Музыка ночи

Глава 1

К тому времени, когда Элли Коннор в семь часов вечера в четверг добралась до Пайн-Бенда, тучи нависли совсем низко и грозили разразиться ливнем.

Она устала сидеть за рулем, каждые сорок миль крутить ручку радиоприемника — и почему только проповедники оккупировали весь эфир? — и от монотонного вида белой ленты дороги, убегающей из-под колес ее автомобиля. На своем немодном, но довольно надежном «бьюике» она выехала сегодня в семь часов утра, планируя прибыть в Пайн-Бенд днем. У нее имелась еще славненькая «тойота», но по работе ей часто приходилось колесить по небольшим городам Америки, и оказывалось, что если в дороге возникают какие-то проблемы, то с отечественным автомобилем они решаются гораздо проще. Эта закономерность подтвердилась еще раз, когда она потеряла сальник где-то на диких просторах Арканзаса.

Неполадка задержала ее на три часа, но теперь она наконец свернула с шоссе направо и проехала сквозь маленький восточно-техасский городок, где все уже закрывалось на ночь. Ей пришлось остановиться у заправки и спросить дорогу, потом она свернула на узкую дорожку, чуть ли не тропу, почти полностью скрытую деревьями, растущими вплотную к колее.

В приемнике что-то затрещало, и она выключила его.

— Почти приехали, дорогая, — сказала она своей собаке Эйприл, примостившейся на соседнем сиденье.

Эйприл высунула нос в приоткрытое окошко, моргая от ветра, а может, от предвкушения того, что скоро сможет выскочить из машины. Помесь лайки и колли, псина была добродушна, очень терпелива и очень умна. Элли потрепала ее за уши и стряхнула клок шерсти — собака линяла.

Дорога сделала поворот, и машина выехала на открытое пространство — сплошные поля вокруг и небо. На мгновение из-за быстро плывущих облаков сверкнул единственный луч солнца, ярко-золотой на пурпурном холсте неба. Верхушки деревьев на этом золотом фоне казались черными, изящно-кружевными, и на минуту Элли забыла об усталости. Она оперлась о руль, чувствуя, как занемели плечи, и залюбовалась открывшимся видом.

Бабушка сказала бы, что это перст Божий. Конечно, Джеральдина Коннор почти во всем видела перст Божий, и Элли решила, что это доброе предзнаменование.

Эйприл заскулила, уткнув свой нос в щелку, и Элли, сжалившись, опустила стекло. Собака радостно выставила голову в окно, внюхиваясь в мягкий воздух и ловя в нем неизвестно какие собачьи удовольствия. Элли, не обладающая звериной тонкостью нюха, ощущала только аромат первых летних трав и слегка отдающий медью запах речной воды, долетавший откуда-то из густых лесных зарослей.

Дорога опять свернула, и после этого широкого и длинного поворота Элли выехала на очищенную от деревьев территорию. На вершине холма стоял дом — внушительное квадратное сооружение, окрашенное в белый цвет. Его окружала густая зеленая трава, а позади лужайки находились несколько больших, основательных оранжерей. Деревья словно охраняли эти личные владения, придавая особняку вид крепости. Розы в цыганском разноцветье окаймляли крыльцо и подъездную дорожку.

Элли улыбнулась. Конечно же, особняк имел название — «Лисий ручей», и владельцем его являлся Лоуренс Рейнард, доктор Рейнард, хотя она и не знала, в какой области знаний он получил свое научное звание. Она вообще мало знала о нем из тех писем, что получала по электронной почте, и замечаний, которые он оставлял в чате для любителей блюзов. Высказывания его были эксцентричны и блестящи. Элли подозревала, что он пьет.

Она несколько месяцев переписывалась с ним по поводу Пайн-Бенда и Мейбл Бове, исполнительницы блюзов, которая когда-то жила в этом городке, была фигурой загадочной и романтичной и являлась темой последнего биографического исследования Элли. Девушка немного поколебалась, прежде чем принять предложение Рейнарда остановиться в его гостевом домике, пока она закончит биографию, но, по правде говоря, Элли не путешествовала без своей собаки, и иногда бывало довольно трудно снять жилье, за которое с нее не запросили бы втридорога по этой причине.

Однако, сворачивая на дорожку, Элли ощутила, как все ее сомнения вернулись снова. Электронная почта лишает человека всякой возможности судить о партнере по переписке: нельзя увидеть ни бегающих глаз, ни плохого почерка, ни беспокойных жестов, которые предупредили бы о неуравновешенности характера. И то, что Элли приехала в начале сумерек, тоже было существенным минусом, в случае, если ситуация вдруг окажется сомнительной. Она намеренно собиралась прибыть в разгаре дня, но этот чертов сальник задержал ее. А теперь она слишком устала, чтобы беспокоиться о том, где будет спать, лишь бы собака оставалась в ее комнате.

