Музыка ночи

Глава 20

Блю вышел наружу, намереваясь посмотреть, что сможет вытащить из домика, и заглянуть в оранжереи, чтобы оценить нанесенный ущерб. Но когда через пятнадцать минут подъехал Маркус, Блю все еще стоял, ощущая, как его охватывает холод. Он не в силах был решить, чем заняться сначала. «Оранжерея, — думал он и уже хотел сделать шаг в этом направлении, но потом решил: — Нет, домик».

— Привет. — Это все, что ему удалось выдавить при виде Маркуса.

Он подумал о том, чтобы спросить, все ли в порядке, но Маркус не приехал бы, если бы это было не так.

— Все живы-здоровы? — Блю кивнул.

— Ты уже осмотрел разрушения?

Он покачал головой. Тут Маркус увидел домик.

— Господи! Элли была внутри?

— Нет. Она ходила навестить Гиен.

— Она вернулась?

— Да.

Маркус постоял еще минуту, потом пошел к дому. Блю не повернулся, не двинулся с места. Маркус вернулся с бутылкой виски в руках.

— Я знаю, что ты бросаешь, но поверь, сейчас тебе это необходимо. — Он отпил прямо из горлышка и протянул бутылку Блю. — Ты выглядишь дерьмово, уж прости.

Блю взял бутылку и выпил. Алкоголь обжег ему язык, горло и упал в желудок. Это позволило ему дышать, поэтому он отпил еще. Вернул бутылку Маркусу, чтобы не поддаваться искушению.

— Элли волнуется, как там ее книга. Пойду посмотрю, что можно откопать.

— Ладно. — Маркус закрутил крышечку. — Давай займемся этим. Ты уже был в оранжерее?

Блю покачал головой:

— Еще нет.

— Выглядит не так уж плохо. — Маркус присвистнул. — А в Гекторе пронесся торнадо. Я слышал, что он смел бакалейную лавку.

Они пошли вниз по холму. Блю остановился во дворе и уставился на раздавленную балками крыши кровать. Потом резко отвернулся, и ею вырвало бурбоном, который он только что выпил. Это не помогло. Его крутило от тошноты, и он стоял, упершись руками в колени, закрыв глаза и дожидаясь, пока отпустит.

— Она не спала всю ночь. Не знаю, что заставило ее пойти к Гвен.

Больше он ничего не сказал. А если бы не пошла? Маркус долго молчал. Тошнота постепенно отступила, и Блю выпрямился. Он посмотрел на кровать, на грязное покрывало, чтобы испытать себя, но все уже прошло.

— Ты в порядке?

— Да. Пойдем взглянем, что можно спасти. Она вложила всю душу в эту работу.

Оказалось, все очень просто. Из-за того, что дерево упало на угол дома, основные повреждения были в этой части. Окно над столом скалилось осколками стекла, но на край стола упала тяжелая балка, которая таким образом защитила все остальное. Ноутбук треснул, куча бумаг промокла, некоторые испачкались, но их удалось достать без особых хлопот. Коробку с карточками и диски защитили пластиковые футляры.

— Не знаю, удастся ли починить ноутбук, но все остальное в порядке.

— Подожди-ка, — сказал Маркус и потянулся над зазубринами, чтобы достать папку. Вытащил ее и открыл. — Фотографии.

Блю кивнул.

— Давай отнесем это в дом и посмотрим, что можно сделать в оранжерее. — У него немного прояснилось в голове. — Ты уверен, что Алиша и дети в безопасности?

— Конечно. У нас почти не было града.

Блю еще раз оглянулся на домик, подумав о пакетике, который видел в ванной, и его взгляд опять наткнулся на кровать. Он быстро отвернулся. Не все сразу.

Была уже почти полночь, когда Блю и Маркус закончили работу в главной оранжерее. Внутри разрушения оказались незначительными — несколько разбитых стекол, несколько растений, поврежденных градом, но ничего такого, что заставило бы отказаться от экспериментов. Особо прочное стекло окупилось за одну бурю.

