Моя двойная жизнь

Глава 12

Мы с Кари посмотрели друг на друга.

— Вернулся Грант, — сказала я. — Прячься.

Она покачала головой.

— Это Майкл. Это тебе нужно спрятаться, — она повернула голову на звук. — По крайней мере, я думаю, что это Майкл.

Мы обе встали. Никто из нас ему не ответил.

Паника снова сдавила мне грудь. Что мы должны делать, если никто из нас не знал, кто в доме?

— Почему ты никогда не запираешь входную дверь? — спросила я.

— Ты последняя заходила, — сказала она. — Ты тоже её не заперла.

— Кари? — снова прозвучал голос. — Ты дома?

— Майкл, — сказали мы хором.

— Секунду! — крикнула она в ответ, чего её не стоило делать, потому что шаги направились в нашем направлении.

У меня не было времени. Я осмотрелась, пытаясь вспомнить, куда ведет какая дверь. Могла бы я дойти до раздвижной двери? Нет. Услышит ли он шаги, если я побегу по плитке? Кари прошептала:

— Прячься! Прячься! — и затрясла руками.

Я нырнула за диван, услышав, как он вошел в комнату. Со своего места на полу я увидела пару коричневых лоферов. Носков не было видно.

— Кари, — сказал он, превратив слово в счастливое восклицание. Я могла представить его, даже не смотря на то, что не могла его видеть. Я видела его мыльную оперу, он играл угрюмого плохого мальчика, чья темная челка постоянно закрывала один глаз. Таким образом, он мог откидывать волосы каждые пять минут и посылать на камеру драматические обжигающие взгляды.

Черные туфли Кари присоединились к его ботинкам на полу. Я догадывалась, что они обнимались.

— Привет, милый.

— Мне нравится то, что ты сделала с помещением, — сказал он. — Как в цветочном магазине.

— Еще раз спасибо за цветы.

Тишина. Я догадывалась, что они целовались.

Уведи его отсюда, думала я. Возьми его за руку и отведи в другое место.

Хотя мы с Кари выглядели как близнецы, очевидно, у нас не было духовной связи близнецов. После еще одной минуты поцелуев, Кари сказала:

— Так что привело тебя сюда?

— Я должен был увидеть самую красивую девушку в мире.

Кари снова захихикала. Возможно, они снова целовались.

— Что за бумаги на диване? — спросил Майкл.

Кари наконец вспомнила, что я была в комнате, потому что она сказала:

— Ох, ничего. Просто книга. Давай пойдем во двор.

— Книга? — спросил Майкл. — Ты пишешь книгу?

Вместо того, чтобы уйти, он подошел к дивану. Я затаила дыхание и попыталась слиться с плиткой на полу. Потом послышалось шуршание бумаги.

— Что это за книга?

— Плохая книга. Лорна Бек смешивает меня с грязью.

— Ты шутишь, — он сел. Диван заскрипел. — Она может это сделать на законных основаниях?

Диван снова заскрипел и я поняла, что Кари присоединилась к нему.

— Мой адвокат пытается остановить её, — она испустила тяжелый вздох. — Видишь, это проблема того, что ты нанимаешь бедных людей. Им всё равно, что ты можешь подать на низ в суд. Что им терять? Лорна водит «киа», ради всего святого. Как будто я захочу иметь её в хозяйстве.

Я снова услышала шуршание бумаги. Майкл сказал:

— Она упоминает меня?

— Да. Она говорит, что я отталкиваю тебя своей вспыльчивостью.

Он неодобрительно проворчал:

— А я всегда думал, что это происходит из-за того, что ты продолжаешь флиртовать с другими парнями.

— Именно, — сказала Кари. — Лорна не имеет понятия, о чем говорит.

— Я хочу её прочитать, — сказал он, и единственным звуком в течение долгого времени оставался шелест бумаги, если не учитывать то, что мои мышцы со скрипом сводило от того, что я пыталась не двигаться и не дышать громко.

Наконец, Кари сказала:

— Я хочу пить. Ты можешь принести мне апельсиновый сок, а я продолжу искать?

