Мужчина без слабостей

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Мне не нравится, как он возвращается в твою жизнь, — прямо сказал Адам.

Это Кэссиди уже слышала, и не один раз, еще когда звонила брату, чтобы сообщить о предстоящей свадьбе. Хорошо хоть мама на ее стороне. Отец уехал из города по вопросам бизнеса, но прислал свое пожелание: отделку дома необходимо закончить до субботы. В глубине души Кэсси была обижена, что для отца дела оказались важнее, чем свадьба дочери, но виду не показывала.

— Ты обещал, что сегодня не будешь начинать снова…

— Я ничего не начинаю, Кэсси, — сказал Адам, усаживаясь рядом с сестрой на диванчик и обнимая ее. — Я только не хочу, чтобы тебя опять обидели.

— Никто не собирается меня обижать! Как только выяснилось, что я беременна, я мечтала, чтобы у моего ребенка были и мать, и отец.

— Не понимаю, почему он тогда тебя бросил, а теперь вернулся, — присоединился к разговору второй брат, Лукас.

Тогда, восемь месяцев назад, Кэссиди не сказала родным, что Донован не желает иметь детей. Она держала это при себе, потому что слишком уж было больно. А теперь пусть думают, что хотят.

— Это произошло не из-за ребенка, — сказала она.

— Ну, еще бы, едва ли Донован вообще готов стать отцом, — согласился Лукас.

Лукас был женат и воспитывал троих детей. Он стал отцом в двадцать один год и сейчас, в свои тридцать, чувствовал себя знатоком семейных ситуаций.

Адам, старше Лукаса на три года, был, как говорится, женат на своей работе.

Вообще у братьев Франзоне было много общего с Донованом. Они тоже считали: мужчина должен определиться, что ему важнее — семья или работа. Особенно если дело касается семейного бизнеса.

— Ну, не все похожи на тебя. Доновану понадобилось время, чтобы разобраться во всем.

— Для некоторых иметь и жену, и детей — нелегкое дело, — покачал головой Адам. — Я, например, не смог бы. Для меня работа прежде всего. Как и для нашего отца.

Лукас кивнул. Кэссиди хорошо помнила, что отец все-таки уделял им вечера. Потому что таких вечеров было всего два: когда Адам окончил среднюю школу и Лукас — колледж. Отец всегда на первое место ставил работу.

Кэссиди задумалась. Да, слова Донована почти убедили ее, что он изменился и действительно хочет участвовать в ее жизни и жизни их ребенка. А если все будет не так? Справится ли она, как справлялась ее мама? Сможет ли смотреть на лица детей, расстроенных тем, что отец в очередной раз забыл о каком-то важном школьном событии?

— Мне нужно поговорить с Донованом!

— Сейчас? О чем? Ты что, передумала? Я скажу, чтобы церемонию отменили, — Адам встал и пошел к двери.

— Нет, Адам, я просто хочу с ним поговорить.

— Бет тоже нервничала в день нашей свадьбы, — заметил Лукас. — И у вас все то же самое…

Как и Кэсси, жена Лукаса была беременна на момент свадьбы, но сроки у нее были гораздо меньше.

— Ты счастлив, Лукас?

— Знаешь, да. Но сначала всякое бывало… — Лукас подошел и крепко обнял сестру: — Он не просил бы тебя выйти за него замуж, если бы боялся грядущих трудностей.

Кэссиди кивнула. Лукас всегда здраво мыслил. У него на первом месте была семья. Правда, работа у него не была сложной — Лукас работал тренером детской команды и каждый вечер проводил в школе.

— Ребята, вы можете ненадолго исчезнуть и оставить меня одну?

Лукас кивнул и еще раз обнял ее:

— Уходим.

Кэссиди подошла к французским дверям, выходившим в сад, в центре которого стоял великолепный белый бельведер с видом на океан. Там были расставлены кресла для гостей. Строение пряталось за увитой белыми цветами решеткой.

Сад за домом выглядел сказкой. Этакая картинка из глянцевого журнала для новобрачных, если не обращать внимания на ярко-розовый дом за спиной. Кэссиди очень хотелось верить в сказку, но она была реалисткой. Это всего лишь прекрасная сказка…

Где сейчас Донован? Она подошла к телефону и набрала номер его сотового.

— Донован слушает.

— Это я.

— Привет, малышка. У тебя все в порядке?

