Я до безобразия редко видела Кари во время обучения, и я ни разу не разговаривала с ней без Марен, пристально наблюдающей за каждым моим словом. Поэтому сближение с сестрой оказалось затруднительным. Поэтому однажды я убедила Марен что мне нужно понаблюдать за Кари, чтобы быть уверенной в том, что у меня все под контролем перед моим первым выходом в свет.
Марен отвезла меня на студию звукозаписи, чтобы я посмотрела, что происходит во время сессии. Она сказала мне, что когда Кари закончит, мы поедем к ней домой, чтобы я смогла изучить её без помех. Это было важнее, чем я представляла. Перед нашим прибытием Марен заставила телохранителя Кари и личного ассистента убрать всех, у кого была камера, с парковки. Марен не хотела, чтобы кто-нибудь из прессы заподозрил, что с ней приехал дублер Кари.
Она заранее позвонила и сказала обслуживающему персоналу Кари и музыкантам, что я — актриса, которая работает над фильмом о жизни Кари, но мне всё равно пришлось приехать без макияжа и убрать волосы под бейсболку, чтобы быть как можно меньше похожей на неё. Мы не хотели, чтобы люди сложили два и два, когда я начну ходить по мероприятиям вместо Кари.
— Её водитель отвезет вас обеих к ней домой, когда она закончит запись, — сказала Марен, когда мы вошли в студию. — Не позволяй Кари сделать ничего глупого.
— Например?
— Например, выходить на люди вместе, — после нескольких секунд размышлений, она добавила. — И не купаться голышом, когда рядом могут быть папарацци, не ездить в Вегас, и не покупать в интернете антикварную мебель из Италии. Возвращать вещи на другой континент — это головная боль.
Мы вошли в комнату с пультом, и Марен несколько минут поговорила с ассистентом Кари, потом ушла по делам.
Я стояла среди полудюжины людей, наблюдающих за Кари через огромное окно. Персонал Кари оставил меня в одиночестве. Время от времени её телохранитель бросал в мою сторону холодные взгляды, но он осматривал всех в комнате, поэтому я не принимала это на свой счет. Кари стояла в наушниках в комнате звукозаписи, покачивалась в такт музыке и пела в микрофон.
Я слышала её песни по радио, но было странно видеть её в процессе создания одной из них. От этого она казалась более настоящей, более удивительной. У неё был прекрасный голос, глубже и богаче, чем мой.
В сотый раз с подумала, на что было бы похоже расти, зная, что мы сёстры. Я представляла нас с Кари в походах с палатками, в парке развлечений, бегущих через волны на пляже, обхвативших друг друга руками и кривляющихся в камеру. Она научила бы меня одеваться и как вести себя с парнями.
Вместо этих воспоминаний, во мне была только ноющая пустота. Я хотела как-нибудь восполнить то, что я пропустила, даже не смотря на то, что я знала, что это невозможно.
Через несколько пения, смены бэк-вокалистов, переписывания отрывков, потом перезаписи отрывков, Кари решила закончить на сегодня. Технические специалисты не были этому рады. Очевидно, она не очень прогрессировала.
Это не имело значения. Кари сняла наушники и вошла в комнату с пультом, ничуть не смущаясь. Даже в джинсах и футболке она была воплощением стиля и уверенности в себе. Она отпустила своих сотрудников, сказав им, что она уйдет со мной и кивнула в моем направлении.
— Ты готова убраться отсюда?
Я взглянула на часы. Я слышала, как Марен говорит Кари, что она должна закончить этот альбом. Предполагалось, что она представит несколько новых песен на огромном концерте в Сан-Диего шестого мая.
— Марен не будет сердиться, если ты сейчас уйдешь?
Кари закатила глаза и взяла сумочку.
— Я делаю этот альбом не для Марен. Я делаю его для фанатов, и они будут сердиться гораздо сильнее, если там будет мусор, — она надела солнечные очки, потом прошла в дверь и знаком позвала меня за собой. — Нельзя победить мертвую лошадь, — сказала она через плечо. — А я не только победила эту, я протащила её через восемь октав и хор. На данный момент, мертвая лошадь могла бы петь и получше.
