Музыка тропического ливня

3

У Линды вошло в привычку составлять подробные списки: какие дела переделать, какие книги прочесть, кому позвонить, какие решения принять, куда отправить письма и прочее. Женщина обожала это занятие, потому что оно помогало ей чувствовать себя собранной, организованной и, главное, деятельной.

Прошло несколько дней с того вечера, когда Джеймс принес коробку с книгами. Все эти дни Линда его не видела. У нее было так спокойно на душе! Так мирно! И вдруг однажды утром сосед вприпрыжку поднялся по лестнице на веранду, где она работала над новым списком под названием «Контакты, связи». Сюда заносились фамилии всех Людей, способных помочь с трудоустройством, по поводу которого возникали проблемы, перечисленные в другом списке «Возможности поступления на работу». В последние дни она сделала немало звонков, и новая цель, которую поставила перед собой Линда, вселяла надежду, вызывала чувство удовлетворения. Вопросов было множество. Например, какие книги по кулинарии сейчас популярны? Закупают ли зелень карибские рестораны? И так далее. Мысль о том, чтобы совсем перебраться на остров и жить тут постоянно, по-прежнему не оставляла Линду, но здесь, разумеется, необходимо действовать осмотрительно: сначала надо изучить, взвесить все возможные варианты, а уж потом принимать окончательное решение.

— Когда вы теперь поедете в приют Святой Марии? — спросил Джеймс, даже не поздоровавшись с Линдой. Этот человек, казалось, не всегда четко осознавал, где находится и как себя следует вести в реальном, а не в вымышленном мире. Джеймс стоял на веранде, и солнечные лучи ярко блестели на его волосах с рыжинкой. В белых шортах и синей тенниске мужчина выглядел крупным, сильным и очень сексуальным.

— Я тоже рада приветствовать вас. Доброе утро! — сказала женщина и почувствовала, как напряглось ее тело. Сосед нахмурился.

— Доброе утро. Разве я не поздоровался?

— Нет. Вы думали о чем-то постороннем и, очевидно, не совсем понимали, что стоите на моей веранде. Итак, вас интересует, когда я поеду в сиротский приют?

— Да. Когда?

— А зачем вам знать об этом?

— Я хочу поехать с вами.

— Хотите. В самом деле? — Она рассмеялась.

— Я собираюсь посмотреть, как вы читаете детям, и сделать несколько снимков.

— Не выйдет.

Джеймс нахмурился, запустил в волосы пальцы, разворошив при этом рыжинки, которые так и заискрились на солнце, и умоляющим голосом произнес:

— Ради Бога, что тут такого?

— Я не желаю, чтобы мои фотографии появились в бульварных газетах.

— Да если бы это входило в мои планы, неужели я стал бы спрашивать у вас разрешение? — Он пробормотал какое-то ругательство. — Неужели я поместил бы в такой газете снимок, где вы читаете в кругу сиротских детей? О Боже, женщина, напрягите мозги! При желании я бы уже давно запродал десятки ваших фотографий. В том числе и те, где леди возлежит на пляже в бикини.

Он прав. Интересно, выяснил ли этот фотограф личность своей соседки?

— Я не пишу для бульварных газет, — продолжал монолог рассерженный посетитель веранды. — Так что бросьте свои шизофренические штучки, черт вас побери! — Он скрестил на груди руки и уставился на нее озлобленно. — Ну что молчите?

— Нельзя вторгаться в частное владение и фотографировать там незнакомых людей.

— Кому бы ни принадлежало такое владение, я готов просить у его хозяина разрешение на съемки и с такой же просьбой обращаюсь к вам: будьте любезны, позвольте мне сфотографировать вас во время чтения сказок детям.

— А зачем вам это? — нарочито удивленным голосом спросила Линда. Ее собеседник возвел глаза к небу.

— Затем, чтобы использовать эти фотографии во время работы над романом.

— Ах да, припоминаю. Штрих к портрету!

Синие глаза словно пронзили ее, и несколько секунд Джеймс пристально разглядывал женщину, не говоря ни слова.

— Обещаю, что не буду писать о вас, — услышала она его голос.

— Я знаю, вы пишете о Норе. — Почему у нее такое чувство, будто ее используют в корыстных целях? Да просто потому, что ее действительно использовали.

Он снова провел рукой по волосам и, раздраженно вздохнув, сказал:

— Я не предполагал, что мое желание покажется вам таким циничным. Ради Бога, я же не прошу вас позировать передо мной обнаженной. — Она метнула в него ледяной взгляд, не проронив ни звука; ее молчание было красноречивее всяких слов. В глазах Джеймса сверкнул хищный огонек. — Разумеется, если вас такой вариант устраивает больше…

— Заткнитесь! — отрезала Линда, и ее собеседник рассмеялся.

— Ну хорошо, забудем об этом. Позвольте мне поехать с вами в сиротский приют.

Линда не имела бы абсолютно ничего против, если бы к ней обратился с такой просьбой кто-то другой. Но факт оставался фактом: именно Джеймс хотел сфотографировать ее. Для своей книги.

— Я не знаю вас, — ответила она, — и мне неизвестно, какого рода книгу вы сочиняете. Я не знаю, хочу ли быть причастной к тому, что вы делаете.

— Я же говорил: приключения, международная интрига. Очень мало крови и совсем немного трупов — лишь пара чистеньких убийств, ничего больше. Можете почитать, когда я закончу книгу. Можете даже возбудить против меня дело, если захотите.

Какое великодушие с его стороны!

— Сколько романов вы написали?

— Это пятый.

— И все они изданы?

— Да. Четвертый выходит в следующем месяце.

— Почему мне неизвестно ваше имя?

— Тысячи людей пишут книги — невозможно знать всех, — сказал он и равнодушно пожал плечами. Что ж, в его словах была бесспорная логика.

— Почему вы не прихватили с собой ни одной своей книги?

— Это что — допрос?

— Да.

В раздражении писатель запрокинул голову и объяснил:

— Я не вожу с собой свои книги. К тому же я уезжал из Вермонта в спешке.

