Моя юношеская романтическая комедия оказалась неправильной, как я и предполагал 14

Глава 5. Шизука Хирацука грациозно шагает вперёд.

Пром завершился точно в запланированное время, и, когда мы разобрались с залом, настала ночь. Я покинул ставший пустым и мрачным спортивный зал и пошёл в сторону конференц-зала в основном здании школы.

Там собрались все вовлечённые в пром. Хотя нас не так и много: учсовет в центре, персонал во главе с Юкиношитой, я с Юигахамой и мелочь из спортивных клубов, которая нам помогала. А ещё присутствовали Хирацука-сенсей и часть людей из совета попечителей.

Как правило, небольшое празднование после представления устраивается для персонала, чтобы отблагодарить всех за работу. Мы стоим вокруг длинного стола с едой и напитками.

Ишики кого-то ищет взглядом перед конференц-залом. У неё в обеих руках было по бумажному стаканчику. Как только все взяли по одному, Ишики ткнула в бок Юкиношиту.

– Юкино-семпай, тост!

– Э, я? – Юкиношита удивлённо переспросила, и Ишики кивнула в ответ, показывая, чтобы та не медлила. Они недолго помолчали, но всё же Юкиношита коротко вздохнула, сдавшись.

– Ну что ж, если вы позволите… – неуверенно вышла она вперёд, брови домиком, а в руках держала стаканчик. Уверенно подняв лицо, она лучезарно улыбнулась.

– Мы успешно провели пром благодаря всем здесь присутствующим. Благодарю вас всех за поддержку. Спасибо вам за ваш труд. Давайте поднимем наши бокалы за то, чтобы и далее это стало традицией нашей школы Собу, и нас в следующем году проводили точно так же! – сказала она отнюдь не вымученно, а даже наоборот – длинный и живой тост, который повторили эхом все остальные. Я слегка поднял стакан, и стоящая сбоку Юигахама подняла свой.

– Спасибо.

– Ага, спасибо за работу! – сказали мы друг другу, но разговор на этом прервался. Из-за того танца чувствую себя сейчас неловко и стыдно. Возможно, что-то похожее чувствует и Юигахама: в одной руке она держит стаканчик, периодически отхлёбывая из него, а другой рукой что-то делает на телефоне. Вдруг, похоже, она что-то придумала и постучала по моему плечу.

– Кстати, тут Оримото-сан спрашивает, что будем делать дальше.

– Э? А-а…

Я не сразу понял, о чём речь. Я же впутал в свой псевдо-пром школу Кайхин-Сого, чтобы придать своему плану вид настоящего. И даже встречался с ними один раз, но из-за этой шумихи всё осталось на своих местах. Блин, совсем забыл о них… Роль псевдо-прома уже выполнена, значит, нужно и тут завершить начатое. Значит, нужно будет мне извиниться, ударяясь о пол головой, или даже лёжа на полу.

– Я ей позвоню. Только оставь мне её номер или почту, – ответил я.

– М, хорошо, – Юигахама в тот же миг отослала Оримото сообщение. Ответ пришёл почти сразу, судя по пиликанью из телефона Юигахамы.

– М, отправила.

– Спасибо, – поблагодарил я и проверил свой телефон. Да, есть одно сообщение от Юигахамы. Пока я думал, как бы перед ними извиниться, я заметил, что разговор с Юигахамой прервался. Мы превратились в миниатюру современной Японии: стоим рядом и играемся в телефонах. Как-то я слишком переживаю из-за того, что мы стоим так близко и не разговариваем. Но и каких-то разговоров на ум не приходит, не хватает у меня фантазии. Пока я мучился с мыслями, Ишики проворно проскочила в центр зала и начала привлекать внимание присутствующих, широко маша руками.

– Извините, что тут только объедки с прома, но больше мы ничего не приготовили, так что кушайте. Всё равно выбрасывать, так что не стесняйтесь! – сказала она. Из-за настолько прямого сообщения стало как-то неуютно.

– Кто захочет это есть после такого объявления?

– А-ха-ха… Ну, я буду, пожалуй, – натянуто улыбнувшись, сказала Юигахама и пошла в сторону стола. Проводив её взглядом, я облокотился о стену.

Ну да, когда разговор не клеится, еда и чай будут отличными помощниками. Эй, у меня же рот занят! Как я могу тебе что-то сказать? У курения есть похожий эффект – примерно 80% курильщиков курят для того, чтобы развеять тишину и отсутствие разговоров (сам узнавал). Из-за этого, наверно, я почувствовал запах сигаретного дёгтя. Что за курильщика сюда занесло?

– Спасибо за работу! Вы хорошо постарались. Было очень интересно смотреть, – сказала Хирацука-сенсей, помахав нам рукой.

– А вы что, только смотрели? Жаль, нужно было поучаствовать! – сказал я, и она в ответ пожала плечами.

Пром спланировали для покидающих эту школу. Хоть Хирацука-сенсей и не выпускник, но у неё, думаю, есть полное право им воспользоваться.

– Моя сцена – церемония отставки. У меня там главная роль, – словно играя роль, ответила она, и я тоже натянуто улыбнулся. Кажется, церемония отставки запланирована на начало апреля. Действительно, сцена специально для Хирацука-сенсея. Но вряд ли там будет такая же свободная обстановка, как на проме. Мы будем прощаться, как один из учителей с одним из учеников, на этой церемонии не будет такой печали. Но говорить об этом смысла мало. Как обычно я делаю, я поднял одну бровь и сострил:

– На той церемонии не потанцуешь.

– Верно, а жаль. Я тоже хотела с тобой потанцевать, – сказала Хирацука-сенсей и улыбнулась. Что-то меня тут настораживает, но вот что… «Тоже»? Как только я осознал, что к чему, в стаканчике с водой образовалось маленькое цунами.

– Вы видели это? – спросил я, успокоившись, и Хирацука-сенсей многозначительно улыбнулась. Мне показалось, что её улыбка может значить «молодец» или «интересно было». Ох, хочу сдохнуть… Я страдал, обнимая голову руками, как вдруг раздались весёлые крики. Посмотрев в ту сторону, я увидел Юкиношиту с Юигахамой, направляющихся в мою сторону. Позади них шагает Ишики.

– Спасибо за работу, – сказала Юкиношита, и я кивнул в ответ. Она подняла бумажный стаканчик, и я сделал так же.

– Спасибо и тебе. Хорошо, что всё удачно закончилось.

– Спасибо…

Мы не стукнулись стаканчиками, а лишь обменялись тёплыми словами. В стаканчике всё тихо и спокойно. Юигахама и Ишики тоже улыбнулись и поблагодарили за работу, был в высшей степени тёплый разговор.

Увидев, что ключевые люди собрались в одном месте, и другие подходили с благодарностями, включая, разумеется, и мать Юкиношиты.

– Хороший был ивент, – пришли мать Юкиношиты и Харуно-сан.

Юкиношита поставила стаканчик на длинный стол, выпрямилась и красиво поклонилась.