— Это не правда, — поторопилась я, чтобы нагнать её. — У тебя прекрасный голос.
Я думала, что водитель везёт нас к ней домой, но ничто на это не указывало. Она подошла к серебристому Порше, вытащила ключи и открыла его.
— У меня хорошие голос, но хорошие голоса можно найти в любом школьном или церковном хоре. Я хочу хорошо писать песни. Для того, чтобы писать хиты, нужен настоящий талант. Немногие певцы могут это делать.
— Ты делала это раньше.
Она открыла дверцу и скользнула внутрь.
— Мой папа помогал мне с песнями на последнем диске.
— О, — я забралась на пассажирское сиденье, незаметно проведя рукой по спинке. Я просто должна была это сделать. Я хотела знать, каков на ощупь Порше.
— Я написала большинство своих хитов сама, — сказала она и завела машину. — Папа просто послушал и изменил аккорды. Добавил переходы, и всё такое. Переписал несколько стихов.
— Ну, я уверена, что он снова поможет, если ты попросишь.
— Я не буду его просить, — она посмотрела по сторонам, потом выехала с парковки, превышая скорость. — Я могу сделать это сама, и я докажу это ему и всем остальным. Я не хочу больше жить в его тени.
Выражение её лица было напряженным в течение нескольких секунд, она злобно смотрела вперед. Потом она вздохнула и взглянула на меня.
— Извини, что нагрубила тебе. Просто… ты не знаешь, каково это расти с отцом, которого все вокруг обожают и считают совершенством.
Ну, насчет этого она была права.
— Я смогу это написать, — сказала она. — Мне просто нужно вдохновение. Песни никогда не приходят, когда у тебя стресс. Они приходят, когда ты веселишься, когда ты в гармонии с жизнью… — Она помедлила, обдумывая собственные слова, потом перестроилась в другой ряд. — Поэтому я решила, что вместо того, чтобы поехать ко мне домой, где ты будешь изучать меня под микроскопом, мы должны немного повеселиться.
— Хорошо, — сказала я, немного нервничая насчет того, что это могло значить. — Но мы не можем вместе появляться на публике, или купаться голышом, ездить в Вегас или покупать итальянскую мебель. Приказ Марен.
Кари оторвала взгляд от дороги, чтобы послать мне примирительную улыбку.
— Спорю, жить с Марен очень весело. Она дала тебе расписание и список правил на каждый день?
Я выпрямилась.
— Она сказала, что мне нужно так жить, потому что так живешь ты.
Кари фыркнула.
— Она хочет, чтобы я так жила. Эта женщина не знает, что нужно артисту, — она снова перестроилась в другую полосу и притормозила на светофоре. — К счастью, у ей нравится мой отец, поэтому она никогда сильно не сердится, что бы я ни сделала. Она хочет сохранять со мной хорошие отношения.
Я была права. Моё желудок перевернулся, и я не знала почему. Я знала, что Алекс Кингсли встречался со множеством женщин, но я не хотела, чтобы он когда-либо встречался с Марен. Она была такой холодной и осуждающей. Как он мог интересоваться ей и не обращать внимания на мою мать, которая была теплой, забавной, заботливой, и чья красота исходила не из натренированных жестов, а просто была естественной?
Я сохранила спокойную интонацию.
— Так они пара?
— Пока нет. Папа не имеет об этом представления, и я не собираюсь ему рассказывать. Если она добьется чего хочет от него, она сразу прекратит работать на меня.
Выражение моего лица, должно быть, выдало то, что я не очень рада этому. Кари посмотрела на меня и сказала:
— Жаль, что она такая депрессивная. Деру пари, ты хотела бы, чтобы она влюбилась в твоего отца.
К несчастью, она уже влюбилась. Светофор загорелся зеленым, и мы двинулись дальше. Я спросила:
— Так что ты хочешь сделать, чтобы повеселиться?
Она сжала губы, размышляя.