— Из Вермонта? Так вы оттуда?

— Да, но не будем уходить от темы. Позвольте, пожалуйста, мне сделать несколько снимков детей-сирот, когда вы будете читать им сказки.

Неожиданно в ней родилось чувство, которого Линда никогда не знала. Чувство сладостного упоения властью — от нее зависело сейчас пойти навстречу Джеймсу или отказать. Хотя отказывать, разумеется, некрасиво: это выглядело бы просто по-детски. А ведь она, Линда, не глупый ребенок. Так что пусть фотографирует. Неразумно растрачивать силы и нервы по пустякам. Внутренний голос словно подсказывал Линде: надо сберечь энергию для более важных дел.

— Ладно, — смягчилась она. — Но при условии, что вы спросите разрешение на съемки у сестры Марии и потом дадите копии фотографий мне и приюту. Монахиням это наверняка понравится.

— Нет проблем.

— И еще одно условие: то, о чем вы пишете, — чистой воды вымысел.

— Слово бойскаута, — заверил ее Джеймс и прижал руку к левой груди.

— Иначе я подам на вас в суд.

— Понял.

— У меня есть связи, — приглушенным голосом сказала она, — так что я выиграю.

— Угрожаете? — он ухмыльнулся.

— Просто не бросаю слов на ветер. — Джеймс смотрел на нее, не мигая, но Линда выдержала взгляд. До чего же синие у него глаза! У женщины перехватило дыхание. — Я поеду читать детям с утра в пятницу.

— Благодарю. Вы очень любезны. — Он с улыбкой заглянул Линде в глаза, и ее сердце дрогнуло — у него красивая улыбка. Такая обворожительная, такая сексуальная. И такая опасная.

Судя по всему, Джеймс был превосходным фотографом, высоким профессионалом. Линда не могла не обратить внимания на то, с какой легкостью он перемещался по комнате, делая снимки под разными углами, как уверенно обращался с камерой. Такую технику можно было приобрести только в результате длительной практики.

Дети еще не завершили утренней трапезы и с любопытством наблюдали за Джеймсом. Монахини тоже были довольны. Своими ловкими движениями гость просто очаровал их, а одна из сестер даже рванулась куда-то и через минуту поставила перед ним чашку чая с молоком и тонной сахара, от чего он вежливо отказался.

После завтрака ребятишки расселись вокруг Линды в тени мангового дерева. Джеймс шутил с ними, заставляя смеяться, затем шепотом уговаривал их опять прислушаться к сказке, а сам держался в стороне, стараясь быть как можно более неприметным. Вскоре дети совсем забыли о нем, увлеченные историей, которую читала им добрая тетя, и щелчки камеры уже не отвлекали их.

— С меня причитается обед, я угощаю вас, — сказал Джеймс, когда чтение закончилось. — Не заехать ли нам в ресторан и перекусить?

От такого джентльменского предложения было трудно отказаться, и Линда сдалась без боя:

— Я не против.

Она относилась к Джеймсу, по крайней мере в эти минуты, довольно добродушно, ведь ему удалось наладить столь искренний и естественный контакт с малышами. Она даже не ожидала такого от Джеймса Феличчи; в характере этого человека странным образом сочетались самые разные черты, которые вместе составляли яркий и удивительный букет.

У писателя был красный «мини-моук» — автомобиль — символ острова. Линда разместилась на заднем сиденье и, пока они ехали в столицу, наслаждалась свежим ветерком, веявшим в лицо, и великолепными видами, проплывавшими за окнами. Узкая дорога петляла среди маленьких деревушек с разноцветными, словно нарисованными пастелью домиками, между плантациями сахарного тростника и зарослями кокосовых пальм, шуршащих на ветру. Справа от дороги возносилась к синему небу мощная гряда гор под густым покровом тропического леса. Там, во влажном зеленом сумраке, таились сокровища — растения с волшебными лечебными свойствами, зеленая магия. Эта мысль показалась Линде очень заманчивой.

— Вы подолгу живете на острове? — спросил Джеймс.

— Я приезжала сюда один или два раза в год на пару недель, а сейчас вот задержалась подольше.

Порой она просто уединялась в этом благодатном месте, порой ее вызывал сюда Филипп: случалось, он выбирался на остров с друзьями развлечься подводной охотой или покататься на парусной яхте, — и тогда ему была нужна хозяйка — Линда.

— Что вы делаете в Нью-Йорке?

— Пару лет назад посещала университет, после чего путешествовала и училась в Европе. Кулинарные курсы и все такое. А еще каталась на лыжах в Швейцарии, навещала друзей в Рио-де-Жанейро и Гонконге и пыталась не думать о том, чем мог заниматься в это время муж.

Линда очень старалась, правда, далеко не всегда успешно.

Навстречу им шел крестьянин; он вел под уздцы осла, груженного огромными связками бананов. Когда они поравнялись, крестьянин улыбнулся и в знак приветствия помахал им своим мачете; незнакомцы в красном «мини-моуке» в ответ тоже помахали ему.

— Почему вы покинули Вермонт в спешке? — Ей хотелось изменить тему беседы. Джеймс словно остолбенел от удивления. — Вы сами сообщили мне об этом два дня назад. За вами гналась полиция?

— Хуже, — сказал он.

— ФБР?

— Женщины.

Женщины. Во множественном числе. Нет, это не обрадовало Линду. Вдруг Джеймс буркнул себе под нос какое-то ругательство и резко нажал на тормоз: дорогу не спеша переходила коза, ожидавшая потомства.

— Вот видите, какие только особы женского пола не попадаются мне на пути! — заметил Джеймс.

— Я так сочувствую вам! Мое сердце просто обливается кровью. Каким лосьоном вы пользуетесь после бритья? Мускусным?

— А вы не различаете? — спросил мужчина.

— Нет. Я невосприимчива к запахам.

— Понятно, — он ухмыльнулся. — Это звучит почти как вызов в мой адрес — дескать, встречал ли я вообще подобных женщин?

— Подобные женщины вас просто не интересуют. И может быть, не только подобные. Ведь в конце концов вы приехали на остров в надежде найти убежище от любых женщин, не так ли?