– Благодарю вас за помощь. Благодаря вам всё прошло без проблем.

– Нет, что вы, это вам спасибо, что приняли наши внезапные просьбы, – ответила точно таким же официозным тоном мать Юкиношиты и поклонилась. Подняв голову, она посмотрела в глаза девушке и улыбнулась.

– Спасибо и всем остальным. Вы были великолепны. Впечатлили мамочку.

Мать Юкиношиты ласково улыбнулась и прикрыла рот веером. Юкиношите стало немного неловко от шутливого тона матери. Она посмотрела по сторонам и кашлянула. Ну да, понимаю, разговаривать с матерью на людях всегда стыдно.

Мать и дочь смотрят друг на друга тёплым взглядом, как вдруг раздаётся немного другой весёлый голос:

– Мне тоже было интересно смотреть. Всё было отлично, – это всего лишь обычная дружелюбная фраза. Но вот если учесть, что говорит это Юкиношита Харуно, я не могу не искать в её словах скрытый смысл. На поверхности всё спокойно, а почувствовав что-то неладное, Харуно-сан улыбнулась ещё шире. Выглядит, как чеширский кот, забравшийся между своими матерью и сестрой.

– Это то, чем Юкино-чан хочет заниматься. Ты ведь и дальше будешь учиться по этой линии?

– Хочет заниматься? – мать Юкиношиты слегка склонила голову, пристально смотря на Харуно-сан. Харуно-сан в ответ холодно улыбнулась и отвела взгляд в сторону.

– Спроси у неё сама, – ответила Харуно-сан, и мать перевела свой взгляд со старшей сестры на младшую. Пальцы Юкиношиты дрогнули – очевидно, волнуется.

– По поводу этого могу сказать, что меня интересует работа отца, и я в будущем хотела бы заняться этим, – медленно сказала Юкиношита. Её мать в ответ приложила руку ко рту, словно чтобы скрыть удивление. Под пристальным взглядом матери Юкиношита не выдержала и опустила глаза.

– Я понимаю, что этот эпизод не связан с будущим, и что ничего не гарантирует. К тому же речь об относительно далёком будущем… – медленно, словно выдавливая из себя, сказала она, всего раз вдохнув воздух.

– Всё это – не более чем мои мысли, которыми я хотела бы поделиться.

Медленно подняв голову, она посмотрела в глаза матери. Та ничего ей не ответила, а лишь хлопнула веером и прищурила глаза.

– Ты действительно об этом думаешь? – сказала она таким тоном, что даже у меня, постороннего человека, пошли мурашки. Взгляд тоже далёк от тёплого, словно она смотрит на давнего врага. Все вокруг тоже сглотнули, затаив дыхание. Я отвёл взгляд, кожей ощутив заледеневший воздух. Я увидел, как Харуно-сан одна стояла, скучно смотря на свои ногти. Под суровым взглядом матери Юкиношита на миг сжалась, но кивнула в ответ. Мать некоторое время смотрела на застывшее лицо своей дочери, но под конец внезапно улыбнулась.

– Ясно… Я поняла тебя, Юкино. Если ты на самом деле этого желаешь, то я тоже помогу. Давай спокойно подумаем об этом. Торопиться не стоит, – поддавшись улыбке, Юкиношита кивнула. Её мать, приняв это за ответ, поправила осанку.

– Время уже позднее, поэтому я пойду, – сказала она и бросила взгляд на Харуно-сан. Харуно-сан в ответ взглядом показала, мол, можешь идти вперёд.

– Всего доброго, – мать Юкиношиты глубоко поклонилась, и Хирацука-сенсей резко подошла к ней.

– Я провожу вас.

– Нет, не стоит.

– Что вы, хотя бы до ворот…

– Не нужно, честно, ученики ведь ещё остались.

– Спасибо за внимание. Тогда давайте до выхода вас провожу.

– О, спасибо большое, извините за хлопоты. Спасибо, что ухаживаете за моей дочерью.

В общем, они друг перед другом играют в переталкивания, перемещаясь к выходу, и, наконец, Хирацука-сенсей проводила мать Юкиношиты. Почему-то её действия вызвали у меня чувство уважения, как к настоящему полноценному члену общества.

– Пожалуй, нам тоже пора бы заканчивать. Учсовет, нам нужно проводить всех и проверить, всё ли закрыто, – сказала Ишики, хлопнув в ладони, и они начали ходить, помогать и благодарить всех, постепенно разгоняя людей. Мы же ощутили желание сбежать, и я глубоко вздохнул.

– Как-то страшно было…

– Ага. Мама-нон такая страшная.

– Мама-нон – это что такое?.. – Юигахама усмехнулась в ответ на мой честный отзыв. Благодаря её смеху атмосфера в помещении стала теплее, и Юигахама улыбнулась стоящей рядом Юкиношите.

– Но ведь всё хорошо, Юкинон?

– Э? Да, спасибо, – Юкиношита всё ещё была немного напряжена после схватки с матерью, несмотря на улыбку. Но как только начала медленно говорить, её плечи расслабились.

– Сестра, спасибо тебе, – пробормотала негромко Юкиношита. Харуно-сан непонятливо склонила голову.

– За что?

– За всё. За то, что замолвила слово, например.

Юкиношита слегка покраснела из-за того, что пришлось объяснять неловким голосом. Юигахама не смогла сдержать улыбку, смотря, как та говорила холодным тоном, при этом стесняясь.

Помню, Харуно-сан обещала замолвить слово перед матерью. Оказывается, она иногда поступает, как подобает старшей сестре. Но эта самая Харуно-сан удивилась, когда её поблагодарили. Даже более того, она расчесала пальцами волосы, словно ей это надоело.

– А, ты про это. Я на самом деле не планировала ничего такого, – холодно сказала Харуно-сан, словно забыла об обещании. Тёплая атмосфера опять изменилась. Харуно-сан приставила указательный палец к подбородку и вопросительно склонила голову.

– Думаю, мать это убедило. Насчёт остальных не знаю. Так? – улыбнулась она, но я не могу ничего сделать с чувством, что она сказала что-то нехорошее.

– Чего ты у меня спрашиваешь? – Юигахама сверлит её взглядом. Не знаю, специально или нет, но Юкиношита взяла руку Юигахамы. Я тоже напрягся из-за убийственной атмосферы. Но даже под давлением Юкиношита Харуно не дрогнула.

– Меня ведь не убедило! – сказала она привычным бодрым тоном.

– Э? – сказал я случайно. Наверно, я выглядел довольно глупо, и звук издал странный. Харуно-сан вздохнула, словно смеясь над нами.

– Я не могу себе позволить это признать, – сказала не кто иная, как Юкиношита Харуно. Но показалось, что кто-то другой вполне мог бы разделить её чувства. Те чувства, что роились, спали, гнили где-то глубоко в груди, наконец-то обрели форму и ударили прямо по нам, лишив способности что-то возразить.

Не знаю, как восприняла эту тишину Харуно-сан, но продолжила она добрым тоном.

