал.) Наташ! Пойдем на клубнику!

Б и к е т о в а. Но как объяснить все это нашим молодым? Ведь разбегутся!

Б у д а н к о в. Куда? Кругом тайга, скалы-монолиты да топь-болота!

Б и к е т о в а. На ту же самую стройку! На БАМ!

Б у д а н к о в. О, это далеко от нас! Да когда все это еще будет!

Б и к е т о в а. Они сейчас, сегодня уйдут на стройку!

Б у д а н к о в. Значит, кто-то подбивает! Не иначе! А кто?

Б и к е т о в а. Комсомол. Алеша Буданков! Как он здорово рассказывает о БАМе. Десанты движутся друг другу навстречу! Все республики, все области и края России строят свои участки, свои города со своей архитектурой!

Б у д а н к о в. Ишь ты, как заговорила! Ты держись за лавочку! Взлетишь, как вертолет! Ну, я этому рассказчику пыл-то поумерю! Ишь что удумали! БАМ — просто рай! Думаете, раз воспевают, значит, прогулка?! Черта с два! Пойди пробей скалы, перешагни сотни рек, прогать болота да плывуны. Под Сургутом было лихо, а здесь еще труднее! И ты смотри, комиссар, не валяй дурочку! Помни, какой золотой ручеек через руки наших девчат в госбанк течет! Этот аргумент посерьезнее любых Алешкиных агитаций! Ну, я пошел! Скоро вернусь. (Уходит.)

Б и к е т о в а (одна). А ведь смутил, старый дьявол! Логичен. Из реальной действительности исходит. В самом деле, кто завтра даст стране золото на новую технику? А план требовать будут, да не в таком объеме, а поболе! Нет, видно, рано завела я этот разговор с ним. Он прав! (Громко.) Николай Николаевич! Погодите! Я с вами! (Убегает.)

Пауза. Входят В о л о ш и н и А л е к с е й.

В о л о ш и н. Порадовал ты меня, Алеша, своей статьей. Размах. Точные цели: во имя чего затеяна эта сложная стройка. Хорошо, что называешь объекты, которые оживут благодаря БАМу. Надо бы еще карту-схему к статье. Хорошо, что не скрываешь трудностей, с которыми столкнулись. Только непонятно, почему сразу в «Комсомольскую правду»? Начинай с газеты стройки. Они с удовольствием возьмут такой материал.

А л е к с е й. Может, вы им подскажете, чтобы взяли?

В о л о ш и н. Нет. Действуй сам. Возьмут. Если откажут, ну тогда… А так ты меня очень обрадовал. Так где же ваши руководители?

А л е к с е й. Да вон они идут. (Громко.) Тетя Оля! Отец!

В о л о ш и н. Ого! Голосок у тебя поставленный! Ты вот что, Алексей… Конечно, это ваше семейное дело… Но я был неприятно удивлен, узнав о ваших распрях с отцом. Каждое поколение болеет своими болезнями. А ты хочешь заставить отца смотреть на мир твоими глазами. Настоящий комсорг тот, который умеет сделать так, чтобы человек сам, со стороны вроде, увидел свои ошибки и оценил их. Во-первых, человек быстрее избавится от этих ошибок. А во-вторых, ты не оскорбляешь его человеческого достоинства. Ну, иди. Так ты подумай над статьей. Отличная вещь может получиться.

Входят Б у д а н к о в и О л ь г а.

А л е к с е й. Привет, папуля! (Уходит.)

Б у д а н к о в. Привет, привет… старик! Здравствуйте, Юрий Васильевич!

В о л о ш и н. Зачастил я к вам. Но что поделать — без вашего совета не обойтись!

Б у д а н к о в (Бикетовой). Ласковый. Что-то просить будет.

Смеются.

В о л о ш и н. А мне ничего не надо. Ну, разве что руку и сердце вашего парторга?! Только ведь вы от себя ее не отпустите!

Смех.

Вот какое дело, Николай Николаевич… Вы только не смейтесь, я ведь не специалист, могу что-то напутать, не так сказать…

Б у д а н к о в. Подходец!

Б и к е т о в а (Волошину). Николай Николаевич собрался перед свояченицей нашим хозяйством хвастать, а вы его на деловую волну переводите.

В о л о ш и н. Простите. Не знал. А можно и мне побывать на этой экскурсии?

Б у д а н к о в. Пожалуйста. А что за дело?

В о л о ш и н. Если вы помните трассу новой магистрали, вы наверняка заметили, что она пройдет вдоль горных хребтов и по нехоженой тайге. Там ведь водится дикий соболь?

Б у д а н к о в. Водится. Ну и что?

В о л о ш и н. Что, если там открыть несколько филиалов вашего совхоза? Ведь опыт у вас богатый?! Возможно такое?

Б у д а н к о в. Недалеко вечные мерзлоты…

В о л о ш и н. Ну, в принципе?

Б у д а н к о в. Конечно, можно даже на Северном полюсе разводить… белых медведей.

В о л о ш и н. А если серьезно?

Б у д а н к о в. Вот это как раз и несерьезно. Вы знаете, что зверьку нужны яйца, молоко, крабы? Прикажете и коров держать на мерзлоте?

В о л о ш и н. Во-первых, не надо лезть на мерзлоты. А во-вторых, магистраль открывает возможность регулярно снабжать эти филиалы всем необходимым. Здесь вы жметесь на узкой полоске отвоеванной у природы земли, а там…

Б у д а н к о в. Дорогой Юрий Васильевич! Я давно хочу вам сказать, что все ваши опыты надо мной, все эти ненужные совещания, на которые вы меня таскаете, хотя они никакого отношения к руководимому мною хозяйству не имеют, только отрывают меня от дела. Это вроде того, как академиков или крупнейших специалистов посылают на овощные базы разгружать картошку! К чему это?

В о л о ш и н. Насчет академиков — первый раз слышу. А вот насчет опытов над вами… Почему вы спешите с выводами о нужности или ненужности того или иного мероприятия?! Ведь речь идет там не о вашей индивидуальности, а о большом государственном деле. Выгодном и рентабельном. Магистраль дает вам возможность широко смотреть на производство мехов. Здесь не хватает и всегда будет не хватать рабочих рук. А там отличная техника, полная механизация и один-два мастера, воспитанных вами, и… колоссальный доход стране. Тоже «несерьезно»? Тоже «опыт над вами»?

Голос Наташи: «Коля, может, завтра сходим в теплицы? Ты занят?!»

Пошли, пошли. (Буданкову.) Вы прикиньте, подсчитайте и, если сочтете нужным, войдите с предложением. А мы вас поддержим. Но для этого надо переступить определенный рубеж существующих традиций.

Б и к е т о в а. Не ставьте нас на путь истинный! Мы упрямые!

В о л о ш и н. А это не я придумал. Эту идею Николай Николаевич мне сам на прошлом «ненужном совещании» подбросил. Я и уцепился.

Б у д а н к о в. Так я ж пошутил!

В о л о ш и н. А я в вашей шутке увидел серьезный многомиллионный доход для страны и всесоюзную славу вам и вашим мастерам! Ну так как?

Б у д а н к о в. Попробуем. Но заранее скажу…

В о л о ш и н. А вы не надо заранее. Пошли.

Бикетова уходит вперед.

Б у д а н к о в (тихо). Все правильно. Но при Ольге! Она же женщина! Завтра весь поселок заговорит: «Райком старого дурака за уши к делу тянет, а он, осел упрямый, упирается!»

В о л о ш и н. Серьезно? Не учел! А за ней такое водится разве?

Б у д а н к о в. Да вроде не замечал. Но ведь женщина! Мало ли!

В о л о ш и н. Виноват! Учту! Какой же я неосторожный человек!

Идут.

Я ей некоторые партийные вещи говорю, а она, оказывается…

Б у д а н к о в. Да вы не так меня поняли! Ну вот, опять! Пошли!

Уходят.

З а н а в е с.

АКТ ВТОРОЙ

Берег Байкала. Предрассветная мгла. Пароходные прожекторы освещают выгрузку десанта. На первом плане палатки. У столба стоят Т а н я и М а ш е н ь к а. Повсюду много людей, шум, смех, голоса.

М а ш е н ь к а. Ну как? Оклемалась?

Т а н я. И не говори! Вроде проскочила.

М а ш е н ь к а. Ты, милаха, могла в такую историю влипнуть!

Т а н я. Что ты! И откуда только этот Вольдемар взялся?

М а ш е н ь к а. Он подсел к нам где-то после Омска.

Т а н я. «Будьте любезны! Шампанское! Чашечку шоколада!» Явно чей-то сынок! Деньгами швыряет! Думаю: «Я с тобой, лопушок, поиграю немножко — и в сторонку». А у него хватка! Слава богу, где-то отстал!

М а ш е н ь к а. Симпатичный. Пишет стихи. На гитаре — как профессионал!

Т а н я. Пронесло! Мне наука: не считай всех лопухами!

М а ш е н ь к а. И эти «игры в любовь» — тоже в сторону! Вырвалась единственная доченька интеллигентных родителей на свободу! Испытать надо свои чары. Приятно, когда ножки шампанским моют. Разве устоишь?! Он тебе крылышки подпалил бы!

Т а н я. Жуть!

Входят Т и х о н о в а, С к л а й б и К о л о с к о в а.

К о л о с к о в а (девушкам). Почему сидим? Где штабная палатка? Где завтрак? Почему все в разбросе?!

М а ш е н ь к а. Так много вопросов, и… сразу! Нельзя ли по одному? Если…

К о л о с к о в а. Не митинговать!!! Палатку — сюда! (Тане.) Ты! За водой и — костер! Вы приехали не на дачу, а на стройку века! Не сидеть!

Девушки спрятались.

(Тихоновой.) Вот, Светлана Борисовна… Правильно я вас называю, доктор Тихонова?

Т и х о н о в а. Правильно, Олимпиада Александровна.

К о л о с к о в а (Склайбу). Вот из этого таежного поселка, мистер Склайб, вы и начнете штурм неизведанных мировой медициной тайн адаптации. Вашим материалом будут обыкновенные юноши и девушки. Так начинается новый этап советско-американского сотрудничества в области здравоохранения. О’кэй!

С к л а й б. О’кэй!

М а ш е н ь к а. Смотри-ка! Американский врач! Красивый, черт!

Т а н я. Да, ему же лет сорок пять! Интересный мужчина! Да ну их всех!

Т и х о н о в а. Вам нравится здесь, мистер Склайб? Природа экзотична. Напоминает Горный Алтай или южные районы Канады. Но люди здесь…

С к л а й б. Люди везде одинаковы! Что в Америке, что в России.

К о л о с к о в а. Здесь собран цвет нашей молодежи! Герои!

С к л а й б. Не надо! Лучше я сам понаблюдаю. Меня предупредили о вашей тонкой «красной пропаганде». Я человек доверчивый и… осторожный. Лучше я сам сделаю выводы… потом.

Смех.

К о л о с к о в а. Как устроились? Как с бытом, с отдыхом?

С к л а й б. Вот это деловой разговор! Сэнкью! (Тихоновой.) Где наша лаборатория? (Колосковой.) Вы, кажется, представитель Цека комсомола? Комиссар! И вдруг такая красивая женщина!

К о л о с к о в а. Благодарю за комплимент. Вон два оранжевых балка ваших!

Т и х о н о в а. Идемте, я вам все покажу.

К о л о с к о в а (одна). Где-то тут летчики… Надо к ним наведаться.

К Колосковой подходит К о н о в а л о в. Восхищенный, замер.

Ты ко мне, товарищ Коновалов? Как у тебя в отряде? Обживаетесь? Чего молчишь, комсорг?

К о н о в а л о в (в нос). У нас, в общем… как бы поточнее сказать.

К о л о с к о в а. А ты говори правду — всегда будет точно!

К о н о в а л о в. Вас обманывать — грешно!

К о л о с к о в а. Ты что, поп? Докладывайте!

К о н о в а л о в. Вот «докладывайте»… это не ваше. Тут иностранный товарищ сейчас сказал, что вы комсорг ЦК комсомола на стройке…

К о л о с к о в а. Это не имеет значения, кто я. Выполняю задание, и все!

К о н о в а л о в. Я понимаю, я понимаю… Но когда при вас… говорят… прозой… Я готов… закричать на всю тайгу: «Идиоты! Слепые! Здесь ч у д о!!! Воплощение чистоты и женственности!»

К о л о с к о в а. Перестаньте, Митя! Может, еще позовете цветочки собирать?

К о н о в а л о в. Пойдемте! А? В тайгу… на лоно… сольемся с природой!

К о л о с к о в а. Поставим поселок! Накормим людей! И… культпоход!

К о н о в а л о в. Нет, я имел в виду немассовый… а… индивидуально.

К о л о с к о в а. Что, что?!! Как это «индивидуально»?

К о н о в а л о в. Хотел пригласить вас… побыть… на лоне.

К о л о с к о в а. Это вы мне?!!! Не ждала! (Уходит.)

К о н о в а л о в (смотрит вслед. Про себя). Чистая! Непорочная!.. СВЯТАЯ!

Его сзади обнял Д л и н н ы й.

Нет, правда, Евгений! Все мы какие-то приземленные, расчетливые до цинизма. А она — богиня! Фея чистоты!

Д л и н н ы й. Липа Колоскова — фея? Ну ты даешь, старик! Хм! Фея! Хм!

К о н о в а л о в. Прекрати! Немедленно заткнись! Марш в палатку!

Уходят.

С разных сторон входят Б у д а н к о в, Б и к е т о в а, З о я, д е в у ш к и и п а р н и. А л е к с е й с Д и м к о й везут бидон с водой. За ними идут Т а н я и М а ш е н ь к а.

Н а д я. Смотри-ка, Зоенька! Наш Алеша-то уже при деле.

З о я. О, здесь, кажется, не только делом попахивает!

Д и м к а. Бряхня! Сейчас дымком запахнет! Я мотнусь в сельпо.

