Моя вера

14. БОГ СУЩЕСТВУЕТ

Если мы существуем, если существовали наши родители, то уместно поверить и в Прародителя, Создателя Вселенной. Если Его нет, то нет и нас. Он един, но един во многих лицах. Он меньше атома и величественнее Гималаев. Ему просторно в капле морской воды, однако Его не в силах вместить и семь морей. Его бессилен постичь разум. Его не охватить умом, Он ускользает от любых рациональных определений. Но не буду подробно останавливаться на этом. Здесь нужна вера. С помощью логики я могу выдвигать и сам же опровергать бесчисленные гипотезы. Атеист может с лёгкостью одолеть меня в дискуссии. Однако моя вера настолько сильнее моего разума, что я могу бросить вызов целому миру, сказав: «Бог есть, был и пребудет вечно».

Впрочем, атеисты могут сколько душе угодно отрицать Его существование. Он милосерден и сострадателен. Он не земной властитель, Ему не нужно войско, чтобы заставить себе подчиняться. Он даёт нам свободу и порабощает одним лишь состраданием. Но если кто-то из нас отказывается склониться перед Его волей, он говорит: «Что ж, пусть так. Моё солнце всё так же будет светить для тебя, Мои тучи — всё так же изливаться для тебя дождём. Я не буду силой подчинять тебя Своей воле». Пусть невежды оспаривают существование подобного Бога. Я — один из миллионов мудрецов, верящих в Него, не устающих поклоняться Ему и славословить Его.

Существует некая таинственная сила, ускользающая от любых определений. Я чувствую её присутствие, но не могу увидеть. Эта незримая сила ощущается нами, но совершенно недоказуема, потому что в корне отличается от всего, что можно постичь посредством органов чувств. Она превосходит любое чувственное восприятие.

Однако в какой-то степени существование Бога можно доказать. Даже в быту люди не догадываются, кто, почему и по каким законам управляет их жизнью. Однако они убеждены в существовании подобной силы. Во время моей последней поездки по Майсуру я встречался со многими бедными крестьянами и, случайно задав им вопрос, обнаружил, что они не знают, кто правит Майсуром. Они просто сказали, что какой— то бог. Если эти бедные люди столь слабо представляли себе, кто ими правит, что уж говорить обо мне, бесконечно малом пред ликом Бога, в тысячи раз меньшем по сравнению с Ним, чем даже эти крестьяне по сравнению со своим правителем, — я и вовсе не в силах вообразить присутствие Бога, Царя Царей. Тем не менее, подобно майсурским крестьянам, я тоже ощущаю некое подобие порядка и гармонии в мироздании и чувствую, что всё живое подчиняется некоему непреложному Закону. Это не слепая закономерность, ибо ни одна слепая закономерность не в силах повелевать живыми существами, а благодаря чудесным исследованиям сэра Д. Ч. Боше[6] удалось доказать, что даже неодушевлённая материя на самом деле живая. Закон, царящий в мироздании, — это Бог. Закон и Законодатель — одно. Я не буду отрицать существование Закона или Законодателя, потому что мало о Нем знаю. Я могу сколь угодно отрицать и не признавать существования земной власти, но это не принесёт мне никакой пользы. Точно так же я могу отрицать и не признавать Бога и его Закон, однако это не выведет меня из-под его действия, тогда как смиренное и безропотное приятие Божественной власти облегчит моё странствие по жизни, подобно тому как приятие земной власти облегчит жизнь по установленным ею законам.

Я смутно постигаю, что, в то время как всё окружающее меняется и умирает, все эти метаморфозы подчиняются некоей живой власти, неизменной по самой своей сути, и именно она удерживает мир от распада, создаёт, уничтожает и создаёт заново. Эта всеведущая власть, или дух, и есть Бог. А поскольку ничто из того, что я могу постичь посредством органов чувств, не может пережить распад и не переживёт, существует лишь Он один.

Добра эта сила или зла? Я воспринимаю её как безусловно исполненную добра, ибо вижу, что в смерти торжествует жизнь, во лжи — истина, во тьме — свет. Поэтому я предполагаю, что Бог есть жизнь, истина, свет. Он есть любовь. Он есть высшее добро.