– А, пойми меня правильно. Меня не волнует наш дом, и я не хочу ничего наследовать.

– Но тогда почему… – начала было Юкиношита, но остановилась на полуслове. Её остановила холодная улыбка Харуно-сан.

– То есть ты себя вот так ведёшь всё время, а теперь вдруг раз – и я должна признать? Ну уж нет. Я заставляла себя принять тебя и успокоиться, отстать, как тут… Тебе не кажется, что мне было бы довольно сложно признать?

Юкиношита сжала зубы, а на лице смесь замешательства и боли. Она опустила голову и сказала тонким голосом:

– Почему ты говоришь это только сейчас?

– Это я должна спрашивать тебя. Юкино-чан, почему ты говоришь об этом только сейчас? – сказала она мягким, словно утешающим тоном, но слова увещевания переполнены скорбью. Впервые я увидел, как лицо Юкиношиты Харуно исказилось. Видя её лицо, Юкиношита не смогла сказать ни слова. Харуно-сан заметила, что на неё смотрят с сочувствием, как на трагическую сцену, и прищурилась, показывая, что ей не нравится.

– Не могу же я признать, что такой результат стоит того же, что и мои двадцать лет? Если ты действительно хочешь, чтобы тебе всё уступили, то будь добра, покажи что-то равноценное, – сказала она ровным тоном, но эмоции самих слов не скрыть. Она улыбается краем губ, но в глазах – давление, из-за которого никто не смог сказать ни слова. Харуно-сан слегка засмеялась в тишине.

– Ладно, попрощаюсь с Шизукой-чан и пойду домой. Пока всем, – сказала Харуно-сан и медленно пошла. Перед тем, как закрыть дверь, она помахала мне рукой и покинула зал.

Никто не проронил ни слова после того, как она тихо закрыла дверь и до того момента, когда её шаги в пустом коридоре стихли. Мы даже не смотрели на лица друг друга. Или, возможно, я один смотрел себе под ноги. В этом большом конференц-зале гораздо холодней, да и чувствуется он гораздо шире, чем до этого. В этой неловкой гнетуще-холодной атмосфере Юкиношита пробормотала:

– Эм, извините, сестра что-то странное сказала…

– Она ведь всегда такая. Уже привыкли.

– Да, наверно, – лицо Юигахамы расслабилось, и она улыбнулась Юкиношите.

– Ну да. Спасибо за ваши слова.

Мне показалось, что в комнате стало теплей, однако же, лицо Юкиношиты всё ещё темнее тучи.

– Но сегодня она была немного серьёзней. Настолько, насколько тяжелы двадцать лет.

Наверно, это то, что чувствовала она благодаря тому, что жила рядом. Я же тут посторонний, и понять их чувства не могу. Но даже я чувствую, что сейчас не та атмосфера, чтобы отпустить какую-то глупую шутку. Я могу только молча кивнуть.

А Юигахама сделала другой выбор. Медленно шагая, она приблизилась к Юкиношите.

– Этот год и для Юкинон, и для нас был не менее тяжелым. Дело тут не в том, как много времени прошло, – сказала она ласковым голосом, и Юкиношита посмотрела на неё. Я тоже увидел её полное чувств лицо. Юигахама набрала немного воздуха в грудь и сжала руки в кулаки.

– Настолько это время было странным!

– Странным?..

Такое чувство, что с плеч сняли тяжесть. По-моему, мой голос прозвучал странно. Юкиношита тоже сидела в прострации, но вот уже хихикнула. Поэтому я тоже смог улыбнуться.

– Ну да, странным. Клуб помощи с самого начала был чем-то глупым.

Юкиношита бросила на меня взгляд.

– В основном благодаря тебе, думаю.

– Ну да. Поэтому было очень весело! Мы постоянно занимались странными вещами, поэтому было много грустного, неприятного, трудного… – сказала Юигахама, и взгляд её опустился вниз. Юкиношита тоже опустила взгляд вслед за ней. Они смотрят не на следы, а на траекторию, по которой мы дошли до этого. Пусть никто и не говорит ничего, мы все представили что-то в голове. Чуть больше одного года… Мы смеялись, избегая разговаривать о важных вещах, вспоминали вещи, о которых можно ностальгировать.

Но сейчас можно посмотреть иначе на воспоминания, которые щемят грудь, на события, от которых быстро бьётся сердце, и неяркого цвета чувства.

Внезапно наш смех совпал по времени. Юигахама подняла голову и по-доброму на нас посмотрела.

– Но ещё больше было веселья и радости, настолько, что можно влюбиться в это замечательное длинное время.

– Согласна… Уверена, я тоже могу с гордостью сказать об этом.

– Ага.

Я только кивнул головой в ответ на их слова. Мне нечего произнести вслух. Наверняка этот год был самым длинным в моей жизни. И этот год наконец-то закончился.

Юкиношита осматривает эту опустевшую комнату, в которой кроме нас, никого нет.

– И последняя работа на этом окончена, – пробормотала она, но не смотря в нашу сторону; её взгляд бегает вокруг: по столу с оставшейся едой, лишившимся хозяев бумажным стаканчикам, густо-чёрному пейзажу за окном, одиноким светильникам во дворе, очертаниям специального корпуса в темноте, непрестанно идущим настенным часам. Вскоре она посмотрела на нас.

– Я думаю, сейчас подходящее время, чтобы закончить. Сестра тут ни при чём, просто это действительно подходящий момент.

– Я… думаю, если возможно, продолжить. Но если ты не хочешь, Юкинон, то хорошо.

Их влажные глаза смотрят теперь на меня, словно они ждут моего ответа. Но ответ уже известен. Не могу я быть против. Начиная с того, что Хирацука-сенсей меня сюда привела силой, и она в конце этого учебного года покидает школу. Да и навязанное сражение уже завершилось моим поражением. Поэтому, я не против.

– Я…

Согласен с этим. Так будет правильно. Нет ошибки в том, чтобы это закончить. Всё логично. Как она и сказала, это – желаемый вид, правильное положение, один из концов. Но я так и не смог сказать ни слова. Вздохнул, но боль в горле не дала издать ни звука. Я сглотнул, чтобы смочить горло, но одновременно сглотнулось и то, что я хотел сказать. Я сжал горло, выталкивая продолжение, но смог выдавить только вздох.

Они же всё это время ждали. Несколько раз вздохнув в этой тишине, я сжал зубы. Вдруг какой-то суетливый звук нарушил тишину. Мы посмотрели в сторону резко открывшейся двери.

– Спасибо за работу! Э, что-то случилось? – Ишики отвела учсовет, и опять вернулась, и смотрит на нас с удивлением. Возможно, почувствовала странную атмосферу. Я слегка мотнул головой, мол, всё нормально.

– Да нет, ничего. Вы уже закончили?

– Да. Осталось только тут. Спасибо за работу.

– Ясно. Ладно, я тогда пойду. Всего доброго.

– Э? А как же убрать… – Ишики убежала из конференц-зала, не дослушав. Но, не успела она сделать несколько быстрых шагов (из коридора слышно), как её быстрый шаг замедлился.