Но град не пощадил остальные две оранжереи, и они перенесли нежные молодые растения из холодных оранжерей в большую. Некоторые эксперименты придется начинать с нуля, но они все равно собирались перестраивать старые тепличные здания. Может, он даже сделает там лабораторию.

Лэни достала курицу из духовки и оставила ее на столе, накрыв тонким белым полотенцем. «Поешь», — гласила записка. Но у Блю не было аппетита. Чтобы не вызывать нареканий, он взял грудку и скормил мясо собакам, которые вежливо, блестя глазами, ждали у его ног. Даже Пайкет получила крошку. Выбросив косточки в мусор, он подумал о том, чтобы сделать хороший глоток виски, но его желудок отклонил эту идею.

Блю пошел наверх. У дверей спальни остановился, и сердце у него забилось от чего-то, очень похожего на страх, а к горлу снова подступила тошнота. Держась за ручку двери, он замер на минуту. Поборов неприятные ощущения, тихо вошел. При падавшем из дверей свете он мог видеть Элли. Одна ее нога свисала с кровати. Облако аромата окружило его — не духи, а запах самой Элли, ее кожи, мыла и волос, и где-то в области солнечного сплетения он ощутил нечто похожее на боль.

Она лежала на животе, раскинув руки и ноги, ее волосы темными кольцами закрывали щеку и плечо. Ее обнаженное тело было прекрасно! Гладкая кожа цвета сливочного масла, изящный — изгиб спины, точеные руки и ноги и пышные, идеально округлые ягодицы. Испарина покрывала ее шею, и к ней Блю прикоснулся губами, не в силах устоять. Он стал на колени возле низкой кровати, отвел мягкие волосы пониже затылка, чтобы можно было поцеловать первые позвонки. Мягко, закрыв глаза и вдыхая запах ее кожи, он спускался вниз, до ямки на пояснице.

Элли слегка пошевелилась, когда он скользнул пальцами по ее бедрам. Подвигалась во сне, не собираясь просыпаться, но ее рука легла на его волосы жестом полнейшего доверия, а потом расслабилась. Блю долго смотрел на нее, впиваясь взглядом в лунную белизну груди и подчиняясь желанию, которое поднималось в нем откуда-то из самой глубины его существа. Он выбрался из рубашки и джинсов и лег рядом с ней, тело к телу. Элли повернулась, проснулась, слегка испугавшись.

— Блю?

— Ч-ш-ш… — сказал он. — Засыпай.

Она заснула. Он лежал, обнимая ее и борясь с желанием заплакать.

Элли не знала, который был час, когда она окончательно проснулась. За окнами темно и тихо. Она долгое время просто лежала, наслаждаясь уютом. Потом перевернулась и сильно потянулась — и тогда все снова припомнилось ей. Она вздохнула. Шум в другой комнате привлек ее внимание.

— Блю?

Он вышел из ванной в одних только джинсах. Его волосы были растрепаны, словно он тоже спал, и Элли ощутила желание почувствовать его рядом.

— Ну, ты как? — сонно спросила она.

Он пожал плечами. В нем все еще присутствовала та безжизненность, которую она заметила вчера. Это шок.

— Хорошо. А ты?

— Со мной не было ничего такого, чего бы не вылечил хороший, крепкий сон. — Она протянула руку. — Иди сюда. Ты ужасно выглядишь.

Но он только присел на край кровати.

— Элли, ты ничего не хочешь мне сказать?

Она нахмурилась, думая о том, сколько всего должна ему сказать.

— Что ты имеешь в виду?

— Вчера, когда я заходил за Эйприл, в твоей ванной я видел пакетик. Ну, я заходил за тобой, но… — Он вздохнул, потер лицо. Усталость окутывала его, словно покрывало.

— Пакетик? — Она вспомнила. Тест на беременность. Этот проклятый пакетик!

Элли села, накрываясь простыней, и прикоснулась к его спине.

— Это подождет, Блю. Я пережила два очень тяжелых дня. Почему бы нам не оставить пока эту тему?

