ПРИМЕЧАНИЕ: финал прошлой породы был немного подправлен. Просьба, при желании перечитать последнюю сцену с Михалычем и ГГ. Спасибо!
Михалыч испуганно посмотрел, но не на меня, а вдаль, туда, где выли сиренами милицейские машины.
— Сука, — прошипел он, борясь с собственным непослушным дыханием. — Мне в тюрячку нельзя… Нельзя мне на зону!
Потом он все же посмотрел на меня. В глазах его был страх, но не смерти. Он боялся чего-то другого. Боли? Может быть, неволи? Нет, тут было что-то другое…
— Застрели меня, — неожиданно попросил Мехалыч. — Застрели, ну!
Я нажал на курок АК немного сильнее. А потом не выстрелил. Нет. Эта падла хочет уйти слишком быстро. Слишком просто отделаться. Что-то в его взгляде подсказывало мне, что стрелять его сейчас — отгородить от худшей участи.
Михалыч оказался тем, кем я себе его и представлял: бешеный зверь, который отгрызет себе лапу, лишь бы не остаться в капкане. Но я не дам ему шанса на спасительную пулю. Не дам, в память о Жеке.
Я на краткий миг посмотрел вдаль, туда, где уже виднелись далекие автомобили милиции. Потом снова опустил глаза на Михалыча, лежащего у моих ног.
— Застрели меня! Давай!
Нахмурившись, я перехватил автомат сложенным к цевью оружия прикладом вперед. А потом опустившись, с размаху врезал задней частью оружия Михалычу в лицо. Лицевая кость бандита хрустнула, а правый глаз немедленно покраснел, потом заплыл. Вскрикнуть он не успел, потому что я ударил снова. Потом еще и еще раз. Я бил и бил, превращая морду Михалыча в кровавое месиво. Наконец, запыхавшись, встал.
Михалыч так и остался лежать на траве. Его грудь высоко вздымалась. Руки бессильно раскинулись в стороны. Бесчувственный, он хрипел, отхаркивая кровь и собственные зубы. Однако он был жив.
Милицейский бобик остановился сразу за Волгой. За ним причалила белая девятка ГАИ. Наружу тут же хлынул наряд ППС вооруженный автоматами.
Оглянувшись на приближающихся милиционеров, я застыл перед ними. Те, удивленные, высыпали на обочину и мешкали, будто бы не знали, что делать в первые несколько мгновений. Я выбросил автомат себе под ноги и спокойно поднял руки.
— Мужик, ты ж из охраны? — Спросил гаец из девятки. — Я видел тебя у ЗАГСа! Ты ж свадьбу охранял!
— В каком-то смысле, я и сейчас ее охраняю, — не опуская рук, пожал плечами я.
Менты переглянулись.
— Что тут произошло? — Спросил ППСник с автоматом наперевес.
— Эти вот пытались расстрелять свадебный кортеж, — кивнул я на разбитую девятку Михалыча.
Два мента медленно пошли к ней. Вооруженные, они опасливо заглянули внутрь с почтительного расстояния.
— Трупы! Там все трупы! Это ты их так⁈
— Нет, — глянул я на сотрудника. — Только этого.
После, я посмотрел на Михалыча, и тот застонал, медленно зашевелился.
— Еще оружие есть⁈ — Крикнул один из ментов, наставив на меня ПМ.
Глядя ему прямо в глаза, я ответил:
— Есть. Наган за поясом сзади. Он разряжен. Сейчас я спокойно достану его и брошу вам. Я не собираюсь сопротивляться задержанию.
Менты опять переглянулись. Потом тот, что держал меня на мушке, кивнул. Я медленно опустил правую руку, достал оружие и тихонько бросил его на траву в нескольких метрах перед собой. Один из милиционеров тут же бросился к нагану и подобрал. Потом тот, что держал наготове ПМ, опустил свой пистолет.
— Ты смотри, да это ж Михалыч! — Крикнул тот, что осматривал машину. — Михалыч, прикиньте? Пацан Михалыча взял!