А л е к с е й. Димка! Прекрати!

Д и м к а. Нашему комсоргу охота товар лицом показать.

Входит К о л о с к о в а.

К о л о с к о в а. Трех человек выделить на причал! Срочно! Знакомьтесь, товарищи! Это директор зверосовхоза товарищ Буданков!

Появляется Е р м а к о в. Таня не видит его.

Это секретарь партбюро — Оля Бикетова. С легкой руки командира десанта вас, Олечка, стали величать по-комсомольски, без отчества!

Б и к е т о в а. А мне так даже больше нравится. Вроде бы помолодела! А это наши ударницы со зверофермы: Зоя, Надя, Лида. Наш комсорг Алексей Буданков.

К о л о с к о в а. Сын? Копия папы!

А л е к с е й (возле Тани). Алексей Буданков.

Т а н я. Таня… Халатова.

А л е к с е й. Родители — москвичи. А я появился на божий свет в этом дремучем поселке между зверофермой и… коровником!

Д и м к а. Бряхня! Еще сельпо не назвал. Там иногда бывает… кое-что.

Т а н я (тихо, Алексею). Я тоже москвичка. (Почему-то смутилась, опустила глаза, потом решительно подняла их на Алексея и заговорила просто и доверительно.) Я не знаю, как это я сюда приехала. Сначала все очень кричали на факультетском собрании, все просились, а я была почти уверена, что родители меня никогда и никуда от себя не отпустят, и как будто кинулась в бурный поток и тоже закричала: «Запишите меня!» И вы знаете, почему-то сразу наступила тишина, а потом все захохотали! «Халатова — и вдруг на БАМ!» Меня заело! И назло поехала! А зачем, Алеша? Ведь я тепличная. Ну работала в бюро комсомола. Ну выезжала с детьми в пионерлагерь. Но это же в Тучкове, под Москвой. А тут… И началось! Боже мой! Мама чуть не в обмороке! Папа все время пьет корвалол. Набежали тети и дяди! Я даже не знала, что у меня столько тетей и дядей! А я была с ними жестока! Нет, нет! Я не жалею, что приехала… Но, в общем-то, все это несерьезно. А в дороге меня обманул один тип. Он прикинулся влюбленным, а сам… Боже мой, зачем я это вам… первому встречному…

А л е к с е й. Первому встречному?

Т а н я. Простите, Алеша. Я, кажется, начинаю грубеть! Но поверьте, я совсем не такая. Я буду хорошо работать. Правда, правда. Я как-то вот так сразу посмотрела на вас и решила: «Вот он, тот человек, которому можно верить». Я ошиблась еще раз?

А л е к с е й. По-моему… нет. Точно. Вы не ошиблись, Таня.

Б у д а н к о в (очень взволнованно). Но как же так?! Сообщили — «сто пятьдесят», а высадилось полторы тысячи! Несерьезно! Срочно составьте списки всего, чего вам не хватает для нормальной жизни, вместе с Олей график работы столовой и — ко мне. (Уходит.)

Подходит Е р м а к о в.

Е р м а к о в (Колосковой). Товарищ комсорг! Я вам вчера кое-что сообщил.

К о л о с к о в а. Вы? Мне? Где, когда?

Е р м а к о в. В штабном вагончике. Мы еще пили за стройку века! Ермаков я. Вольдемар… то есть Владимир. (Лжет уверенно и лихо.) Не окончил Плехановский — забрали! В почтовый ящик… ну, особый (тихо) закрытый объект! У вас есть, надеюсь, допуск? А: то я вам рассказываю об этом, а сам не знаю.

К о л о с к о в а. Ах, это вы говорили про закрытое предприятие. Да?

Е р м а к о в. Только не так громко, прошу, Олимпиада Александровна!

К о л о с к о в а. Столько дел! Замоталась! О чем вы меня просили?

Е р м а к о в. Да схлопотал я… дозу радиации… Сейчас нужен, так сказать, «щадящий режим» для восстановления. (Тихо.) Вы знаете, после того шока — память ясная, а при нервозности кружится голова…

К о л о с к о в а. Таких людей, как вы, мы должны беречь! (Тихо.) Я понимаю, вам неприятно об этом вспоминать… Но мне, как другу…

Е р м а к о в. Вам — можно! Но имейте в виду — это не для прессы! Мы неудачно… запустились… шесть человек! И всех накрыли! Понимаете? Неудачный… старт! Специзолятор! Теперь со здоровьем… швах!

К о л о с к о в а. А глядя на вас…

Е р м а к о в. Внешне это не проявляется! Но я умоляю вас! Об этом!..

К о л о с к о в а. Да вы что?! А пачки денег, что я вчера видела у вас?

Е р м а к о в. Родина! Высоко родина ценит… своих любимцев!

К о л о с к о в а (в экстазе). Героев! Вот живешь-крутишься и не замечаешь, как рядом с тобой ходят живые герои! Чем помочь, друг мой?!

Е р м а к о в. Настоящий друг! Вот директор! Я хозяйственник с допуском к материальным ценностям. Им нужен кладовщик… с опытом?! Вот и всех делов! Но о «почтовом ящике» — только вам! Ферштанден?

К о л о с к о в а. Секу! Точно: фамилия, имя-отчество!

Е р м а к о в. Ермаков Владимир Сергеевич.

К о л о с к о в а (громко). Товарищ Буданков! Вот вам отличный работник! На ферму. Это м о я рекомендация!

Они уходят.

М а ш е н ь к а (Тане). Видела? Всплыл здесь.

Т а н я. Какой ужас! Что делать? (Готова убежать.)

А л е к с е й. Таня! Хотите, я вам наших зверьков покажу?

Т а н я. Хочу.

А л е к с е й. Когда вы можете…

Т а н я. Сейчас! Немедленно!

А л е к с е й. А вы стихи любите?

Т а н я. Да вы просто клад! Так идемте же!

А л е к с е й. Я вам одно прочту. Только вы не смейтесь.

Т а н я. По дороге. Идемте же!

А л е к с е й. Чего вы озираетесь? Здесь вас никто не обидит! Я ж рядом!

Т а н я. Рыцарь мой!

Уходят.

М а ш е н ь к а. С ходу влюбилась Танюха. А мальчик симпатичный…

З о я. Только зубы не скаль! Где крупа?

Входит К о л о с к о в а.

К о л о с к о в а. Девчата! Возьмите веревку и по столбикам разметьте будущую улицу… Амурскую, как назвали ее наши соседи. (Димке.) А вы… Из какого отряда? Почему я вас не знаю? Город? Институт?

Д и м к а. Я меееестный! Виноват! Дмитрий Сухачев!

К о л о с к о в а. Пришли помогать? С костром справитесь?

Д и м к а. Бряхня! Сделаю!

Входит Е р м а к о в с гитарой.

Е р м а к о в. Все о’кэй! Вы настоящий человек дела, Олимпиада Александровна! А вот местный перл юмора! Как все можно опошлить! (Поет.)

З о я. А вам не стыдно это повторять?!

Е р м а к о в. Для борьбы с пачкунами надо знать их программу. А вот мое. (Читает.)

К о л о с к о в а. Талант!

Н а д я. Но я где-то уже слышала эти стихи…

Е р м а к о в. Читали по радио! А я не возражал!

Д и м к а. Во человек! Диво!

Е р м а к о в (потрепал его по плечу). Как зовут-кличут?

Д и м к а. Дмитрий.

Л и д а. Метла.

Е р м а к о в. Похоже. Но… унизительно. Беру! Постараешься — буду двигать!

Д и м к а. Я мигом! В сельпо! Такой портвейнчик! (Убегает.)

Е р м а к о в (Колосковой). Накипь вытравлю! (Перед поставленной палаткой он остался один на один с Таней. Медленно подходит к ней.) О, моя дорогая попутчица! Игрунья — отчаянная голова! Люблю отчаянных! Сам такой же! Вы, помнится, в поезде обещали мне «все по приезде»! (Широкий жест.) Вот наш причал! И вот моя любовь! Приказывайте, королева!

Т а н я. Извините меня, Вольдемар! Я все придумала! Я не помнила, что болтала! Я никогда-никогда не была замужем! Это все ложь!

Е р м а к о в. Я знал. Но хорошая выдумка — вовсе не ложь! Домысел!

Т а н я. Оставьте меня! Я не знала. Я пошутила!

Е р м а к о в (тихо и властно). А я не шучу! Я выбираю сам и то, что нравится мне. Играть с мальчиком — играйте, вы еще маленькая, вам нужны куклы. Но не вздумайте вильнуть в сторону, дитенок!

Т а н я. Мне нужно идти…

Е р м а к о в. Вы никуда от меня не уйдете! Обещали — выполняйте!

Т а н я. Я закричу!

Е р м а к о в. Что?! Что я мыл тебе ножки шампанским? Как поила меня из своих лапок?! Что ты закричишь?! Что клялась мне, что будешь здесь моей! Ну, что ты закричишь?!

Т а н я. Я закричу, что вы напоили меня!

Е р м а к о в. Сама пила! Я не заставлял! Кстати, где билет комсомола? Не ищи! Вот он! Ты отдала мне его на хранение!

Т а н я. Отдайте! Это нечестно!

Е р м а к о в. А отдавать постороннему свой билет? Да ты не бойся! Все равно ты будешь моя! И в этом ничего страшного нет!

Т а н я. Ни за что!!! Отдай!

Е р м а к о в. С удовольствием! В обмен… на любовь! Ведь я серьезно, Таня! Мне нужна настоящая здоровая семья. Я отгулял свое. А со мной будешь как у Христа за пазухой! Клянусь! (Характерный тюремный жест.) Ну как?

Т а н я. Никогда!

Е р м а к о в. Хозяин — барин! (Громко.) Товарищ Колоскова!

Вышла К о л о с к о в а.

Напомните, пожалуйста. Что полагается за утрату комсомольского билета?

К о л о с к о в а. Исключение! А что?

Е р м а к о в. Ничего! Спасибо!

Колоскова снова ушла.

(Тане.) Глупыш! Потом будешь на себе волосы рвать: «Дура я! Набитая дура! Меня счастье посетило, а я из-за каких-то отживших мещанских понятий о чести потеряла все!» Будешь королевой! А нет?.. Смотри, Таня! Я отзвонил десять потерянных лет! Шутить не собираюсь!.

Т а н я. Ну хорошо… Я подумаю. О господи! Пощадите! Ну неужели никого на свете и рядом нет?!

Вошел А л е к с е й.

Алеша! Милый!!! Алеша!!!

А л е к с е й (Ермакову). Отпусти! Слышишь! Пусти! (Ударил Ермакова.)

Тот отлетел в сторону. Это видели К о л о с к о в а и З о я.

К о л о с к о в а. Это еще что такое?! На кого ты поднял руку, сопляк!

З о я. Оставьте его, Липа!!!

Таня что-то шепнула Алексею.

Е р м а к о в. Это была шутка! Алеша подумал, что я хочу обидеть Таню… (На первом плане. Тихо, Алексею.) Я не прощаю обид, дитенок!

А л е к с е й. Ее комсомольский билет! И живо! Или я убью тебя как скотину!

Ермаков возвращает билет. Алексей и Таня уходят.

Е р м а к о в. Алеша отличный парень! Просто превосходный! (Уходит.)

Вбегает Д и м к а.

Д и м к а. Где он?! Поэт Ермаков?

Зоя отвернулась.

К о л о с к о в а. Во-он, пошел к Байкалу.

Димка убегает. Взошло солнце. Открывается величественная панорама Байкала.

М а ш е н ь к а. Ой, люди! Ну, слышала! Ну, расхваливали! Но чтоб такое!

К о л о с к о в а. Да, товарищи! Вам крупно повезло! Но природа природой, а работа ждать не может! Маша, ты старшая! Все закончить, привести в порядок! Я — на планерку. Зоя! За мной!

Уходят. Вбежал по пояс голый Д л и н н ы й.

Д л и н н ы й. Соседи! Соль есть? В обмен на сахар. Грамм на грамм!

М а ш е н ь к а. У вас все такие маломощные? Придется откармливать!

Д л и н н ы й. Я поджарый! Нет, правда, девчата, выручайте! Мне наш комсорг голову ампутирует… без наркоза!

М а ш е н ь к а. Ах вы, медики…

Д л и н н ы й. Почти профессор Петровский. А точнее — Евгений Петров! Город-герой Ленинград. Медицинский. Факультет хирургии.

М а ш е н ь к а. Мария Говоркова. Тоже Ленинград. Педагогический!

Д л и н н ы й. Если потребуется акушер — найдем. Вполне приличный. Фамилия, правда, многообещающая — Коновалов! Нет, серьезно, девчата, выручайте! Без соли — мне гибель! В обмен. На рубашку! Хотя нет! Рубашку я уже обменял на веревку. Могу предложить хипповские джинсы. Хотя в тазобедренной части они вам… Можно расставить!

М а ш е н ь к а. Значит, все-таки — медики! А нам сказали — физики…

Д л и н н ы й. Но не циники! Физики во-он! А мы вот, рядом! Уже полевой госпиталь развернут! Девочки! Я погиб! Тащится Коновалов! Запомните мои последние слова: «Я любил вас!»

Входит К о н о в а л о в.

К о н о в а л о в. Ах, Евгений, Евгений! Тебя за чем послали! А ты ушел в треп!

Д л и н н ы й (тихо, подхалимски). Наш любимый комсорг-комиссар!

К о н о в а л о в. Трепло! Тебя послали за спичками, а ты что?!

Д л и н н ы й. Как за спичками? А я соль вымениваю!

К о н о в а л о в. Соль выменяли у ГИТИСа. Товарищи! Нужны спички! Наши все сдуру бросили курить, и ни одной спички в доме!

Н а д я. Вот вам спички, товарищ акушер!

К о н о в а л о в. Благодарю! (Длинному.) И чего тебя приняли в медицинский?! Ты прирожденный трепач! Помог бы девушкам, по-соседски!