— Нет. Я не хочу этого.

Ее беспокоила безжизненная грубость его голоса.

— Блю, ты спал?

Он уронил руки. Покачал головой.

— Но я и не топил горе в бутылке. — Он проговорил это небрежно.

— Ложись.

— Нет… Я не… не сейчас. — Он отвернулся — Дело не в тебе. Просто я пока не хочу спать. — Он помолчал. — Я хочу поговорить о пакетике.

Элли со стоном зажмурилась и перевернулась, накрыв голову подушкой. Она почувствовала, как тяжесть его тела переместилась ближе к ней. Потом его большую нежную руку на своей спине.

— Элли?

Она со вздохом сняла подушку и посмотрела на него.

— Прекрасно, — проговорила раздраженно. — Но ты узнаешь все в таком же порядке, как и я. Это был адский день.

— Ладно. — Он сел поудобнее. — Рассказывай. Чувствуя себя беззащитной, она плотнее запахнулась в простыню и отбросила пряди волос.

— Ты готов?

Ничто не изменилось в его лице. Он медленно кивнул.

— Давай посмотрим. — Она подняла руку и принялась считать по пальцам. — Во-первых, я выяснила, что Мейбл убила Персика и что у нее был ребенок. Знаешь кто?

— Нет, кто?

— Джеймс Гордон.

Блю вытаращил глаза, впервые за это время проявив какие-то эмоции.

— Черт побери!

— Вот именно. — Она посмотрела на свои пальцы, замолчав от внезапного страха. — Вот тут мне будет трудно.

— Говори!

— Я выяснила, кто мой отец.

— Элли, это здорово! Кто?

Она подняла глаза, и ее снова охватила непонятная грусть.

— Вчера приходил Маркус. Он принес фотографию. — Блю прищурился, догадываясь.

— Джеймс, — сказал он.

Она медленно кивнула, наблюдая за его лицом, не выдаст ли оно хоть малейшие признаки отвращения. Ничего подобного не было.

— А откуда Маркус знает?

— Я как-то рассказывала ему о своей матери. Он так странно себя повел, когда мы начали спать с тобой, что… — Она запнулась. — Долгая история, но если в целом, он догадался раньше всех. Кажется, он думает, что я похожа на Джеймса.

— Это так. — Блю казался немного напряженным. Она наклонила голову, ожидая.

— Элли, — сказал он, — так что насчет пакетика?

Она вздохнула, не смогла подобрать нужные слова. Просто утвердительно кивнула.

— О Господи?

— Be знаю, как это случилось. Мы были осторожны. — Она пожала плечами. — Но факты остаются фактами. Я беременна.

Он смотрел на нее с испугом. Очень медленно закрыл глаза, потом встал и отвернулся.

— Блю, не делай этого. Так нечестно.

— Я не из-за тебя, Элли. Клянусь, что нет.

— Ой, брось! — Глубоко задетая, она отшвырнула покрывало. — Я ничего у тебя не прошу, понятно? Тебе не о чем беспокоиться. — Схватила свою рубашку, шорты, торопливо надевала их трясущимися от обиды и унижения руками. — И с чего я решила, что ты другой?! Я даже не хочу знать, из-за того ли, что мой отец был черным…

— Элли, Бога ради! — Ему удалось схватить ее за локоть, который она выдернула. — Ты же знаешь, что это не так.

— Думала, что знаю. — Она смотрела на него, пытаясь сохранить те остатки достоинства, что еще не растеряла. — Просто давай сейчас во всем разберемся, Блю. Моя книга закончена. Буря разрушила мое жилище, и то, что между нами было, тоже закончилось. Так что позволь мне сесть в машину и уехать. Тебе не надо никогда больше думать об этом.

— Нет! — Он кинулся к ней, и они оба упали на кровать. — Теперь ты меня послушай. — Он пригвоздил ее руки к кровати, когда она попыталась вырваться, и даже в гневе она увидела на его лице горе. Но почему горе? Что он потерял? Она перестала вырываться.