Нажав на тормоз, она сквозь ветровое стекло рассмотрела веранду. Там сидели двое мужчин — белый и черный. Ей не приходило в голову, что Рейнард может оказаться негром, хотя, подумав, Элли поняла, что это вполне возможно. Она негромко посигналила, чего не делала несколько лет, и белый мужчина слегка наклонил голову в знак приветствия.

Элли вышла из машины и на минуту остановилась, испытывая облегчение от того, что можно сменить позу. Воздух был напоен ароматом магнолий и роз — тяжелым, густым, вызывающим головокружение и настолько чувственным, что она ощутила его всей кожей. Элли с наслаждением вдыхала его, подходя к веранде и отряхивая шорты цвета хаки, пытаясь разгладить их.

— Здравствуйте, — сказала она.

Оба кивнули, но ни один не вскочил с места, чтобы поприветствовать ее. Элли засомневалась, правильно ли она поняла адрес.

Кудлатая дворняжка оказалась не настолько сдержанной. Она подпрыгнула и тревожно залаяла. Торопясь прекратить это безобразие, Эйприл принялась было выбираться из машины, но Элли приказала ей:

— Сидеть!

И собака, взвизгнув, покорилась. Низкий голос произнес:

— Саша, замолчи.

Дворняжка перестала гавкать и решила дождаться, когда Элли подойдет поближе к ступенькам. При этом она радостно виляла хвостом.

Элли подавила желание пригладить волосы. Они были взлохмачены, от влажного воздуха торчали в разные стороны, но теперь только душ помог бы привести их в порядок. Она решила поднять на макушку солнечные очки, чтобы убрать волосы с лица, и теперь по крайней мере могла все видеть, когда подходила к ступенькам и в туманном сером свете разглядывала мужчин, пытаясь понять, не ошиблась ли она.

Негру с лицом цвета темного полированного орехового дерева было что-то около сорока пяти. Аккуратно подстриженная остроконечная бородка с несколькими седыми прядями, серьезно сжатый рот, глаза большие и спокойные. Он расположился на веранде, закинув длинные ноги на перила. Элли могла бы себе представить, что человек такого типа писал ей послания под именем Рейнарда.

Но тут ее внимание привлек второй мужчина. Темные тени залегли под его высокими скулами и вдоль чистой линии подбородка, окружили большие глаза неразличимого в сумерках цвета. Она отметила и другие детали: босые ноги, потертые джинсы, легкую небритость. Волосы у него были густые и длинные, непередаваемого оттенка. У щиколотки торжественно восседала костлявая белая кошка. Элли переводила взгляд с одного мужчины на другого.

— Сдаюсь, — сказала она. — Кто из вас доктор Рейнард? — Белый с усмешкой встал, и Элли показалось, что она проходила некое испытание, которое с успехом выдержала.

— Это я, — ответил он. — А вы, должно быть, мисс Коннор.

У него был опасный голос — отдающий виски и сигаретным дымом, и Элли услышала безошибочный звон монет в его по-южному невнятно произносимых гласных.

— Мы вас ждали.

Элли вздохнула, подавив внезапное желание выпрямиться, встряхнуть головой, чтобы показаться привлекательнее.

— Вы выглядите не так, как я вас себе представляла, доктор Рейнард, — мягко произнесла она.

— Зовите меня Блю. Никто здесь не зовет меня по-другому. — Он наклонил голову, и копна густых, волнистых волос упала ему на плечо. — Говоря по правде, вы тоже не такая, как я ожидал.

— Я расскажу вам о своих представлениях, если вы расскажете о своих.

Он помолчал, потом медленно и обаятельно улыбнулся.

— Женщина по имени Элли, которая пишет чужие биографии, для меня выглядит, как библиотекарша средних лет. — Его улыбка говорила о том, что он знает: это будет воспринято без обид.

— Аналогично, — сказала Элли. — Мне казалось, что мужчина, который с бутылкой виски под рукой проводит все свободное время в чатах, болтая ерунду, должен выглядеть, как Кейт Ричардс. Средних лет и изрядно потрепанный.

Мужчина удивленно хмыкнул.

— Беспутный — это может быть, — сказал он, подняв палец. — Потрепанный тяжелой жизнью — это определенно. Но я не все время провожу за компьютером. Только ночное.