За окном уже темно, а в коридоре горят лишь древние лампочки накаливания. Я иду медленно, словно волоча ноги в этой полутьме. Негромкие шаги приблизились ко мне сзади.

– Хикигая-кун, подожди, – немного сдавленным голосом сказала она и едва заметно схватила мой рукав.

Оборачиваться мне не хотелось. Но нельзя же её игнорировать, нельзя не обернуться. Рукав, который держит меня, словно якорь прошлого, остановил меня на этом месте.

Я остановился и вместо того, чтобы вздохнуть, я посмотрел на потолок. Освободив полностью лёгкие, я, наконец, упорядочил мысли и повернулся туловищем. Передо мной стоит Юкиношита Юкино. В темноте её чёрные волосы выглядят ещё красивей, и она их поправила рукой. Её дыхание довольно быстрое, видимо, она догоняла меня. Чтобы успокоить дыхание, она сжала блейзер в районе груди и начала медленно говорить.

– Эм… Я должна тебе сказать это как следует… – подбирала она слова, и в итоге перевела взгляд на окно. Я тоже не мог смотреть на её светлое прямое лицо и тоже повернулся к тёмному окну. Из-за освещения в коридоре мы отражались в окне. Я пристально смотрю на её отражение.

– Спасибо за помощь сегодня… И не только сегодня. Извини за все проблемы, которые тебе доставили.

– За это не стоит извиняться. Я ведь тоже принёс немало проблем. Будем считать, что мы квиты, – сказал я и улыбнулся в ответ на едва заметную улыбку в отражении. Наши глаза в окне встретились, и Юкиношита улыбнулась.

– Ты прав, было очень сложно. Значит, будем квиты, – сказала она звонко, словно шутя. Однако лицо в отражении выглядит прозрачно-пустым. Или, возможно, это игра света.

– Спасибо тебе. Ты мне во многом сильно помог. Но уже… всё хорошо. Я буду стараться сделать всё как следует сама, – сказала она, и я ощутил, как она чуть-чуть сильнее сжала мой рукав, в результате чего я рефлекторно повернулся к Юкиношите. Проезжавшая мимо машина осветила тёмный коридор, и я слегка прижмурился, но увидел её едва не плачущее лицо.

– Поэтому…

Вместе со звуком двигателя исчезает и голубовато-белый свет, и голос Юкиношиты. Она так и не завершила фразу, но я примерно понял, что она собиралась сказать. После того момента несколько дней назад, когда я последний раз убрал руку от холодной ручки двери, у меня в уме множество раз всплывали её фразы, повторяющие: «хватит уже», «я всё закончу» и тому подобное.

– …Да, я понимаю. Всё нормально, – сказал я, хотя на самом деле ничего не понимаю. Это просто способ закончить разговор.

– Пока, – прозвучало прощание, но её красивые пальцы всё не отпускали мой рукав. Дело не в силе, с которой она его держит, уверен, я мог бы без усилий выдернуть руку. Но её тонкие пальцы выглядели настолько хрупкими, что я не хотел действовать грубо. Поэтому я аккуратно и медленно убрал её своим грубым пальцем. Возможно, я слишком нерешительно коснулся, так что мой палец слегка дрогнул. Или же, возможно, это она удивилась, что я её коснулся, и дрогнула. Она убрала пальцы быстрее, чем я мог бы это проверить.

– Пока.

Я спрятал руки в карманы, почувствовав холодный воздух, и развернулся. Я ушёл, не оборачиваясь. Но в коридоре раздавался звук лишь одних шагов.

***

На втором этаже главного здания в прихожей свет уже не горит. В левой части, там, где находятся кабинеты, свет ещё горит, но сюда он почти не доходит, поэтому у входа темно. Но благодаря этому свету я заметил женскую фигуру, прислонившуюся к стеклянной двери. Я её даже со спины узнать могу.

Юкиношита Харуно.

Ей, похоже, скучно, поэтому она смотрит на экран своего телефона. Даже в свете экрана смартфона её лицо очень красиво, но выражает оно скуку, из-за чего мне она показалась более строгой. Услышав мои шаги, она резко повернулась в мою сторону. Из-за расположения светильников вдоль дороги я уже не смог понять, как она на меня смотрела, но, кажется, улыбалась.

Я смог разглядеть её лицо только когда она сделала шаг от стеклянной двери. Взгляд её был холоден, а улыбка – мрачной.

– Убежал всё-таки, – шутливо сказала она. Мои брови дрогнули, и я цыкнул языком. Увидев моё лицо, Харуно-сан стала заметно веселей.

Не нравится она мне: возникает чувство, что она читает мои мысли, как с листа. Поэтому хоть как-то сопротивляюсь.

– Это ты ведь меня вызвала, сказав такое, – сказал я, и она в ответ не пытается ни отрицать, ни исправлять меня, а вместо этого опустила плечи. Уходя из конференц-зала, она нарочито сообщила мне место, и бросила взгляд так, что даже самый скудоумный понял бы.

Можно было бы, например, проигнорировать её и вернуться домой, но в таком случае она либо сама позвонит, либо начнёт искать меня через Хаяму или Комачи. По крайней мере, она так всегда и делала. Значит, мне будет гораздо легче самому прийти к ней.

Вот и получается, что я не могу её игнорировать. Я не могу не обращать внимание на пронизывающие меня насквозь слова, на тон голоса, словно кинжал у моего горла, ледяные глаза, силуэт, столь похожий на красивый силуэт той девушки; весёлая маска, как у взрослого человека, порой застигающее меня врасплох детское выражение лица, ласковая до дрожи улыбка. Уверен, даже эти мысли она читает. Понимая, что нахожусь под её контролем, я не мог не задать этот вопрос.

– Зачем ты сказала это? Чего ты хочешь, в конце концов? – раздражённо спросил я то, о чём всё это время думал. То, что делает Юкиношита Харуно, всё время, что я её помню, будоражило нас. Даже сейчас, когда, казалось бы, всё закончилось, она бросила камень в гладь озера, спутав все карты. Нельзя позволять ей помыкать собой. Мои слова прозвучали более резко, более грубо, чем я ожидал. Харуно-сан спокойно приняла на себя мой сверлящий взгляд.

– Я ведь сказала, что мне всё равно. И на дом мне всё равно, буду этим заниматься я или Юкино-чан, – сказала она то же самое, что и раньше. Харуно-сан посмотрела наружу через стеклянную дверь.

– Я просто хочу, чтобы меня убедили. А результат мне не важен, – сказала она, словно усиливая свои же слова. На самом деле смысла повторять одно и то же нет. Однако в голосе были тоскливо-одинокие оттенки.

Опять. Опять я перестал понимать Юкиношиту Харуно. Действует то как положительный персонаж, то как отрицательный, то вызывает своими действиями ненависть и гнев, а иногда разговаривает ласковым голосом, делая грустное лицо. Если эта смена поведения – всего лишь игра, то я тут ничего не сделаю: куда бы я ни пошёл, всё равно буду танцевать на её ладони.