— Верно, — согласился он. — В таком случае нам обоим повезло. Мне не надо беспокоиться из-за вас, а вам — из-за меня. Мы безопасны друг для друга.

— Вот и прекрасно, — с ноткой оптимизма в голосе ответила Линда.

Итак, что же происходило между ними здесь, в автомобиле, мчавшемся туда, где они смогут пообедать? Деловая беседа — вот что происходило. А затем будет деловой обед. Просто как жест вежливости — жест воспитанного человека. Так что почему бы не дать сердцу передохнуть, расслабиться?

Они обедали в «Золотой короне» — единственном более или менее известном отеле столицы острова, при котором имелся единственный в городе более или менее известный ресторан с тем же названием.

Здесь все напоминало о колониальной эпохе: антикварная мебель, потертые красные ковры, едва уловимый запах старого дерева и воска — увядший блеск давно минувших дней.

Джеймс и Линда уселись за столик у окна, откуда открывался вид на гавань, усеянную яхтами, рыболовными суденышками, среди которых громоздились крупнотоннажные сухогрузы. Вскоре им подали хорошо прожаренную летучую рыбу, приправленную карри, козлятину, маринованные плоды хлебного дерева, хлебцы из смеси кукурузной и кокосовой муки, жареные бананы и другие карибские лакомства.

— Вы любите детей, не правда ли? — неожиданно спросил Джеймс.

Линда перестала есть и удивленно посмотрела на него.

— Да. А почему вы спрашиваете?

— Это было очень заметно по тому, как вы играли с ними. — Мужчина недоуменно пожал плечами. — Вы ведете себя так естественно. Полагаю, мне удалось отснять несколько хороших кадров.

Они говорили о приюте и его обитателях (это доставило Линде истинное удовольствие), о приключениях в тропическом лесу, о горах на острове и о ресторане в Нью-Йорке, который был известен им обоим. Какая получилась задушевная, легкая беседа! На первый взгляд. И могла бы стать еще более легкой и задушевной, если бы руки Джеймса не были такими красивыми. Женщина не могла оторвать от них взгляда, пока он ел. А его глаза! Почему они такие синие? И почему смотрели на нее так внимательно, с таким пронзительным интересом? Всякий раз, когда этот человек оказывался рядом, ее сердце сбивалось с обычного ритма, а тело становилось деревянным. Ни один мужчина еще не оказывал на нее подобного действия.

Они отказались от десерта, но с удовольствием принялись за кофе: его готовили на острове очень ароматным и крепким. Линда надеялась, что он поможет сохранить бодрость до самого вечера, ибо после обеда ей было чем заняться: прежде всего призадуматься о своем будущем и сделать несколько телефонных звонков. У Линды уже был готов список «Кому позвонить».

На обратном пути они миновали ананасовые плантации и банановые рощи, проехали мимо старинной католической церквушки под названием «Арка любви» и опять проскочили через рыбацкую деревушку, где им помахала вслед хозяйка главного магазина Эммалайн. Магазин был бледно-фиолетового цвета, а жалюзи на его окнах — ярко-бирюзового. Перед зданием выстроились живописные ряды корзин с помидорами, манго, папайей и другими плодами земли.

Но вот дорога вышла к морю, и взору путешественников открылись сверкающая водная гладь и белесые песчаные пляжи. Казалось, они попали в идиллическую страну, где царил вечный покой, а небо всегда было безоблачным.

— Рай, — заметил Джеймс, словно прочитав ее мысли, и широко повел рукой в сторону экзотического пейзажа, проплывавшего мимо, и лазурного неба над головой. — Такая умиротворенность, такая тишина вокруг!

Отчаянно хлопая крыльями и громко кудахтая, прямо перед их машиной дорогу перебежала курица; едва не попав под колеса, она испуганно шарахнулась в ближайшие кусты, и Линда весело расхохоталась.

— Я думала, в Вермонте нет особого шума и суеты, — сказала она.

— Без женщин там так и было бы, — владелец «мини-моука» криво усмехнулся.

— Похоже, женщины совсем заморочили вам голову. Тогда что же вы скажете в мой адрес? Впрочем, разве не вы сами распахнули передо мной дверь своей машины и предложили отправиться куда-нибудь пообедать? Или я должна расценить этот шаг как проявление особого мужества?

Джеймс так смутился, что, казалось, поблекла даже синева его глаз. Неожиданно изменившимся таинственным голосом он произнес:

— Вы другая.

Вот именно. Другая. Мысль о том, что она могла бы быть такой же, как все, — лишь частью общего стада, в котором одну овцу невозможно отличить от другой, просто ужасала. Нет, уж пусть лучше она будет думать о себе как о женщине уникальной. Очевидно, в его представлении все женщины казались не более чем однородными особями, которые только тем и занимались, что дружно, всем стадом гонялись за ним. Все, кроме Линды. Она к ним не принадлежала. Она была другая. Интересно, что думал о ней Джеймс?

— В каком смысле я другая? — спросила она своего спутника.

А тот отрешенно смотрел прямо перед собой на дорогу и долго-долго ничего не говорил. Затем покосился на Линду и, на миг перехватив ее взгляд, приглушенным голосом ответил:

— Не знаю, но попробую выяснить.

Виноват ли звук его голоса или непривычное выражение синих глаз, но неожиданно где-то в самой глубине ее существа шевельнулась легкая волна возбуждения, зажглась тайная яркая искорка. Она была женщиной-тайной, женщиной-загадкой. Во всяком случае, в воображении Джеймса. Сама Линда никогда не считала себя такой. Хотя, разумеется, приятно, когда кто-то так о тебе думает. Эта мысль просто пленяла. Она, Линда Барлоу, оказалась загадочной, пленительной женщиной. Как это льстило!

— Сьюзен, у меня к тебе большая просьба, — говорила Линда в телефонную трубку, сидя за своим письменным столом, на котором лежал кусок мангового пирога. Сьюзен была ее лучшей подругой. И женой владельца недвижимости, скупившего изрядную часть Манхэттена.