— Да ну нахер! — Удивился вооруженный ПМом. — Мы эту крысу ищем еще с перестрелки в Подсолнухе! Скрытная падла. А теперь что, попался?
— Попался, как видите, — кивнул я.
Менты переглянулись в третий раз. Кажется, все произошедшее вызывало у них определенное изумление.
— Живой? — Спросил тот, что был с пистолетом.
Видимо, он являлся старшим в группе. Из такого положения мне было не разглядеть его знаков различия.
— Живой! Но побитый!
— Хера себе, — покачал головой старший. — Лады, пакуй его.
— А с этим парнем что делать? — Спросил автоматчик.
— Парень, нам и тебя задержать придется! — Крикнул мне старший.
Хорошо, — кивнул я сдержанно. — Как я уже сказал, сопротивляться я не буду.
— Хорошо. Ты, конечно, кремень, ничего не сказать, но служба есть служба! Мы тебя обыщем и в уазик!
— Как угодно, — я пожал плечами. — Служба есть служба.
— Хорошо, — сглотнул старший. — Тогда подойти к машине с поднятыми руками!
— Можно спросить? — Сказал я, идя к их автомобилю.
— Чего такое? — Отозвался один из стрелков, следовавших у меня за спиной.
Я обернулся и увидел, как те двое автоматчиков, что осматривали девятку, теперь поднимали с земли Михалыча.
— У перекрестка Ефремова-Калинина была перестрелка. Пострадал один гаец и наш. Не знаете ли, есть кто-то убитый из них?
— Не, — покачал он головой. — Раненые — да. Но убитых нету.
— Ну и хорошо.
— Интересно, — прошептал Косой, наблюдая через прицел СВД, как Летов садится в машину милиции.
Потом, когда на место приехала карета скорой, он встал от прицела. Покривился от боли в колене.
Косой удивился тому, как повел себя Летов. Он был убежден, что парень прикончит Михалыча, был уверен, что застрелит его на месте. Тогда бы Летова взяли тут же и судили за убийство.
Летов не нравился Косому, и он хотел бы, чтобы перспективный парень сгинул где-нибудь в застенках зоны. Однако теперь, пусть его и задержали, не известно, как все повернется. Косой считал Летова опасным.
Тем не менее старый бандит был в основном доволен. Пусть, Кулым остался жив, но с Михалычем теперь покончено. План не сыграл в полную силу, и две группировки не перебили друг друга. Косой же, должен был докончить дело пулей, если бы Михалычу удалось выжить в перестрелке.
Но даже несмотря на такой исход, задержание Михалыча — тоже неплохой финал. Молодой бандит был слишком отмороженным и давно попутал берега. Слишком уж большими темпами набирал он силу в последние несколько недель. Пугающими темпами.
Теперь же, учитывая его прошлое, даже заключение в Армавирском СИЗО для него — судьба хуже смерти. Косой знал, что Седой об этом позаботится.
Пыхтя, Косой слез со столов и сел на крайнем. Вздохнул. Потом поправил черные перчатки и встал. Бросив СВД, он вышел из комнаты.
Обезьянник был полон. Небольшая камера, отделенная от остального подвального помещения отделения милиции, оказалась переполненной не самыми приятными рожами.
Сотрудник щелкнул ключом в грубой замочной скважине, открыл решетчатую дверь.
— Давай, Летов. Пока тут побудешь, — буркнул он.
Не ответив, я вошел внутрь. Конвоир с громким лязгом закрыл за моей спиной дверь, потом замкнул ее.
В отделении, естественно, меня повторно обыскали, взяли объяснения и составили протокол о задержании. Формальным поводом стало незаконное владение оружием, а также завладение служебным автомобилем сотрудника милиции.
— У меня есть право позвонить, — сообщил я тогда оформляющему меня менту.
— Да-да. Скоро позвонишь, — ответили мне. — Сначала оформим.
— У меня есть право на звонок, — холодно повторил я конвоиру, оказавшись за решеткой.
