Музыка тропического ливня

5

Какое чудо! Губы Джеймса, упругие и в то же время нежные, касались губ Линды, играли с ее ртом так, словно это был утонченный музыкальный инструмент. Когда его язык начал выделывать эротические пируэты меж ее губами, зубами, вокруг ее языка, в Линде зародилась мелодия сладостного искушения, стал разгораться костер дикого, страстного желания. В блаженном исступлении, словно бредя, она издала легкий стон. Джеймс обнял Линду обеими руками, повернул на бок и сильнее прильнул к ней, не переставая целовать; от его поцелуев, жарких и чувственных, Линда затрепетала. Ее никогда еще так не целовали. Поцелуи Джеймса напоминали сладостный яд, напоенный нежностью, лаской и грубой страстью. Она пила и пила этот яд, а Джеймс гладил ее волосы, спину, безудержно прижимаясь упругим, крепким телом к разгоряченному телу женщины. Затем они оба замерли и больше не шевелились — мужчина и женщина молчали, не разжимая объятия, слушая успокаивающееся дыхание друг друга.

В Линде сразу взыграло столько скрытых желаний, столько тайных надежд… Волнение переполняло ее, она испытывала какое-то странное, не поддающееся описанию чувство, которое, казалось, вырвалось родниковой струей из самых глубин ее существа и заставило… расплакаться. Слезы неожиданно потекли по щекам женщины. Линда попыталась взять себя в руки, но у нее ничего не получилось: потрясение оказалось слишком сильным, чтобы она могла справиться с ним.

Мужчина слегка коснулся губами ее щеки, на секунду замер, даже затаил дыхание, а потом тихо, настороженно спросил:

— Линда, вы плачете?

В горле у нее застрял ком, и Женщина лишь кивнула в ответ.

— Почему?

— Не знаю, — прошептала Линда, и это была правда — с ней такого раньше никогда не случалось.

— Может, потому что я вел себя скверно?

— О нет, нет. Вы вели себя… великолепно. — Она улыбнулась сквозь слезы.

— Настолько, что вы расплакались.

— Вы целовали меня так, словно… — Она судорожно вздохнула.

— Словно как?

— Словно вы делали это искренне, от души.

— Конечно, от души. — Он добродушно рассмеялся. — Иначе зачем бы мне нужно было целовать вас?

Из чувства долга, ответила она мысленно. Но разумеется, это была чепуха. Джеймс вовсе не обязан целовать ее, как это приходилось делать Филиппу. Вот он целовал Линду и спал с ней по обязанности. Потому что думал, будто ей хотелось этого, потому что, в конце концов, они были законными супругами, а исполнять супружеские обязанности раз или два в году, когда он оказывался дома, не такая уж великая жертва. Ей не хотелось вспоминать о Филиппе — счастливчике-донжуане, прожигателе жизни.

Джеймс по-прежнему держал Линду в своих объятиях, и от этого она начала ощущать удивительное спокойствие и теплоту. Затем его пальцы приподняли ее подбородок, а губы прошептали:

— Хотите попробовать опять?

Она молча кивнула.

— И опять будут слезы?

— Не знаю. Нет, не думаю.

Губы Джеймса снова коснулись ее губ, и она вновь отдалась во власть чувственной стихии, разбуженной его поцелуями; на этот раз Линда, крепче обняв Джеймса, сама отвечала поцелуями, старалась с помощью языка выразить свое состояние.

— О Боже, — произнес он. — Вы сейчас поцеловали меня так, словно сделали это искренне, от души.

— Так и есть. — Напряжение ее достигло предела. Она села и глубоко вздохнула, пытаясь совладать с собой. Надо подумать о чем-то неромантическом, решила Линда; но ничего не приходило на ум. Она воспринимала только то, что рядом с ней мужчина, таинственный шепот волн и яркие звезды над головой. Все это было похоже на какую-то мистику. Женщина снова глубоко вздохнула.

— Почему вы не женаты? — спросила она, чтобы нарушить тяготившее ее молчание.

— На моем попечении бабушка, мать и четыре сестрицы, — несколько ворчливо ответил он. — Еще одна женщина в моей жизни — и я быстренько попаду в психушку.

Линда захохотала.

— Может быть, вам следует найти для каждой из сестер по мужу, и тогда они спрыгнут с вашей шеи?

— Я уже думал об этом. Но кто захочет жениться на них?

— Какое невезение, не правда ли? — Она сделала вид, что не уловила юмора в его голосе. — Ну, тогда вы можете попробовать заманить их деньгами — я имею в виду будущих мужей. Такое делается сплошь и рядом. То есть браки по расчету. — Как ей удалось сказать об этом с таким спокойствием?

— Что ж, это идея. — Мужчина нахмурился.