Негр тихо рассмеялся. Элли совсем забыла о его присутствии. Рейнард жестом указал на него:

— Мисс Коннор, это Маркус Уильямс. Элли вежливо кивнула:

— Как поживаете? Он ответил:

— Прекрасно, спасибо.

Южная манера, о которой она уже забыла.

— Ну, — проговорил Рейнард, выпрямляясь, — могу я вам что-нибудь предложить? У меня есть сладкий чай, может, еще лимонад и, — он со значительной улыбкой поднял свой стакан, — хороший кентуккийский бурбон.

— Спасибо, но сегодня я от всего откажусь. Я бы предпочла уже расположиться на ночь. — Со стороны машины донесся звонкий призывный лай. Элли взглянула через плечо. — И моя собака хочет немедленно выйти.

— Незачем его мучить, — мужчина взмахнул рукой, — пойдите выпустите его.

— Ее, — автоматически поправила Элли и заколебалась: — Точно можно?

— Она не сделает ничего такого, чего еще не сделала моя собственная псина.

Эйприл, как будто подслушав разговор, еще раз громко тявкнула. Дворняжка на крыльце, не в силах больше сдерживаться, сбежала по ступенькам и лизнула пальцы Элли. Рейнард улыбнулся:

— Выпустите свою собачку, детка, пока она не лопнула.

— Спасибо. — Элли поспешила к машине, дворняжка бежала за ней. — Выходи, солнышко.

Эйприл выпрыгнула и понеслась к траве, где присела с выражением блаженства на морде. Чтобы удержать дворняжку, Элли гладила ее мягкие золотистые ушки.

— А ты умница.

Негр на веранде фыркнул:

— Помойная собака.

Элли улыбнулась, повернувшись вполоборота.

— Тогда она, должно быть, принадлежит вам, доктор Рейнард.

— Маркус просто сноб, вот и все. Не обращайте на него внимания.

Он тихо посвистел. Дворняжка во всю прыть понеслась вверх по лестнице и остановилась, чуть не врезавшись в его колени. Он наклонился и крепко потрепал ее — кажется, мужчины всегда так обращаются с собаками. Как будто для того, чтобы привлечь его внимание, костлявая белая кошка обошла вокруг его ног, и Рейнард рассеянно погладил ее по спинке.

Элли наблюдала за ним и чувствовала, как напряжение оставляет ее. Мужчина не казался несдержанным или очень странным — наверное, будет вполне безопасно остаться. Словно почувствовав ее взгляд, Рейнард выпрямился и посмотрел на нее, отпив виски из стакана. В сумеречной тишине звякнули кубики льда.

— Теперь, когда с вашей собакой все в порядке, вы уверены, что не хотите ничего выпить?

Его голос завораживал, медленно затягивал, был глубок, и ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, что он задал ей вопрос. Что не помешало ей ответить отрицательно:

— Нет, спасибо. Правда.

— Тогда я принесу ключ. Если вы проедете немного вперед, я вас там встречу.

Он указал на дорожку, которая, казалось, вела к оранжереям, светившимся мягким зеленым светом. Наконец Элли заметила под большим дубом маленький домик. Она почмокала губами, подзывая собаку.

— Приятно было познакомиться с вами, — сказала она Маркусу.

— Удачи вам в написании биографии.

— Он вам рассказал?

— Мейбл — наша единственная надежда прославиться, поэтому мы и проявляем такие собственнические инстинкты.

Элли улыбнулась:

— Обещаю, что буду стараться изо всех сил.

— О большем не стал бы и просить.

Она посвистела Эйприл и снова забралась в машину, за время короткой поездки поймав себя на том, что напевает: «Вон там есть красный домик…» — и в уме исполняет песню в стиле Джимми Хендрикса, с тем туманно-сексуальным звучанием, за которое его так обожествляли некоторые поклонницы.

Она закатила глаза, в душе негодуя на собственное подсознание, заставлявшее ее, уже не в первый раз, напевать какую-нибудь нелепицу в самый неподходящий момент. Кажется, Блю ничего не услышал. Она взглянула в зеркало заднего вида. Лучше бы его звали Лоуренс.

Идя через луг, разделяющий его особняк и бывшее жилище для рабов, которое в двадцатые годы было перестроено в гостевой домик, Блю твердил себе, что это алкоголь заставляет так гореть его кожу. Он весь день трудился на солнце и, может, слегка обгорел. А бурбон на голодный желудок ударил ему в голову. Но когда Элли выходила из машины у домика, она снова чем-то привлекла его внимание. Она не принадлежала к тому типу женщин, которые ему нравились. Он любил мягких, пышных блондинок, которые носили легкие летние платья, слегка просвечивающие. Женщин смешливых и без острых углов, с которыми не надо было напрягаться. Чем несерьезнее, тем лучше. Маркус называл таких шлюшками, Блю предпочитал думать, что с ними просто легко общаться.