— Я люблю тебя, — проговорил он, и Элли подумала, что Блю сейчас расплачется. Его глаза сияли нестерпимым синим светом. — В ту ночь, когда я готовил, а ты хотела работать, я собирался сделать тебе предложение и приготовил в подарок кольцо.

Элли хотела что-то сказать.

— Просто слушай! — свирепо прошептал он. Отпустил ее. — Я не могу это сделать. — Трудно сглотнул, отвел взгляд. — Я увидел разрушенный домик и понял, что не смогу. Только не это опять!

Она поднялась на колени и поцеловала его, ощутив вкус невыносимого ужаса и горя — он терял Элли и будет скучать по ней всю жизнь, так же как она по нему. Она не вытирала слез, падавших на его лицо, потому что сам он не мог плакать.

— О Блю!

Он притянул ее ближе. Лицом, мокрым от ее слез, уткнулся ей в шею.

— Я бы хотел быть смелее, Элли. Но мне невыносимо думать, что я могу потерять даже тебя одну, а тут еще ребенок. Это слишком.

Она прильнула к нему, не стыдясь слез.

— Я люблю тебя, — проговорила она.

— Я знаю. — Его объятия были такими крепкими, что ока едва могла дышать. — Я позабочусь, чтобы ты ни в чем не нуждалась.

— Спасибо. — Она отодвинулась, вытирая лицо, почти ослепнув, пытаясь найти свои туфли. Блю не пошевельнулся, когда она надела их без носков. — Я позвоню тебе и передам, куда отослать мои вещи.

— Элли, — нетерпеливо произнес он, когда она пошла к двери.

Она остановилась, глядя на это красивое лицо, которое, как она с самого начала знала, несло на себе печать приговоренности. Для него. Не для нее. Как только она выберется отсюда, она постарается преодолеть все. Но быть с ним рядом и видеть, как он убивает себя, выше ее сил.

— Ничего не говори, Блю. Я знаю, через что ты прошел. Я понимаю, почему ты не можешь этого сделать. — Слабея, она прикоснулась к его лицу, еще раз поцеловала этот прекрасный рот. — Со временем мы снова станем друзьями, и тебе не придется сидеть и ждать нового удара судьбы.

Он сделал глотательное движение.

— Но, — ее голос окреп, — я не буду тебя ждать. Так и знай. Я не буду чахнуть и не собираюсь покончить с собой от горя. Я поеду домой, рожу ребенка, буду очень много плакать, пока не отвыкну от тебя, но краешком глаза буду осматриваться в поисках мужчины, который полюбит меня.

— Я люблю тебя.

— Я знаю, — ответила она, чувствуя, как к ней возвращаются силы. — Просто недостаточно.

Он отпустил ее, позволил спуститься по лестнице, выйти в дверь и сесть в машину. Он даже не проводил ее и не посмотрел, как она уходит. Элли посвистела Эйприл, и ей удалось проехать весь городок до того, как она затормозила и выплакала свое горе. Эйприл скулила рядом, лизала ее руку и печально переминалась с ноги на ногу. Это заставило Элли рассмеяться, и она подставила лицо, чтобы собака его облизала.

— Спасибо, — сказала она. — Как жаль, что на мужчин нельзя так положиться, как на собак.

Эйприл тявкнула, Элли завела машину и направилась на восток. Домой.

Роузмэри открыла коробку с обедом. В салоне Конни было тихо после бури. Никто не пострадал, хотя попадало много деревьев, и Конни пришлось заново застеклить четыре окна в своем доме. В той части городка, где жила Роузмэри, гроза не была такой сильной, не было даже града — ливень и ветер, от которых больше всего досталось ее розам.

— Где Алиша? — спросила она.

— Ей пришлось везти ребенка на прививки, а потом к матери Маркуса. — Конни отщипывала кусочки лепешки. — Похоже, сегодня мы останемся не у дел. Все заняты уборкой.

— Я уверена, что это ненадолго. Не то что в Гекторе.

Роузмэри с печалью подумала о тех людях, которые остались без крыши над головой, но, слава Богу, никого не убило.