— Конечно, — он встал и его ботинки направились в сторону кухни. Кари помахала рукой за диваном, как будто я могла не понять, что Майкл ушел. Я сняла туфли, чтобы они не стукали по плитке и на цыпочках пошла туда, где, как я полагала, был выход из комнаты, но это оказался только альков с сиденьем на подоконнике. Гитара Кари лежала поверх нотной бумаги. Я повернулась, чтобы уйти, но потом услышала возвращающиеся шаги Майкла.

Поэтому я прижалась к стене. Я была в ловушке, но, по меньшей мере, не на виду. Майкл мог видеть стену напротив меня, но не ту, где я стояла.

Я считала, что это хорошо, до тех пор, пока не поняла, что напротив меня висит огромное зеркало. Я отчетливо видела их двоих: Майкл отодвинул бумаги, чтобы освободить место и сесть. Кари взяла у него стакан апельсинового сока.

Возможно, я произвела какой-то шум. Или сказала что-то недостойное подражания. Майкл посмотрел в моем направлении. Его глаза встретились с моими в зеркале. Я застыла от страха. Меня поймали. Должна ли я что-то сказать, или пусть Кари объясняет?

Но взгляд Майкла скользнул мимо меня и вернулся к Кари.

— Мне нравится твой новый портрет в уголке для творчества.

Тогда Кари посмотрела на меня и оказалась гораздо меньше обрадована новым портретом в уголке для творчества. Она действительно смотрела на меня так, как будто я сделала это специально. Как будто я сказала себе:

— Зачем уходить, если можно стоять и притворяться фотографией Кари?

Но я стояла в той же позе, на случай, если Майклу вздумается снова взглянуть в зеркало. Прошло добрых пять минут, прежде, чем Майкл прочитал страницы, которые Лорна написала о нём, и Кари смогла убедить его, что им нужно выйти осмотреть бассейн.

Я не хотела надевать обратно туфли. Выбежав из комнаты, я пробежала по коридору и не переставала бежать, пока не достигла ворот дома Кари. Я позвонила водителю, чтобы он меня забрал, но моё сердце не переставало учащенно биться, пока мы не достигли дома Марен.

Один из ассистентов Кари завез книгу для Марен на следующее утро. Она читала её во время завтрака. Было странно видеть, как она спокойно перелистывала страницы и ела йогурт с мюсли. Я ожидала, что она будет хоть немного защищать Кари.

К тому моменту, когда я вернулась с уроков танцев, она не только закончила читать рукопись, она сделала копии. Она положила одну из них в бумажный конверт для адвоката Кари, вторую — в другой конверт. Она позвонила по телефону. Её строгий профессиональный голос изменился, стал более интимным и желающим угодить. Я осталась в кухне, медленно отхлёбывая воду, чтобы послушать.

Она говорила о книге Лорны с большим сожалением и эмоциональностью, чем когда читала её.

— Я отправляю копию её адвокату, — сказала она. — Я тебе тоже пришлю, если хочешь.

С кем она разговаривала? С моим отцом?

Через минуту тишины она снова заговорила.

— Ну, не смотря на это, я думаю, что вижу прогресс. Она усердно трудится, придерживается бюджета. Она немного отстает с альбомом, но нагоняет.

Ответ на это, каким бы он ни был, заставил Марен улыбнуться.

— Я принимаю все задания, которые ты мне даешь, всерьез, и, кроме того, я обожаю Кари. Я думаю, ей нужно женское влияние.

Мои пальцы застыли на бутылке. Это был он. Мой отец был на другом конце беседы. Годы страданий по нему, размышлений о том, что он сказал бы мне, годы, когда я чувствовала себя покинутой, внезапно всплыли на поверхность.

Марен продолжила ворковать о том, какая Кари удивительная девушка, а я боролась с желанием выхватить телефон у неё из рук. Это было бы не нормально. Я не хотела, чтобы первое впечатление моего отца обо мне говорило о том, что я сумасшедшая, которая врывается в чужие беседы.

Однако я не могла отвести глаз от Марен.