Во всяком случае, Элли Коннор была совсем другого типа. Маленькая и слишком худая, угловатость вместо мягких выпуклостей, шорты вместо летящих юбок и курчавые черные волосы, падающие на лицо. Судя по ее посланиям, она — сильная личность, умна и знает, чего хочет. Впечатление только усиливалось от того, как решительно она вздергивала подбородок и жестко, не отворачиваясь, встречала их с Маркусом взгляды. Его бы совсем не удивило, если бы у нее в отделении для перчаток обнаружился револьвер — она показалась ему женщиной, которая не оставляет места для игры случая. Но даже ей пришлось повозиться, пытаясь вытащить из багажника тяжелый чемодан. Блю подошел ближе:

— Позвольте мне.

— Спасибо.

Он взял чемодан, она — какие-то другие вещи и пошла за ним, молча дожидаясь, пока он отпирал дверь. Внутри он зажег лампу на столе.

— Вот. Домик маленький, но уютный. Она положила на стол сумку.

— Здесь здорово, — сказала Элли, и это прозвучало искренне.

— Я надеялся, что вам понравится, — ответил Блю, откидывая с глаз волосы. — Я взял на себя смелость притащить сюда кое-какой материал, о котором мы говорили, — он указал на аккуратную стопку папок и книг на столе, — и попросил Лэни, это моя тетя, она живет со мной, заказать, чтобы сюда доставили кое-какие продукты. Она приобрела в основном все — кофе, молоко и прочее, — но если чего-то будет не хватать, скажите. Ближайший магазин в пяти милях — там, откуда вы приехали.

Минуту она просто оглядывалась. Он снова лениво скользнул взглядом по ее губам. Она, может, вовсе не принадлежит к его типу, но рот у нее чертовски хорош. Накусанный пчелами, как сказала бы его мама. Здесь освещение было получше, и Блю мог разглядеть что-то экзотическое в чертах ее лица. Слегка раскосые глаза, высокие скулы и блестящие черные волосы — это заставляло его предположить, что она, может быть, русская или из Восточной Европы.

— А! — внезапно произнесла Элли и подошла к полке, положив руки на проигрыватель для CD. — Превосходно! Я вожу с собой переносной, но этот гораздо лучше. — Она повернулась и посмотрела прямо на мужчину. — Очень мило с вашей стороны проявить такое гостеприимство, — сказала она и понимающе блеснула глазами. — Хотя я подозреваю, что вы были пьяны, когда посылали приглашение.

Блю поморщился:

— Признаюсь.

Ничего особенного для позднего вечера, когда он обычно входил в Интернет, надеясь поспорить с кем-нибудь.

— А как вы догадались?

— Ваши предложения звучат по-другому. И вы переставляете буквы в словах.

Он скрестил руки, улыбаясь, чтобы скрыть смущение.

— Ну вот, а я-то думал, что такой хитрый, а на самом деле мог бы все это время с таким же успехом громко кричать о своем состоянии.

— Не то чтобы. Я просто угадала.

— Ну, с бурбоном или без, но я был искренен. Можете оставаться здесь столько, сколько захотите. Я рад, что вы занимаетесь ее биографией. Давно пора.

— И я благодарна, невзирая на обстоятельства. Терпеть не могу подыскивать место, где можно держать Эйприл, и я не оставлю ее в какой-нибудь конуре.

Услышав свое имя, собака застучала хвостом по половицам.

— Это характеризует вас с лучшей стороны, мисс Коннор. — Она посмотрела на него спокойно и серьезно, и Блю тоже посмотрел на нее, и все эти месяцы, когда они переписывались, вспомнились обоим. Ему нравилась ее точность и некоторая стеснительность с оттенком юмора. Они в основном обсуждали блюзы, но часто отклонялись от темы, и тогда он улавливал интригующий намек на нечто большее — на скрытый гнев, может быть, или просто на сдерживаемый темперамент.

— Действительно, очень странно видеть, насколько вы отличаетесь от того, что я себе представлял, — импульсивно проговорил он.

Что-то мелькнуло в ее взгляде и исчезло так быстро, что он не успел понять, а она уже сунула руки в задние карманы шорт и отвернулась. Золотистый свет лампы обрисовывал линию ее подбородка, и Блю поймал себя на мысли, что ему нравится эта чистая линия. У нее очень красивая кожа, она заставляет его вспомнить о лепестках орхидеи в одной из его оранжерей.

— Аналогично, — ответила Элли и, снова подняв голову, посмотрела на него.