— А ты что еще не звонил никому? Непорядок, — покачал мент головой. — Сейчас устроим!
После, он пошел к выходу, где дежурный выпустил его из КПЗ. Ушедший конвоир явно даже не собирался хлопотать, чтобы мне дали телефон.
Я обернулся. Окрашенные грязно-зеленым стены, вдоль них — лавочки. Крохотное окошко под потолком. Сквозь него пробивался сумеречный серый свет подходящего вечера.
На лавочках разместились люди: двое каких-то гопников в одних только спортивках и майках-алкашках, забитый старик, похожий на бомжа, угрюмый мужик в драной кожанке, трое ничем не примечательных мужчин и какой-то улыбчивый толстяк с копной волос, стриженных горшком.
Последний, одетый в пиджак, накинутый на футболку с воротником, залез на лавку с ногами и сел как-то по-турецки. Его толстые голые руки, упершиеся в колени, были покрыты синими смазанными наколками. Мужик с прищуром глядел на меня, лыбился щербатым ртом.
— Ну здорово, жених, — хмыкнул он, рассматривая мой помятый костюм, потом спустил ноги. — Садись рядышком. В тесноте да не в обиде.
Я окинул взглядом остальных, притихших в камере. Сел на освободившееся от ног татуированного место.
— Ты вроде интеллигентный. Как тут оказался? — Спросил он, как только я сел на лавку.
Я глянул на толстого, пожал плечами.
— Да так, по глупости, — солгал я.
Прекрасно понимая, что в КПЗ менты часто подсаживают шестерок, чтобы те разбалтывали оказавшихся в обезьяннике людей, я даже и не собирался говорить этому не слово правды. Справедливо рассудил, что общительный мужик в наколках может оказаться именно таким подсадным.
— Понимаю, понимаю. Все мы тут по глупости. Я вот, — он приложил толстопалую пятерню к груди, — в кабаке подрался. Видал?
Толстый указал пальцем на явно не первый год отсутствующий зуб.
— Выбил, сука такая. Но это ничего. Ты еще второго не видал. Знаешь, почему его тут нету?
— Почему? — Угрюмо спросил я.
— Потому что он на скорой уехал!
Мужик рассмеялся, стал бегать взглядом по остальным, но никто не присоединился к его хохоту. Бомжеватый дед даже сильнее вжался в угол.
— Ну вот, а ты тут чего?
— А я тут по глупости, — сказал я снова, — ну или, как говорит ваш брат «не за что».
— О! А ты за понятия сечешь? — Еще раз наигранно удивился толстый. — А на вора непохож. Скорее на братка! Только лицо больно интеллигентное!
— Как тебя зовут? — Спросил я.
— Егор! — Не задумываясь, ответил толстяк, и я подумал, что он, скорее всего соврал.
— А погоняло есть?
— Погоняло? Погоняла нету!
— Да не уж то? А выглядишь так, будто погоняло имеешь, — указал я взглядом на татуированные руки.
— Ай, да ладно, — отмахнулся он. — Че тебе мое погоняло? Ты, видать, совсем растерялся тут. Первый раз? Вижу, что первый. Ты не стесняйся, спрашивай. Я советом помочь могу, расскажу, что при ментах можно, а чего нельзя. Я, к сожалению, тут частый ходок. Уж не помню, какой раз в КПЗ сижу.
— А чего ж ты так? — Хмыкнул я.
— Да характер такой. Вроде я человек простой, но вечно в какое-нить дерьмо влезу. Ну вот опять влез. Обычно подержут, подержут, да выпустят. Особенно если правильно все делать и лишнего не болтать.
— Вот последнему твоему совету я последую, — сказал я.
— Да эт с ментами болтать не следует, — понизил он голос. — А мы — другое дело. Мы ж тут как семья. Не смотри, что на чуть-чуть вместе. А принято в обезьяннике друг друга не обижать, ни словом, ни делом. Вот гля. Тимур⁈
Он глянул на хмурого мужика.
— А, — отозвался тот.