Наконец она попрощалась и закрыла телефон со счастливым вздохом. Только тогда она заметила мой взгляд.

— Это был Алекс Кингсли, да? — спросила я.

— Да, — её тон стал обычным деловым. — Я подумала, он должен знать о книге. Опять же, он звезда первой главы.

Я пыталась понять то, что услышала.

— Он попросил вас исправить финансовое положение Кари?

Она подняла руку, как учитель, поправляющий ученика.

— Алекс просто заботливый отец. Конечно, он хочет помочь своей дочери. Однако, не упоминай эту беседу при Кари. Я не хочу, чтобы она думала, что я помогаю ей в качестве услуги ему.

И потом она снова улыбнулась.

Слишком поздно. Кари уже поняла, что Марен пыталась подбивать клинья под её отца.

Я наблюдала за тем, как Марен опустила телефон обратно в чехол на поясе. Она всегда носила его на поясе. И в нем был номер телефона моего отца.

Я не планировала звонить ему, я хотела встретиться лицом к лицу. Однако, это всё усугубляло. Мой отец был на расстоянии нажатия одной кнопки, и у меня всё же не было возможности поговорить с ним.

Приняв душ, я взяла сапфировое колье и надела его на шею. Я решила, что буду всегда носить его. Возможно, это была внешняя перемена, но мой отец мог заехать, чтобы встретиться с Марен. В этом случае я хотела быть готовой.

Я провела неделю, участвуя в шоу в Техасе, Оклахоме и Нью-Мексико, пока Кари пряталась в своем доме, писала и репетировала песни. Марен поехала со мной и я заметила, что она никогда не оставляла телефон без внимания. Днём он висел у неё на поясе, и она по ночам заряжала его в своем номере. Однажды, когда мы завтракали в отеле, я притворилась, что заинтересована в покупке нового телефона и прямо спросила её:

— Можно посмотреть твой?

Она сжала губы в улыбке, как будто ей нравилось говорить мне нет.

— Я никогда его никому не даю. В нём личная информация.

Ясно, что добыть у неё номер моего отца не получилось бы.

Я много думала о нём, переезжая между представлениями. Казалось, а сцене я ближе у нему. Иногда, когда я в одиночестве смотрела в гостиничное окно, он появлялся в моих мыслях и моя рука рефлекторно тянулась к сапфировому колье.

Я думала о его решениях, и о том, как многие решения влияют не только на тех, кто их принимает. Обдумывание этого факта привело бы к тому, что я почувствовала бы себя ответственной или парализованной, я не точно не знала.

К счастью, я нечасто оставалась одна. Какие-нибудь ассистенты, или мои, или людей, для которых я пела, всегда сновали неподалёку.

Мне становилось легче играть роль Кари. Мне особенно нравилось быть вежливой с персоналом, с которым я контактировала: техники, работающие со звуком и светом, швейцары, официанты, работники отелей. Я провела всю жизнь незамеченной, я хотела отметить и поблагодарить их за работу. И они всегда были так приятно удивлены тем, как мила была Кари Кингсли.

Даже когда происходило что-то, что в обычных условиях расстроило бы меня, например, когда звук не был готов, и мой концерт задержался на двадцать минут, я не обращала на это внимание. Я не хотела быть вспыльчивой. Таким образом, никто не мог упрекнуть мою сестру в том, что она примадонна.

Грант звонил каждый вечер, пока меня не было и его звонок всегда был лучшим моментом за весь день. Не громовые аплодисменты, которыми меня награждали после каждой песни, и не толпы людей, жаждущие увидеть меня. Моя кожа начинала гореть, когда я расслаблялась у себя в номере и слышала голос Гранта по телефону. Он назначил встречу в первый вечер после моего возвращения забрасывал меня идеями.

— Прыжок с парашютом? — спрашивал он. — Прыжок со страховкой? Как насчет того, чтобы побегать с быками в Памплоне?

Я продолжала ему говорить, что это не должно быть что-то феерическое.

— Пицца и DVD прекрасно подойдут.