М а ш е н ь к а. Светлая мысль! (Длинному.) Вот рогатины! Укрепляйте!

К о н о в а л о в. Олимпиаду Александровну никто не видел?

Д л и н н ы й. Спички предлог, а причина — «фея грез»!

К о н о в а л о в. Не смей! Это свято! Она эталон чистоты!

М а ш е н ь к а. Эталон отбыл на планерку.

К о н о в а л о в. О! А я-то что же?! (Уходит.)

Длинный влез на ящик. Входят А л е к с е й и Т а н я. С Байкала прощальные гудки пароходов.

Д л и н н ы й. А теплоходики-то наши тю-тю! У кого письма на Большую землю?! Я самый длинноногий! В вашем распоряжении пятнадцать минут! Пишите! (Убегает.)

Таня поспешно начинает собирать вещи.

Т а н я. Как же так: «тю-тю»?! Бежать на пристань! А, Алеша?

А л е к с е й. Оставайтесь, Таня! Я вас очень прошу! Ну, очень!

Все смотрят на Байкал.

З а н а в е с.

Декорация второй картины. Поздняя осень. Возле конторки З о я, Н а д я, Л и д а, Д и м к а и Б и к е т о в а сортируют готовые шкурки, пакуют в мешки.

Н а д я. Интересно! И рацион, и условия — те же, а попадается некондиция в эталонном товаре. Отчего это, тетя Оля?

Б и к е т о в а. Лето было неровным. И шумно стало здесь. А где Алеша?

З о я. Он там, на растяжке шкурок, с мастерами учит Таню.

Н а д я. А девчоночка-то оказалась хваткая!

З о я. Не говори! Городская! И откуда все взялось?! Все на лету понимает. Да все ладненько, споро! Не чета некоторым нашим. И до всего сама хочет дойти. И главное, у нее с любовью, с сердцем!

Н а д я. И к Алешке нашему! Ну, не то чтобы с девчоночьей открытой любовью. А с жадным любопытством!

Л и д а. Оттого, что новое, что ли?

З о я. Глупенькая! Она дело любит. Дело. И Алешку… Так разве его и всерьез полюбить нельзя? Прикипает к нему. И он ей тем же платит.

Н а д я. А поначалу я подумала — так себе, вертихвостка, несерьезная. Красивая она в работе, привлекательная.

Д и м к а. Пустышка она! Шалая, распутная девка!

Получил пощечину.

З о я. Не говори о добрых людях за глаза гадости!

Д и м к а. Тетя Оля! Чего она дерется?!

Б и к е т о в а. Разве?! Пойду туда. (Уходит.)

Входит К о л о с к о в а.

К о л о с к о в а. Вот оно, мягкое золото. (Зое.) Собирайся. Сходим побеседуем с летчиками. Надо их вовлекать в нашу общественную жизнь! Такие девчата кругом, а они живут как бирюки! Знаешь, Зоенька, я чего подумала… Вот живут люди скупо. И даже жены у них какие-то бирючовые. Скучные. Запрячь бы их, что ли?!

З о я. А может, использовать их через наш женсовет?

К о л о с к о в а. Дело! Пусть шевелятся-поворачиваются. Давай сходим к ним! И не откладывая! Надо растолкать их в жирненькие бока! Засиделись! Эдак у них и мужей уведут — не почуют. Привыкли, что он всегда тут, под боком! А мы-то — вот они. Начнем осторожненько. Вроде бы как вечеринку сварганим, а потом разговорим-раззадорим, и они и глазом не моргнут, как у нас в кулачке будут, эти застоявшиеся тряпичные королевы! А?

З о я. Лихо! Давай попробуем.

Зоя уходит.

К о л о с к о в а. Не тяни! Сейчас и пойдем! Собирайся! (Наде.) Ты что ж молчишь, Надежда?! Кончила школу механизаторов, а…

Н а д я. Еще на родине, на Алтае. Трактористка!

Из глубины сцены подходят Б и к е т о в а, Т а н я и А л е к с е й.

Б и к е т о в а. Ты что-то путаешь, Алеша.

А л е к с е й. Чего мне путать?! Он прямо так и сказал ей: «Я отзвонил десять потерянных лет!» Что это значит? А мы его к валютному товару ставим? Это недопустимо!

Б и к е т о в а. Да не я! Отец твой ставить собрался.

А л е к с е й. А что, отец, не может ошибаться?! Да вот сама известная товарищ Колоскова вам скажет то же самое!

К о л о с к о в а. О, влюбленный драчун! Чем ты снова возмущен?

А л е к с е й. Всё шутите! Вот отец решил к нам на ферму поставить никому не известного Ермакова! Он пробыл десять лет, «от звонка до звонка». Вы знаете, кто так выражается?

К о л о с к о в а. Владимир Сергеевич Ермаков десять лет «от звонка до звонка» на нашу оборону работал. Да так, что у него теперь здоровье ни к черту! (Бикетовой.) Берите, Оля! Я ручаюсь!

А л е к с е й. А я все равно категорически против!

К о л о с к о в а. Тебе моей рекомендации недостаточно?!

А л е к с е й. А вы сами-то кто?

К о л о с к о в а. Это мне?! А ну марш отсюда со своей потаскухой!

А л е к с е й. Ты!!! Не комсорг ты, а липа! Липой тебя не напрасно назвали. А еще раз про Таню так скажешь!

К о л о с к о в а. Товарищи! Он хулиган или сумасшедший?

Б и к е т о в а. Успокойся, Алеша! Таня, уведи его!

Таня уводит Алексея.

А сдается мне, Олимпиада Александровна, что глупыш мальчишка вас сейчас за самое живое подцепил. А?!

К о л о с к о в а. Скандала хотите? Давайте лучше помолчим!

Из глубины идут Б у д а н к о в и Е р м а к о в.

Б у д а н к о в. Вот этот ряд, Володя, — производители. Эталон.

Е р м а к о в. И сколько стоит каждый такой эталон?

Б у д а н к о в. Им практически нет цены! Я попрошу вас помочь Бикетовой создать здесь деловую, спокойную обстановку.

К о л о с к о в а. Знакомите нового работника с хозяйством?

Б у д а н к о в. Тут возникли некоторые вопросы к вам.

Е р м а к о в. Готов ответить на любой!

Б у д а н к о в. Вы пишете в анкете: «Десять лет проработал в почтовом ящике». Простите, но в местах заключения тоже «почтовые ящики»?

Е р м а к о в. А вот скоро по вашему же запросу придут мои документы из почтового ящика, и тогда…

К о л о с к о в а. Это тот «ящик», который оборонное предприятие.

Б у д а н к о в. Допустим. У вас направление на стройку, а вы в анкете пишете «по состоянию здоровья, временно нужен щадящий режим»?

К о л о с к о в а. Человек мог получить энную дозу радиации.

Б у д а н к о в. В мирное время? В наши дни?

Е р м а к о в. Порох надо держать сухим!

Б у д а н к о в. Ясно. Вот наши звонари! Ох, перестраховщики!

Е р м а к о в. Я вас оставлю на минуту. (Взял шкурку, тряхнул ее.)

Б и к е т о в а. Чем меньше их теребить — тем они лучше!

Е р м а к о в. Прошу извинить! (Положил шкурку в кучу.) Их, кажется, в старое время по сорока собирали. Так сказать, «подбором»?

Б и к е т о в а. Так делаем и теперь. Комплект — в спецмешок и в ящик.

Надя, Лида и Ермаков уносят очередной ящик в конторку.

(Им вслед.) Владимир Сергеевич! У вас же со здоровьем плохо. А вы надрываетесь.

Е р м а к о в. Все время об этом забываю. (Ушел в конторку.)

Б у д а н к о в (Колосковой). Мне тут такого наплели! Я поверил, а теперь стыдно! Надо будет извиниться перед этим товарищем. «У меня, говорит, папа, неопровержимые аргументы!» Ребенок!

К о л о с к о в а. А, это Алешенька? Тогда понятно.

Б у д а н к о в. Что именно?!

К о л о с к о в а. «Что именно»? Наивный отец! У Алеши единственный аргумент — ревность! Ермаков поухаживал за одной, так сказать, девицей. Она поиграла с ним вволю. Увидела его временную физическую неполноценность, а тут Алеша! На удочку! Глупыш клюнул! Он окручен окончательно, и теперь вы сына ПОТЕРЯЛИ!

Б у д а н к о в. Что вы сказали?! Нет! Что вы сейчас сказали?!

К о л о с к о в а. А чему тут удивляться?! Девочка тертая! А тут несмышленыш, сын директора-героя! Он ведь, кажется, у вас единственный?

Подходит К о н о в а л о в.

К о н о в а л о в. Простите, товарищ Колоскова! Неотложное дело! (Отводит Колоскову в сторону.)

К Буданкову подходит Бикетова.

Б и к е т о в а. А ведь вас откровенно стравливают с сыном!

Б у д а н к о в. Брось ты! Я и сам не слепой!

Б и к е т о в а. Насчет Ермакова я целиком на стороне Алексея.

Б у д а н к о в. Довольно темнить! Факты давай!

Б и к е т о в а. Не верю я ему! Вон соболь-хищник! Попадись ему птица в клетку — вмиг скрутит! А от Ермакова — в угол жмется.

Б у д а н к о в. Кто тебя поймет, комиссар?! Ведь просила рабочих рук?

Б и к е т о в а. Мне нужны чистые руки! Как у него глаза вспыхнули, когда готовую шкурку взял! Хищник он, страшнее наших зверьков!

Б у д а н к о в. Человек столько пережил, а ты все не веришь?! Удивлен! То вроде ты у нас единственная способная доверять людям и тут же отказываешь в доверии тому, кого рекомендует сама товарищ Колоскова. А ты знаешь, кто она? Комсорг ЦК комсомола!

Б и к е т о в а. А я как раз не уверена, что она комсорг, да еще ЦК!

Б у д а н к о в. Может, прикажешь проверить ее мандат?

Б и к е т о в а. А почему бы и нет?

Б у д а н к о в. Сама не позорься и меня не позорь!

Б и к е т о в а. Олимпиада Александровна! Вы не покажете ваш мандат?

К о л о с к о в а (сразу не поняла). Что такое?

Б у д а н к о в. Брось, Ольга! (Колосковой.) Она пошутила… неудачно!

Б и к е т о в а. Нет, серьезно! Как он выглядит, мандат комсорга ЦК?

К о л о с к о в а. Мандат комсорга ЦК?!

К о н о в а л о в. Как не стыдно! (Липе.) Я за вас горой! Вы для меня… и для всех комсомольцев стройки — образец! Эталон! (Бикетовой.) Я краснею за вашу бестактность! (Отходит в сторону в гневе.)

Б и к е т о в а. А что тут такого? Ну, не видела мандата! А может, секрет?

К о л о с к о в а. Олечка! Вас кто-то зло разыграл. Я никакой не комсорг! И вообще к ЦК никакого отношения не имею! Ребята сболтнули, придумали себе игру, и все!

Б у д а н к о в. Так кто же вы? Как же так?

К о л о с к о в а. А вот так, товарищ Буданков! Я когда-то работала в оргинструкторском отделе, райкома большой стройки. Заметили. Стали двигать! А я влюбилась по уши в прекрасного: человека, вроде вас. А он женат. Двое детей. А мне от него ничего не надо. Но этим воспользовались! Бах! «Аморалка!» Мне говорят: «Дура! Отрекись при всех, скажи, что это шутка, а мы тебя своим мощным крылом прикроем!» Куда там! Я гордая! Предать свою любовь?! И полезла на рожон! И чем больше на меня жмут, тем упрямее я: «Люблю а буду любить! Ничего в ответ не надо, но любить мне запретить не можете!» Ну и понесли меня на вороных! Всюду прокатили. А когда оглянулась — я никто! Круглый нуль! Сюда-то, на БАМ, еле упросила пустить! «Дайте доказать, что я организатор!» И докажу! (Горько усмехнулась.) Ведь и у вас, Олечка, по линии личной жизни не все бисером расшито?

Б и к е т о в а. Так кем же вы тут… на стройке? Я ничего не поняла.

К о л о с к о в а. Дери мочало — начинай сначала! Некогда мне! (Громко.) Товарищ Коновалов! Пошли! (Уходит.)

Бикетова смотрит ей вслед.

Б и к е т о в а. А ведь Алешка ее первый раскусил!

Б у д а н к о в. Ничего не понимаю! Так ты насчет Ермакова…

Б и к е т о в а. Ясно! Позвоню в областное УВД.

Буданков уходит. Пауза. Входит В о л о ш и н и стоит смотрит с восхищением на Бикетову.

Что вы замерли? Да что с вами, Юрий Васильевич?

В о л о ш и н. Любуюсь!.. Байкалом, Ольга… а вот как по отчеству?

Б и к е т о в а. Просто Ольга, и все! Если уж комсомольцы меня так…

В о л о ш и н. Тогда и я для вас, если позволите, просто Юрий.

Б и к е т о в а. Ни за что! Такой крупный инженер, первый секретарь!..

В о л о ш и н. Понятно! Слишком стар?!

Б и к е т о в а. Да что вы?! Вы же совсем молодой человек!

В о л о ш и н. Давайте помечтаем, Олечка! (Отводит ее в сторону.)

Входят Б у д а н к о в и Ф о м и ч. Не видят Волошина и Бикетову.

Б у д а н к о в. Вот этот ряд, Ваня. Всё замерь, всё учти. Строители пошли от Беркакита на Алдан. Заброшу тебя туда с геодезистами. В тот охотничий поселок, где мы, помнишь, в прошлом лете были. На месте все прикинь, что я тебе говорил. Землю пощупай. Расспроси, как с кормами. Пока будем планировать маленькую ферму, на полсотни производителей. Там председателем артели Вася Киулькут. Я с ним связался по радиотелефону. Он поможет. Подключит своих чукчей, якутов… Но смотри, Иван, до поры чтоб ни одна душа о нашей затее не знала. А то раззвоним, опозоримся и в самом зародыше скомпрометируем большое государственное дело.