— Закурить осталось еще у тебя? — Он подался ко мне, — Тимуру жена куриво передавала. Мы все угостились уже. Мож и тебя угостит.
— Есть, — Тимур полез в карман своей драной куртки.
— Спасибо, не трудись, — опередил я его. — Не курю я.
— Спортсмен? Ну молодец, молодец, — покивал толстяк в притворном одобрении.
Я не ответил ему, упер взгляд в пол.
— Так, а чего ты тут? Чего натворил-то? — Не унимался он. — Ты расскажи, легче станет. Всем легче становится. Уж я-то знаю.
— И всех ты так расспрашиваешь? — Поднял я голову.
— Ну… Мы все тут делимся. Когда ты за решеткой, все это на голову давит так, что ум за разум заходит. Особенно если в первый раз.
— У вас он тоже все расспрашивал? — Обратился я к остальным.
Вмиг в меня уперлись взгляды окружающих.
— Ну, да, — отозвался один из непримечательных мужиков. — Егор — нормальный мужик. Хоть не скучно с ним.
— Во-во, — покивал я. — Меньше перед такими нескучными нужно рот разевать. — Не удивляйтесь потом, что гражданин начальник знает о вас такого, что вы ему сроду не рассказывали.
Мужики переглянулись. Хмурый хмыкнул.
— Ты че, хочешь сказать, что я стукач? — Помрачнел тут же Егор, и голос его стал неприятным и угрожающим.
— Хочу. Так что отвали от меня и даже не заговаривай.
В камере зашептались. Егор наградил меня злобным взглядом. Потом посмотрел сквозь прутья на конвоира.
— Обидел ты меня сильно, дружище, — сказал он прежним простым тоном. — Я б на твоем месте не обижал тех, с кем тебе еще всю ночь сидеть.
— Тебя забыл спросить, — ответил я.
— Ну-ну… Ночь длинная, — снова ответил он холодным голосом. — А шестеркой я никого не позволю себя называть.
— Иди ты к черту, — столь же холодно ответил я и встал.
Потом пересел, опустился рядом с хмурым.
Внезапно дверь в подвал грюкнула и открылась. В КПЗ зашли несколько милиционеров.
— Летов! — Крикнул один из них, подходя к прутьям. — На выход.
— Позвонить дадите? — Снова встал я.
— Погоди ты звонить. Назвонишься еще. Тебя начальник отделения к себе вызывает.
— Значит, в больничке? — Спросил Седой, откинувшись в кожаном кресле.
— Да, — кивнул Косой и отпил чая. — Летов его отделал не слабо. Но, думаю, к середине недели Михалыч уже будет в СИЗО сидеть. Его давно все менты города шукают. Так просто цацкаться с ним никто не станет.
— И это хорошо, — Седой затянулся сигаретой.
Этим вечером, Косой отправился домой к Ивану Павловичу, почти сразу, как вернулся с Ефремова. Нужно было отчитаться.
— А ты чего Михалыча не добил?
— Не успел. Милиция подкатила и пришлось сматывать удочки.
— Жаль, конечно, что с Кулымом не вышло, — вздохнул Седой. — Ну да ладно. Есть еще у нас варианты. А теперь надо покончить с Михалычем. Ну и наркоту вернуть. Ты, Косой, займешься последним. А я уж с Моголом побазарю. У него в СИЗО как раз друган сейчас сидит. Ждет суда. Пускай Могол на него выйдет. Надо по СИЗО пустить прогон, что Михалыч к ним скоро присядет. Там знающие люди есть. Сразу поймут, что с ним надо сделать.
— Михалыч так просто не дастся, чтоб опустили, — проговорил Косой.
— Сам понимаешь, что нам на это побоку: опустят его, или просто замочат. Главное — повод есть. Главное, что сидят там люди, которые знают, что он с дочкой Сереги Шуши сделал в девяносто первом. А там уж все. На Михалыче можно и крест поставить.
Косой ничего не ответил, а только мрачно вздохнул и снова отпил чаю.