– Доказать свою лояльность? Прямо как якудза, – сказал я, вздохнув, и разочарованно улыбнулся. Ей, похоже, понравилась моя реакция, и она усмехнулась в ответ.

– Не могу отрицать… Но мать, думаю, тоже не примет этого.

– Но выглядело довольно позитивно, – сказал я, вспомнив добрую улыбку, а Харуно-сан усмехнулась в ответ, мол, что ты вообще такое говоришь, и посмотрела, как на дурака.

– В жизни не поверю, что мать это устроит. Поэтому она и не сказала ни да, ни нет, по сути, пустой ответ. Да и Юкино-чан, похоже, заметила.

Не сказать ни да, ни нет, а только дать понять собеседнику, что его услышали – это один из приёмов дипломатии. Юкиношита, наверно, поняла, что это значит: застывшая улыбка, напряжённые плечи как раз могли указывать на это, теперь я понял.

– Семья…

Чтобы понимать, как друг у друга выражаются эмоции, нужно пожить вместе некоторое время. Хороший тому пример – я и Комачи. У людей, с которыми я не знаком и года, я таких тонкостей не заметил бы. А вот чтобы понять скрытый смысл слов у матери и сестры Юкиношиты мне придётся принимать во внимание малейшие изменения мимики и жестов, что мне не по плечу. Харуно-сан прочитала мои мысли и коротко улыбнулась.

– Мать, сестра, или кто-то другой – тут это неважно, важно одно – наблюдательность. Даже вы, просто друзья, понимаете это?

– У меня не хватает уверенности назвать нас друзьями, поэтому ничего не могу сказать.

– Ты даже сейчас продолжаешь это говорить! Великолепно. Не умеешь ты сдаваться вовремя, – Харуно-сан усмехнулась, а взгляд всё ещё был ледяным. Она вздохнула, словно утратила интерес к разговору, и открыла стеклянную дверь.

– Этим никого не убедить, – бросила она мне и вышла наружу. Я сделал шаг за порог вслед за ней. Ай, я же в школьной обуви! Цыкнув, я решил, что мне лень переобуваться, и сбежал с лестницы.

– А почему нет? – сказал я за секунду до того, как спустился с лестницы. Харуно-сан остановилась и медленно обернулась ко мне. В её увлажнившихся больших чёрных глазах отражался свет фонарей, и мне показалось, что она плачет.

– Просто… то, чего она хочет – это всего лишь сублимация другого желания, – сказала она одно слово, и мне показалось, словно земля ушла из-под ног, и я немного пошатнулся.

Сублимация. Действие, направленное на получение удовлетворения при невозможности достичь некой цели путём подмены её на другую цель. Другими словами, обмануть самого себя – самообман.

Интересно, смогу ли я признать эту цель, если Юкиношита действительно, как сказала Юкиношита Харуно, обманывает саму себя? Увидев, что я умолк, Харуно-сан поднялась на одну ступеньку вверх, чтобы наши глаза были на одном уровне.

– И Юкино-чан, и Хикигая-кун, и Гахама-чан, вам всем пришлось приложить усилий, чтобы принять это. Играя лишь внешней формой и словами, отводя взгляд… – ласково прошептала она.

Прекрати, не говори ничего больше. Я и сам это понимаю. Но несмотря на мои мольбы, Харуно-сан продолжила говорить утешительным тоном и с жалеющим взглядом.

– Придумывая хитрые оправдания и искажённую логику… Обманывая и подменяя действительность, так ведь? – говорила она даже не прекращая, словно ей дела нет до моего ответа, и я всё услышал: и её голос, и дыхание, и слова, которые просочились в меня так, словно меня погрузили под воду из слов. Я даже не понимаю, дышу я или нет; в горле возникает голос, но выйти наружу ему не дано.

Я понимал. Я гордо заявил о мужской гордости, но в итоге в моём поведении ничего не изменилось. Хотя нет, всё стало ещё хуже: нужно было скормить им огромную ложь. Моя голова, казалось, вот-вот взорвётся, а Харуно-сан нежно, словно стараясь не сломать, погладила меня по голове.

– Я ведь говорила, – слегка улыбнувшись и проскользив рукой к моей груди, она ткнула мне в грудь пальцем.

– Ты не пьянеешь.

– …Похоже на то, – выдавил я из себя, и она улыбнулась естественной для неё улыбкой, однако на лице отразилась грусть. Её призрачная улыбка и чуть не плачущее выражение лица поразили меня в сердце.

Сцена, на которую я смотрел из окошка; опускающийся занавес; девушка, едва заметно махающая рукой; призрачная улыбка, исчезающая во тьме. Та боль до сих пор бродит по моему телу.

– Если не решить проблему, её дым не угаснет никогда. Это не закончится никогда. Мои двадцать лет лжи подтверждают это. Вся моя жизнь – словно подделка.

Думаю, я впервые увидел настоящее лицо Юкиношиты Харуно. Пока я был в замешательстве, она сделала шаг назад и после этого повернулась спиной.

– Скажи, Хикигая-кун… А существует ли оно, это настоящее?..

Слова с налётом одиночества и грусти развеял ночной ветерок. Расчесав рукой волосы, она пошла, словно идя вслед за ветром; спустилась с лестницы, вышла за дверь и, слегка обернувшись ко мне, ласково махнула рукой. Я же стоял в прострации и смог лишь выпрямить спину на прощание, а руку поднять сил уже не хватило.

Когда она полностью скрылась из виду, в ногах словно иссякла вся сила, и я резко сел на ступеньки. Я думал, что я стремился к тому, что Юкиношита Юкино выбирает по-настоящему, что решила по-настоящему, что по-настоящему говорит. Однако если в результате пристальной оценки оказалось, что это желание – не более чем сублимация, то и конечный ответ – неверен. Ложь не в её словах, ошибка оказалась ещё раньше – в условиях задачи, на которую искали ответ. Нет, это я, Хикигая Хачиман, внёс эту ошибку. Зная, что разрешён лишь один ответ, я избегал делать выбор, откладывал его путём различных оправданий. Словно мошенник, плетущий обман с помощью слов. Уповал на доброту, разбалован честностью, притворялся, что опьянён мечтой, и твердил, что это – правильный ответ. А сейчас уже глупо было бы говорить, что это было ошибкой, нет – это грубая подделка, теряющая в цене из-за одного своего существования.

***

Я задумчиво сидел на ступеньках у школы, не обращая внимания на ночь и холодный ветер. Вокруг нет ничего, кроме нескольких проехавших по трассе велосипедов. В это время в школе уже не должно никого быть, да и на пешеходных дорогах людей почти нет. И вставать желания совсем нет. Неожиданно за спиной открылась стеклянная дверь, и раздался звонкий звук каблуков, эхом звучащий в голове. Как вдруг моя верхняя часть головы получила удар.

– Эй, а ну не ходи в школьной обуви по улице.