— Думаю, сегодня надо сделать мороженое.

— Ой, как здорово. И охладить арбуз.

— М-м… И приготовить жареную курицу. — Конни ухмыльнулась:

— Мы собираемся на пикник? — В двери ворвалась Алиша.

— Боже мой! — задыхаясь, проговорила она. — Вы не поверите тому, что я скажу. — Она захлопнула дверь, заперла ее и перевернула табличку стороной «Закрыто».

— Ты что это делаешь? — спросила Конни. — Ну-ка, поверни обратно!

Алиша энергично затрясла головой и махнула рукой с неправдоподобно синими ногтями, как бы отметая это требование.

— Нет, вы должны услышать все. — Она села.

— Я только что говорила с мужем. Блю в таком состоянии, что его надо изолировать, мечется из одной оранжереи в другую, как тигр в клетке. — Она прикоснулась к горлу, вскочила. — Я должна чего-нибудь попить.

— Алиша! — сказала Роузмэри. — Успокойся! И расскажи все толком, пока мы не лопнули от любопытства.

— Сейчас, сейчас. — Она схватила банку холодной диетической колы, отбросила с лица косичку и улыбнулась. — Элли уехала.

Конни и Роузмэри заговорили одновременно:

— Что?

— Почему?

— Я в точности не знаю. Маркус просто взбесился из-за чего-то, что сделал Блю. Когда я вошла, они ссорились и орали так, как я никогда не слышала.

— О чем? — спросила Роузмэри. Алиша вытаращила глаза.

— Я не знаю. Не поняла. Но слушайте, вот еще новость. — Она понизила голос для пущего эффекта. — Элли была здесь, чтобы написать книгу о Мейбл Бове, верно?

— Это мы уже знаем, — с гримасой сказала Роузмэри.

— А еще она разыскивала своего отца.

Конни откинулась на спинку кресла, приоткрыв рот.

— Своего отца?

— Это так здорово! — Алиша рассмеялась от возбуждения. — Помните, как она тогда на встрече читательниц все расспрашивала о парнях, которые поехали во Вьетнам? Она пыталась выяснить, кто же из них ее отец.

— Господи Боже мой, — проговорила Конни и наклонилась вперед. — Я же видела, что ее лицо мне знакомо.

Роузмэри ощутила, как ею постепенно овладевает страх.

— А кто была ее мать?

— Одна из этих девчонок-хиппи. Не знаю точно кто. — Роузмэри почувствовала боль в груди.

— Я знаю кто, — сказала она, и ее глаза наполнились слезами. — Это была рыженькая. Диана.

И Конни, и Алиша с тревогой повернулись к ней:

— Что случилось?

Роузмэри закрыла рот рукой, изумленная тем, что могла; испытывать чувство такой силы через тридцать лет после случившегося. Такое острое чувство потери. Она прижимала к губам дрожащие пальцы и смотрела на Конни, которая должна была вспомнить.

— Я все думала… не знала до тех пор… — Она встала, отошла, пытаясь овладеть собой. Потом повернулась и взглянула на Конни. — Отцом Элли был Джеймс Гордон, — сказала она и не смогла сдержать слез.

Конни уже была рядом, подставляла свое широкое плечо, обнимала подругу.

— Ой, солнышко! — выдохнула она. — Ничего, ничего. — Алиша долго молчала. Когда Роузмэри наконец подняла голову и глубоко вздохнула, Алиша проговорила:

— Я не понимаю, что произошло, но прошу прощения, если огорчила вас.

Роузмэри промокнула глаза.

— Нет, девочка, ты здесь ни при чем. Просто так устроена жизнь. Джеймс был моим двоюродным братом.

Алиша нахмурилась:

— Но почему…

— Он был не такой, как все, — сказала Роузмэри и замолчала.

Она словно воочию увидела его перед собой.

Как Джеймс смеялся, и при этом был виден косой зуб спереди. Как плясали смешинки в его золотистых глазах. Нежность, с которой он смотрел на детей и на бродячих собак, и на любого воробья с подбитым крылышком.