Однако это не тот Бог, что утоляет одну лишь интеллектуальную жажду, если это вообще возможно. Чтобы быть Богом, Бог должен подчинить себе и изменить человеческое сердце. Он должен проявлять Себя даже в самых незначительных поступках верующего, выполняющего Его волю. Для этого верующий обязан до глубины постичь Божественное начало, и пять чувств ему здесь не помогут. Чувственное восприятие зачастую оказывается ложным и обманчивым, сколь бы надёжным оно нам ни представлялось. Сверхчувственное же восприятие непогрешимо, и доказательством тому служат не внешние данные, а совершенно изменившиеся поведение и характер тех, кто ощутил в душе истинное присутствие Бога.

Его неоспоримым свидетельством является также опыт непрерывной череды пророков и мудрецов у самых разных народов. Отрицать его означает отвергать самого себя.

Постижению Божественного начала предшествует несокрушимая вера. Тот, кто возжелает проверить факт бытия Божия, должен иметь живую веру. А поскольку веру нельзя доказать с опорой на внешние данные, надёжнее всего уверовать в нравственные основы мироздания, а значит, в верховенство нравственного закона — закона истины и любви. Истинным проявлением веры будет твёрдая решимость отречься от всего, что не есть истина и любовь.

Я не могу рационально объяснить существование зла. Желая рационально объяснить существование зла, я тщился бы приравнять себя к Богу. Поэтому я смиренно довольствуюсь тем, что узнаю зло там, где его встречаю. И нарекаю Бога многострадальным страстотерпцем именно потому, что Он позволяет злу существовать. Я знаю, что Он не есть зло. Он создал его и, однако, не запятнан им.

Я также отдаю себе отчёт в том, что никогда не познаю Бога, если не буду бороться со злом, даже ценой собственной жизни. В этом убеждении меня укрепил мой собственный ограниченный опыт смирения. Чем искреннее я стремлюсь очиститься от скверны, тем ближе я становлюсь к Богу. Насколько же я приближусь к Нему, когда моя вера перестанет быть слабым подобием истинной, а сделается несокрушимой, как Гималаи, и белоснежной и сияющей, как снега на их вершинах? А пока я предлагаю помолиться вместе с Ньюменом[7], пропев гимн:

Светоч благой, веди меня сквозь мрак! Веди меня домой стезёй добра! Сквозь тёмную ночь, до самого утра, Веди меня домой стезёй добра!Я не молю: «Дай мне узреть родной очаг», Лишь дай мне сил ещё на шаг!

Рационалисты милы и трогательны, но сам рационализм превращается в жуткое чудовище, как только начинает притязать на всемогущество. Приписывать разуму всемогущество — значит совершать идолопоклонство худшее, нежели почитать Богом создания рук человеческих из дерева и камня. Я выступаю не за ограничение прав разума, а за признание той части нашего «я», что освящает разум.

Легко сказать: «Я не верю в Бога», ведь Бог позволяет нам говорить о Нем что угодно, никак не наказывая за это. Он взирает на наши деяния. И всякое нарушение Его закона влечёт за собой не возмездие, а неотвратимое очищающее наказание.

15. ПРИРОДА БОЖЕСТВЕННОГО НАЧАЛА

Я не воспринимаю Бога как человеческую личность. Для меня Бог — это истина, а Божественный закон и Сам Бог неотделимы друг от друга, в отличие от земного правителя и его закона, которые можно рассматривать как разные данности. Ведь Бог — это Идея,

Он Сам есть закон. Поэтому нельзя вообразить, что Господь нарушает Свой закон. Следовательно, нельзя сказать, что Он управляет нашими поступками, не обнаруживая Своего присутствия. Говоря, что Он управляет нашими поступками, мы просто описываем Господа на нашем, человеческом языке и тем самым невольно стараемся поставить Ему какие-то пределы. В остальном же Он и Его закон пребывают повсюду и повсюду властвуют. Поэтому я не стал бы утверждать, что Он в точности исполняет любую нашу мольбу, но, без сомнения, управляет всеми нашими поступками, и я действительно верю, что даже травинка не покачнётся под ветром без Его воли. А свободная воля, которой мы наделены, даёт нам возможностей меньше, чем пассажиру на переполненной корабельной палубе.

— А вы ощущаете себя свободным, приобщаясь Богу?