Я знала, что у нас не может быть отношений. Между нами было слишком много препятствий, и не самым последним было то, что он считал меня моей сестрой. Но после поцелуя в доме Кари, я не могла сразу же порвать с ним. Кари бы выглядела так, словно она использовала его. И кроме того, я хотела снова увидеть Гранта. Я сгорала от желания.

Поэтому я решила, что позволю себе сходить еще на одно свидание и скажу ему, что между нами ничего не получится. Иногда так и происходит. Он, вероятно, не будет возражать. Парень, которому никогда не отказывали, с легкостью найдет себе новую подружку вместо меня. Мне просто нужно сделать так, чтобы мои чувства не были задеты. Я должна держаться на плаву.

Грант сказал, чтобы я не наряжалась и надела теннисные туфли на свидание, но я не имела представления о том, что он задумал. Я также не знала, что сказать Марен о своем отсутствия или о том, как я смогу выйти так, чтобы со мной никто не пошел. Это стало своего рода игрой — придумывать способ бегства.

Прилетев обратно в Калифорнию, мы с Марен заехали к Кари. Арт-директор прислал варианты обложек для нового диска, и Марен хотела обсудить их с Кари.

Кари открыла дверь с пластырем на носу и синяками под глазами. Я уставилась на неё с открытым ртом, гадая, кто ее побил. Марен практически уронила обложки.

— Что с тобой случилось? Ты в порядке?

— Ты вызвала полицию? — спросила я, почти одновременно.

— Ах, это… — Кари аккуратно дотронулась до своего носа. — Я сделала дос как у Алег'сии.

Мы оба уставились на неё.

— Ты что? — спросила я.

— Когда опухоть спадед, од будет пдекдасен. Всем пондавится.

— Да, мне уже нравится, — сказала я, пытаясь скрыть ужас. — Потому что это мой нос.

— Точно. Он ходошо на тебе смотдится, поэтому я сздала, что он подойдет к моему лицу.

Я хотела сказать:

— Ты не можешь скопировать мой нос без моего разрешения, — что, конечно, было глупо. Она уже это сделала, и мы пытались выглядеть похоже, но всё-таки. Мой нос был одним из немногих вещей, которые были моими, а не её.

Марен стиснула зубы.

— Ты должна была работать над песнями. Ты должна была их записывать. Мы уже объявили, что ты представишь две новые песни в Сан-Диего. До концерта осталось меньше месяца.

— Я ге могу даписывать в таком состоянии, — сказала Кари. — Я восстадавливаюсь после опедации. У меня отёки, синяки и я говодю в нос.

Марен начала злобно ворчать, но не закричала. Она только сказала:

— Поговорим о твоем расписании завтра, — и мы ушли.

Операция Оказалось благом для меня по многим причинам.

Следующим утром, вместо того, чтобы планировать мой день, Марен решила, что ей нужно провести время с Кари. Когда она собирала свой ноутбук и портфель, я сказала ей:

— Я собираюсь по магазинам. Меня возможно долго не будет.

— Возьми Николая и Бао-Джи, и ходи только в одобренные магазины, — сказала она и пробежала мимо меня к двери, ничего не добавив.

Сбежать только что стало гораздо проще.

Я не собиралась брать Николая на свидание с Грантом, но поскольку молчание Бао-Джи можно было купить хорошими чаевыми, я попросила его отвезти меня на встречу. Место встречи оказалось на дороге, ведущей в никуда. Я чувствовала себя как шпион, который прилагает усилия, чтобы его не вычислили, но я не хотела, чтобы кто-нибудь сделал фотографию нас вместе.

Когда мы добрались, я передала Бао-Джи стопку купюр, сказала, что позвоню ему, когда он мне снова понадобится, и забралась в «ягуар гранта».

Я должна была привыкнуть к тому, как он выглядит, к его квадратному подбородку и слегка волнистым волосам, но он посмотрел на меня и я потеряла способность разговаривать. Все, что я могла сделать — это промямлить:

— Привет.

Грант выехал на дорогу.

— Ты рада, что вернулась домой?

Дом Марен никогда не стал бы для меня домом.

— Да, — сказала я.

Грант позволил своему взгляду скользнуть от дороги к моему лицу.