— Если я попытаюсь выразить это словами, получится слишком грубо, поэтому не буду. Это была такая добрая душа, какой еще не создавал Господь, и все, кто его знал, плакали, когда его тело доставили домой.

Конни взяла руку Роузмэри и сжала ее.

— Было ясно, что тем летом на него обрушилось какое-то грандиозное событие, — сказала Роузмэри. — А когда мы узнали, что причина этого — белая глупышка, все просто испугались за него. Мы беспокоились, что она сбежит отсюда и оставит его с разбитым сердцем. Что она и сделала.

— Она любила его, — продолжила Конни. — Она умоляла его ехать в Канаду, но он решил, что это будет трусостью, и все равно отправился во Вьетнам.

Роузмэри вздрогнула, представив себе, как та бедная девочка покинула город и неизвестно где родила цветного ребенка.

— Ей наверняка было нелегко.

— Маркус сказал, что она тоже умерла, — проговорила Алиша.

Роузмэри горестно покачала головой:

— Интересно, знала ли Элли, что она цветная?

— Кажется, и не догадывалась, — сказала Алиша. — А теперь, когда знаешь, это становится ясно как день. — Она замолчала, потом встряхнулась. — Я забыла самое главное! Гвен Лейсер…

Роузмэри подняла руку:

— Не говори этого, девочка.

В ее голосе звучала сталь. Она покачала головой и еще погрозила пальцем.

— Что? — спросила Конни. — Так нечестно!

Алиша сложила руки и наблюдала за Роузмэри, которая смотрела на Конни. Они были рядом на протяжении тридцати лет, разделили потерю любимых во Вьетнаме, а потом смерть мужей. Конни знала Джеймса, а теперь Элли и, наверное, заслужила право знать обо всем.

— Конни, я скажу тебе, но ты должна поклясться на могиле Бобби Мейкписа, что никогда никому не расскажешь.

Конни изумленно подняла руку:

— Я клянусь, Роузмэри. На могиле Бобби. Что это?

— Гвен Лейсер — мать Джеймса Гордона. И ее настоящее имя Мейбл Бове.

Рот Конни и ее глаза стали идеально круглыми от удивления. Потом она расхохоталась. И продолжала хохотать.

— Боже мой! Это великолепно. — Успокоившись, она покачала головой. — Элли узнала гораздо больше, чем намеревалась, верно?

Алиша отпила большой глоток колы.

— Интересно, а что собирается делать Блю?

— Делать? — эхом отозвалась Конни.

— Если он позволит ей уйти, то он самый глупый человек на свете.

— Или самый напуганный. — Роузмэри поджала губы.

— Я считала, что на этот раз он влюбился по-настоящему.

— А может, он не хочет черных детей, — сказала Алиша. — Он кажется либерально настроенным, но когда касается лично тебя…

Роузмэри нахмурилась:

— Может быть. Хотя на него это не похоже.

— Я тоже так считаю, — вступила в разговор Конни. — А как ты все это узнала, Алиша?

Та ухмыльнулась:

— Я подслушивала!

Они все рассмеялись от такого нахальства. Роузмэри подошла к раковине, чтобы поплескать на глаза холодной водой.

— Если у него ума чуть больше, чем у обезьяны, то он отправится за Элли и привезет ее домой.

Конни подняла голову.

— Забавно, правда? Как ее мама, которая приехала сюда и заварила всю эту кашу, так и Элли через столько лет сделала то же самое.

— На этот раз мы, однако, применим тот разум, которым наградил нас Господь, — ответила Роузмэри, вытирая лицо. — Если бы мы тогда послушались Диану Коннор…

— Не говори так, — запротестовала Алиша. — Всему есть своя причина.

И Роузмэри, и Конни одновременно фыркнули.

— Поживи с мое, детка, — сказала Конни, поднимаясь. — Посмотрим, что ты тогда запоешь. — Она взяла сумочку. — Пошли. Нам надо повидать его и поговорить об Элли.