Посмотрев вверх, я увидел ребро ладони Хирацуки-сенсея. Похоже, это она меня стукнула. Подумав о чём-то постороннем, например, что давно уже такого не было, я почесал голову. Хирацука-сенсей коротко вздохнула и подала мне руку.

– Пора закрывать школу. Сбегай переобуйся.

Ну да, нельзя тут сидеть вечность. Я не смотрел на часы, но, должно быть, времени прошло немало. Я наконец-то встал, подгоняемый учителем, и отряхнул пальто от песка. Хирацука-сенсей поднялась по лестнице и, вздохнув, остановилась, сложив руки на груди. Похоже, она будет ждать, пока я уйду домой. Я тоже поднялся по ступенькам и, поклонившись Хирацуке-сенсею, зашёл в школу. В кабинетах и в учительских комнатах свет ещё горит, но в коридоре почти везде уже выключили. Свет снаружи, из окон, позволяет мне без проблем двигаться дальше, но всё же идти тяжело. Спина сама собой согнулась, наверно, из-за ночного похолодания.

– Хикигая, – за моей сгорбившейся спиной раздался голос. Это была Хирацука-сенсей, она шла за мной, не издавая ни звука. Заинтересовавшись, я увидел, что на ней не было ни шлёпанцев, ни тапок – только носки, туфли она держала в руках, видимо, готовится идти домой.

Надевая пальто вместо белого халата, она стала рядом и похлопала по моему горбу, чтобы я выпрямился, и улыбнулась.

– Уже поздно, я тебя провожу.

– Не-не-не, что вы. Я же на велосипеде.

– Да брось. Можешь оставить велосипед тут.

Э-э? Кто ты есть? Брошенный сородичами ёкай? Хирацука-сенсей толкает меня в спину, несмотря на моё сопротивление. В итоге она всё же дошла со мной до входа, и чуть ли не силой затащила меня на стоянку. Там уже никого не было, только пара-тройка машин. Из них выделялась одна высококлассная иномарка, плохо сочетающаяся со школой. Она мигнула фарами – похоже, Хирацука-сенсей открыла двери. Став перед своим любимым автомобилем, она осмотрела всё вокруг и подозвала меня рукой.

– Садись быстрее. Быстрее.

– Ага.

Я так и сделал, поскольку меня торопили: сел на переднее пассажирское сиденье и пристегнулся.

Двигатель завёлся с низким звуком, отдающимся в животе. Хирацука-сенсей надавила на газ, и машина начала двигаться, а я облокотился на сиденье. Когда-то давно я уже был в этой машине, но всё же как приятно сидеть в ухоженном кожаном сиденье! Алюминиевые элементы вокруг ручки коробки передач тщательно отполированы – сразу видно, что пользуются машиной аккуратно. Я было усмехнулся, вспомнив, насколько неряшливо выглядит её стол в учительской, но как подумал, что больше не увижу гор бумаг и пачек с раменом быстрого приготовления, мне стало как-то грустно, и я посмотрел за окно.

Над дорогами мигают жёлтым светофоры. Хирацука-сенсей уверенно крутит руль, что-то напевая себе под нос. Похоже, дорогу она знает. Но вдруг её песня оборвалась.

– Во-первых, спасибо за работу.

– Ага. Хотя, я особо ничего не делал.

– Не думаю. Ты хорошо работал. Нужно отметить завершение работы, хотела бы я сказать, но я за рулём.

– К тому же я ещё не могу пить.

Хирацука-сенсей слегка улыбнулась, не отрывая взгляд от дороги.

– И то верно. Ну, жду нашей встречи через три года, – сказала она, и я лишился речи. Казалось бы, можно было дать бессмысленный ответ, но я вместо этого сижу как дурак с открытым ртом. Только мелодия из автомобильной стереосистемы заполняет тишину.

– Эй, вот только игнорировать меня не надо! Неприятно, знаешь? – сердитым тоном сказала она, и я пришёл в себя и посмотрел в сторону водителя.

– А, извините. Как-то даже не представляю себе такого, – я постарался улыбнуться, и Хирацука-сенсей в ответ вопросительно склонила голову, чуть-чуть посмотрев на меня.

– Чего ты не представляешь? Что станешь совершеннолетним? Или что через три года мы всё ещё будем видеться?

Время течёт без остановки, и я вне зависимости от моего желания однажды стану взрослым, но смысл фразы «стать взрослым» от меня пока что ускользает. Работать, завести семью, влиться в общество – всё это возможно, если приложить стараний и связи, думаю. Представить в уме я это могу, но вот достаточно ли этого для того, чтобы называться взрослым? Есть же в мире ничтожества, возраст которых пришёл без полезных качеств, и люди, которые издеваются над детьми, поэтому год рождения, позиция в обществе и наличие семьи не может служить критерием. Впрочем, думаю, я могу прожить без нарушения закона и вреда окружающим. Если говорить про длинные отрезки времени, десять-двадцать лет, то вполне возможно, что где-то наступит переломный момент. А вот три года… С одной стороны, это не так далеко, поэтому этот период воспринимается как реальный, но вот представить себе, что тогда будет, я не могу.

– И то, и другое… Ну, второе – это точно.

Зная свой характер, я не думаю, что мы будем видеться. Услышав мой искренний ответ, Хирацука-сенсей разочаровано вздохнула. Из-за светофора она начала тормозить. Притормозив, она немного открыла окно со стеклоподъёмником, ловко достала одной рукой сигарету и взяла её в рот. Чиркнув, она создала несколько искр в тёмном автомобиле. Образовавшийся на долю секунды огонь подсветил её доброе лицо. Наконец светофор засиял зелёным, и вместо улетевшего в приоткрытое окно дыма в машину попал ночной ветер и тёплые слова.

– Не понимаешь ты. Отношения между людьми так просто не заканчиваются. Даже если не видеться каждый день, всегда будет повод вроде чьего-то дня рождения, встречи, ещё чего-то раз в три месяца.

– Думаете?

Хирацука-сенсей кивнула, смотря вперёд, и продолжила:

– Потом это превратится в раз в полгода, потом раз в год, потом уменьшится до церемоний вроде свадеб и похорон. И в итоге вы друг друга забудете.

– Понятно. М? То есть, в итоге они довольно просто заканчиваются?

Из-за ровного темпа и спокойного голоса я сразу же поверил, но теперь не знаю, как эти слова трактовать в итоге. Судя из этого пояснения, отношения между людьми заканчиваются проще, чем кажется.

– Я хочу сказать, что это происходит, если ничего не делать, – весело усмехнулась Хирацука-сенсей, прижимая сигарету к пепельнице.

– Давай заедем в одно место.

– Как пожелаете.