В его голосе слышались и забота, и озабоченность. Ее опять обуяли противоречивые чувства. Он иногда был довольно чутким, но тут же ей вспомнилось, как Донован сначала страстно поцеловал ее, а потом оставил одну на пороге дома…

Или у него внутри какой-то коммутатор, который переключает его то на нее, то на что-нибудь другое? Как такой отец повлияет на их ребенка?

— Кэссиди?

— Я хочу тебя кое о чем спросить. Это очень важно…

— Давай.

— Каким отцом ты намерен быть? Всегда будешь занят, когда у сына в школе, допустим, соревнование или выступление на концерте, или все-таки выделишь для него время?

— Секунду.

Она услышала скрип кресла, потом шаги по деревянному полу. Наверное, он в кабинете. Потом она услышала, как хлопнула дверь. А потом он сказал:

— Не знаю.

— Ох…

— Кэссиди, я меньше недели назад узнал, что стану отцом. В тот же вечер я пришел к тебе, чтобы попросить стать моей женой. У меня еще не было времени подумать о нашем сыне.

— Ну так думай прямо сейчас! Что тебе говорит внутренний голос?

Она услышала тяжелый вздох.

— Мой внутренний голос подсказывает: я знаю, что ты хочешь услышать, но мне не хотелось бы тебе врать, Кэссиди. Я понятия не имею, каким буду отцом. Но мне хочется принимать участие в жизни сына, хотя работа всегда будет для меня в центре… Я не могу обещать это изменить, но обещаю постараться.

Она держала телефонную трубку и размышляла над тем, что услышала.

— Желаю тебе не провалиться, Донован. Мой папа… когда мы росли, его с нами не было. Сейчас он старается что-то сделать, но такое ощущение, будто он пытается искупить вину. Я намерена настаивать, чтобы ты принимал участие в жизни сына.

— Хорошо. Это будет частью нашей работы. Нашей с тобой.

Донован оглядел небольшую группу гостей, собравшихся позади розового особняка Франзоне, чтобы отпраздновать его женитьбу на Кэссиди. Чуть в стороне стоял Тони Франзоне и о чем-то говорил по мобильному. Этот человек был все-таки лучшим отцом, чем полагала Кэссиди. Недавно он подошел к Доновану и недвусмысленно предупредил его, что если тот еще раз обидит его дочь, то очень об этом пожалеет. Доновану были вполне понятны скрывавшиеся за этими словами чувства.

Он еще раз оглядел толпу, выискивая своих родителей. И нашел. Они стояли особняком, молча разглядывая людей вокруг. Донован видел, как, входя в дом Франзоне, мать пожала плечами. Он велел себе не задерживаться на мысли о том, что у них не было настоящей семьи и что они никогда не были по-настоящему близки. И все-таки чуть-чуть расстроился, что здесь присутствует не вся его семья.

Разумеется, большую часть родни он и не приглашал. Пока он не будет готов к разговору на совете директоров, не следует много шуметь о женитьбе.

Маркус решил проблему на Западном побережье и в пятницу вернулся. Поздней ночью Доновану позвонил дядя Брандт, поздравил с благополучным разрешением конфликта и намекнул, что только холостяцкое положение мешает Доновану занять пост директора. Донован чуть не ляпнул ему о свадьбе, но решил, что осторожности ради уместнее промолчать.

Увидев приближающегося Адама Франзоне, Донован слегка напрягся.

— Ты уверен, что хочешь жениться на моей сестре? — Адам подошел и встал рядом с Донованом на ступеньке бельведера.

— На все сто, — ответил Донован.

— Попробуй только обидеть ее еще раз!

— Восемь месяцев назад я обидел ее неумышленно. Я делал ей предложение, но она его не приняла.

— Не приняла?..

— Ну да, — теперь Донован знал: она отвергла его потому, что он сам не раз говорил ей о нежелании иметь семью. — Я буду заботиться о Кэссиди.

— Будь уверен, позаботишься.

— Ты мне угрожаешь?

Конечно, на месте брата Кэссиди он сказал бы то же самое бросившему ее человеку.

— Да, — без зазрения совести объявил Адам. — Я сказал бы это и при вашем первом свидании. Я знаю, ты из тех, кто считает себя первым из первых.

— То же самое, Адам, можно сказать о любом успешном бизнесмене. А женщины любят успех.

— Они любят парней, у которых находится время для семьи.

— Я не вижу кольца на твоем пальце. С чего ты взял, что ты такой уж знаток в этом деле?

— У меня нет кольца, потому что я всегда избегал таких ситуаций, в какой оказался ты, потому что для меня на первом месте работа.