Ф о м и ч. Да ты что, Коля?! Неужто я не понимаю?

Б у д а н к о в. Главное, чтоб Волошин ничего не знал. Получится — доложим. Для всех ты уехал в Красноярск. Усек? Свечереет, и действуй!

Они уходят. Бикетова и Волошин смотрят им вслед.

Б и к е т о в а. Конспираторы! Вашу идею тайком проталкивают!

В о л о ш и н. Тшшш! Ни звука об этом! И никому! Договорились?

Б и к е т о в а. Заговорщики!

В о л о ш и н. И звать меня отныне будете…

Б и к е т о в а. Юрий Васильевич!

В о л о ш и н. Ох, дальневосточницы-амурчанки! Кремень!

Б и к е т о в а. Вы тоже не ватный! Тонко гнете линию с Буданковым. Вроде бы он все сам, без вашей подсказки! Выходит, вы тонкий партийный работник! Все прибедняетесь: «Я всего инженер, а не секретарь райкома!» А вы секретарь-инженер!

В о л о ш и н. Все смеетесь?! Даже Юрием звать не пожелали!

Уходят.

Из конторки Е р м а к о в, Н а д я, Л и д а и Д и м к а, выносят шкурки. Молча работают. Ермаков поднял вверх наслюнявленный палец.

Е р м а к о в. Сырость идет! Или не влияет?

Н а д я. Напрасно вылезли из конторки. Давай, Лидунь!

Взяли ящик.

Е р м а к о в (Димке). А вас, сэр, не касается?

Девушки уходят в конторку.

(Жестко взял Димку за плечо.) Ты эти свои гитарно-провинциальные замашки кончай, Метла! А то я тебя так меж гланд инъекцирую! Вон ведь какой молочно-мясной вымахал! Таких в бега берут, на жареху! А ты все шалишь! Не надо. Ладно?

Д и м к а. Я думал, для вашего удовольствия… на гитаре-то.

Е р м а к о в. Запомни, сосун! «Мужик» — раб своего хозяина! Деньги есть?

Д и м к а. Вы ж приказали поить вертолетчиков по случаю Дня защиты детей.

Е р м а к о в. Неужели по этому случаю? Ну, я даю! В тот момент на большее у меня фантазии не хватило. На! Бери! На дело!

Д и м к а. Бежать в портовый буфет или домой к Нюрке из сельпо?

Е р м а к о в. И с этим пора кончать, дитенок! Сходишь в рыбацкий поселок. Найдешь там некоего Закшеверова. Ну, такой неандерталец. Обезьяна в галстуке! Скажешь, что должок ему прощаю!

Д и м к а. А большой долг-то?

Е р м а к о в. Да так… мелочь! Надо снять моральный груз… с друга! Но чтоб никто вас вместе… Постарайся, детка! А теперь — помогай!

Дима уходит в конторку.

(Провел рукой по шкурке.) Эталон. Валюта!

Появляется Т а н я.

Что ж ты все от меня бегаешь, попутчица? Нехорошо. Интеллигентная, воспитанная — и вдруг такая черная, неблагодарность! Не хочешь — я тебя за собой всю жизнь таскать на привязи не собираюсь! Только здесь, Татушенька, зимой холода большие. Загрустишь-заплачешь, запросишься домой к маме, а дороги-то нет! Вот так, дитятко ты мое разнесчастное! А ведь я тебя не в любовницы зову. Подругой хочу тебя назвать. Законной. Подумай!

Появляется А л е к с е й.

О, комсорг совхоза! Здравствуй, Алеша! Чего волком смотришь? Давай пять! Ведь вместе работать! Деваться некуда — надо дружить.

А л е к с е й. Это где ж нам вместе работать?

Е р м а к о в. Здесь, на ферме. Подписал твой батюшка приказ обо мне.

А л е к с е й. И это после того, как «десять лет от звонка до звонка»?

Е р м а к о в. А у Татушки язык длинноват! Так мы его за болтливость… (Замахнулся на Таню.)

Алексей кинулся на защиту.

(Перехватил его руку.) А ведь я с тобой, маленький, драться не буду! Уясни себе это раз и навсегда! И прекрати! А то иногда внутреннее кровоизлияние приносит летальный исход. (Тане.) А мрачные пятна в самом начале нашей пылкой любви не сразу сотрутся!

Т а н я. Лжет он! Все лжет! И он не тот, за кого себя выдает!

Е р м а к о в. Ну что же, придется купировать язычок!

Алексей кинулся на Ермакова, но тот ткнул Алексея в живот, и Алексей упал.

Т а н я. Помогите! Убивают!

Е р м а к о в (потрепал ее по щеке). Не болтай, детка! Не будешь? Ну, молодец! (Пнул дверь в конторку. Туда.) Что это с Алешенькой, а?

Выскочил Д и м к а.

Т а н я. Дима! Скорее! Он задыхается!

Е р м а к о в. Иди, Димуля. Займись делом!

Т а н я. Дима!

Д и м к а. Некогда мне! (Убегает.) Прости! Занят!

Т а н я. Алешенька! Миленький!

Е р м а к о в. Идиллия в Провансе! Акварель! (В конторку.) Девушки, вы посмотрите! Может, помощь нужна какая?

Выбежали д е в у ш к и.

Н а д я. Что с тобой, Алеша?

Е р м а к о в. Опять напал на меня. А я как-то неудачно в это время повернулся, он упал и зашибся… бедняга. Пойду за медиками.

Т а н я (тихо, глядя вслед Ермакову). Алеша хотел меня защитить.

Л и д а. Нехорошо это. Грязно! Ты с Алешей играешь, а он все к сердцу принимает. Ты просто нечестная и… да, да, нечистая!

А л е к с е й (приподнимаясь). Дура ты, Лидка! Набитая!

Вбежал Б у д а н к о в.

Б у д а н к о в (склонился над сыном). Что с тобой, сынок?!

Т а н я. Ермаков его… в живот! И грозил внутренним кровоизлиянием!

Б у д а н к о в. Это вы и есть та самая Таня… общедоступная?!

Таня закрыла лицо руками и со слезами убегает.

А л е к с е й. Отец! Этого я тебе не прощу никогда!

Б у д а н к о в. Продышался?! Марш домой!

Алексей убегает за Таней.

Н а д я (после тяжелой паузы). Ошиблись мы в вас! Чистую девчонку — и так хамски, так… Противно с вами работать!

Б у д а н к о в. Это не твое дело, девчонка!

Н а д я. Нет, мое! Алеша и Таня мои друзья! Я ухожу с фермы!

Л и д а. И я!!! На стройку! С Алешей!.. Если отпустите…

Б у д а н к о в. Вы с ума сошли! Это Алексей вас подбил?

Входит Б и к е т о в а.

Ну я ему! Твоя работа, комиссариха?!

Б и к е т о в а. Выбирайте выражения, товарищ директор!

Б у д а н к о в. Не до того мне сейчас!

Б и к е т о в а. Точно! Некогда! Надо бежать расправу творить!

Б у д а н к о в. Ну, с меня довольно! (Уходит.)

Вдоль стенки идет З о я.

Б и к е т о в а. Что с тобой, Зоя?

З о я. Ой, не могу опомниться! В такую кашу мы влипли с Колосковой…

Н а д я. Что случилось?

З о я. Да эти аэродромные дамы! Чтоб им пусто было! Ой, что будет теперь?!

Л и д а. Ой, Зоенька! А тут, знаешь…

Н а д я (ей). Помолчи! (Зое.) Ну?

З о я. Ну пришли мы к ним. У них домики такие аккуратненькие, такие ладненькие. Мы их только-только сдали, отделали — пальчики оближешь! Пришли! Колоскова сразу быка за рога: «Эту комедь надо кончать! Живете на отшибе! В прямом и переносном смысле! Давайте решать!» Они нас к столу. Чай пить! Ну, чай так чай. А ведь мужчинам только дай предлог. Они своих женок в бока: «И не стыдно! Чаем гостей принимаете». А тем деваться некуда, ставят вино из семейных запасов. Ладно. Все чин чином. Все парами, мужья с женами. И никто и не заметил, что хозяйки-то дома, Клавдии Москвиной, нету. В отъезде она. А муженек ее, Митя, сразу же к нашей Колосковой подсел. Той-то до него и дела нет. Разговор-то большой, серьезный. А когда этот разговор за столом с женами пошел, откуда ни возьмись Кланька-кикимора ворвалась! Женщины смутились. Видать, знают ее скандальную натуру и шепотком меж себя: «Кикимора явилась! Мотать надобно!» И всех как ветром сдуло! А Кланька-то в голос: «У меня на квартире притон устроили!» А Липа не испугалась. «Это, говорит, вас кикиморой зовут?! Какой такой притон? Вы отвечаете за свои слова?» И все бы обошлось миром. Да Кланькин подкаблучник бух ей в ноги и подол лизать: «Прости, Клавушка! Не сам я! Втянули недруги! Пожалей детей!» Я и ахнуть не успела, как Кланька детей собрала — им мы с Колосковой цветные лодочки надули, и стали дети те игрушки в ванне пускать, — схватила детей и снова в голос: «В райком пойду! И тебя до самоубийства доведу, и эту твою полюбовницу!» Я сбежала. А вдруг она сюда нагрянет… сумасшедшая!

Б и к е т о в а. Связался черт с ребенком! Да эту дремучую Клаву только из пушки можно пробить! И то прямой наводкой! Ладно, я пошла! Нечего раздувать! (Уходит.)

Л и д а. А у нас что было, что было! Алеша с Ермаковым подрался. Николай Николаевич на Алешку наорал. А Алешка горой за Таньку… Я понимаю, она девчонка нестойкая, поведения легкого…

Н а д я. А ведь ты и вправду дура, Лидынька.

З о я. Ну, Надь! Знобит!

Н а д я. Лидух! Спускай собак! (Уводит Зою в конторку.)

Л и д а (присела). Нет, дальше так невозможно! Надо что-то решать! Надо, чтобы все было серьезно, ответственно, как полагается! А Алешка даже и не замечает, как я его… жалею… А может, он полюбил эту… В общем-то она хоть и падшая, но симпатичная девушка… И родители у нее… А вот не усмотрели!

Голос Нади: «Спусти собак, дуреха!»

(Встала.) «Дуреха» да «дуреха». Я сама знаю, что дуреха, а дальше-то что? А? Молчишь? Вот то-то же! (Уходит.)

З а н а в е с.

АКТ ТРЕТИЙ

Дом Буданковых. Зима. В большой столовой работают над докладом В о л о ш и н и Б и к е т о в а. В углу на диване, собравшись комочком, готовится к экзаменам М а ш е н ь к а. На первом плане, перед ширмой, на раскладушке закутанная Т а н я читает. Перед ней с вязаньем в руках сидит Н и н а С е р г е е в н а.

Н и н а С е р г е е в н а. Ну что мама пишет? Хорошее? Веселое?

Т а н я (тихо). Очень…

Голос матери Тани: «Танечка! Деточка моя, единственная! Знаю, что дикий мороз, что погибаешь! Брось ты все! Ну пусть тебя накажут! Если хочешь застать мой холодный труп… Пощади больного, умирающего от тоски отца!..»

Таня заплакала.

Н и н а С е р г е е в н а. Не надо, Танечка! Ты должна понять моего мужа!

Т а н я. Да я не об этом!

Н и н а С е р г е е в н а. А я об этом! Я тебе рассказывала о судьбе нашего старшего сына Миши. После этого Николай Николаевич ничего не видит, кроме мифической опасности, якобы грозящей Алеше. Что там у вас произошло на ферме? Он тебя прогнал?

Т а н я. Если бы!

Н и н а С е р г е е в н а. Неужели ударил?

Т а н я. Он назвал меня… общедоступной!

Н и н а С е р г е е в н а. Какой ужас! Но к тебе грязь не пристает!

Т а н я. Он сказал это… при Алеше.

Н и н а С е р г е е в н а. Ты любишь его?

Таня кивнула.

А он тебя?

Т а н я. Тоже… Но не знаю.

Н и н а С е р г е е в н а. Он у тебя… первый мальчик?

Таня кивнула.

Тогда откуда же Буданков взял это мерзкое, грязное слово?

Т а н я. Так меня в злобе назвала Колоскова.

Н и н а С е р г е е в н а. На! Выпей валерьянки! И усни. Я пойду туда. А то хороша хозяйка — пришли люди, а я их бросила. (Вышла в столовую.) Ну что, Юрий Васильевич, выручила вас наша Олечка?

В о л о ш и н. Мне просто очень везет с тех пор, как я вас повстречал, Оля.

Н и н а С е р г е е в н а. А как бы ваша жена восприняла это признание?

В о л о ш и н. Одиннадцать лет я один. Мама воспитывает моих девочек.

Н и н а С е р г е е в н а. Простите! Я не знала… Вечно я влезу!

В о л о ш и н. Ну откуда вам знать, что моя красивая, сильная, любимая жена, родив мне двух красавиц дочерей, бросит профессию врача, станет геологом и, спасая в трясине двух здоровенных мужиков, сама утонет! Нелепо! Дико! Сейчас-то я стал успокаиваться, а тогда… только дочки.

Н и н а С е р г е е в н а. Еще раз простите! (Уходит.)

Б и к е т о в а (после паузы). Большие девочки?

В о л о ш и н. Валюшка — в МГУ. Катюшка, младшенькая, — в девятом классе.

Б и к е т о в а. Ау меня парни.

В о л о ш и н. Старший — в армии, младший — в мореходке. Так? А муж?

Б и к е т о в а. Мой муж… объелся груш. (Грустно засмеялась.)

В о л о ш и н. Давно расстались? Пора бы забыть и простить.