— Да, ощущаю. Я не чувствую себя стиснутым со всех сторон, как пассажир на переполненной палубе. Хотя я знаю, что моя свобода ещё меньше, чем у такого пассажира, я ценю её, ибо обрёл её благодаря учению «Бхагаватгиты», согласно которому человек творит свою собственную судьбу, поскольку обладает свободой выбора и сам решает, как воспользоваться этой свободой. Однако результат усилий не зависит от его воли. Как только он возомнит, будто способен повлиять на результат своих усилий, он попадёт в беду.

Совершенство — атрибут Всемогущего Господа, и, однако, какой Он великий демократ! Сколько поношений и нелепостей он вынужден терпеть из-за нас! Он даже позволяет нам, Своим ничтожным созданиям, ставить под сомнение само Своё существование, хотя Он пребывает в каждом атоме над нами, вокруг нас и в нас самих. Однако Он оставил за Собой право открываться избранным. Он — Существо, лишённое рук, ног, органов, однако тот, кому Он соблаговолит открыться, способен будет узреть Его.

В строго научном смысле Бог — первопричина добра и зла. Он направляет кинжал наёмного убийцы в не меньшей мере, нежели скальпель хирурга. Но с точки зрения человека, его целей и намерений, добро и зло в корне отличны друг от друга и несовместимы друг с другом и служат соответственно символами света и тьмы, Бога и Сатаны.

Законы природы вечны и непреложны, и не бывает никаких чудес, которые нарушали или отменяли бы их. Однако мы, слабые и бессильные, требуем чудес и возлагаем на Бога вину за собственную слабость и бессилие.

Для меня Бог есть истина и любовь. Бог есть нравственность и мораль. Бог есть бесстрашие. Бог есть источник света и жизни, однако превосходит всё перечисленное и является его причиной. Бог есть даже атеизм атеиста. Ибо в своей безграничной любви Бог позволяет существовать и атеисту. Он есть Испытующий сердца[8]. Его не облечь в слова и не постичь разумом. Он знает нас и сердца наши лучше, чем мы сами. Он не верит нам на слово, ибо знает, что мы часто говорим не всерьёз — кто намеренно, кто невольно. Те, кто нуждается в его личном присутствии, воображают Его воплощённым в человеческом облике. Он обретает телесную форму для тех, кто жаждет испытать Его прикосновение. Он — чистейшая сущность. Для верующих Он просто есть. Он есть всё для всех. Он в нас, над нами и возле нас. Можно изгнать слово «Бог», но никто не в силах изгнать Самую Сущность Всего Сущего, и, разумеется, «совесть» — жалкий и вымученный парафраз простого сочетания трёх букв: «Бог». Он не прекращает своего существования оттого, что во имя Его совершаются чудовищно безнравственные и жестокие деяния. Он многотерпелив. Он кроток, но одновременно ужасен... Он самый взыскательный и строгий персонаж в этом мире и в потустороннем. Он отмеряет нам тою же мерой, что и мы отмеряем нашим собратьям — людям и животным. Невежество для Него — не оправдание. И тем не менее Он есть всепрощение, ибо всегда даёт шанс раскаяться. Он величайший демократ на свете, ибо не налагает на нас никаких оков и предоставляет нам свободный выбор между добром и злом. Но Он и величайший тиран, которого знало человечество, ибо зачастую расплёскивает чашу, отнимая от наших губ, и, под предлогом наделения свободной волей, не оставляет нам свободы действий и смеётся над нами: потому в индуизме насмешку Господа над смертными обозначают словом «лила» (забава) или расценивают такую ситуацию как иллюзию (майю). Нас на самом деле нет, Он один существует. А для того чтобы воплотиться, нам надлежит вечно славить Его и вершить Его волю. Давайте же танцевать под звуки его флейты-банси, и всё будет хорошо.