— Только скажи, какая, — раздался голос Сьюзен, которой можно было лишь позавидовать: ей по силам было исполнить почти любую просьбу, при желании даже сдвинуть горы. Единственное, что для этого требовалось, объяснила однажды Сьюзен, — время и оборудование, но и то и другое всегда можно приобрести за деньги.

— Ты когда-нибудь слышала о Джеймсе Феличчи? — спросила Линда.

— Джеймс Феличчи? Нет. А кто это?

— Он писатель. По его словам, работает в жанре приключений, международной интриги. Мы с ним соседи на острове.

— Симпатичный?

— Очень. — От Сьюзен можно было ничего не скрывать.

— Возраст?

— На вид — лет тридцать пять.

— Не женат?

— Утверждает, что его просто замучили многочисленные жены, любовницы, навязчивые подруги и еще Бог знает какие особи женского пола, — со смехом ответила Линда.

— Ты видела этих его женщин? Они с ним?

— О нет. Джеймс поселился здесь, чтобы скрыться от них. По крайней мере, так он говорит.

— Бедняжка. — В голосе Сьюзен прозвучали смешливые нотки. — А теперь, оказавшись в полном одиночестве, он вдруг захотел тебя, потому что на самом деле жить не может без женщин, какую бы головную боль они у него ни вызывали. Может, ты хочешь, чтобы я нашла для тебя порядочного и сильного мужчину, который взял бы над ним шефство?

— Сьюзен! — Линду разбирал смех. — Как мне повезло, что я знакома с тобой!

— Знаю, знаю. — Сьюзен глубоко вздохнула. — Я по натуре кошечка. Итак, что же от меня требуется?

— Будь добра, наведи справки в библиотеке — есть ли у них какие-нибудь его книги. Джеймс Феличчи. Запиши.

— И это все? — разочарованно протянула Сьюзен. Вероятно, она надеялась услышать от подруги более интригующую просьбу, исполнение которой могло бы скрасить ей день.

— Ага, все. Ах да, спасибо за книги. Дети в восторге от них.

— В следующий раз постарайся попросить меня о чем-то действительно стоящем.

— Например? — спросила Линда.

— Гм-м, даже не знаю. Ну, к примеру привезти масло из молока яка с Тибета.

Линда опять рассмеялась и сказала:

— Обязательно покопаюсь в своих кулинарных книгах и выясню рецепт, для которого требуется это масло.

— Сомневаюсь, что такой существует: этот тибетский продукт отвратительно воняет.

Джеймс навестил ее через два дня. Он пришел вечером, когда Линда смотрела по телевизору фильм пятидесятых годов. Все в картине было прекрасно: прически, костюмы, Кэри Грант. Да, в такого мужчину она могла бы влюбиться! Этот актер всегда был джентльменом.

— Мне хотелось бы взглянуть на вашу спальню, — официальным тоном произнес Джеймс, будто спрашивал у нее взаймы чашку сахарного песка.

— Простите? — Линда удивленно уставилась на соседа. Тот скрестил на груди руки и, нетерпеливо вздохнув, повторил:

— Я хотел бы взглянуть на вашу спальню. — Фраза прозвучала скорее как приказ, нежели просьба. — Если вы не возражаете, — добавил он.

Что за чушь нес этот безумец? Войти в дом к почти незнакомой женщине и попросить ее показать спальню! Разве нормальный человек способен на такое? Она выпрямилась, рассерженно взглянула на него и отчеканила:

— Возражаю. Довожу до вашего сведения: я смотрю фильм, а вы мне мешаете. Не вы ли заметили однажды, что не терпите, когда вам мешают?

— Но ведь вы же не работаете! — воскликнул незваный гость и негодующе выгнул брови. Затем мельком взглянул на экран. — Черно-белый?

— Фильм очень старый. — Она выключила телевизор.

— Не выключайте. Я не буду мешать вам. — Он вдруг сделался великодушным. — Просто пробегу по комнате, взгляну на все одним глазком и ничего не трону. Хочу посмотреть на ваш туалетный столик. — Сочинитель взмахнул рукой. — Ничего в личном плане, просто маленькое исследование.

— Проблемы с вдохновением? Пощадите. Что вы собираетесь обнаружить в моей спальне?

— Духи. — Он равнодушно пожал плечами.

— О, понимаю. Но почему бы просто не спросить о них у меня?

— Вы солжете, — тотчас ответил мужчина. И был в какой-то степени прав.

Закусив губу, Линда спросила:

— Вы уверены?

— Ну хорошо. Какие духи вы предпочитаете?

— Яд. — Она, не мигая, уставилась в его синие глаза. Вряд ли он захочет, чтобы его незабвенная Нора, которая вернула главного героя к жизни, пользовалась вместо духов ядом.

— Я был прав: вы солгали. — Писатель опять скрестил на груди руки. — Мне это знакомо.

— Если вы подыскиваете название для духов, то тут можно предложить множество вариантов: «Опиум», «Одержимость», «Страсть», «Обольщение», «Побег» — любые на ваше усмотрение.

— Какая одаренность! — Не дожидаясь приглашения, он уселся поудобнее на диван рядом с Линдой и повернулся к ней лицом. — А какие любите вы? — Несостоявшийся исследователь женской спальни глубоко втянул в себя воздух. — М-да, приятно. Что это за аромат?

— Мыла. — Мужчина сидел слишком близко от нее, чтобы она могла чувствовать себя комфортно. Линде было неловко даже от одной мысли, что, кроме кимоно, на ней больше ничего нет; перед приходом Джеймса она приняла душ, вымыла голову и сразу после фильма собиралась лечь спать.

— Понятно, — произнес Джеймс Феличчи и еще ближе придвинулся к Линде. Взяв ее руку, он нежно провел губами по внутренней стороне узкого запястья. — А во что вы, милая Линда, облачаетесь, когда выезжаете в гости, театр и т. д.?