Б и к е т о в а. Что «забыть»? Вечно перекошенную пьяную физиономию? Забыть, как, спасая детей от безумного алкоголика, я пряталась в соседских погребах?

В о л о ш и н. А мне сказали, что вы просто выгнали его из дома.

Б и к е т о в а. Я бы до сих пор ходила в побитых замарашках. Это дети кинулись к Николаю Николаевичу за помощью. А он уж и выдворил из поселка. Отправил на принудительное лечение. Там он и женился.

В о л о ш и н. Но вас… бить? Вас?! Да я готов вцепиться в горло…

Б и к е т о в а. Я сама тоже хороша! Потому-то, наверно, и оправдываю Липу Колоскову с ее открытой и наивной душой. Вернее, не оправдываю, а понимаю. Я ж сама все боялась. «Ах, как это останусь одна с двумя на руках? Ах, вдруг и вправду он начнет «новую жизнь», как обещал с похмелья?!» Рабыня во мне крепко сидела. Битая и терпеливая русская баба! А теперь?! Во какая! Гордая и недоступная! (Засмеялась.) А Алешу, я вас очень прошу… поддержите там, на стройке!

В о л о ш и н. Обязательно. Чего он из совхоза ушел?

Б и к е т о в а. Сложная история. Расскажу. Но не здесь. Как он у вас?

В о л о ш и н. Отличный парняга! Его забрали в бюро комитета комсомола. (Посмотрел на часы.) Ого! Нам пора! Еще раз спасибо за отличную часть доклада. Умно, скромно, честно и с фактами.

Б и к е т о в а. Так я ж не одна. Это Алеша мне помог.

Они уходят. Свет в электролампах помигал и начал меркнуть. Входят З о я и Д л и н н ы й. Им навстречу — Н и н а С е р г е е в н а.

Д л и н н ы й. Товарищи! Что со светом? У вас нет керосиновой лампы… в обмен… на что-нибудь?

Н и н а С е р г е е в н а (ему). Сейчас. (Зое.) Пришла, Зоенька?

З о я. Пришла. Что случилось, мама?

Н и н а С е р г е е в н а. Все объясню. Достань, пожалуйста, керосиновую лампу.

Зоя уходит наверх, Длинный — тут же к Машеньке.

Д л и н н ы й. Машуля! Гибну! Конспекты по атеизму! Умоляю!

М а ш е н ь к а. Презираю!

Д л и н н ы й. Значит, есть! Урааа! (И тут же.) Каюсь! Несерьезно!

М а ш е н ь к а. У меня принцип: из дома не выносить! Садись рядом и делай свое черное дело — сдувай!

Входит З о я, подходит к Нине Сергеевне.

Н и н а С е р г е е в н а. От Наташи письмо. Хочу вам прочесть. (Стучит в ширму.) Танечка, к тебе можно?

Т а н я. Кто у кого в гостях?

Они входят, садятся.

Н и н а С е р г е е в н а (читает). Здравствуйте, мои дорогие Нинуся, Зоенька и Алеша! Получила твое письмо…» — и так далее… Вот! «У нас проездом был Коля. Худой, нервный и очень усталый. Говорит, что это от новых забот, связанных с тем, что стройка неожиданно пошла буквально через ваш поселок. Но дома, говорит, все в порядке. Он очень переживает, что Зоечка живет не с вами. Очень, говорит, люблю ее!»

З о я. Ну, папа, папа! Он весь тут. Сначала пошумит, а потом мается!

Н и н а С е р г е е в н а. Погоди! Вот самое главное! (Читает.) «Алеша подружился с чудесной девушкой Танечкой. И красавица, и умница. Очень стеснительная. Я, говорит, был бы рад, если бы эта дружба переросла в настоящее чувство…»

Таня убегает в сени. Зоя поднялась.

Что между ними произошло тогда на ферме?

З о я. Не знаю. Я ничего не знаю! (Уходит в сени.)

Н и н а С е р г е е в н а. Нет, не так надо! А как?

В шикарной дубленке входит очень взволнованный Е р м а к о в.

Е р м а к о в. Мир дому честному!

Молчание.

Я хотел повидаться с хозяйкой дома — Ниной Сергеевной.

Та вышла.

Здравствуйте, Нина Сергеевна! Буквально на мгновенье! Летим в Иркутск сдавать товар и встречать директора… (А глаза шарят по комнате.) У вас, вероятно, будут какие-то поручения. По хозяйству, я имею в виду… (Смотрит за ширму.)

Нина Сергеевна преградила ему путь.

Что-то купить-продать. Ну, что нужно маленькой хозяйке большого дома?

Голос Зои в сенях: «Таня! Идем в дом! Замерзнешь!»

Голос Тани: «Иди. Я сейчас».

Вот что нужно Ермакову.

Входит З о я.

А ведь я начинаю опускаться! Ввалился в дом, не скинув армячка! (И в сени.)

Тут же выскочила М а ш е н ь к а.

М а ш е н ь к а. Не оставляйте их с Таней вдвоем! Слышите?! Женя!!!

Длинный и Зоя выскочили в сени. Нина Сергеевна встала на пороге.

Н и н а С е р г е е в н а. Таня, Зоя! Идите в дом. Стынет.

Т а н я, З о я и Е р м а к о в входят.

Е р м а к о в. А ведь если говорить честно…

З о я. Вот именно!

Входит Д л и н н ы й.

Е р м а к о в (нашелся). Я вам торт принес. Ленинградский. «Нестареющий»! (Поставил на стол.) Вот! А к нему новые стихи. Вчера возникли. (Читает.)

Д л и н н ы й. Ермаков! Я начинаю вас уважать. Вы — поэт!

М а ш е н ь к а. Очень хорошие, но знакомые стихи…

Е р м а к о в. Хорошие стихи должны быть знакомы! (Продолжает читать.)

Д л и н н ы й. Прекрасно!

М а ш е н ь к а (захлопала в ладоши). Молодец!

Н и н а С е р г е е в н а. Действительно молодец… Сергей Есенин!

Е р м а к о в. Эх вы! Студенты! Классики не знаете! Ну, будем пить отходный чай? Нина Сергеевна! По закону гостеприимства?!

Нина Сергеевна нехотя уходит наверх.

(Длинному.) Женя! Там у меня в манто шампанское. Будь другом!

Длинный уходит в сени.

(Зое и Машеньке.) Позвольте мне здесь, при вас, Тане сказать два слова… тет-а-тет. (И молча увлек Таню на первый план, перед ширмой.) Я уезжаю. От твоего решения зависит, быть нам счастливыми или нет! Уйдем в тепло! К маме! Решай!

Т а н я. Нет.

Е р м а к о в. Виноват сам! Был порой груб. Но что теперь об этом? Димка ждет в машине. Вертолет — через пятнадцать минут. Твоя машина и твой вертолет. Твои ковры, брильянты и все, что угодно… Шучу, разумеется. И пойми. В той жизни, что мне пришлось испытать, человека делают и грубым, и властным, и даже жестоким. Но клянусь, к тебе это не будет иметь отношения — никогда! Ну, мой друг, моя жена?!

Т а н я. Нет!!!

В дом влетел А л е к с е й.

А л е к с е й (с порога). Танюша! Я приехал живой и счастливый!

Е р м а к о в. Татьяна, ну?!

Т а н я. Оставьте меня! А л е ш а!!!

Алексей — за ширму.

Е р м а к о в (отпустил Танину руку и учтиво поклонился Алексею. Выходя). Торжественно и при всех уведомляю: отныне я к Тане Халатовой — ни на шаг! Она меня отвергла! Она другому отдана!.. О горе мне! О горе! (И мгновенно — очень спешит — вылетел из дома.)

Задохнулась собака от злого лая. Пауза. Тишина. Алексей смотрит на Таню.

А л е к с е й. Что это было?!

Т а н я (заговорила сбивчиво, торопясь). Алеша! Я не хотела! Ты только поверь, ты только выслушай все от самого начала до конца! Я тебе.

Он прикрыл кончиками пальцев нежно ей рот, и она затихла.

А л е к с е й. Ничего не говори! И никогда! Я все знаю и знать не хочу! Я же знаю тебя так, как никто на свете тебя не знает!

Т а н я. Правда? (Обняла его.) Боже мой, какой же ты! И неужели я заслужила такое? Неужели все это со мной?

Он выводит ее в столовую.

Н и н а С е р г е е в н а спустилась в столовую с самоваром в руках.

А л е к с е й. Мама! Мы с Таней!.. Нет, не сейчас! Потом! Позже, когда вернется отец. (Тане.) Мы дождемся его?

Она кивнула головой.

Д л и н н ы й. А может быть, выпьем?.. (Увидел Машеньку.) Чайку?

Входят К о л о с к о в а и К о н о в а л о в.

Пауза.

К о н о в а л о в (Длинному). А Петров, как всегда, возле… самовара.

Д л и н н ы й. А Коновалов возле… феи!

К о л о с к о в а. Что? Не принимаете меня в этом доме?

А л е к с е й. Садитесь, Олимпиада Александровна. То, что вы не комсорг, все знают, вы рассказали все честно, и давайте об этом забудем. Прошу всех к столу!

Все усаживаются за стол. Свет совсем погас. Зажгли две керосиновых лампы.

Сегодня шестую опору надо льдом вывели, ребята!

Д л и н н ы й. А у нас отличились мостовики. Опоры еще не готовы, а они два пролета смонтировали. Вот молодцы! А этот их мастер, Сидорин! Каков?

З о я. Да, Сидорин стал сегодня отцом Советского Союза!

М а ш е н ь к а. Молодец его Анюта! Родила здесь, в медчасти! Отказалась лететь в Звездный!

Д л и н н ы й. Побоялась, что ее муженька умыкнут наши студентки!

Смех.

К о н о в а л о в. Но что творится с электричеством — безобразие!

К о л о с к о в а. Алеша… батькович! С тебя причитается! Тебя утвердили комсоргом участка. А участок такой, что тут можно назвать «комсорг ЦК комсомола»! Только не липовый, вроде меня, а настоящий!

Н и н а С е р г е е в н а. Вы всё с комсомолом да с комсомолом… А сколько вам лет, Олимпиада Александровна?

К о н о в а л о в. Такие вопросы?! Девушке? Незамужней и…

Д л и н н ы й (тихо). …непорочной…

К о н о в а л о в (вскочил). Кто это сказал?! Нет, я требую! Кто это?!

Д л и н н ы й (наигранно испугался). А разве я ошибся?!

Первой рассмеялась Колоскова. Весело, без обиды. И сняла напряжение. Ярко вспыхнул свет.

В с е. Урааа!!!

Входят Н а д я и Л и д а.

Н а д я. ЗеяГЭС дала первый ток БАМу! То есть нам!

В с е. Урааа! Сдержали слово! Урааа!

Л и д а (тихо). Там тетя Оля спрашивает: «Здесь товарищ Колоскова?»

К о л о с к о в а (смеется). А зачем так официально?

Л и д а. Да с ней эта женщина… Москвина с ребенком.

Колоскова встала.

К о н о в а л о в (возмущенно). Ответственному работнику и здесь покоя нет!

К о л о с к о в а. Митя! «Ответственный» — Лида, я здесь не хозяйка.

Н и н а С е р г е е в н а. Скажи — здесь!

Лида вышла.

Садитесь, Липочка, садитесь.

Входят Б и к е т о в а и М о с к в и н а с д е в о ч к о й лет шести.

К о н о в а л о в. Вы бледны, Липочка. Сядьте. Вам нехорошо?

Д л и н н ы й (тихо). Феям плохо не бывает…

М о с к в и н а (тихо). Что ж ты натворила, Колоскова! У меня их двое на руках осталось! Развратница ты и…

Сначала возникла тишина, а потом все разом закричали.

Г о л о с а. Кто позволил так оскорблять?! Она пьяна! Надо в милицию позвонить! В дружину ее, в дружину!

Коновалов, гневный, встал.

К о н о в а л о в. Убирайтесь отсюда вон! Или я…

Б и к е т о в а. Спокойно, Коновалов.

А л е к с е й. Садитесь, Олимпиада.

Б и к е т о в а (Москвиной). Рассказывай, Кланя.

М о с к в и н а. При Нине Сергеевне? Да и дочке к чему такое?

А л е к с е й. Мамочка! Пожалуйста! Уйдите с девочкой наверх.

Нина Сергеевна с девочкой уходят наверх. Москвину усадили.

К о н о в а л о в. Я не понимаю, что здесь происходит?

Д л и н н ы й. Вот тебя и просвещают, чтоб ты знал.

К о н о в а л о в. Дурак!

Д л и н н ы й. Ты для солидности «в нос» или гланды? Давай удалю! Опыт есть!

К о н о в а л о в. Паяц… несчастный!

Д л и н н ы й. Он действительно был несчастен… тот паяц!

А л е к с е й. Хватит!

К о л о с к о в а. Говори, Москвина, раз уж пришла позориться!

Б и к е т о в а. Липа, погоди. (Москвиной.) Говори!

М о с к в и н а. Я всего на три дня к маме уехала. Девчонок на свово Митьку оставила. Вернулась вдруг, ночью. Ключ при мне. Вхожу, а там!.. Господний! Куды я попала?! Притон! Сидят почти голые мужики и бабы! Пьют водку и целуются! Не переставая! А эта… Митька ее по коленке гладит, гад ползучий! Вся нараспашку! Комбинация видна! А комбинация… такая у ей — в цветочках да с кружавчиками! Я это им ласково так: «Вы что ж, шалавы, у меня такое сотворили!» Они все врассыпную! Но я их всех упомнила! На всех уже в партком бумаги снесла! А эта маво Митьку за руку хвать! И не то она, не то еще какая как с неба свалилась и говорит: «Это что за кикимора, Митяй?!» Это маво-то Митеньку? Да его никто иначе как Дмитрий Степаныч не величает! А мой-то, дубина стоеросовая: познакомьтесь, Олимпиада Александровна, это моя законная супруга! Ей бы уняться тут, а она на меня с кулаками! «Все равно, грит, он будет мой!» Ну я тут же детей забрала! Взяла девчонок — и к соседям. А опомнилась — назад. Все смылись! Только мой Дмитрий Степаныч как встал передо мной на коленки — так уж я его приучила, чтоб сразу каился! — все так и стоит и молит: «Меня не позорь! Сам кругом виноватый я!» И бух на пол и рыдать! Разрушила! Разорила ты семью нашу честную. Трудовую. Советскую! Все, товарищи!