— Мы модем найти каких-нибудь пьяных парней — просто появиться и начать с ними разговаривать. Они подумают, что сошли с ума, когда увидят перед собой двух Кари Кингсли.
Я рассмеялась, но покачала головой.
— Нет. Мы не будем мучить пьянчуг.
Она подумала еще немного.
— Ты говоришь по-испански. Мы можем улететь в маленькую Южноамериканскую страну, где меня никто не знает, и побыть туристами.
— Кари, у тебя куча поклонников в Южной Америке. Ты продала миллион дисков только в Аргентине.
— Правда? — она взглянула на меня. — Откуда ты это знаешь?
— Марен заставляет меня запоминать такие факты, потому что предполагается, что я должна знать то же, что и ты.
— О. Тогда иронично, что я этого не знаю, — она захихикала, но я не присоединилась. Долгие часы вопросов и ответов о жизни Кари могли бы лишить чувства юмора кого угодно. — Как ты обычно развлекаешься?
— Я проводила время в молле или ходила в кино с друзьями. Иногда мы ходили на школьные соревнования а потом шли в Dairy Queen[3]. Это звучало дешево, но я слишком долго была заперта в танцевальной студии и спортзале. Я скучала по своей старой жизни больше, чем ожидала.
— Я не смогу сделать ничего из этого, — сказала Кари. — Меня разорвут фанаты.
Она говорила тоскливым тоном, как будто хотела оставаться неузнанной.
В этот момент я прекратила ревновать к ней, ну может быть только немного. На что это должно быть похоже, если ты не можешь проводить время в общественных местах?
— Давай поедем кататься на лошадях, — сказала она. — У меня есть несколько отличных лошадей, и в конюшне хорошо умеют работать со знаменитостями. Я могу позвонить им и сказать, что приеду с гостем, и они всё приготовят. Без вопросов и утечек информации.
Я вскинулась на сиденье.
— Прогулка верхом мне нравится больше, чем охотиться на пьяных парней или бегать от фанатов в Южной Америке.
Мы приехали в конюшню, где находились две лошади Кари. Войдя в отдельный вход, Кари сказала, что у неё на самом деле три лошади. Третья, мерин по имени Шанс, жил на ранчо её отца в Хидден Вэлли. Шанс был подарком отца на её двенадцатилетие. И — подумать только — он был гнедым.
Когда она рассказала мне об этом, я снова переключилась в режим ревности и была близка к тому, чтобы пнуть стог сена и заорать:
— Не могу поверить, что он подарил тебе мою лошадь! Ты получила отца в день своего рождения и лошадь!
Но я этого не сделала. Очко в пользу моего самоконтроля.
Я забралась на огромную лошадиную спину и надеялась, что он окажется более спокойным, чем с виду. Кари быстро рассказала мне как нудно ехать и потом мы последовали по тропинке к холмам неподалеку. В шлемах и солнечных очках, с волосами, забранными в хвост, нас невозможно было узнать, мы могли быть двумя сестрами на прогулке.
Кари говорила о своем альбоме и разочарованиях, с ним связанных. Она не хотела, чтобы студия улучшая её голос на компьютере, потому что если бы её фанаты привыкли слушать песни, которые доведены до совершенства цифровым способом, её живые концерты в сравнении были бы хуже. Ей пришлось бы петь под фонограмму, чтобы звучать правильно. Она также говорила много всего о стилизации манеры произношения, и вибрато, и много всего, чего я не поняла. Девушка возможно не знала, когда празднуют День Святого Патрика, но она знала много всего о музыке.
Наконец, Кари сказала:
— Извини, что вывалила на тебя всё это. Предполагалось, что ты будешь задавать мне вопросы о музыкальном бизнесе и всем таком. Так что ты хочешь знать?
У меня была куча вопросов, но ни один из них не касался музыкального бизнеса. Даже не смотря на то, что Кари рассказала, как трудно ей было расти с отцом, которого все обожали и считали совершенством, мне тяжело было убедить себя, что это на самом деле плохо. Возможно, эта была только видимость, а не правда.