Меня часто спрашивают, почему я отождествляю Бога с истиной. В ранней юности меня научили молиться, повторяя тысячу имён Господа, как они известны в священных книгах индуизма. Однако этой тысячей имена Господа отнюдь не исчерпываются. Мы полагаем (и я думаю, это верно), будто у Бога столько имён, сколь есть на свете живых существ, и, следовательно, Бог безымянный, а поскольку у Бога множество образов, Он не имеет формы и воплощения, а оттого, что он обращается к нам на бесчисленных языках, Он безмолвен, и так далее. Но, приступив к изучению ислама, я обнаружил, что в исламе Бог тоже имеет множество имён. Я готов согласиться с теми, кто утверждает, что Бог есть любовь. Но, признавая это, в глубине души я убеждён, что Бог прежде всего есть истина. Если человеку под силу полностью облечь в слова имя Господа, точнейшим определением будет «Истина». «Бог есть Истина» — к такому выводу я пришёл для себя. Однако два года тому назад я сделал следующий шаг на пути духовного познания и объявил, что истина есть Бог. Существует едва уловимое различие между утверждением, что Бог есть истина и что истина есть Бог. А к этому выводу я пришёл в результате неустанных тяжких поисков, начало которым было положено почти пятьдесят лет тому назад. Тогда я установил, что проще всего приблизиться к истине через любовь. Но тогда же я обнаружил, что слово «любовь», по крайней мере в английском языке, имеет разные значения и что, например, страстная любовь одного человека к другому может и развратить. Кроме того, я выяснил, что у любви, понимаемой в духе ахимсы, в мире найдётся не много приверженцев. Однако не было случая, чтобы люди по-разному воспринимали слово «истина», и даже атеисты не возражали против необходимости истины и её абсолютной власти. Однако в своих страстных поисках истины атеисты без промедления готовы были отрицать само существование Бога; им представлялось, что это абсолютно справедливо. Именно благодаря дискуссиям с атеистами я осознал, что нужно утверждать не «Бог есть истина», а «истина есть Бог». Я могу назвать имя Чарльза Брадло, который с гордостью именовал себя атеистом, однако, неплохо его зная, я никогда бы не счёл его таковым. Я назвал бы его богобоязненным человеком, хотя он бы отверг подобное обозначение. Он покраснел бы от досады, если бы я сказал: «Мистер Брадло, вы благоговеете перед истиной, а значит, вы человек богобоязненный». Я мог бы с лёгкостью опровергнуть его доводы, сказав, что истина есть Бог, подобно тому как побеждал в спорах многих молодых людей. А ещё учтите, что миллионы людей именем Божьим творили ужасные, жестокие злодеяния. Конечно, бывает, что и учёные во имя Бога решаются на жестокости. Я знаю, что во имя истины и науки люди подвергают чудовищным мукам животных во время вивисекции. Поэтому, как бы вы ни попытались описать Божественную сущность, вопросы всё равно останутся. Однако человеческий разум не безграничен, и вы должны осознать его границы, его конечность, если тщитесь вообразить некую сущность или данность, постичь которую человек не в силах.

А потом, в индуистской философии есть и ещё один сложный для понимания постулат: «Существует лишь Бог, нет ничего более». Он встречается и в калимах[9] ислама, где всячески подчёркивается и поясняется на примерах. В них также однозначно утверждается существование одного лишь Бога, но ничего, кроме Него. Действительно, на санскрите «истина» обозначается словом, буквально значащим «сущее», — Сат. Именно по этой и по некоторым другим причинам, которые я могу назвать, я пришёл к выводу, что определение «истина есть Бог» наиболее ёмкое и глубокое. Если вы хотите обрести в истине Бога, то единственно возможное средство её достижения — любовь, иными словами, ненасилие, а поскольку цель и средства здесь взаимозаменяемы, я без колебаний скажу: Бог есть любовь.

Что же тогда истина?