От столь чувственного прикосновения мужских губ к ее коже сердце женщины рванулось и помчалось куда-то галопом. Надо высвободить руку из цепкого кольца его пальцев, надо оттолкнуть его прочь. Обязательно оттолкнуть, это уж определенно, причем оттолкнуть так, чтобы он слетел не только с дивана, но и с самого острова прямо в море. Странно, но какой беспомощной Линда вдруг себя почувствовала! Будто она оказалась во власти неведомых чар, впала в транс и теперь не могла даже пошевелиться. Ее завораживали эти синие глаза, этот мягкий, чувственный голос. Линда осознавала только одно: вот здесь, совсем рядом сидел сильный, сексуальный мужчина, и его губы скользили по внутренней поверхности ее руки, возбуждая сладостный трепет в теле.

— «Радость от Пату», — смягчившимся тоном предложила Линда новое название духов, уже догадываясь, какую реакцию оно вызовет у Джеймса.

— Великолепно! — Он тотчас бесцеремонно отбросил ее руку, и его лицо озарилось улыбкой. Но в следующий миг сочинитель опять наклонился к Линде, взял в ладони ее лицо и крепко поцеловал в губы. — Спасибо. Кстати, у вас роскошные губы. Очень подходят для поцелуев.

Если бы он слышал, как билось ее сердце! Просто барабанило в грудную клетку. Они долго сидели рядом, не сводя друг с друга глаз, не говоря ни слова, затаив дыхание. Затем Джеймс медленно склонился над Линдой и поцеловал еще раз, а рукой обнял за талию. Второй поцелуй в отличие от первого был чувственным, страстным и таким упоительным, что Линда замерла в объятиях мужчины, словно загипнотизированная.

И вдруг гипноз оборвался: Джеймс резко убрал с ее талии руку, встал, пересек гостиную и, не проронив ни звука, вышел на веранду. Женщина остолбенела. Она смотрела на удалявшегося соседа и, как только тот исчез из виду, пришла в ярость. Какого черта он себе позволяет?! Врывается в ее дом, проводит «маленькое исследование», целует до умопомрачения — и убегает! Да, теперь его и след простыл. Он действительно сбежал. Женщина глубоко вздохнула. Она вся дрожала. Ей было так жаль себя! Разгневанная Линда вскочила с дивана, ринулась на кухню, достала из холодильника кувшин, налила себе ромового пунша, а затем вернулась к Кэри Гранту — настоящему джентльмену, каким он оставался всегда.

Но фильм с любимым актером уже не занимал Линду — ее мыслями почти безраздельно владел Джеймс Феличчи, а его поцелуи все еще горели на ее губах.

— Сколько стоит ваша вилла? — спросил Джеймс. Он взбежал по лестнице на веранду, где сидела Линда, углубившись в захватывающее чтение о лесной медицине и народных методах лечения на Карибах. Незваный гость завис над ней Пизанской башней и с явным нетерпением ожидал ответа. Не потупив взора перед раздраженным пришельцем, Линда весьма демонстративно отложила книгу.

— Ах да. — Он нахмурился, казалось, внезапно вспомнив об этикете. — Простите, что потревожил вас.

— Да что вы, Бог с вами, — непринужденно отозвалась Линда. — Я просто бездельничаю. Ведь я не пишу романов и вообще не занимаюсь ничем серьезным.

— Ну, уже легче. — Он мельком взглянул на книгу, успев прочесть ее название. — О Боже, что вас в ней заинтересовало?

— Ищу средство, вызывающее отвращение.

— Отвращение к чему?

— К вам.

— Ко мне? — Он с недоумением поднял одну бровь и ухмыльнулся.

— Именно. К человеку, который не любит, когда его беспокоят, но который не испытывает ни малейших угрызений совести, беспокоя других. Вы продолжаете врываться сюда, будто эта вилла принадлежит вам. — И при этом целуете меня, словно имеете на это право, добавила про себя Линда. При одном лишь воспоминании о поцелуе ее словно обдало горячей волной.

— Ну хорошо. Я намерен купить вашу виллу, — сказал он. — Вот причина моего визита. Сколько вы за нее хотите?

— К сожалению, должна разочаровать вас: этот дом не продается. — Хозяйка удивленно уставилась на Джеймса. — Разве вы не знаете, что я здесь живу?

Прислонившись к одной из изящных колонн веранды и небрежно скрестив ноги, мужчина стоял перед ней в довольно вызывающей позе. На нем были выцветшие джинсы и черная тенниска, обтягивавшая широкие плечи.

— Я подумал, может быть, вы продадите виллу, когда соберетесь обратно в Штаты. Вдруг вам нужны деньги.

— В первую очередь мне нужна работа, — с усмешкой ответила Линда. — Чтобы благодаря ей я смогла обрести независимость. Голодная смерть еще не грозит мне.

— Независимость вам могут дать деньги. Я заплачу за этот дом четверть миллиона американских долларов.

Женщина нахмурилась. Разумеется, это было щедрое предложение.

— Почему вы хотите купить именно эту виллу? Ведь у вас уже есть дом.

— Он не мой. Я лишь снимаю жилье и должен освободить его к концу следующей недели — к тому времени, когда возвратятся хозяева. — Джеймс сложил на груди руки. — Я решил обзавестись собстственной хижиной на острове — тогда можно будет приезжать сюда в любое время. Только не говорите, что лучше подыскать что-нибудь более подходящее в другом месте. Уже пробовал. Здесь не так уж много вилл, причем все они заняты — ни одна не сдается и не продается.

— В том числе и моя, — скороговоркой выпалила Линда. — Эта вилла не продается. Думаю, вам не повезло, а потому придется возвратиться в свой гарем и завершить книгу в Вермонте. — Женщина, не в силах удержаться от колкости, расхохоталась, а гость, свирепо взглянув на нее, процедил сквозь зубы:

— Хорошо, тогда сдайте ее.

— Но куда же я денусь, если сдам виллу?

— Вернетесь в Нью-Йорк. Разве вы не говорили, что живете там постоянно?