— На что это похоже, иметь такого отца как Алекс Кингсли?
Кари свободно держала поводья, её поза была достаточно расслабленной, поэтому я догадывалась, что она уютно чувствовала себя на лошади.
— Он был достаточно занят записями и турне. Я много путешествовала с ним, пока была маленькой, поэтому я можно сказать выросла в автобусах. Я не знала другой жизни — я думала, что у каждого ребенка есть собственная группа, которая поет ему колыбельные.
Это все равно не дало представления о том, что он был за человек, поэтому я попыталась еще раз.
— Он помогал тебе с уроками и учил тебя кататься на велосипеде?
Кари склонила голову в мою сторону.
— Марен сказала тебе задать этот вопрос, да? Она хочет развить во мне чувство вины, чтобы я позвонила ему и помирилась. Ну, я не буду этого делать, поэтому скажи ей, чтобы забыла об этом, — Кари щелкнула поводьями и её лошадь набрала скорость, но она все равно говорила достаточно громко, чтобы я могла слышать. — Напомни Марен, что он вызвался играть на моем выпускном, чтобы присматривать за мной, испортил мой вечер и выставил меня на посмешище перед друзьями, — она послала мне многозначительный взгляд. — Так же, когда я в последний раз просила у него в долг, он сказал, что он не банк. Мой собственный папа. Поэтому я не буде ему звонить. Я не хочу его видеть.
Я подстегнула лошадь, чтобы нагнать её, слишком поглощенная тем, что она сказала, для того, чтобы волноваться о том, что меня подбрасывает в седле. Я могла понять её негодование по поводу выпускного вечера, но всё же, он казался приятным человеком. Я отогнала эту мысль подальше, вместе с болью и удовольствием, которые она во мне вызвала.
— Мы не будем говорить о твоем отце, если ты не хочешь, — сказала я, снова поравнявшись с ней. — Поговорим о тебе.
Мне нудно было спросить о чем-нибудь обычном, например, как она решает каким фанатам дать автограф, когда они стоят в очереди, размахивая ручками, или что она делает в ожидании выхода на сцену, но я продолжала раздумывать над тем, как она отреагирует, если обнаружит, что я её сестра. Обрадуется она или увидит во мне захватчика? Может быть, она возненавидит меня.
— Тебе нравится быть единственным ребенком? — спросила я. — Ты хотела бы иметь брата или сестру?
Она в удивлении повернулась ко мне и рассмеялась.
— Что? — спросила я, боясь, что она каким-то образом узнала подоплёку этого вопроса.
— Это просто странный вопрос. Раньше никто мне его не задавал. Но конечно, когда я была маленькой, я хотела, чтобы у меня был кто-нибудь, с кем можно играть. Став старше, я поняла, что от братьев и сестер одни проблемы, кто этого хочет? — её взгляд вернулся ко мне. — Признай, что бывали времена, когда ты хотела бы быть единственным ребенком.
— Я единственный ребенок, — сказала я, и потом засомневалась, стоило ли это говорить. Это было не совсем правдой.
— Правда? — она засмеялась с недоверием. — Странно, как много у нас общего.
И это было преуменьшением года.
— Ты поешь, — спросила она.
— Я брала уроки музыки.
— У тебя когда-нибудь был парень по имени Михаэль?
— Неа.
— Хорошо. Держись от них подальше. От них одни неприятности.
Я рассмеялась, и она продолжила задавать вопросы о моей жизни, ища новые сходства. Из было несложно найти. Мы обе любили плавать, и ненавидели бегать. Мы любили комедии и мелодрамы, ненавидели фильмы ужасов и любые фильмы, где умирает собака. Любили горячий шоколад — всё что угодно, где был шоколад, но ненавидели вкус кофе. Это заставило меня заинтересоваться, насколько большую роль играют гены в нашей жизни. Я так же подумала, если бы мы поменялись местами, был ли бы у меня её характер, а у неё — мой, или нет. Может быть, она была бы в Национальном почетном обществе, а я — на YouTube, настаивая что животные — тоже люди.