Сложный вопрос, но я решил его для себя, предположив, что это наш внутренний голос. Но на это мне можно возразить, что у разных людей различное, и зачастую противоположное, представление об истине. Что ж, если человеческий разум следует бесчисленными путями, если эволюция человеческого разума происходила в разных местах земли по-разному, следовательно то, что представляется истинным одному, может показаться ложным другому, а значит, учёные, исследующие эти вопросы, пришли к заключению, что необходимо учитывать определённые условия. Подобно тому как для проведения научных экспериментов требуется обязательное обучение целому ряду предметов, нельзя без строгой предварительной подготовки допустить неофита к экспериментам в области духа. Поэтому каждый, прежде чем говорить о своём внутреннем голосе, должен осознать границы и пределы собственного разума. Опыт убедил нас, что чающие обрести в истине Бога и идущие в этих поисках своим личным, неповторимым путём, должны дать несколько обетов, например обет говорить только правду, обет соблюдать брахмачарию (вести целомудренный образ жизни) — ибо нельзя одновременно испытывать любовь к истине и к Богу и к земным предметам, — обет ненасилия, бедности и нестяжания. Если вы не дадите эти пять обетов, вам лучше не приступать к духовным экспериментам. Есть и иные условия, но не буду докучать вам их перечислением. Достаточно сказать, что те, кто занимались подобной практикой, знают, что не всякому пристало ссылаться на свой внутренний голос — голос совести. А именно потому, что ныне каждый утверждает, будто имеет право поступать согласно своей совести, не принимая на себя никаких обязательств, и потому, что на озадаченный мир обрушиваются невероятные потоки лжи, я могу лишь напомнить вам, что истину не под силу найти тому, кто не осознал необходимости глубочайшего смирения. Чтобы броситься в волны истины и ощутить всю её глубину, вам надлежит умалиться и стать даже меньше нуля. Это всё, что я могу сказать вам по этому увлекательному вопросу.

Не счесть определений Бога, ибо не счесть Его проявлений. При мысли о них я преисполняюсь удивления и благоговения, на миг я даже замираю в безмолвии и трепещу. Однако я поклоняюсь Богу только в образе истины — я ещё не обрёл Его и лишь тщусь найти Его. В попытках обрести Его я готов пожертвовать даже тем, что мне дороже всего на свете. Даже если потребуется пожертвовать собственной жизнью, надеюсь, я смогу отдать её. Но пока я не узрел абсолютную истину, я должен довольствоваться относительной истиной, как она мне представляется. Однако до тех пор, на моем земном пути, эта относительная истина должна стать моим светочем, моим щитом и моим покровом. Хотя путь этот прям и узок и подобен острому лезвию бритвы, для меня он самый широкий и удобный. Даже мои огромные, величиной с Гималаи, ошибки представляются мне совсем крохотными, ведь я не сходил с избранного пути. Именно это не дало мне погибнуть, я шёл и шёл вперёд, ведомый моим светочем. Часто в пути я замечал слабые проблески абсолютной истины, Бога, и с каждым днём во мне крепло убеждение, что Он один реален, а всё остальное — иллюзия.

Кроме того, я уверился, что с тем, что под силу мне, справится и ребёнок, и у меня есть веские основания утверждать это. Искать истину одновременно и чрезвычайно просто, и невероятно сложно. Человеку надменному может показаться, что это и вовсе невозможно, а невинное дитя возьмётся за это с лёгкостью. Ищущий истину должен быть смиреннее праха земного.

Весь мир попирает прах ногами, но ищущий истины должен умалиться настолько, чтобы его мог попрать даже прах.

Пусть погибну я и сотни подобных мне, но да восторжествует истина.

16. МОЙ ОПЫТ ПОЗНАНИЯ БОГА

Я более убеждён в Его существовании, чем в том факте, что сейчас мы с вами сидим в этой комнате. А потом, я могу подтвердить, что проживу без воздуха и без воды, но погибну без Него. Пусть мне вырвут глаза, это меня не убьёт. Пусть мне отрубят нос, это меня не убьёт. Но лишите меня веры в Бога — и я погибну. Можете назвать это суеверием, но, признаюсь, оно согревает мне душу, подобно тому как в детстве согревало повторение имени Рамы, избавлявшее от страхов и тревог.

Мне не было и пятнадцати лет, когда я научился сознательно полагаться на волю Господа.

Любуясь закатом или восхищаясь красотой луны, я ликую душой и молитвенно славлю Создателя. Во всех Его творениях я тщусь узреть Его и Его неизречённое милосердие.

Последние тридцать лет я чаю, я страстно жажду, я изо всех сил пытаюсь достичь самопознания, то есть узреть лик Господень, обрести мокшу. Я живу, дышу, двигаюсь лишь для осуществления этой цели. Ей служат также все мои публичные выступления, все мои печатные работы, вся моя политическая деятельность.

Непрекращающаяся пытка для меня — знать, что я по-прежнему далёк от Него, повелевающего каждым моим вздохом и породившего меня на свет. Я знаю, что это мои пагубные страсти не дают мне приблизиться к Нему, однако я не в силах их искоренить.