— Я скучал по тебе.

Эта фраза нанесла удар по моему плану оставаться равнодушной, но я пыталась его придерживаться. Я сдвинулась на сиденье, чтобы увеличить расстояние между нами. Он не заметил. Он снова смотрел на дорогу. Я пыталась сохранить голос деловитым.

— Так где будет наше загадочное свидание?

— Это всё еще загадка, — сказал он. — Ты не узнаешь, пока мы не доберемся.

— Я правильно одета?

Он обвел меня взглядом, задержавшись на моём лице.

— Ты выглядишь прекрасно.

Это не то, о чем я спрашивала, но мне все равно нравилось это слушать.

Мы немного поболтали, потом наконец приехали в аэропорт.

— Что мы здесь делаем? — спросила я.

Он не ответил, просто повернул в сторону от терминалов. Мы проехали к взлетной полосе и остановились около частного самолёта.

Я уставилась, не веря. Я должна была знать, что это не то же самое, как встречаться с парнями из Моргантауна.

Когда мы вышли из машины, я нервно засмеялась. У меня в мозгу внезапно поселился страх: может быть, он узнал, кто я и отправлял меня обратно в Западную Вирджинию. Вместо этого он взял меня за руку и вошел со мной в самолёт. Он был почти идентичен тому, на котором я приехала в Калифорнию, вплоть до бежевых кожаных сидений.

Я села и пристегнулась, рада, что я уже была в самолетах, и знала, как пользоваться ремнями безопасности.

— Куда мы едем, что нам нужен самолёт?

— Ты узнаешь, когда мы доберемся.

— Я думаю, это то, что говорят, когда похищают человека, а не встречаются с ним.

Он рассмеялся, но не сказал мне. В течение следующего часа мы ели обед, состоящий из утки, глазированной малиной, и артишоковых сердечек. Словно мы были в элитном ресторане. И не важно, как я спрашивала, он не говорил мне, куда направляется самолет.

Когда мы приземлились, он вынул темную повязку и надел её мне на глаза.

— Есть еще догадки о том, куда я тебя веду?

— Прямо сейчас я думаю о расстреле.

— Опять неправильно, — он взял мою руку и медленно повел меня к выходу. Только я ступила наружу, меня обдало волной горячего воздуха.

— Ты знаешь, где мы? — спросил он.

— Духовка? Ад?

— Лас-Вегас, — сказал он.

— Зачем мы в Лас-Вегасе? — я протянула руку к повязке, но он не позволил мне её снять. Он провел меня по дорожке, потом помог мне войти еще в одну машину. Он забрался рядом со мной, пристегнул мой ремень безопасности, потом надел на меня наушники. — Тебе они понадобятся через минуту.

Прежде, чем я смогла спросить почему, машина затряслась и послышался громкий режущий звук. Я снова протянула руку к повязке, но Грант взял меня за руку.

— Еще нет, — сказал он, перекрикивая шум.

— Где мы? — спросила я.

— В вертолёте, — он не отпускал мою руку. Я переплела пальцы с его и попыталась понять, куда мы могли бы направляться. Что было около Лас-Вегаса, куда нельзя доехать на машине?

Что бы это ни было, добираться до этого было утомительно. Но, наконец, Грант протянул руку к моему затылку и развязал повязку. Я моргнула от света, привыкая, и передо мной развернулся Гранд Каньон.

Я раньше видела его фотографии. И я знала, что слово «Гранд» означает «большой», но я никогда не могла представить, что он будет таким огромным. Я чувствовала себя песчинкой в море скал. Мир внезапно стал состоять из слоёв оранжевого и коричневого.

Я вскрикнула и наклонилась к окну:

— Он удивительный.

— Лучше, чем пицца и DVD?

Я сжала его руку, но продолжала смотреть в окно. Вертолёт лениво спускался, поэтому Каньон, казалось, вырастал вокруг нас.

— Ты знаешь, ты создал действительно плохой прецедент первого свидания, — сказала я. — Как кто-нибудь сможет превзойти это?

Я в первый раз повернулась к нему. Он наблюдал за мной, а не за пейзажем.