С каждым вопросом, который она задавала, и каждым восклицанием вроде «Я тоже люблю китайскую еду!» я почти ожидала, что она сама поймет правду. Мы были так похожи, и она уже знала, что моя мама — поклонница Алекса Кингсли.
Однако, она не догадалась, и я не могла заставить себя сказать ей. Не до того, как у меня будет возможность встретиться с Алексом Кингсли. Кроме того, пока только я знала тайну, я чувствовала свою силу. Я могла наблюдать за Кари и узнавать факты о своем отце, и они не могли причинить мне боль. Не по-настоящему. Когда они узнают, сила будет у в их руках. Я не знала, какой реакции я больше боялась — презрения или застывшей, ужасной тишины.
Наконец, когда у неё закончились вопросы, я сказала:
— Ну, между нами есть одно большое отличие. Мы обе выросли единственными детьми, но я всегда хотела иметь сестру.
Я надеялась, что она вспомнит это, когда узнает правду.
После двух недель танцев, обучения искусству хождения на каблуках и запоминания фактов о жизни Кари с большим усердием, чем я готовилась к итоговым тестам, Марен решила, что я готова к первому выходу в свет. Я должна была пойти на открытие клуба. Кари была приглашена хозяином, точнее, он ей заплатил за то, чтобы она появилась в ночь открытия, но поскольку владелец никогда не встречался с Кари, Марен думала, что это идеальное место, чтобы проверить меня прежде, чем я начну участвовать в открытиях моллов/концертах на родео/парадах которые она приготовила для меня.
Кари неохотно позволила мне пойти, потому что ей нравилось ходить в клубы, но Марен не хотела, чтобы она на что-либо отвлекалась прежде, чем закончит работу над новым альбомом.
Марен устроила для меня свидание с парнем-моделью по имени Стефано, чтобы я пошла не одна. Кари никогда не пошла бы в клуб без спутника, даже не смотря на то, что она все еще считала Михаэля своим парнем. По её словам, они «делали перерыв, а не рвали отношения».
В назначенный вечер Кари оставила свое окружение и пришла в дом Марен, чтобы проверить мою прическу, наряд и степень использования блесток. У меня был не только блестящий лосьон для тела и кристаллы на ногтях рук и ног, на мои волосы вылили полбутылки блестящего золотого лака.
У Кари был договор с Лоренцо Рафаэлем, одним из элитных Голливудских дизайнеров, по которому она надевала его наряды на открытия, премьеры и церемонии награждений. Он даже платил ей за это двести тысяч долларов в год. Это была чистая реклама его марки.
Я думала, что для неё это была очень приятная сделка, пока Марен не подала мне платье, которое я должна была надеть. Представьте верх из искусственной кожи и соответствующую мини-юбку с темно-бежевыми полосами искусственной кожи, свисающими с юбки — образ псевдоримского солдата.
— Ты шутишь, — сказала я Кари, когда она подала его мне.
Марен ответила:
— Лоренцо Рафаэль любит, чтобы его одежда несла сообщение.
— Да, — сказала я. — И это сообщение: «Выпустите гладиаторов».
Кари посмотрела на меня и вздохнула:
— Не знаю, почему ты жалуешься, это меня смешают с грязью в развлекательных журналах за отсутствие вкуса, — её взгляд снова прошел по платью. — Сегодня надо мной будут смеяться другие знаменитости и открыто высмеют в Entertainment Tonight. Знаешь, мода — это не соревнование. Это кровавый спорт.
— Разве ты не можешь сказать Лоренцо, что тебе не нравится платье?
Она покачала головой:
— Я не хочу злить его. Он шьет мне шелковое платье вручную для Гремми. На нём будет пять фунтов бусин.
Отлично. Она будет носить шелк, а я буду Зеной, Королевой Воинов.
После того, как я оделась, Кари начала суетиться над моими прической и макияжем, рассказывая мне правила поведения в клубе. Она положила блеск для губ, мой сотовый и мятные конфеты в маленькую сумочку через плечо, которую Лоренцо сделал в пару к моему наряду. Я не только буду выглядеть как гладиатор, но я буду выглядеть как гладиатор с сумочкой. Кари подала мне её с гордой улыбкой:
— Как будто я провожаю свою сестру на выпускной.