К о л о с к о в а (Коновалову). Вот с какой развратницей ты связался, Митя!

К о н о в а л о в. Боже мой! Какой же я дубина!

Д л и н н ы й. Во фея дает! А я ведь чуял, Коновалов!

К о н о в а л о в. Врешь! Ничего ты не чуял! Ты просто издевался над моим возвышенным чувством любви!

З о я. Да погодите вы!

К о л о с к о в а. Зоя! Молчи! Я прошу тебя! (Коновалову.) Не вздумай повеситься, Митя! Идем лучше со мной! Я предложу тебе горячее сердце и верную руку! Что, боишься! Боишься испачкаться! Вот ты какой на поверку оказался! Ну и мотай отсюда!

Коновалов убегает. Пауза.

Ну, что будете со мной делать, товарищи?! Ведь за такое, что она тут рассказала, выгонять надо? Вот и решай. Буданков! А я пойду! Устала я! Очень! (Москвиной.) Тебе бы в цирке выступать! Или рвануть в приключенческую литературу! Фантазия развита лихо! (Уходит.)

З о я. А ведь за такое действительно судить надо! (Москвиной.) Вы просто домохозяйка, да? Ну и лгунья! Ведь я же была там! Была! И все тут же рассказала тете Оле! Я не пойму, то ли вы сумасшедшая, то ли лгунья, зачем вам такое?! И мужа ни за что В грязь втоптали, и большое дело, что мы только начали, все испакостили!

М о с к в и н а. А что я?! Или, может, думаешь, испугала ты меня?! Я вас всех…

Б и к е т о в а. Хватит, Клавдия! Хватит! И не грозись! И возьми себя в руки! Но имей в виду, дальше мы тебя такой здесь, на БАМе, терпеть не будем! Идем! Я тебя наверх сведу. Поздно. Переночуешь здесь, а завтра с тобой разберемся.

М о с к в и н а. Ты погоди, Оля! Может, я чего и приврала… Но если острастки не будет… Ведь сама знаешь, что мало здесь женщин-то… Мужики к бабам липнут.

Б и к е т о в а. Да где здесь мужики и бабы?! Где? С чего ты взяла, полоумная! Идем! (Уводит ее наверх.)

Пауза. Б и к е т о в а возвращается вместе с Н и н о й С е р г е е в н о й.

Н и н а С е р г е е в н а (на ходу). Но зачем ей это надо? Цель-то какая?

Б и к е т о в а. От безделья! Понимаете?! От БЕЗДЕЛЬЯ! А натура-то деятельная! Что смотришь, Танечка!

Т а н я. Я потрясена! Как же так! Не люблю я Колоскову! Но это мое личное! Но мне бы в голову не пришло подозревать ее в таком. Да ведь и Зоечка там была! Какая наглость! И я вот сейчас подумала… А ведь так же нагло, по-своему нагло, поступал Ермаков. Я не хотела говорить тогда. Я была очень испугана. Я была так испугана!.. Ведь Ермаков звал меня с собой! Я очень испугалась! Мне кажется… он сбежал…

Б и к е т о в а (встала). Надя! Кто на ферме?

Н а д я. Вера Пшеничникова, Люда Реброва и Димка Метла. А что?

Т а н я. Ермаков сказал, что Дима улетает с ним.

Д л и н н ы й. Так они ж полетели встречать директора!

Б и к е т о в а. Надя, Лида! На ферму! Срочно! Я сейчас приду тоже.

Надя и Лида убегают.

Д л и н н ы й. Да куда он убежит? Это догадки! Это твой страх, Таня.

Т а н я. А насчет Колосковой… Мне ее очень жаль… И Коновалов ее предал. Но почему она рекомендовала Ермакова? Тоже обманул?

Б и к е т о в а. За это влететь должно в первую очередь мне. Как завфермой. Почему допустила Ермакова?

З о я. А приказ о его зачислении?

А л е к с е й. Подписанный директором, коммунистом Буданковым?! Мы с тетей Олей предупреждали! Он не послушал. Вот что! Надо немедленно позвонить в управление милиции. Предупредить! (Убегает.)

Пауза. Возвращается Н а д я.

Б и к е т о в а. Ну что там?

Н а д я. Да все в порядке. Охрана, как всегда, проверила все пломбы, все пересчитали и, погрузив, улетели. Трое вохровцев. Вот у нас на Алтае…

Входит Л и д а.

Ну что?

Л и д а. Я проверила копии накладных. Все правильно.

Входит А л е к с е й.

А л е к с е й. Позвонил. Сказали, примут на всякий случай меры.

Н а д я. А Димку надо гнать в шею! Почему без спроса улетел? Пусть его Алеша возьмет на стройку. Может, там, на морозе, ему мозги малость проветрит.

М а ш е н ь к а. Вот, вот! Мы превратимся скоро в исправительную колонию!

Входят нагруженные вещами Б у д а н к о в и Ф о м и ч. Нина Сергеевна спустилась вниз. Бросается к мужу.

Б у д а н к о в. Вот какой иллюминацией нас с тобой встречают, Фомич!

Б и к е т о в а. ЗеяГЭС дала нам первый ток. А где Ермаков?

Б у д а н к о в. Это ты у меня спрашиваешь? Не знаю.

Б и к е т о в а. А разве вы не на вертолете?

Б у д а н к о в. На аэросанях, по зимнику. Продрогли! Здорово, молодцы! Здравствуй, мамочка! Тише, тише, я с мороза. Дай оттаю!

Б и к е т о в а. Ермаков вылетел вас встречать на вертолете.

Б у д а н к о в. Разминулись, значит. Ничего, утром почту привезет.

Б и к е т о в а. Но он повез и товар.

Б у д а н к о в. Один, без охраны?

Б и к е т о в а. Нет, как всегда, три вохровца.

Б у д а н к о в. Ну и чего ты тогда волнуешься? Прилетят!

Молодежь двинулась к двери.

Э, нет! Сегодня никого без угощения не отпущу! Надо отметить нашу большую победу? Не поняли! Я же телефонограмму твою, Олечка, получил. Рад, что перевыполнили план! Фомич! Тряхни-ка там сумой! (Алексею.) Здорово, сынок! Вот моя гордость! Вот мое будущее! (Зое.) Ну, нет слов, как я рад снова обнять тебя в нашем старом доме. Вернулась?! Умница! Дай я тебя поцелую!

З о я. Вы, папа, как устанете, — ангел! А выспитесь — жуть берет!

Б у д а н к о в. Мерзкий характер стал! Это старость идет ко мне.

Ф о м и ч. А все моя заслуга! Я ж ему спать почти двое суток не давал. Дай, думаю, я его хоть усталого, да с приветом в дом родной привезу. А завтра уж, пускай его, сызнова начнет цепного кобеля подменять!

Б у д а н к о в (беззлобно). Выгнать бы тебя давно, вредного знахаря и ворожея. Да только я без этого злющего старика… и директорствовать не смогу! (Лиде, Наде и Зое.) Ну, собирайтесь, девчатки, по весне на ВДНХ золотые медали за свой геройский труд получать! Или решили уходить на стройку? Ну, молодцы! (Длинному и Машеньке.) Алешины товарищи? Очень рад. Николай Буданков.

Д л и н н ы й. Евгений Петров. Медик. Сейчас отсыпщик опор на БАМе.

М а ш е н ь к а. Мария. Учусь на педагога. Что выйдет — никто не знает. А пока прилично выходит на предмостной насыпи.

Б у д а н к о в. Читал о вас в «Правде». Молодцы! (Тане.) А к вам особо! При всех хочу попросить у вас прощения за свое необдуманное, хамское поведение на ферме. Сбили меня с толку! Простить сможете?

Т а н я. Конечно, Николай Николаевич…

Б у д а н к о в. Ну вот и спасибо, девочка! Чего, мама, задумалась? Ставь на стол эту водку! Фомич съел меня за нее, треклятую!

Ф о м и ч. А как бы сам поступил?! Это ж надо додуматься! Родную русскую водку в самом дорогом магазине Нью-Йорка покупать! На валюту!

Б у д а н к о в. А Фомич-то у нас на фронте разведчиком был. Ему всю дорогу приказано было молчать. А теперь, как запрет сняли, он в трепача превращаться начал. На глазах тает, бедняжка, от собственной болтливости! Наливай уж! Ну… За встречу, за трудную победу! Закусывайте, не стесняйтесь! Телефон молчит?

Н и н а С е р г е е в н а. Молчит как рыба, Коленька.

Б у д а н к о в. Смехота. Полгода молчит, как раньше Фомич молчал!

Ф о м и ч. А к слову! Когда я молчал — телефоны работали лучше!

Б у д а н к о в. Не ври! Ты к нему тогда и не подходил, к телефону-то! А что слушок по Москве ходит, что некто Волошин к нашей Олечке…

Ф о м и ч. …клинья подбивает.

Б и к е т о в а. Нина Сергеевна!

Н и н а С е р г е е в н а. Сама не терплю болтунов! Коля! Чья информация?

Б у д а н к о в. Нет, может, сплетня? Тогда извини, Олечка!

Б и к е т о в а. А что, в меня и влюбиться нельзя?

Б у д а н к о в. Можно, Олечка! Даже необходимо! Вот за океаном купцы…

Ф о м и ч. Да что ты все про базар! Время выпить за молодых!

Б у д а н к о в (помрачнел). Ты что, Иван, все в коренники лезешь?

Ф о м и ч. Всяка пристяжная так норовит… да постромки мешают.

Б у д а н к о в. А может, мы без тебя наши семейные дела решим?! Может, выйдет от тебя нам такая высокая царская милость?!

Многие встали.

Н а д я. Пойдем, Лидуха! Тут семейные дела пошли! А мы с тобой чужие!

Б у д а н к о в. Ну, зачем ты так, Надюша! Куда вы, товарищи?

Д л и н н ы й. Да завтра рано на смену. Мань, остаешься?

З о я. Я ее к себе в общежитие заберу. (Буданкову.) А наверху у вас Кланька Москвина… фантазерка, спит!

Надя, Лида, Длинный и Маша уходят.

Б у д а н к о в. Ну ты-то что, Зоенька? Уж я ль к тебе не с добром?!.. А ты?

З о я. А я?!! Вы мужа моего похоронили, так только на себя в зеркальце поглядывали: «Ах, как мне, отцу, тяжело!» У вас жена и сын остались! А я одна! Кругом! И я в ту-то пору, когда мне могила единственным утешением казалась, вы своей необузданной, больной фантазией меня в Алешины любовницы произвели!

Б у д а н к о в. Разве так это было? Ну, чего молчишь, Нина?!

Н и н а С е р г е е в н а. Так, Буданков! Так.

Он бухнул кулаком по столу.

Б у д а н к о в. Да как ты смеешь лгать?!

Алексей опустил его руку вниз.

А л е к с е й. Не смей кричать на маму! Мама никогда не лжет!

Б у д а н к о в. Ах, вот даже как?! Так, может, она и сейчас скажет правду, отчего в моем доме, здесь, так много кроватей появилось?!

А л е к с е й. Ты скажи ему, мама. Все скажи. Отдай то, что я тебе вчера дал для него! (Буданкову.) А меня не ищи! Пойдемте, Таня, Зоя!

Уходят.

Б у д а н к о в. Ты-то хоть погоди, Оля. Ты послушай!

Б и к е т о в а. Наслушалась! (Мягко.) Устал ты, Николаич! И самому тебе, милый, трудно, и с тобой — невмоготу! Завтра поговорим и решим. А решать надо! Спокойной ночи! (Уходит.)

Ф о м и ч (негромко). Меняются отношения между близкими людьми не потому, что люди становятся хуже или лучше. Нет! Свыкнувшись с мыслью, что близкий всегда будет рядом, как пристяжной, люди дают эгоисту, сидящему в каждом из нас, намного больше положенной ему воли! Ведь близкий хоть и обидится, а стерпит. Об осадке, который коростой приклеится к памяти близкого, мы, обижая, не думаем. К сожалению, ты, Николай, в этом не одинок! Там что у тебя, Нина Сергеевна, Кланька Москвина, кикимора, спит? Ну я на Мишиной кроватке пристроюсь. Чую, надо быть под рукой — сердце у Кольки слабнуть стало! (Медленно уходит наверх.)

Нина Сергеевна положила на стол перед Буданковым какой-то листок. Он пытается прочесть.

Б у д а н к о в. Без очков не вижу.

Нина Сергеевна подала ему очки.

Н и н а С е р г е е в н а. Это письмо Алеши к Тане.

Б у д а н к о в (читает). «Как мой добрый отец любит мою честнейшую из мам, как дети любят солнце, так я люблю тебя, Таня! Но это мое письмо передаст тебе мама в день приезда отца. Он прекрасный человек! Он все поймет! Я верю! И он нас благословит! А пока все это — в моем сердце. Алексей». Что это, Нинуля?

Н и н а С е р г е е в н а. Я не легче тебя, Коля, перенесла… гибель Миши. Я не меньше тебя беспокоюсь об Алеше… Но забота ничего общего не имеет с опекой, грубым насилием и оскорбительным унижением человеческого достоинства. Он молод! Но у него своя гордость! А ты снова унизил его! Прости. (Медленно уходит.)

Б у д а н к о в (перечитывает). «…прекрасный… Он все поймет… Я верю! И он нас благословит!..»

Телефонный звонок. Н и н а С е р г е е в н а вошла.