Да, говорила. Но фешенебельная квартира-мансарда Филиппа в Нью-Йорке уже продана — деньги пошли на погашение его карточных долгов. По той же причине они лишились домика в Швейцарии, бунгало на Французской Ривьере и ранчо в Техасе, не говоря уже о гоночных автомобилях, двухмоторном самолете, лошадях, коллекции старинных охотничьих ружей и любимце-гепарде. А вскоре на продажу будет выставлен и нью-йоркский особняк, в котором Линда провела детство.

— Мне негде больше жить, — сказала хозяйка виллы. К сожалению, прозвучавшая довольно трагично фраза передавала истинное положение дел.

— Хорошо. Оставайтесь, — милостиво согласился непрошеный покупатель. — Но только не…

— Знаю, но только не беспокойте меня. Откровенно говоря, я не могу себе представить, что может быть хуже совместного существования с вами в одном доме. — У нее не останется ни минуты покоя, а сердце попросту надорвется от перегрузки. Мысль о том, чтобы жить с ним под одной крышей, просто ужасала.

— Вам не найти лучшего постояльца, — заверил ее Джеймс. — Целый день я буду занят работой и ничем не потревожу вас. Вы даже не заметите моего присутствия. Значит, так, вот что я предлагаю. Вы выделяете мне пару комнат: в одной я буду работать, в другой — спать. На вас ложатся заботы о моем пропитании, вы отвечаете на телефонные звонки, сообщаете мне информацию, поступающую от абонентов, а я плачу вам пятьсот долларов в неделю.

Пятьсот в неделю — две тысячи в месяц! Эти деньги могли бы ей пригодиться.

— Нет, — ответила женщина. Уж слишком рискованная затея. Надо держаться подальше от этого человека, способного лишить ее покоя, опустошить душу.

— Ну пожалуйста. Я вас прошу! — взмолился мужчина.

— Нет, — повторила хрупкая женщина, сжимаясь в стальную пружину под его гипнотическим взглядом.

На следующий день вечером Джеймс явился к Линде с букетом тропических орхидей, бутылкой французского вина и большущей коробкой бельгийского шоколада. Сосед обворожительно улыбался, а синие глаза неотразимо сияли. Весь ее здравый смысл мгновенно улетучился в тартарары, как дым в трубу.

— Так, ладно, — сказала она. — В конце концов, что это за жизнь, если в ней нет хотя бы маленького риска.

Проситель предложил обговорить детали сделки незамедлительно. Линда как раз готовила, а потому пригласила гостя на кухню. Надо же, как точно он рассчитал время своего визита!

— Не хотите ли остаться на ужин? — спросила хозяйка просто из вежливости. В самом деле: цветы, вино, шоколад — да ведь это настоящий тайник. Не скрытых ли желаний?

Джеймс прямо посмотрел ей в глаза и заявил:

— Мне не хотелось бы беспокоить вас.

— Не воротите нос от удачи, — услышал он в ответ. И тотчас пробормотал:

— Благодарю, я с удовольствием поужинаю с вами.

Линда налила ему в бокал вина из бутылки, которую открыла для себя раньше. Ей нравилось отпивать по глоточкам вино, пока она возилась у плиты. Сегодня на ужин была дикая утка под соусом из свежих ананасов и бренди — еще одно блюдо ее собственного изобретения. Джеймс наблюдал, как она суетилась у плиты, в то время как у самой Линды возникло страшное ощущение неловкости, тревоги от того, что они оказались сейчас наедине. Ощущение нарастало, как приступ аллергии, хотя, возможно, оно и не было таким уж неприятным, скорее, придавало атмосфере вечера оттенок легкой авантюры.

— Где вы раздобыли вино и шоколад? — поинтересовалась Линда. Ведь даже в столице острова магазины продавали лишь самые обычные продукты; они редко баловали покупателя дорогими французскими винами или импортным шоколадом.

— В «Плэнтэйшн». У меня там приятельские отношения с управляющим.

— Почему бы вам не перебраться в этот отель, а не на мою виллу?

— Все номера в «Плэнтэйшн» забронированы уже на два года вперед.

А ведь он прав. Она как-то забыла об этом. Линда открыла вино, которое принес сосед: «Кот-ро-ти» — изумительный напиток, великолепно подходящий для утки, и поставила бутылку на стол, чтобы та «подышала». Джеймс, широко расставив ноги, уселся на стул и мельком взглянул на блокнот, лежавший на столе.

— Что это? — спросил он.

— Заметки о блюде, приготовленном к ужину. Я пишу книгу по кулинарии.

Она пишет книгу по кулинарии! Звучит прекрасно. Такая собранная, целеустремленная, творческая натура!

— Отлично, — восхитился гость. — Полагаю, вам потребуется дегустатор, ценитель ваших блюд?

— И вы предлагаете свои услуги? — Она взбила соус из ананаса и бренди.

— Поскольку я буду жить в вашем доме, можете использовать меня как «подопытного кролика».

— Премного вам обязана, — сухо молвила Линда.

— Как будет называться ваша книга?

— Еще не знаю, но очень хочу придумать что-то такое, что отличало бы мою книгу от всех остальных кулинарных изданий. К примеру, «Пища гурмана, вылетевшего в трубу», «Богатая пища для бедных», «Стол для тощих». Вам понятна идея?

— Вполне. Однако вы не боитесь столкнуться с проблемой рынка — определенным противоречием между спросом и предложением.

В чем-то он прав. Причем свои замечания Джеймс делал, основываясь на ее записях, которые просматривал.

— Где вы достаете эти ингредиенты? — спросил он.

— В «Плэнтэйшн». У меня там приятельские отношения с шеф-поваром.

— А ведь они завозят свежие продукты из Штатов и Европы, — сообщил Джеймс Феличчи.

— Вот именно. Громкое имя требует изысканной кухни.

Ужин был готов, и они перешли в столовую. Джеймс разлил вино в бокалы. Ее взгляд скользнул по его руке, сжимавшей бутылку. Загорелая, сильная и твердая рука сексуального мужчины.