По жизненному пути ведёт меня один лишь Бог. Господь мой ревнив. Он ни с кем не поделится властью. Поэтому мы должны предстать перед Ним во всей нашей слабости, с пустыми руками, всецело признав, что отдаёмся на волю Его, и тогда Он укрепит нас и защитит нас от всяческого зла, даже если на нас ополчится весь мир.

Я не желаю предвидеть будущее. Меня волнует, что происходит со мной в настоящем. Бог не дал мне власти даже над ближайшим мгновением.

Не пытайтесь защитить меня. Величайший всегда призрит на меня. Поверьте, когда пробьёт мой час, никто, даже самый могущественный в этом мире, не сумеет стать между Ним и мною.

Бог спасает меня до тех пор, пока я потребен Ему в этом теле. Едва только Он перестанет во мне нуждаться, никакие предосторожности уже не спасут меня.

Бог — самый суровый повелитель, какого я знаю на земле, и Он непрерывно испытывает нас. А когда мы чувствуем, что вера наша пошатнулась или силы нам изменяют и мы погибаем, Он тем или иным способом приходит на помощь, напоминая, что нельзя терять веру и что Он неизменно рядом с нами, защищает и оберегает нас, но на Своих условиях, а не на наших.

Приверженец «Бхагаватгиты» принимает вещи как они есть и откликается на события естественно, исполняя свою роль в мироздании, управляемом великим Механиком, словно часть хорошо отлаженной машины, которая беспрекословно подчиняется нажатию кнопки или движению рычага. Однако разумному существу очень трудно привыкнуть к мысли о том, что оно должно ощущать себя винтиком в машине. И всё же для того, чтобы умалиться и стать ничем, взалкавший духовного совершенствования должен воспринимать себя именно как винтик в машине. Коренное различие между машиной и человеком заключается в том, что машина — неодушевлённый предмет, тогда как человек живёт и дышит и сознательно превращается в машину в руках Великого Механика. Кришна подробно говорит о том, что Бог управляет всеми живыми существами, словно они — часть некоего механизма.

Я более полувека пребываю в рабстве у самого сурового и взыскательного Повелителя, и самое рабское служение мне в радость. С течением лет я всё отчётливее стал различать Его голос. Он никогда не покидал меня, даже среди кромешного мрака и ужаса. Он часто спасал меня, даже вопреки моей воле, и подчинял Себе каждый мой вздох, каждое движение, каждый миг моего бытия, лишая меня даже тени свободы. Чем полнее я Ему предавался, тем большее блаженство ощущал.

Господь пребывает с нами и призрит на нас, словно у Него нет иных забот. Не знаю, как это происходит, знаю лишь, что это и вправду так. Верующие избавлены Господом от всех треволнений и хлопот.

Поражение не может ввергнуть меня в уныние. Оно может лишь отрезвить меня. Я знаю, что Господь будет вести меня.

Каждый миг я чувствую присутствие Свидетеля, от взора которого ничто не ускользает и любое желание которого я стремлюсь выполнять.

Я не помню ни одного мгновения, когда мне показалось бы, что Господь меня покинул.

Если бы я не чувствовал присутствия Господа в своей душе, то, видя вокруг столько горя и несчастий, рано или поздно впал бы в буйное помешательство и мне осталось бы только утопиться.

С течением времени я всё острее ощущаю Его живое присутствие каждой клеточкой своей души. Если бы я не чувствовал Его близость, то лишился бы рассудка, ведь меня окружают вещи, сознательно и целенаправленно нарушающие мой душевный покой. Если бы я не ощущал Его присутствия, ежедневно наблюдаемые мною несчастия и беды сокрушили бы меня. Однако они почти не причиняют мне боли.

Полагаю, каждый человек может достичь состояния абсолютной, блаженной безгрешности и ощутить в своей душе присутствие одного лишь Бога, и ничего более.

17. ВНУТРЕННИЙ ГОЛОС

Я отнюдь не первый, кто утверждает, что слышит Глас Господень. К сожалению, я не могу подтвердить истинность этого заявления иначе как своими богоугодными деяниями.

Главный вопрос, который озадачивал многих и многих, — это вопрос о Гласе Божием. Что это? Что я услышал? Узрел ли я кого-то? А если нет, от кого и как исходил этот Голос? Эти вопросы не перестают волновать верующих.