Донован знал, что и для него тоже. И так было всегда. Потому и отпустил тогда Кэссиди. Ведь эта девушка могла помешать его успехам. Но спорить с Адамом не хотелось.

— Если б это была какая-нибудь другая женщина, я бы уже ушел.

Неважно, что существовало еще и завещание деда. Донован хотел, чтобы Кэссиди была рядом с ним долго-долго. И теперь, вернув ее туда, где ей и надлежало быть, он ни за что ее не отпустит.

Раздались звуки музыки, и Донован увидел, что по проходу идет Эмма, а за ней Кэссиди. Она выглядела такой красавицей, что у Донована перехватило дыхание. Он даже смутился: эта потрясающая женщина выходит замуж за него, такого скромного, и носит их ребенка! Эта женщина собирается стать его женой!

Она встала рядом с ним. Он взял ее за руку и заглянул в глаза. И увидел в них такую радость, что тут же поклялся себе никогда и ничем ее не расстраивать.

Она никогда не должна узнать, что он вернулся к ней только из-за завещания. Что он женился на ней не только по собственному желанию, но и потому, что этого требовала его работа.

Ложность ситуации немного смущала Донована, но он все сделает, чтобы это исправить. Он женится на Кэссиди — в конце концов, она сама этого хотела! И, черт побери, он должен стать хорошим мужем и отцом. Но он знал и то, что Кэссиди не приемлет никакой лжи.

Прежде чем повернуться лицом к пастору, он поклялся себе сделать все, чтобы вопрос о причине его женитьбы на ней уже не имел значения, даже если когда-нибудь правда и всплывет.

Пастор начал церемонию. Донован почувствовал, что петля затягивается. Он услышал слова, которые не один раз слышал на подобных же церемониях, но только сейчас они западали прямо в душу. Он стиснул руку Кэссиди, и она взглянула на него.

— Ты в порядке? — одними губами спросила она.

Он кивнул. В порядке ли? Не такое уж это легкое дело — женитьба! Еще хуже, когда в голове бродят мысли, что, может быть, решение жениться на Кэссиди было не единственным возможным решением?

Потом пастор спросил, согласен ли он взять Кэссиди за себя. Тут уже страх и неуверенность куда-то отступили. Кэссиди и так принадлежала ему, и сегодняшняя церемония только подтверждала это.

— Да, — ответил он.

Кэссиди улыбнулась ему, а он ей. В этот момент паника убралась туда, откуда ей уже не выбраться. Он не из тех людей, что оглядываются назад и жалеют о сделанном выборе. Он смотрит только вперед и сам решает свою судьбу. Да-да, в этот момент, когда рядом с ним его женщина, он находится там, где и должен быть.

Продолжение церемонии прошло как в тумане. И вот пастор сказал, что он должен поцеловать свою жену.

Донован притянул к себе Кэссиди и тут же почувствовал, как ребенок толкается в ее животе. Он склонил перед ней голову, она привстала на цыпочки, их губы встретились. Он целовал ее и не мог оторваться.

Кэссиди Франзоне… нет, Кэссиди Толли!

Его женщина. Его жена. Мать его ребенка.

— Кэссиди, у тебя найдется минутка?

— Конечно, а в чем дело?

— Я кое-что слышала… Не хочу поднимать волну в день твоей свадьбы, но…

— Говори, говори, Эмма. Все говори.

— Что-то непонятное происходит в «Толли-Паттерсон».

— В каком смысле?

— Я не знаю подробностей, но Джейкоб Элдред, один из адвокатов папиной фирмы, держал в руках завещание Максвелла Паттерсона. Я была на вечеринке с коллегами по работе, и, когда упомянула, что приглашена на твою свадьбу, мне кое-что рассказали о завещании Максвелла…

— О завещании деда Донована?

— Я не могла расспрашивать о подробностях. Начала было, но тут они спохватились, что мне об этом рассказывать нельзя. Тогда я стала приставать с вопросами к отцу, но ты же знаешь, какой он.

Кэссиди села.

— Я не знаю, что и думать…

Эмма присела рядом и взяла ее за руку:

— Я знаю, Кэссиди. Это может быть просто бизнес, но почему он вернулся? Как снег на голову свалился.

— Не думаю, что наш брак как-то может помешать его работе. Хотя деду нравилось, что Донован не женат.

— Ты права. Как раз об этом я и хотела упомянуть.

— О чем ты хотела упомянуть? — спросил подошедший сзади Донован.