— Хочу произнести тост, — сказал он, поднимая бокал. Линда подняла свой, и их глаза встретились. На мгновение, длившееся, казалось, вечность, их сковало молчание. — За успешное и плодотворное сосуществование! — Джеймс произнес эти слова мягким голосом, и вдруг воздух в комнате словно наэлектризовался. Темное мерцание мужских глаз тотчас отразилось в глазах женщины, а ее сердце дрогнуло так сильно, что она ощутила ноющую боль в груди. У Линды возникло какое-то странное предчувствие. Предчувствие опасности, возбуждения. Но вот они чокнулись — хрусталь о хрусталь, веселый, радостный звон, насмешка над всеми тревогами — и слова женщины прозвучали легко, естественно, как трепет листьев:

— Надеюсь, что так и будет.

Линда с трудом отвела взгляд от Джеймса и отпила вина. Мгновение, длившееся вечность, прошло, и они принялись за еду. Блюдо получилось отменным — истинный кулинарный шедевр, пусть даже так думала лишь сама хозяйка. Завтра она доведет новый рецепт до совершенства и занесет его в копилку для пишущейся книги.

— Когда будут готовы ваши фотографии? — спросила Линда, вспомнив при этом, что Сьюзен еще не позвонила ей и не сообщила, имеются ли в библиотеках Нью-Йорка сочинения Джеймса Феличчи.

— Придется подождать еще несколько дней — их проявляют и печатают в лаборатории на Барбадосе.

Оказалось, что Джеймс много путешествовал, начав свою профессиональную карьеру с фотожурналистики. С кем он только ни встречался: с берберскими кочевниками в Сахаре, с масаями в Танзании и с диким племенем в Папуа-Новой Гвинее. Ему довелось видеть такое, чего никогда не видела Линда. В то время как ей, одинокой и несчастной женщине, приходилось томиться в пятизвездных отелях на разных континентах, он продирался сквозь джунгли, спускался на эскимосских лодках — каяках по рекам, участвовал в сафари. Джеймс Феличчи обедал в одном кругу с вождями племен, исполняя обрядовые танцы с индейцами Амазонии, пересекал на верблюдах пустыни.

Слушать Джеймса и наблюдать при этом за выражением его лица, глаз, жестами уже само по себе было чрезвычайно увлекательно. Линда смеялась, чувствуя себя совершенно свободной и раскованной. Джеймс умел развлекать. И умел нравиться! А его руки — какие сильные у него руки!

Вот так за разговором они незаметно опустошили бутылку. Линда смаковала каждый глоток чудесного вина. Оно пьется так легко, когда сидишь за столом не одна, когда есть с кем поболтать, особенно с таким интересным мужчиной, рассказывающим интересные истории.

Линда удовлетворенно вздохнула. Как хорошо, когда с кем-то можно поговорить, посмеяться! Ведь есть в одиночестве — такое скучное занятие! Нет, она вовсе не садилась одна за стол каждый вечер. У нее были друзья на острове, и они частенько ходили друг к другу в гости. И все-таки лучше, чтобы рядом был мужчина, который целиком принадлежал бы тебе. Мужчина, с которым можно было бы каждый день вместе обедать и ужинать, делиться мыслями, чувствами и спать на большой, счастливой кровати. Нежданно-негаданно явилась мысль: таким мужчиной мог бы стать Джеймс.

— Что-нибудь не так? — спросил он.

Линда резко вздохнула и с трудом изобразила на лице сияющую улыбку.

— Нет, все в порядке. Можно подавать десерт?

Гость утвердительно кивнул головой, и хозяйка удалилась на кухню, чтобы захватить очередное произведение кулинарного искусства — замороженный мусс с земляникой, которую ей презентовал шеф-повар «Плэнтэйшн» — разумеется, француз.

Втянув в себя аромат мусса, украшенного веточкой мяты, Джеймс нахмурился и спросил:

— И все это вы готовили для себя одной?

— На данный момент я рассматриваю кулинарию как свою профессию, — с важным видом заметила Линда. Ее совсем не прельщало, живя на острове, целыми днями лишь бить баклуши на пляже.

— Вам надо выйти замуж, чтобы кто-то мог ежедневно воздавать должное вашим достижениям на этом поприще.

— Да, это было бы чудесно. — Линда уже побывала замужем, но мужу было наплевать на ее кулинарные способности. — Вы можете переселяться на следующей неделе и тогда станете ценителем моего поварского искусства.

— Благодарю. Сделаю это с большим удовольствием. Скажите, а почему вы живете одна? — Он будто хотел подчеркнуть: речь идет не о каком-то космическом заговоре с целью обречь ее на одинокое существование, на жизнь без любви, а о том, что она сама тянула с выбором будущего супруга из числа претендентов, которых у нее наверняка превеликое множество.

— Мне так больше нравится, — ответила женщина таким тоном, словно за ней действительно гонялись толпы красивых мужчин, добивавшихся ее руки, барабанивших по ее двери, жаждавших войти не только в ее дом, но и в сердце.

— У вас, конечно, есть мужчина.

— Нет. У меня нет мужчины.

Она ведь и в самом деле вела одинокий образ жизни, причем уже давно; жалобы на судьбу тут ничего не меняли. Мужчина — это не товар, который покупается в магазине, а любовь — не плод, который можно сорвать с дерева. На глазах у Линды выступили слезы. Ей не надо было пить так много вина. Выпив лишнего, она становилась плаксой.

— Пойду приготовлю кофе, — сдавленным голосом произнесла женщина и, отшвырнув ногой стул, выбежала из комнаты.

Спустя несколько минут они вышли на веранду и уселись на ротанговый диванчик пить кофе. Теплый вечерний воздух звенел от стрекота сверчков и кваканья древесных лягушек. Из-за пальмовых листьев выглядывала полная луна. В ее серебристом свете мерцала неподвижная гладь Карибского моря. Все было так красиво, так романтично! Сердце Линды забилось сильнее.

— Вы от кого-то сбежали на остров, не правда ли? — спросил Джеймс.

— Нет. Я не сбегала ни от какого мужчины, и никакой мужчина не сбегал от меня. — Она старалась держаться независимо и спокойно, но голос ее задрожал, и задуманного эффекта не получилось.