Не могу же я жаловаться несмотря на то, что это меня везут домой? Вместо ответа, Хирацука-сенсей помигала поворотником и скрутила руль. Я посмотрел через окно, чтобы подумать, куда она направляется. Она выехала на национальную трассу, в противоположную от моего дома сторону. Хирацука-сенсей вдавила педаль газа, подпевая музыке, и рокот двигателя усилился. Свет от уличных фонарей и встречных машин быстро мелькает мимо нас. Вскоре на дороге начали преобладать фуры и трейлеры, а вдалеке показался ночной вид сталелитейного завода. Хирацука-сенсей ласково замедлила ход и включила поворотник, ведя машину к зданию слева. Мы медленно подъехали по огромной парковке поближе ко входу в здание. Привычным движением сместив рычаг в положение «Р», Хирацука-сенсей вынула ключ зажигания, тем самым заглушив мотор. Похоже, мы на месте.

– Мы приехали, – сказала Хирацука-сенсей и вышла из машины. А куда мы приехали?.. Я тоже вышел. Я внимательно посмотрел на здание – похоже, там есть какой-то большой игровой центр. Часть крыши огорожена зелёной сеткой; периодически оттуда доносятся стуки ударов. Значит, здесь есть даже бейсбольная площадка. Увидев, что я застыл на месте, Хирацука-сенсей позвала меня жестом и пошла явно привычной дорогой внутрь, и я последовал за ней.

Внутри отовсюду раздавались характерные для игрового центра звуки. Кроме обычных видеоигр, здесь есть дартс, настольный теннис, баскетбольные площадки и гольф-симуляторы, и ещё много всего. Хороший игровой центр, много развлечений. Хирацука-сенсей же даже не смотрит на эти видеоигры: она направилась прямиком к лестнице в центре, ведущей на бейсбольную площадку.

– О, мы успели к алюминиевым битам, – судя по надписи на стене, из-за ночных ограничений на шум они в определённый момент меняют биты.

Хирацука-сенсей купила несколько монет, быстро сняла жакет и кинула мне.

– Подержи, – сказала она и закатала рукава, направляясь в правую базу беттера37. Она взяла в руки биту и взмахнула ей. Какая красивая и приятная у неё постановка! Направив биту прямо вперёд, она одёрнула рукава и приготовилась. О-о, похоже, похоже.

Питчер38 на жидкокристаллическом экране размашисто замахнулся и бросил первый мяч.

– Хацусиба39!

Хирацука-сенсей махнула битой, и раздался приятный для души звук. Мяч по дуговой траектории улетел за аппарат.

– О-о, – вдохновлённо сказал я и похлопал в ладоши. Хирацука-сенсей улыбнулась и готовится ко второму мячу.

– Хори! Сабуро! Сатозаки! Фукуура! – почему-то при каждом прилетающем мяче раздавалось имя известного бейсболиста из «Маринз». За ними были Куроки, Оцука, Хулио Франко в совершенно непонятной последовательности, но подбор игроков хороший. Похоже, имена выкликиваются для ободрения, но всё-таки у них ведь стойка одинаковая, поэтому неясно, какой в этом смысл. Хотя погоди-ка, Фукуура ведь на левом поле играл, а Куроки – вообще питчер. Особенно сложно из-за того, что все они уже ушли из спорта!

Со стороны кажется, что она бьёт без усилий, но на дисплее показывается скорость мяча – 130 км/ч. Опасный она человек! Тебе в про-спорт пойти. Похоже, «Лоттэ», которые владеют клубом Маринз, принимают туда всех подряд.

Хирацука-сенсей отлично отбила двенадцать мячей, вытерла пот со лба и, проветривая майку рукой в районе груди, вышла из сетки. Эй, как мне на этот процесс смотреть? Может, не надо так делать?

– Хикигая, попробуешь?

– Не, я не… – попробовал отказаться я, но не успел, прежде чем она мне кинула монету – естественно, что отказаться не получится. Раз взял, то придётся пробовать. Но так как я полный новичок, то 130км/ч я в жизнь не отобью, поэтому я зашёл в 100 км/ч. Я взмахнул пару раз битой, подражая ей, а Хирацука-сенсей умкнула пару раз, стоя за спиной, сложив руки на груди, и понимающе кивает. Сложно-то как! Первый мяч брошен, и он, как я думал, быстрее ожидаемого. Я со всей силы ударил мимо мяча. Не попадёшь в него… Только я подумал, как по нему в принципе попадают, как сзади прилетели поправки.

– Смотри внимательно на мяч. Не держи биту так широко. Не размахивайся раньше мяча. Сначала пробуй, приноровись ловить нужный момент.

Вот это её понесло… Стукнув битой по базе, я снова занял позицию. По совету Хирацуки-сенсея я не размахивался сильно, и на этот раз раздался приятный звук удара по мячу. Удар прошёл аж до моих кистей, словно парализуя их, а сзади стоящая Хирацука-сенсей широко кивнула, показала большой палец вверх и подмигнула. То ли от радости, то ли от стеснения, я тоже заулыбался.

Отлично, я в целом понял, как это делается. И вот полетел третий мяч… Иногда я промахивался, в основном кое-как отбивал, пару раз раздавался приятный звук. Когда мячи закончились, я вышел и увидел, как Хирацука-сенсей курит на лавочке за сеткой. Около неё были только напитки и бакудан-яки40.

– М.

– А, спасибо, – я взял молча протянутую мне баночку кофе и сел рядом.

– Ну как, полегчало?

– Если бы спорт облегчал, то спортсмены не гонялись бы за спортивными медикаментами, – грубо сказал я в ответ на её ласковый взгляд. Хирацука-сенсей в ответ натянуто улыбнулась.

– Как некрасиво.

– … Но я всё же искренне благодарен за заботу. Извините, что до самого конца пришлось возиться со мной, – сказал я, и Хирацука-сенсей удивлённо на меня посмотрела. Глубоко вздохнув, она поправила длинные волосы и положила руку мне на голову.

– Иногда ты говорить очень милые вещи, из-за чего у тебя такой плохой характер, – сказала она, сильно, чуть ли не до боли меня гладя. Поэтому я убрал голову примерно на расстояние одной ладони, и она перестала. Она слегка улыбнулась, держа во рту сигарету.

– Что ты там делал?

– А-а, да так… - я не смог сразу придумать, как ответить. Хирацука-сенсей это поняла и слегка улыбнулась.

– Харуно что-то сказала?

– Да, много всего, – сказал я неуверенно, и Хирацука-сенсей смотрит на меня, ожидая продолжения. Подумав, что уже слишком поздно пытаться её как-то провести, чтобы не рассказывать, я решил не останавливать мышление.

– Что я не пьянею, как и она.

– Ну да, Харуно да… Но речь не об алкоголе, насколько я понимаю, – с некоторым волнением спросила она, и я, улыбнувшись, кивнув.

– Про атмосферу, отношения, и всё такое. Она говорит, что наши отношения – созависимость, а мне неприятно это признавать, поэтому я немного сопротивлялся… В общем, всё очень сложно.