(Взял трубку.) Что?! Да, я, Буданков! Что? Не слышу! Громче! Я ничего не слышу! Громче!!!

Голос по телефону: «Ваш сотрудник, отбывший наказание в колонии усиленного режима, Владимир Сергеевич Ермаков, он же Хромов, он же Заволжский, он же Цаплин, вместе с гражданином Закшеверовым, с которым познакомился в месте отбытия наказания, похитив партию валютной пушнины, адресованной в «Совэкспорт», скрылся в неизвестном направлении. Обнаружить преступников пока не удалось. Примите предупредительные меры. Начальник областного УВД Долотов». Как поняли?»

Буданков медленно падает. А голос из трубки продолжает: «Почему молчите? Отвечайте! Как поняли?» Нина Сергеевна бросается к мужу.

Н и н а С е р г е е в н а. Коля! Коля! (Наверх.) Иван Фомич! Скорее! Коленька! Николай!!!

Спешит к ним Ф о м и ч.

З а н а в е с.

На льду реки. Ночь, перед рассветом. Площадка, освещенная со всех сторон множеством прожекторов. На площадке возводится опора под будущий мост. На первом плане на «мехбабе» работает С и д о р и н. Мимо К о л о с к о в о й, разговаривающей с Д л и н н ы м, бежит А л е к с е й.

А л е к с е й. Липа! Колоскова! Передай с кем-нибудь срочно бригадиру Косолапову, что цемент здесь плохо схватил. Подмывает опору. Ладно?

К о л о с к о в а. Ладно, Алеша, передам. (Длинному.) Женя! Где санпост в столовой мостовиков? Ты видел, какая грязь в кухне! Навести порядок!

Д л и н н ы й. Наведем.

Длинный уходит в одну сторону, Колоскова — в другую. Пауза. Шум подъехавшей машины. Входят В о л о ш и н, Б и к е т о в а, Б у д а н к о в и Ф о м и ч.

В о л о ш и н. Не переживайте так, Николай Николаевич! Поймают!

Б у д а н к о в. Только не жалейте меня! Сам виноват!

Б и к е т о в а (восторженно, озираясь). Столько техники по дороге к реке! Никогда в жизни не видела такого скопления машин!

Ф о м и ч. Как на фронте, перед штурмом. Помнишь, Николай?

Б у д а н к о в. Помню.

В о л о ш и н. Когда под Сургутом мост через Обь строили — подобная впечатляющая картина была. Едешь, бывало, меж этих балков, бочек, штабелей леса, шпал, труб, проволоки, складов. Там даже, как и здесь, складывались в этом нагромождении техники свои улицы и переулки.

К ним подходят К о л о с к о в а и М о с к в и н а.

Здравствуйте!

К о л о с к о в а. Здравствуйте, Юрий Васильевич. К нам?

В о л о ш и н. Нет, я в партком четвертого участка. Не прощаюсь. (Уходит.)

К о л о с к о в а. Здравствуй, Оля!

Ей пожали руку Буданков и Фомич, а Бикетова увлеченно смотрит на Сидорина и его работу.

Б и к е т о в а. Здравствуй! Где Алексей?

К о л о с к о в а. Во-он он! Цемент принимают. Позвать, Николай Николаевич?

Б у д а н к о в. Вы вот что, девчата… Мы сами с Фомичом управимся! (Увидел вдали Надю и Лиду. Поманил их к себе.)

Н а д я и Л и д а подошли.

Как это понимать? Просили заграничную технику — дал. Высвободилось столько рук! Дали людей на стройку! Создали филиалы совхоза. А вы все равно сбежали с фермы?

Н а д я. Да нет. Нас девчата подменили. А мы сюда на помощь. Поваров не хватает, вот мы и кашеварим тут. Завтра вернемся.

Б и к е т о в а. Это я разрешила, Николай Николаевич.

Б у д а н к о в. Ну, тогда ладно, Лида! Сложная у тебя история. Но ты всегда была девушкой волевой. Ты ждала не напрасно! Вот тебе письмо от твоей мамы. Ты искала ее, а она тебя. Она нашла первой.

Лида схватила письмо, отбежала, потом вернулась, крепко расцеловала Буданкова и, не скрывая своих слез, убежала за балок-бочку.

(Фомичу.) Ну, пошли, что ли?

Уходят.

К Колосковой и Бикетовой подходит Москвина. А возле Сидорина работают медики: С к л а й б и Т и х о н о в а. Они облепили его датчиками с массой резинок и шлангов. Он морщится.

С и д о р и н. И надолго эти резинки цепляете? Через полчаса у меня смена. Не снимете — сам сорву!

Т и х о н о в а. Ни в коем случае, товарищ Сидорин!

С к л а й б. Вы сорвете невиданный, уникальный опыт! Этот опыт поможет спасти сотни жизней как в России, так и в Америке!

Т и х о н о в а. Потерпите, дорогой, для международной науки!

С к л а й б. Совсем немножечко! О! Наш опыт на мистере Привалове! Время, коллега! Время снимать датчики!

Они поспешно уходят.

М о с к в и н а. Здравствуй, Оля!

Б и к е т о в а. А, Клава! Ну как ты здесь? Тяжело?

М о с к в и н а. Свыкаюсь. Как мои-то?

Б и к е т о в а. Девочки здоровы. Все к отцу жмутся. А он готов для них на все. А сам тоскует без тебя.

М о с к в и н а. Да, наворочала я дров сгоряча. Он же вроде бы этой, ну как ты давеча говорила? О! Вроде жертвы…

К о л о с к о в а. Твоя он жертва, кикиморка ты моя! Ты глянь на себя!

М о с к в и н а. А что?

К о л о с к о в а. А то! Небось невестилась, так каждый день на танцы, да в новом во всем, да с причесочкой! А вышла — одна забота: тряпки! Перед Митяем своим дома в грязном халате, нечесаная-немытая, да с подоткнутой юбкой. Он пригляделся — попривык! А получил на сутки волю, пригласил гостей, увидел аккуратно одетых женщин, почуял красоту жизни и… дальше этого терпеть в тебе не станет! Ты вот скажи честно, для чего у тебя в доме столько хрусталя? Хоть раз в жизни ты подавала его к столу?

М о с к в и н а. Да ты в своем уме?! Ведь разобьют!

К о л о с к о в а. Вот! Дремучая ты, Кланя!.. Подруга моя… родная! Бросит тебя твой Митяй! Не пожелает он дальше такой непроходимой темноты! Ей-ей, не пожелает! И скандалов твоих не пожелает!

М о с к в и н а. А что ж делать-то? Как? Оль, хоть ты вступись! Скажи!

К о л о с к о в а. Да что ты все от других команды ждешь? Сама-то что?! Ты ведь «в люди» только ходишь прилично одетая. А дома, в полированных шкафах, которые заменили бабкины сундуки, тлеют твои тряпки-обновки, что ты «по блату справила»! А любовь не терпит однообразия и покоя! Смотри вон, как Оля в последнее время изменилась да замолодилась? И губки подкрашены, и глазки у нее блестят! И все в чем-то оригинальном, привлекательном. Отчего это, Кланя?

М о с к в и н а. Ей нельзя! Она на виду.

К о л о с к о в а. Ой, непробивная! Да влюблена она!

Б и к е т о в а (гневно). Олимпиада!

К о л о с к о в а. О! Страсть кипит! За свою любовь убить может! А знаешь, в кого она влюблена?

Б и к е т о в а. Ну, хватит, Колоскова!

К о л о с к о в а. Вот женщина! А женщина должна быть прежде всего женщиной. Хоть министр она, хоть домохозяйка! Ты не бойся, Оля, я не дура — не сболтну! Но Кланьку мне трудно будет перевоспитывать! Но переделаю. Будет она хоть немного умнее или казаться такой! Научу! Мне, Клавдия, твой Степаныч ни к чему! Другой Митя есть! И хоть метнулся он от меня, поверив первой сплетне, все равно приворожу! О! (Громко.) Коновалов!

К о н о в а л о в подбежал и вытянулся.

Чем занят, Митенька?

К о н о в а л о в. Мы там цемент разгружаем…

К о л о с к о в а. Без тебя управятся. Лучше за Сидориным пригляди. Ты же медик! А на меня так не смотри! Насмотрелся в свое время! Вижу, что разлюбил.

К о н о в а л о в. Да я, Олимпиада Александровна! Я для вас…

К о л о с к о в а. Не верю я тебе! Не стойкий! Иди занимайся делом! Ступай, Митенька!

Тот отходит к Сидорину.

Ну что, Оленька, ничего во мне порядочного и возвышенного нет?! Только одни забавы да потехи любовные в голове?

Б и к е т о в а. Нет, не так! Невезучая на свое, личное!

К о л о с к о в а. Ну, это ты брось! Просто не занималась этим всерьез! А так вот возьмусь, как в большое дело запрягаются!..

Б и к е т о в а. Тебе воз надо потяжелее припрягать! И ведь потянешь?

К о л о с к о в а. Потяну! Пошли. Кланя, для начала сортировать сварщикам арматуру! Да ты губу-то подбери! Вот так! Шапчонку набочок сбей! Вот! И улыбка! Ведь с молодежью работаем! Тянись, подруга!

Уходят.

Б и к е т о в а (смотрит им вслед). Ох, Липочка! Боятся тебя мужчины! А ты же не женщина, а клад. (Подходит к Коновалову.) Чего это оклеили коммуниста Сидорина?

К о н о в а л о в. В данном случае товарищ Сидорин выступает как участник научного эксперимента! Устанавливаются вот эти датчики…

Б и к е т о в а. Ну, а что они показать должны, эти датчики?

К о н о в а л о в. Проблема адаптации, принятия человеком тех суровых климатических условий, в которых мы работаем, приспособляемость организма, предел человеческих физических возможностей — все это в условиях севера нашей страны и Америки приобрело первостепенное значение. И мы, медики всего мира, поможем человеку познать самого себя! Вот еще часок, товарищ Сидорин…

С и д о р и н. Уууу! Нет! То полчаса, а тут еще часок! У меня «баба» ждать не может! Ее нельзя останавливать! Смазка стынет, замерзает!

К о н о в а л о в. Товарищ Сидорин!!!

С и д о р и н. Молчу!

Собралась вокруг группа молодежи.

Г о л о с а. Подопытный был прекрасен!

— Тебя бы на его место! Тогда бы и пел, кукушка!

— Сидорин! Поцелуй меня! Ах, шланги мешают! А я ждать не могу!

— А какой благородный гнев в его синих глазах!

С и д о р и н. К черту! Все посрываю сейчас!

К о н о в а л о в. Уйдите все! Оставьте его! Человек на пределе! А вы что делаете? Марш отсюда, ротозеи! Я приказываю!

Д л и н н ы й. Дикарь! Из одной крайности в другую! То его на что-то сказочно-божественное тянуло, то на людей кидаться стал! Пошли, что ли! А то еще укусит, псих!

Молодежь отходит к костру у балка. Негромко переговариваются.

Голоса. Смена кончается, а автобусов не видать.

— Может, затор на дороге?

— Ребят, у кого болгарские сигареты есть?

Говор. Зоя видит, как к площадке, еле передвигая ногами, движется Д и м к а. Его трудно узнать. Зоя кинулась к нему.

З о я. Димка? Метла? Ты? Ребята, сюда! Помогите! Димка!

Димку несут к костру. Колдуют над ним. Кто-то дал глоток спирта, кто-то растирает ноги и руки. Кто-то снегом трет ему лицо.

Где пропадал?

Д и м к а. Мне бы поспать, а уж потом… что угодно…

Н а д я. Где Ермаков? Вы же вместе вылетели. А потом что?

Д и м к а. Не помню! Не знаю! Ребята, я сволочь! А его надо поймать! Обязательно! Они же профессиональные бандиты! Я испугался! Двое суток прятался в пустом разбитом балке… Так замерз… И пошел из поселка сюда… к людям… пешком…

Н а д я. А экспортные шкурки? Это ты ему их вынес?

Д и м к а. Не! Он отнял у меня ключи и передал Закшеверову!

Н а д я. Зачем ты отдал ключи?!

Д и м к а. А ты попробуй не отдай! Он тут же бы меня…

З о я. Трус ты несчастный! (Ребятам.) Его надо судить! Его надо в балок… Лид! Подкинь! (Взвалила на плечо Димку и унесла в балок.)

Молодежь потянулась туда. На первом плане идут В о л о ш и н и Б и к е т о в а. Негромко переговариваются.

В о л о ш и н. Сейчас сидел на заседании парткома и никак не мог себе уяснить: отчего это все? Даются предельно сжатые сроки! Учитываются все «за» и «против», и видим, что выполнить очередное задание невероятно трудно. А в результате — все время идем впереди графика! Все время перевыполнение! И при отличном качестве! И еще одно мне не дает покоя! Может быть, покажется смешным… Не знаю!

Б и к е т о в а. А что такое, Юрий Васильевич?

В о л о ш и н. Сумасшедшая мысль! Что, если наших детей собрать… в одну семью? А? Вы только не спешите с ответом.

Б и к е т о в а. Это что, предложение? Нет, вы серьезно? Не шутите?

В о л о ш и н. Да помилуйте! Но вы не спешите! Подумайте.

Б и к е т о в а. Хорошо. Подумаю. А пока давайте порадуем ребят результатами соревнования за квартал.

Идут к балку. Через короткую паузу появляются К о л о с к о в а и М о с к в и н а.

М о с к в и н а (тихо). И ведь все правда, Липочка! Ну как есть! Я ведь приехала сюда, чтоб личную жизнь устроить. Многие так из неудачниц поступают — мужеского пола-то больше! Нашла Митю. И не любила. Просто привыкла к нему. И он свыкся! А теперь он увидел настоящую красоту, и я теперь ему вроде бы ни к чему! Упустила сама!

К о л о с к о в а. «Упустила»! Чего распустила июни! За любовь надо бороться! Только не через партком! Постой! (Громко.) Ребята! Смотрите!