— Что он с вами делал?

— Кто?

— Тот, из-за которого вы стали такой несчастной. Он бил вас?

— Нет. Он ни разу не тронул меня пальцем. — Филипп вообще почти не касался ее, а если это и случалось, то только пока длился их медовый месяц. Потом он вообще перестал обращать на нее внимание. Однако Линда ничего не сказала об этом.

— Он пил?

— Да, но в меру. Вернее, не каждый день.

— А как насчет наркотиков?

— Не употреблял, не кололся. — Она едва не рассмеялась. Филипп слишком любил свое тело и старался держаться в форме. — Не утруждайте себя вопросами: никакой мужчина тут не замешан. Никто меня ниоткуда не выгонял, и я никакая не жертва крутого виража судьбы.

— Тогда почему вы плачете? — мягким голосом спросил Джеймс Феличчи.

Женщина глубоко вздохнула, возненавидев себя за то, что расслабилась и распустила нюни. Она хотела, чтобы ее жизнь наполняли улыбки и смех, а не слезы. Слез уже было достаточно. Даже более чем достаточно.

— Не знаю, — произнесла его собеседница сиплым голосом. — Должно быть, из-за мусса. Он получился не таким вкусным, как я ожидала. Все мои старания оказались напрасными. — Она вытерла глаза, но слезы по-прежнему катились из них градом.

— Может быть, вы не довольны, что я переезжаю на вашу виллу? — спросил сосед. — Вы не жалеете, что пошли мне навстречу? Ведь я понимаю, что, по существу, вырвал у вас согласие. Я смогу устроиться где-нибудь в другом месте.

— Не надо. — Она высморкалась. — Я привыкла держать свое слово. Поинтересуйтесь у Филиппа. — О Боже! Как же так получилось, что имя покойного мужа слетело с ее языка?

— Кто такой Филипп?

— Один знакомый. Мужчина, которого я знала. Я дала ему слово и была верна ему шесть лет. — Да, она поклялась мужу в любви, почитании и послушании. И соблюдала заповеди даже тогда, когда он не только тому не способствовал, а, наоборот, мешал.

— А потом вы бросили его?

— Нет. Потом он умер.

— Простите, — сказал Джеймс. — Не в этом ли причина ваших слез?

— Нет. — И она опять вытерла глаза.

— Убейте меня, но я ничего не соображаю.

— Я и сама запуталась. Мне не надо было пить этот последний бокал вина.

— Все, о чем вы говорили, не имеет никакого смысла.

— Вы просто не понимаете, — заключила Линда.

— Я никогда ничего не понимаю. Они все так говорят обо мне. — Губы мужчины тронула кривая усмешка.

Вдруг он обнял Линду и притянул к себе. Ее захлестнуло какое-то чудесное ощущение — ощущение необыкновенного уюта и теплоты. И чего-то еще. Чего-то более значимого и глубокого. Хотя его тело — не тело, а прочный панцирь из мышц — было крепким и сильным, она угадала в его объятиях бесконечную нежность, и все ее чувства вмиг ожили вновь.

— Пожалуйста, не плачьте, — прошептал он ей на ухо. — Мне становится ужасно не по себе, когда женщины плачут. — Она уловила в его голосе смешливые нотки.

— Они часто плачут? — тоже шепотом спросила Линда. От его близости у нее начала кружиться голова, а где-то внутри разгорался фитилек сладостного, томительного желания.

— Кто они?

Вопрос был почти на засыпку.

— Все эти женщины, от которых вы бежали из Вермонта? Они часто плачут?

— Всегда.

— Тогда вам придется привыкать к женским слезам. — Сейчас ей нельзя было останавливаться. Главное — говорить и говорить, чтобы не отдаться во власть других чувств, чувств, которые ей, возможно, лучше и не испытывать.

— Да, полагаю, придется. — Он вздохнул и погладил ее волосы. — Было бы лучше уже давно привыкнуть к женскому плачу.

— Почему?

— Это обошлось бы мне дешевле. Всякий раз, когда они начинают плакать, все заканчивается тем, что мне приходится тратить на них деньги.

— Мне не нужны ваши деньги. — Она вся напряглась, продолжая оставаться в его объятиях.

— Знаю. — Кольцо его рук сильнее сжалось вокруг Линды. — Но вы другая. — Его губы приблизились к ее ушной мочке. — Скажите, чего бы вам хотелось?

Ей хотелось, чтобы он поцеловал ее. Чтобы она была любима. Чтобы у нее был верный муж и двое очаровательных детей. Абсолютно нормальные, здоровые, оправданные желания двадцатипятилетней женщины. Разве не так? Разумеется, она не могла поведать о них Джеймсу. Даже в таком плаксивом, дурном настроении у нее хватало здравого смысла, чтобы понимать это. Нет, исповедоваться не стоит, уж лучше еще немножко поплакать.

— Чем я могу помочь вам? — спросил Джеймс Феличчи и протянул ей свой носовой платок. Их щеки соприкоснулись. Женщина почувствовала, как в ней запела, заиграла кровь и по телу разлилась сладкая истома.

— Держите меня, — произнесла Линда. — Пожалуйста, ну пожалуйста, не отпускайте меня сейчас, — беззвучно умоляла она.

— Держу. Так удобно?

— Да. — Молодая вдова уже забыла, когда ее последний раз так обнимали. Ей было так хорошо! От него исходил такой приятный запах… А еще в ней предательски шевельнулось и стало быстро нарастать острое желание испытать нечто большее.

— Вам лучше?

— Да, — шепотом ответила Линда, и в следующую секунду ее губы коснулись теплой мужской шеи. Мелкая дрожь пробежала по телу женщины, и волна страсти тотчас захлестнула ее и понесла все дальше, все стремительнее навстречу сладостным рифам. Сильная рука бережно гладила ее волосы, спину. Линда повернулась лицом к мужчине и шепотом произнесла:

— Джеймс.

— Что? — Его голос показался ей сиплым, а глаза затягивали в свою темную бездну.

— Пожалуйста, поцелуйте меня.