Наверно, другому кому-то я бы это не сказал. Не смог бы сказать. Сказать это – фактически выставить напоказ свою слабость. А я не хочу, и не из-за трусливого самомнения, которое не хочется поломать, а из-за невыносимого стыда. Поэтому в таких случаях, как бы на меня ни давили, я бы продолжал отшучиваться и уводить разговор в сторону. Есть только одно исключение – Хирацука-сенсей; перед ней одной мне не нужно держать лицо, напрягаться. Она заметно старше меня и находится по другую сторону взрослости. Даже сейчас она не задаёт лишних вопросов, а лишь думает о смысле сказанного мной, пуская лиловый дым.

– Созависимость… Да, Харуно могла бы так сказать, это на неё похоже. Но то, что она говорит – это своего рода метафора. И понимает ведь, а всё равно говорит… Похоже, ты ей сильно понравился.

– Хе-хе, как-то меня это не радует.

– Я имею в виду, что слова Харуно можно назвать верными, если смотреть с позиции проницательного взгляда41 Харуно. И правда, и ты, и она – мастера по поиску глубинного смысла, – добавила она шутливым тоном, и я усмехнулся вслед. Хирацука-сенсей улыбнулась, смяла сигарету о пепельницу и повернулась ко мне.

– Но я так не считаю. У тебя, Юкиношиты и Юигахамы не такие отношения.

Белая струйка дыма утончается и исчезает, оставляя за собой плотный запах дёгтя. Я к этому запаху уже серьёзно привык. Вокруг меня нет людей, курящих такой табак, поэтому, уверен, когда-то я буду по нему скучать.

– Сжимай до размеров слова созависимость, – Хирацука-сенсей обняла меня за плечо своими пальцами, которые источали этот незабываемый запах.

– Возможно, тебя эта логика и убедит. Но не порть чужие чувства взятыми откуда-то словами. Не ставь такие простые метки на чувства, – смотря прямо на меня, сказала Хирацука-сенсей.

– Ты можешь описать эти чувства одним словом?

– Нет, одним словом описать не получится. Более того, у меня в принципе словами не получается это передать.

Я до сих пор не смог выразить свои мысли, чувства, идеи. Если у них нет смысла, то всё, что я смогу только издать, это животный стон. Издав лай, мол, не называй всё одним чувством, впиться когтями в землю, потому что передать словами не получится, и уныло поджать хвост, мол, можно ничего не передавать. Не заметив, я сжал баночку кофе в руке. Но сенсей убрала руку от моего плеча и довольно кивнула.

– Ты уже знаешь ответ, но просто не знаешь, как выразить его, поэтому и пытаешься убедить себя простыми словами, подогнать свои чувства под какие угодно слова.

Может, оно и так. Понятие созависимости содержит в себе хорошее и плохое, любовь и ненависть, поэтому я надеялся, что этим словом можно будет легче всего описать мои чувства. Если назвать их целиком «созависимость», то больше не нужно будет ни о чём думать. А по сути, это бездумье и побег от реальности.

– Но знаешь, вариантов поступков много, их бесконечное количество, даже если слово всего одно.

Хирацука-сенсей достала из нагрудного кармашка ручку и взмахнула ею, как волшебной палочкой. После чего она начала писать что-то на бумажке.

– Например, я много чего думаю о тебе. Что ты надоедливый, неумеха, всё усложняешь, будущее под вопросом и так далее, – сказала она, быстро записывая это на бумагу.

– Ого, сколько грязи в мой адрес…

– Это ещё далеко не всё. У меня на уме ещё больше всего есть, просто лень всё записывать, – сказала Хирацука-сенсей и начала всё это зарисовывать. Чернила ручки заполняли всё пространство бумажной салфетки без остатка. В итоге она закрасила всё, кроме пустого пространства в центре. Чёрные чернила постепенно наступают и на этот белый островок, но не целиком.

– Но самое главное в этом… – Хирацука-сенсей придвинула салфетку ко мне, прежде чем я успел разглядеть последнее слово.

– Я тебя люблю.

– Э? А? Эм, а…

На чёрном фоне было оставлено незакрашеным слово «люблю». Из-за внезапного удивления, замешательства, радости, стыда, стеснения и ещё множества эмоций я не смог никак отреагировать.

– Не стесняйся, ты для меня – лучший ученик. В этом смысле ты мне действительно нравишься, – улыбнулась Хирацука-сенсей, как хулиган, шалость которого удалась, и опять погладила меня по голове. Ой, блин! Так вот, в каком это смысле. Это было опасно. Я чуть было не принял её признание, да и мне она нравится. Аж пот со лба пошёл.

Я слегка повернулся, чтобы спасти свои волосы от руки Хирацуки-сенсея, и облегчённо выдохнул. Хирацука-сенсей весело, хоть и немного нервничая, посмотрела на меня и закурила ещё одну сигарету.

– Если одного слова мало – используй больше слов. Если слов не хватает – действуй, – Хирацука-сенсей выдохнула дым, следя за ним взглядом. Я тоже смотрел за ним сбоку.

– Какие слова и действия – это уже неважно. Твоя задача – собрать их все в единую картину своего ответа. Возможно, оставшееся пустое место примет вид какого-то слова.

Дым растворяется в воздухе и медленно исчезает. Хирацука-сенсей смотрела лишь на меня.

– Поэтому, пока я всё ещё твой учитель, покажи мне свои мысли и чувства, и всё полностью, что у тебя есть. Покажи так, чтобы уже нельзя было придумать отговорки.

– Всё, значит? – спросил я, и Хирацука-сенсей сжала кулак в районе груди и кивнула.

– Да. Всё, да ещё с лишком.

– Как рамен, что ли… – сказал я слабым голосом, и сенсей усмехнулась. С её улыбкой ушло моё напряжение, и я, наконец, смог мягко улыбнуться.

– Ну… попробую. Хотя не думаю, что меня поймут.

– Если бы можно было легко понять, не было бы и проблем. Но ты… Ты справишься, – Хирацука-сенсей легонько стукнула по моей голове и сильно потянулась, показывая, что разговор закончен.

– Давай по рамену и домой. В «Наритакэ42» пойдём? «Наритакэ».

– О, отличная идея!

– А то.

Хирацука-сенсей легко улыбнулась и, затушив сигарету, быстро встала. Я встал, следуя за ней.

Мы шли вместе, болтали о всяком, но Хирацука-сенсей держалась на пару шагов впереди.

Смотря на её спину, я внезапно остановился. Наверно, у меня никогда не будет настолько стройной спины, я не стану настолько крутым. Но я хотел бы, чтобы эта сенсей, единственный для меня Учитель с большой буквы, смотрела на меня до конца. Пусть мой ответ будет неприглядным, постыдным, противным, до тошноты ужасным и ничтожным, я должен его продемонстрировать. Наверняка завершить всё – не ошибка; ошибкой был способ завершения. Мы использовали чужие слова, приходили исключительно к компромиссам исключительно внешне, и непоправимо испортили наши отношения, которых, наверно, на самом деле не хотели в этом виде, поэтому они – подделка.

Поэтому нужно ударить по этой подделке так, чтобы её сломать, чтобы осталось лишь настоящее. Пора завершить мою юность, в которой я намеренно допустил ошибку.