Я почти уронила сумку. Я не могла смотреть на неё, боясь, что она увидит правду в моих глазах. Когда я всё же перевела на неё взгляд, она изучала меня так внимательно, что моё сердце начало стучать о ребра с утроенной силой. Я ждала, что она сложит два и два. Вместо этого, она потащила меня к зеркалу в ванной и мы стояли бок о бок, сравнивая наши отражения.
— Ты выглядишь точно как я, кроме носа, — Она повернулась к Марен, которая стояла в дверном проеме и наблюдала за нами. — Мне больше нравится нос Алексии, чем мой. Что ты думаешь? Может быть, мне стоит переделать свой?
Марен сказала:
— Тебе нужно сначала закончить альбом, а потом делать что-то, настолько серьезное. Как продвигается последняя песня? Ты добилась того, чего хотела?
Кари вышла из ванной в гостиную. Она упала на кушетку, каким-то образом умудряясь выглядеть очень женственно, даже не смотря на то, что она распласталась на подушках.
— Я провожу время, расслабляясь, чтобы наполнить себя творческой энергией, прежде, чем начать снова.
Марен подошла и встала прямо перед Кари:
— Прежде, чем начать снова? Ты должна была уже закончить её к этому моменту.
— Нельзя подгонять музу. Они не работают по часам.
Я взглянула на часы. Десять минут десятого. Мой шофер, мужчина средних лет по имени Бао-Джи скоро будет здесь с моим телохранителем и Стефано. Я не знала, из какой страны приехал Бао-Джи. Я только немного поговорила с ним, немного, потому, что он плохо говорил по-английски. По большей части он просто улыбался, кивал и смотрел на GPS. Я думаю, это часть плана Марен по сохранению тайны моей личности. Все мои служащие были иностранцами. Таким образом, была меньшая вероятность того, что они поймут, кто я такая и информация утечет в прессу. В любом случае, было почти пора уезжать.
— Еще советы? — спросила я.
Кари взглянула на меня:
— Будь осторожна, когда будешь есть закуски. Если папарацци будут делать снимки, последнее, что я хочу видеть — это свои фотографии со шпинатом между зубов.
— Гм, ладно, — сказала я.
Марен еще раз осмотрела меня.
— Я проинструктировала Стефано, что ему нужно быть внимательным, но не распускать руки. Поэтому если у тебя будут с ним проблемы, заони мне на сотовый.
— Хорошо.
— Не надо целоваться со Стефано, — сказала Кари. — Я не хочу, чтобы это было в таблоидах.
— Я даже его не знаю, — сказала я.
Она склонила голову, как будто не расслышала меня.
— Хотя, если он действительно милый, ты можешь с ним пообниматься. Михаэлю не повредить немного поревновать.
Марен вытащила фотографию из стопки бумаг на столе и передала Кари. Кари тихонько приствистнула.
— Он действительно милый, — она передала фотографию обратно Марен и посмотрела на меня. — Ладно, можешь немного поцеловаться. Это позлит Михаэля.
Я подошла к Марен и протянула руку за фотографией.
— Я не буду целоваться с парнями, чтобы твой парень ревновал. Это не входит в мои должностные инструкции.
Я посмотрела на фотографию. Парень был потрясающий.
— Ну, может быть, один поцелуй, — сказала я.
Прозвенел дверной звонок, и я сунула фотографию обратно Марен и повернулась к двери.
— Повеселись! — крикнула Кари.
— Скользи! — напомнила мне Марен.
Я замедлила шаг и постаралась идти ровнее.
— Еще одно, — сказала Марен. — Если ты не справишься и тебя раскроют, то ты притворяешься знаменитостью и вломилась в клуб без приглашения. Настоящая Кари дома болеет, и мы никогда тебя не видели раньше.
На этой жизнеутверждающей ноте я ушла.