Для меня Глас Господень, Глас истины и совести, внутренний голос, «тихий, едва слышный голос»[10] — одно и то же. Я не зрел Бога воплощённым и не пытался узреть Его так, ибо всегда полагал, что Господь не имеет облика. Однако я внимал Голосу, доносившемуся словно издалека и одновременно звучавшему совсем рядом. Я слышал Его столь же отчётливо, сколь и человеческий голос, и не в силах был Ему противиться. Я отнюдь не внимал Ему в сновидениях. Сначала в моей душе разыгралась ужасная внутренняя борьба. А затем в ушах у меня раздался голос. Я вслушался, уверился, что это тот самый голос, и на мою душу снизошло умиротворение. Мною овладел покой. Я тотчас же принял решение поститься, мысленно назначив день начала воздержания от пищи. Меня охватила радость. Это происходило между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи. Я ощутил прилив бодрости и принялся писать замётку об этом духовном опыте, с которой читатель, вероятно, уже ознакомился.

Могу ли я ещё как-то доказать, что воистину внимал Гласу Господню, а не эху собственного разыгравшегося воображения? У меня нет более никаких свидетельств, способных убедить скептика. Пусть он заявит, что всё это самообман или галлюцинация, не буду возражать. Я не в силах доказать обратное. Скажу лишь: даже единодушное убеждение всего мира, что я обманулся, не разуверит меня в том, что я воистину внимал Гласу Божьему.

Однако некоторые думают, что и Сам Бог — плод нашего воображения. Если эта точка зрения верна, то ничто не реально и всё порождено нашим воображением. Пусть так, пока мною владеет моё воображение, я всецело ему подчиняюсь. Реальность самых что ни на есть осязаемых предметов относительна. Для меня голос был более реален, чем моё собственное существование. Он никогда не обманывал меня и, если уж мы об этом заговорили, никогда не обманывал никого.

А услышать Его способен всякий, кто захочет. Он звучит в душе каждого. Но, как и все на свете, попытка Его расслышать требует долгих и упорных предварительных упражнений.

Я стану никчёмным существом, как только заглушу в своей душе «тихий, едва слышный голос».

Насколько мне известно, никто никогда не подвергал сомнению, что внутренний голос может к кому-то обратиться, и мир только выиграет, если уверения хотя бы одного человека, что он совершил тот или иной поступок, повинуясь внутреннему голосу, удастся подтвердить. Многие уверяют, будто внимали внутреннему голосу, но их притязания редко выдерживают критику. Однако нельзя заранее отказывать такому утверждению в справедливости оттого лишь, что некоторые им злоупотребляли. Нет никакой беды в том, что многие смогут честно поведать, как слышали внутренний голос. Но, к несчастью, этой уловкой пользуются и лицемеры. Нельзя изгонять добродетель потому, что многие только притворяются добродетельными. Во всём мире, во все века находилось немало тех, кто, по собственному уверению, мыслил и действовал согласно увещеваниям внутреннего голоса. Однако никакой беды человечеству их кратковременная деятельность не принесла. Сумеет расслышать внутренний голос лишь тот, кто прошёл стезёй долгого и тяжкого обучения; лишь ему под силу различить внутренний голос, не перепутав его ни с какими иллюзиями. Мир нельзя обманывать бесконечно. Поэтому нет ничего страшного в том, чтобы смиренный человек вроде меня не промолчал и заявил, что повинуется внутреннему голосу, если уверен, что и вправду внимал Ему.

Человеку свойственно заблуждаться. Он никогда не может быть уверен, что поступает правильно. То, что он принимает за отклик на свою молитву, в действительности может являться эхом его гордыни. Чтобы обрести мудрого, непогрешимого наставника, который поведёт земной стезёй, человек должен достичь совершенной душевной невинности и быть неспособным на зло. Я не могу притязать на это. Моя душа несовершенна, исполнена смятения, склонна к заблуждениям и беспокойна.

Предпринимая бесконечные попытки духовного очищения, я научился более или менее отчётливо различать и правильно понимать «тихий, едва слышный голос» у себя в душе.

Я твёрдо убеждён, что Он день за днём открывает себя каждому, но мы зажимаем уши, чтобы не различать «тихий, едва слышный голос».