Далеко по всему горизонту, в первых просветах дня, идет контражуром много машин: это видно по тысячам горящих фар.

Г о л о с а. Как много машин! Это комсомол Украины прислал новеньких!

— Из Средней Азии, из Закавказья едут тоже комсомольцы!

— А они-то как? Ведь здесь морозы!

— Выдержат! Здесь все выдерживают! Даже студенты-иностранцы!

К ним подходят Б у д а н к о в и Ф о м и ч.

Б у д а н к о в. Здравствуйте. (Виновато.) Нигде сына найти не могу.

З о я. Может быть, здесь, у Тани?

Буданков уходит в балок.

В о л о ш и н. Отличный подарок вы приготовили Родине, товарищи!

Из балка выходят Т а н я и Б у д а н к о в. Таня очень расстроена.

Т а н я. Я ничего не знаю, ничего! Отпустите меня, ребята! Я домой хочу! Называйте меня маменькиной дочкой, но я больше не могу!

Б и к е т о в а. Только не реветь, Танюша! Что случилось?

Т а н я. Я трус! Я дезертир! Исключите меня! Но я больше не могу!

В о л о ш и н. А в чем дело?

З о я. Ермаков перед побегом написал письмо ее матери. Так нас разукрасил… Просто отомстил ей за то, что она его отвергла. А мама поверила, что здесь и голод, и одни дикари в шкурах ходят. И Танюшке телеграмму: «Брось все. Отец при смерти! Спасайся!» Вот и все. Она и поплыла с вечера.

Н а д я. Вот у нас на Алтае тайфун все сносит. Все! А люди стоят!

Т а н я. А я не такая! Я не могу! Устала!

К о л о с к о в а. Прекратить нытье! Комсомолка! А расклеилась!

Т а н я. Да, не могу! Отпустите, хоть с позором!

К о л о с к о в а. Да никто тебя и не держит! Ты предала своих товарищей!

Б и к е т о в а. Погоди, Липа! Таня! Идем, девочка, со мной. Идем.

Т а н я. Никуда я не пойду! Отпустите меня!

Б и к е т о в а. Хорошо! Сейчас же поедешь домой! (Тихо.) А как же Алеша?

И Таня словно споткнулась обо что-то невидимое. Уходит в балок.

(Громко, Длинному.) Женя! Петров!

Д л и н н ы й (словно очнулся). Да! Я!

Б и к е т о в а (тихо). Ей надо сделать укол. Целые сутки в слезах. Она должна заснуть.

Д л и н н ы й. Понял. Сейчас. (Убегает.)

Бикетова ушла к Тане в балок.

К о л о с к о в а. Дожили! Комсомольцев БАМа успокаиваем уколами!

Г о л о с а. Ты не имеешь права так говорить обо всех!

— Да и о ней тоже!

— У каждого человека есть свой нервный предел!

— Тем более она столько пережила в последние дни!

Д л и н н ы й с чемоданчиком пробегает в балок.

К о л о с к о в а. Люди идут на работу как на штурм, а тут!..

Г о л о с а. Да брось ты свои громкие слова! Здесь обычные, нормальные люди!

— И у каждого может случиться беда!

Б у д а н к о в. У! Мы породили хилое поколение. Пережив много сами, слишком берегли своих детей от трудностей жизни. Вот они и не приспособлены к испытаниям!

В о л о ш и н. Иван Фомич! Вы тоже фронтовик. Вы тоже придерживаетесь позиции товарища Буданкова?

Ф о м и ч. А что вы меня-то спрашиваете? Что я, свят дух?

В о л о ш и н. Нет, вы иногда очень похожи на Луку из пьесы Горького. Шучу, конечно. Но в вас житейская мудрость. Скажите свое слово.

Ф о м и ч. Ну что ж, скажу… Никакой я не Лука и с ним незнаком. Я только замечаю, что у нас есть товарищи, которые очень любят крайности! Либо белое, либо черное!

Неожиданно подъехала милицейская машина. Д в а м и л и ц и о н е р а проходят в балок.

Б у д а н к о в. Это еще что за явление?

Н а д я. Это я вызвала. За Димкой! А ему место не здесь, а там, где ищут бандитов. Я!

Выводят Д и м к у, и машина уезжает.

Ф о м и ч. Вот вам и подтверждение моих слов. Не было бы Димки и прочих — милиция бы и не нужна была. Вот я летал в Беркакит, в поселок охотников…

Б у д а н к о в. Кхм!

Ф о м и ч. Мда! И в Красноярск тоже, но, однако ж… все это разговоры!

В о л о ш и н. А к слову, Николай Николаевич. Что дала поездка Ивана Фомича… в Красноярск?!

Б у д а н к о в. Ох, Фомич, Фомич! Философ-трепач!

В о л о ш и н. А я ведь сам узнал, без его помощи. Так получается что?

Б у д а н к о в. Большое дело выгорает, Юрий Васильевич! У меня как будто шоры с глаз свалились! Простор! Размах!

В о л о ш и н. А тут была еще одна идейка! (Отводит Буданкова и Фомича в сторону.)

К о л о с к о в а. Однако разговоры у костра-то хорошо, а работа…

В с е. …лучше!

Многие уходят. Медики снимают с Сидорина присоски.

С к л а й б. Сэнкью, мистер Сидорин! Вы и сами не знаете, какую великую услугу вы оказали мировой науке! (Заглянул в самописцы у Тихоновой в руках.) Ну, что там? Позвольте, позвольте! (Схватив аппаратуру, поспешно удаляется.)

Т и х о н о в а. Ну, как себя чувствуете, товарищ Сидорин?

С и д о р и н. Малость устал, но норма за ночь — сто двенадцать!

Т и х о н о в а. Поздравляю. Еще раз благодарю! (Уходит.)

К Сидорину подходит его с м е н щ и к.

С и д о р и н. Привет, смена! Я на отдых!

Р а б о ч и й. Сейчас принять душик… по-турецки… ледяной!

С и д о р и н. Не откажусь! Пропотел до шубы.

Р а б о ч и й. Потом сто пятьдесят положенных, полярно-фронтовых!

С и д о р и н. Неразведенного!

Р а б о ч и й. Точно! Горячих щец!

С и д о р и н. Котлеток… десяток!

Р а б о ч и й. Не меньше! И жинка с пацаном ждет небось?

С и д о р и н. Приласкаем! А потом уж…

Р а б о ч и й. …в вагон-клуб! Утренний сеанс для ночной смены!

С и д о р и н. Можно и в клуб.

Р а б о ч и й. То есть обязательно! Бесплатно! Шефы довоенные комедии привезли. Не пойдешь — обидишь!

С и д о р и н. Решено! Главное дело — точная программа! Ты гляди за этими тросами. Они что-то всю ночь трещали… То ли от натуги, то ли от мороза…

Р а б о ч и й. А может, им ваш медицинский наряд не по нраву пришелся?

С и д о р и н. Все может быть! Подолгу не стой! Масло мерзнет! (Уходит.)

Из балка выходит Д л и н н ы й. К нему подходит К о н о в а л о в. К рабочему подошла Т и х о н о в а и о чем-то взволнованно тихо говорит.

К о н о в а л о в. Ну что там, Женя?

Д л и н н ы й. Алексея надо. Срочно!

Б у д а н к о в тут как-тут.

Б у д а н к о в. Его чего-то нет нигде.

Д л и н н ы й (кричит). Алеша! Комсорг! (Друзьям.) Ребята, помогите.

В с е. АЛЕША!!!

Д л и н н ы й. Плохо искали, папаша! Вот он!

Вбегает А л е к с е й. Ему навстречу вышел В о л о ш и н. Буданков — в стороне.

В о л о ш и н. Здравствуй, Алексей. Твое сообщение о неравном начислении коэффициента на разных участках стройки пришло вовремя. Виновные наказаны. (Оглянулся.) Кто звал комсорга?

А л е к с е й (Длинному). Что стряслось?

Д л и н н ы й. Тебя тетя Оля срочно просит зайти к Тане.

Б у д а н к о в (подошел к сыну. Мнется). Алеша! Я искал тебя здесь… повсюду…

А л е к с е й. Некогда мне сейчас!

Б у д а н к о в. Я все понял! Я письмо твое прочел, сынок…

Волошин посмотрел на Алексея, Алексей — на Волошина.

А л е к с е й. Отец! Не позорься, не извиняйся перед мальчишкой! Я ж люблю тебя. Мы домой приедем завтра… с Таней. Помыться, белье сменить… Там и поговорим. Ладно? Ты очень плохо выглядишь, папа. Устал? Да? Не терзайся, мы его найдем. Все будет в ажуре! (Ласково погладил отца по плечу.) Договорились? А сейчас извини — некогда мне! (Убегает в балок.)

Ф о м и ч (Буданкову). Ты не ярись. Он просто молодым мужчиною стал!

Б у д а н к о в. Да ни черта ты не понял, мой старый друг! То, что он взрослым стал, я заметил раньше, а вот только что увидел, как искренне он любит меня. По-своему, немного стесняясь… любит. Понимаешь?

Ф о м и ч. Ну дурень! Они оба любят тебя. И он, и Танюшка.

Б у д а н к о в. Нет, это непостижимо! И он, и Танюшка?! Это прекрасно! Ну, чего ты стоишь?! Чего ты стоишь? Сколько можно заниматься устройством душевного покоя?! Пора за работу! (Громко.) Ольга! Ты скоро?

Б и к е т о в а. Сейчас!

Вбежал С к л а й б. Подходит к Тихоновой. Она скрывает улыбку.

Т и х о н о в а. Ну что? Как параметры адаптации?

С к л а й б. Где он? Сидорин? Увезли уже?

Т и х о н о в а. Зачем? Сам ушел в душ. Потом обед с молодой женой — и в кино.

С к л а й б. Русский загробный юмор! Это жестоко!

Т и х о н о в а. Я не шучу. Его действительно ждет молодая жена с сыном, родившимся месяц тому назад в этом передвижном стройгородке. Они вместе пообедают и пойдут развлекаться. Что ж в этом предосудительного?

С к л а й б. Да вы понимаете, что вы говорите? Вот! Смотрите! По всем нормам биолого-физических и психологических человеческих возможностей — все и з р а с х о д о в а н о! Он мертв! Такое напряжение в таких климатических условиях приводит человека к смерти!

Медленно показался край красного солнца. Из поселка, что на льду, слышна раздольная песня. Поют двое: мужчина и женщина. Из балка выходят А л е к с е й и Т а н я. Таня виновато улыбается и щурится на солнце.

Р а б о ч и й. Это ваш «покойник» со своей жинкой, на песнях в клуб рванул. Благо, что бесплатно! Вот ведь люди…

С к л а й б (не слушает его). Нет, я не дремуч! И не безнадежен! Я и до этого не верил, что русские — это что-то среднее между медведем с лапой в пасти и первобытным человеком! Это все сказки, в которые не верят даже те, кто их сочиняет. Но я медик! Я хочу, чтобы все люди на нашей планете были здоровыми и сильными. Как это сделать? Человек перенес смертельные нагрузки, выпил стопку рома, хорошо и плотно поел, поцеловал молодую жену и пошел. Как это? О! «На песняках» в кино! У меня все перевернулось с головы на ноги.

Б и к е т о в а. Наверное, наоборот!

С к л а й б. Возможно! Нет, точно, наоборот! Вы знаете, если все, что они тут, в тайге, на морозе, делают, и не ради проклятых денег, и есть красная пропаганда, так я становлюсь… красным! Я за такую прекрасную красную пропаганду! (Целует руки Тихоновой.)

Б у д а н к о в (Волошину). Дело старое, не хотел говорить, а теперь скажу. Ведь в обиде я был на вас, Юрий Васильевич!

В о л о ш и н. А за что?

Б у д а н к о в. За глупость свою. Ей-богу! А сейчас и признаться не стыдно! Чего, думаю, он таскает меня на разные совещания по БАМу? Какое я отношение к БАМу имею! А ведь все повернулось по-иному! И мне лично БАМ необходим! И совхозу разворот какой БАМ дал. У меня теперь японцы в совхозе сидят. Заговаривают о прямой торговле с ними! И насчет ошибки вашей тоже!

В о л о ш и н. Какой ошибки?

Б у д а н к о в. Ну, телеграмму дали — «едут полторы сотни», а прибыло полторы тысячи!

В о л о ш и н. Вот за это извините!

Б у д а н к о в. Это вы меня извините! А как людей по десантам разослали, прямо как в том старом анекдоте, вроде даже скучно в поселке стало! К людям тянет! На простор! На дела масштабные, всесоюзные!

В о л о ш и н. Вот тут я должен вас немного осадить! Ваше дело — валюту добывать! Если можно, побольше, за счет механизации — за это только спасибо. А БАМ мы и без вашего непосредственного участия построим. А потом! Почему это без вас? Так ведь на вашу же валюту мы технику для БАМа приобретаем. Значит, и вы его строите.

Ф о м и ч. И от меня спасибо, Юрий Васильевич! Спасибо, что вернули мне друга фронтового. Выветрился из него дух барский! И отцом ласковым снова стал, и мужем внимательным!

Б у д а н к о в. Ну, хватит трепаться-то! Работать надо! Поехали, что ли? Оля!

Б и к е т о в а. Я сейчас!

Они остались вдвоем с Волошиным.

Я подумала, товарищ Волошин. Подумала!

В о л о ш и н (безнадежно). И решили мне отказать!

Б и к е т о в а. Приезжайте завтра. Я пирогов напеку! Я жду… Юра! (Тихо.) Тебя жду! (И, убегая, на ходу.) Завтра!!! (Убежала.)

Алексей с Таней радостно машут ей руками. Волошин стоит ошарашенно-счастливый.

Песня звучит громче. Поют все. Огромное красное солнце. Живая картина.

З а н а в е с.

Москва — БАМ — Москва