— Я привез тебя сюда, потому что хотел увидеть выражение твоего лица, когда ты увидишь это место, — он улыбнулся и моё сердце перевернулось. — Это стоило поездки.

В итоге вертолёт приземлился в отдаленном месте. Нам не нужно было волноваться, что нас увидят. Пилот передал нам пару рюкзаков с водой, средством от солнца и шляпами. Потом мы ступили в обширный пейзаж с возвышающимися скалистыми стенами. Река Колорадо вытянулась перед нами.

Задолго до того, как Грант снова взял мою руку, что мой план оставаться отстраненной исчез где-то между слоями раскаленного солнцем камня.

В том, что Кари сделала операцию вместо того, чтобы работать, хорошим было то, кто Марен чувствовала необходимость проводить с ней каждый день на протяжении следующих двух недель, чтобы «помочь ей сосредоточиться на песнях». Должно быть, это была непростая задача. Когда она возвращалось по вечерам, ей требовалось много времени, чтобы разжать челюсти. Даже когда она была дома, она всегда была занята разговорами с агентами Кари, её публицистами, телохранителями или хореографом. Если я заходила в кабинет Марен, то слышала обрывки разговоров о фото съемках, интервью или концертной программе. Поскольку у меня не было приближающихся поездок, она едва ли обращала на меня внимание.

Также, потому что у Кари все еще был отец и синяки после операции, она оставалась вдали от публики, что значило, что мне не приходилось волноваться о том, чтобы одновременно с ней не появляться в разных местах.

Почти каждый день, закончив домашнюю работу, тренировки и уроки танцев, я говорила Марен, что иду по магазинам. Тогда Бао-Джи отвозил меня на Родео-Драйв, Грант забирал меня, чтобы чем-нибудь заняться вдвоем. У Бао-Джи были убийственные чаевые.

Несколько раз я брала с собой Николая и на самом деле ходила по магазином. Я купила джинсы Прада и несколько дизайнерских топов. Я должна была сделать это на случай, если у Марен возникнут подозрения. Кроме того, они идеально на мне сидели и девушка должна выглядеть лучшим образом для кого-то вроде Гранта Делрея.

Но большинство моих походов в магазины состояло из обедов очень уединенных ресторанах с Грантом и посещения его дома в Малибу. Как и у Кари, у него был забор вокруг дома и ворота, чтобы держать прессу на расстоянии. Поэтому мы могли плавать в его бассейне и даже играть в баскетбол у него во дворе. Он всегда позволял мне жульничать в баскетболе и обычно я все равно проигрывала. Я не возражала. Для меня, смысл игры был в том, чтобы наблюдать, как работают его бицепсы.

Однажды мы надели шляпы и солнечные очки и пошли гулять в Каньон Топанга. Казалось опасным и немного порочным выходить туда, где проходящий турист мог узнать нас. То, о чем бы я не стала размышлять, будучи в Западной Вирджинии, внезапно стало рискованным.

Я придумывала предлоги, чтобы держать его подальше от дома Кари.

— Папарацци следят за моим домом как сумасшедшие, — говорила я ему.

Я знала, что это не могло долго продолжаться. Каждый раз, когда мы были вместе, я хотела рассказать ему правду, но боялась, что между нами всё закончится, как только он узнает, кто я на самом деле.

Его поцелуи вызывали зависимость. Я никогда так открыто и глубоко не влюблялась в парня. Это ощущалось как свободное падение, и у меня не было ничего, за что можно держаться, никак не обрести равновесие. Все выходило у меня из-под контроля.

Я даже не могла убедить себя быть разумной и сказать: «Эй, может быть, где-то есть другой парень, который мне больше понравится». Это был Грант Делрей. Привлекательный, талантливый, богатый, сотни и тысячи девушек обожествляли его, и они не знали остального — что он был земным, умным и мог заставить людей смеяться в любой момент, когда этого желал.

Кроме того, всё изменится через несколько недель, когда я встречусь с отцом. Я подожду, чтобы посмотреть, что произойдет и потом решу, как преподнести новость Гранту.