— Ни о чем, Донован. Я услышала кое-какие пересуды о тебе и завещании твоего деда.

Кэссиди показалось, что у Донована побелело лицо.

— Какие пересуды? — странным голосом спросил он.

— Ничего особенного. Завещание немного странное…

— Подумаешь, странное! Обычное для Юга дело. Вам обеим не о чем беспокоиться.

Эмма и Донован никогда не были большими друзьями. Кэссиди и не хотела бы, чтоб они уж очень ладили, но, в общем-то, ее это не особенно волновало.

— Конечно, не о чем, — сказала Кэссиди Доновану.

Он протянул ей руку, и она подала ему свою. Он помог ей встать.

— Тебе что-нибудь нужно?

— Я хочу с тобой потанцевать. Извини, Эмма, — сказал он.

Подруга кивнула, но Кэссиди чувствовала, что Эмма сказала не все. Есть что-то еще. Надо будет потом поговорить с Донованом. А сейчас она хочет радоваться и получать удовольствие.

Оркестр начал играть «Помнишь ли?» Джека Джонсона.

— Это ты заказал?

— Я. По-моему, для первого дня нашего брака это самая лучшая мелодия.

Она любила эту песню, от которой всегда возникало ощущение чего-то прочного. Ощущение, что двое могут быть вместе всю жизнь. А она хотела всегда быть рядом с Донованом.

— Не думала, что ты помнишь, как она мне нравится.

— Я все о нас помню, Кэссиди.

Когда он так говорил, ей казалось, что все ее сомнения не имеют под собой никакой почвы. Он прижал ее к себе и стал подпевать. Она очень любила его голос. А еще очень любила чувствовать его объятья. Она так по ним соскучилась!

Кэссиди вздохнула и прижалась к нему.

Он погладил ее по спине:

— С тобой все в порядке, крошка?

— Да. Я скучала по твоим рукам.

— Я тоже. Мы больше никогда не будем спать врозь.

Это ей тоже понравилось. Но ведь он так часто уезжает по делам, что вряд ли эти слова стоит принимать за чистую монету. Она думала, что сегодняшнее событие освободит ее от сомнений и тревог, но, оказалось, их только прибавилось.

— Разве ты этого не хочешь?

— Хочу. Я скучала по нашим ночам…

— В твоем голосе какая-то неуверенность.

— Совсем нет. Я просто подумала, что жизнь иногда идет не так, как хочется.

— Это касается меня?

— Особенно тебя.

— И что мне сделать, чтобы ты избавилась от страхов?

Она пожала плечами:

— Не знаю. В последнее время меня многое тревожит.

— Что тебе сказала Эмма? — спросил Донован, когда оркестр заиграл старую песню Дина Мартина «Вернись ко мне».

Она подозревала, что эту мелодию заказал кто-нибудь из ее братьев, ведь эта мелодия звучала на свадьбе их родителей.

— Кое-что о завещании твоего деда.

— Что о завещании?

— Что оно немного странное. Не правда ли, мои родители выглядят довольными?

— Мама — да.

— Да и папа не такой уж плохой. Я так рада, что он сегодня здесь. У них была масса проблем с рабочим союзом.

— Твой папа — крепкий парень и совсем не выглядит добрячком. Я тоже рад, что он здесь.

— Он всегда немного меняется, когда рядом мама.

— Он ее любит, потому и меняется.

— Да. Даже если расстроен, он никогда не расстроит маму.

— Это неплохо, Кэссиди. Возможно, он мог бы быть тебе хорошим отцом.

— Знаю. И не жалуюсь. Просто, если бы он был с нами: и с мамой, и со мной, и с мальчиками…

Она не знала, что тогда изменилось бы, но подумала об Адаме, который считал, что не может быть отцом и успешным бизнесменом одновременно. А потом подумала о том, что Донован как раз собирается быть и тем, и другим.

Донован никогда не допустил бы, чтобы кто-то сделал что-то лучше его. Ни она, ни его кузен, ни конкуренты по бизнесу. И все-таки: какой отец выйдет из него? Будут ли они танцевать на свадьбе их сына? А вдруг они разойдутся? И тогда, как два чужих друг другу человека, будут стоять поодаль и наблюдать за танцами…

— Кэссиди?

— Ммм?

— Ни о чем не беспокойся. Мы теперь вместе, и только это имеет значение.

Хотела бы она ему верить, но в глубине души все-таки боялась, что одного этого «вместе» ей будет мало.