Он не привык, чтобы женщина смотрела так прямо. Словно передумав, она подошла к столу и расстегнула молнию на сумке, открыв десятки компьютерных дисков в пластиковых коробочках, и достала несколько. Это был спокойный жест, так поступает тот, кто хочет скрыть какую-то неловкость, и Блю понял, что должен понять намек и оставить ее обустраиваться.

Но музыкальный вкус человека говорит о нем больше, чем можно подозревать, и он не удержался от того, чтобы не заглянуть в сумку.

— Что у вас здесь? — Он ткнул пальцем. — Вы не против, если я посмотрю?

— Нет. Конечно, нет.

Диски громоздились беспорядочной кучей.

— Вы сможете потом разобрать их по порядку.

Она печально вздохнула и улыбнулась ему мимолетной улыбкой:

— Я должна быть уверена, что моя собака и мои диски в полной безопасности.

Он опустил голову, почему-то смутившись. Посмотрел на названия, гадая, действительно ли хочет узнать о ней так много, но не перестал перебирать диски. Конечно, блюзы. Потом он цыкнул и покачал головой, достав запись Лайтнинга Хопкинса. Элли взяла диск у него из рук.

— Вы ясно дали попять, что думаете по поводу стиля дельта, доктор Рейнард. Верните мне мою классику.

Он ухмыльнулся. Они достаточно поспорили о разных стилях. Блю не нравился жесткий звук дельты, а Элли была равнодушна к джазу, что он считал почти святотатством.

— Я собираюсь приучить вас к хорошему джазу, дорогая, — пробормотал он и снова нагнулся над сумкой.

Здесь царило разнообразие — немного альтернативного рок-н-ролла, песни в стиле кантри, которые он называл «историями», кое-что из классики.

— Барокко, да? — спросил он, доставая пару дисков и открывая коробочки, чтобы взглянуть на список произведений.

Она удивилась:

— Вам это нравится?

— Похоже, вы изумлены, детка. — Он положил диски назад, и неловкость заставила его поворочать шеей. — То же можно сказать и о вас. Никогда не встречал вас в других чатах.

— А вы посещаете другие?

— Некоторые.

Это заставило его вспомнить о том, как она комментировала его пьяное состояние. «Стыдно».

— Что ж, — проговорил он, выпрямляясь. — Оставляю вас до утра. Утром буду рад показать вам город и представить кое-кому, кто может рассказать что-нибудь интересное.

— Вам незачем полностью посвящать себя этому, доктор Рейнард.

— Блю.

— Блю, — повторила она. — Я уверена, что не заблужусь здесь.

— Конечно. Но будет лучше, если вы позволите мне отвезти вас. — Он пожал плечами. — Городок у нас маленький.

Она все еще колебалась, Потом сказала:

— Хорошо. Увидимся утром.

— Не давайте клопам кусать себя, — хмыкнул он. И, выходя, остановился, чтобы почесать Эйприл за ухом.

За дверями его окружила ночь с поблескивающими в траве светлячками, и Блю почувствовал себя слегка не в своей тарелке. Он прижал руку к груди, глубоко вдохнул, потом выдохнул и расправил плечи. Представил себе большую, раздутую сумку и большую, натренированную собаку. «Безопасность», — сказала она. Музыка и собака. Безопасность для мисс Элли Коннор с решительным разворотом плеч и с этим прямым, непреклонным взглядом.

Он покачал головой. Может, все дело в том, что любая девушка выглядит лучше в вечернее время. Ему просто надо поесть и выспаться. Но, вернувшись на веранду, он произнес:

— Она интересуется не только блюзами. У нее есть и классические записи. И многое другое.

Маркус кивнул и молча подал ему стакан с бурбоном, словно желая утешить. Блю выпил его до дна, и ощущение ожога отвлекло его, потом снова наполнил стакан и поставил бутылку на деревянный пол веранды. Прошло немало времени, становилось все темнее, крыльцо слегка поскрипывало. Блю снова потер ребра.

— Она не похожа ни на одну из твоих шлюшек, это уж точно, — сказал Маркус.

— Да, не похожа.

— Потрясающе чувственные губы.

— Угу. — Блю сделал несколько глотков. Низкий, рокочущий смех нарушил тишину.

— Значит, и великие мира сего тоже способны на человеческие чувства?

— Она не в моем вкусе.

— М-м… Это я видел. — Маркус встал и поставил свой стакан на плетеный стол. Потом вытащил из кармана ключи. — Думаю, пора мне отправляться и побарахтаться со своей женщиной.

— Иди к черту, Маркус.

Тот только рассмеялся в ответ.