— А освободившись от сестер, вы сможете подыскать себе покорную, послушную жену, которая не станет мешать во время работы, будет вести себя тише воды, ниже травы и мгновенно являться по первому щелчку ваших пальцев. На такую роль вполне могла бы подойти неиспорченная девушка с Востока, но я не уверена, что таких осталось много. Женская эмансипация завоевывает все новые и новые регионы и…

Он внезапно обхватил Линду обеими руками, повалил на спину и засыпал градом жарких, диких поцелуев. Кровь снова вспыхнула в ней фейерверком. Когда водопад его поцелуев иссяк, она почувствовала себя так, будто ее изнасиловали. А ведь он наверняка хотел вызвать в ней именно это ощущение, когда почти касался кончиком языка ее гортани.

— Значит, вы полагаете, что я из тех мужчин, которым нужна послушная жена? — спросил он глухим голосом.

— Нет. Вовсе нет. Вы бы испугали такую женщину до смерти.

Он захохотал и спросил:

— А вас я не испугал?

— Ни капельки. — Женщина лгала. На самом деле она испугалась. Испугалась смятения, в которое он поверг ее душу и тело, смятения, где было больше упоения и тайного восторга, чем настоящего страха.

— Вот и прекрасно, — сказал Джеймс, и его губы заскользили по ее шее вниз, к началу грудей. Линда закрыла глаза. Его теплый, влажный язык нежно, чувственно щекотал кожу, а поскольку Джеймс не делал попыток полностью обнажить ей груди, его сдержанные прикосновения приобретали еще более эротический характер.

Линде уже дышалось с трудом. Не открывая глаз, она гладила шею Джеймса, затылок, ворошила густые волосы. Его губы снова вернулись к губам Линды, а в следующее мгновение он уже осыпал все ее лицо легкими, порхающими поцелуями.

— Вчера вы заявили, что считаете себя экспертом в вопросах распутного поведения мужчин. — Джеймс языком раздвинул губы женщины и осторожно проник в рот, лаская его. — Как вам удалось стать специалистом в этой области?

— Я была замужем за распутником, — ответила она не задумываясь.

— Замужем? — Он резко поднял голову. — Вы же говорили, что у вас нет мужа, но и… не было развода.

— Все равно: у меня нет мужа, и я не разводилась. Я вдова. — Ее голос прозвучал как-то странно, а произнесенные слова будто зависли в безмолвии тропической ночи.

— Понимаю. Вдова того самого супруга, которому вы дали клятву верности и хранили ее все шесть лет замужества?

— Да.

— В то время как он изменял вам.

И это еще не все, подумала женщина. Она заворочалась под телом мужчины и попросила:

— Пожалуйста, давайте не будем обсуждать это, я не хочу.

Такой разговор испортил бы все: омрачил бы чудесный вечер, бросил тень на луну, покрыл ледяной коркой теплое Карибское море. Ее страстно целовал Джеймс, и это мгновение было так прекрасно, что Линда решила: пусть ничто не испортит его.

— Хорошо. Мы не будем говорить об этом. — Джеймс протянул ей руку и помог встать на ноги. Обняв Линду за талию, он на миг крепко прижал ее к себе. Затем снова взял за руку, и они молча зашагали вверх по направлению к вилле.

Войдя в дом, он сразу удалился в кабинет работать, а она отправилась к себе в комнату спать. Так они условились по дороге с пляжа.

Но этого, естественно, ничего не получилось. Молодая женщина не могла заснуть. Его поцелуи пробудили в ней страстные, дикие желания, которых следовало остерегаться. Интересно, подумала Линда, а что бы она почувствовала, если бы рука Джеймса легла на ее голое тело? Что испытала бы в момент близости с ним? Она жадно глотнула воздух и закрыла глаза. Сейчас он в своем кабинете, работает, вертелось у нее в голове. А если она бесшумно проскользнет к нему в комнату, на цыпочках подкрадется сзади, обовьет руками плечи и…

Нет. Такой номер не пройдет. Ведь он категорически против того, чтобы его беспокоили во время работы. Категорически. Это уж точно. Да она, видно, совсем уже спятила, если ей в голову лезли такие сумасбродные идеи. Бедная, изголодавшаяся по любви Линда! Дошло до того, что она впадает в исступление от пары сексуальных поцелуйчиков мужчины, которому осточертели женщины, покушавшиеся на него и его время. А у Джеймса на них времени не было. Даже в такой поздний ночной час он закрылся в кабинете и работал. Возможно, Джеймс писал сейчас о том, как целовал на пляже Нору, как раздевал ее догола, лаская атласную кожу и заглядывая в загадочные, бездонные омуты глаз. Ах уж эта неотразимая Нора!

Она, Линда, всего лишь средство пробудить воображение у этого сочинителя. Женщина уткнулась в подушку и застонала. Какая невыносимая мысль!

На следующее утро она встала в ванной на весы и проследила за движением стрелки. Стрелка пошла вверх. Вместе с ней поднялось и настроение Линды: за последнюю неделю она прибавила в весе целых три фунта! Прекрасно! Старый доктор Кент наверняка порадовался бы за нее. Линда повернулась к зеркалу и внимательно присмотрелась к своему телу. Успехи успехами, а выглядит она по-прежнему слишком худосочной, слишком девственной, слишком невинной. У вдов таких фигур не бывает. А ведь она, Линда Барлоу, вдова. Звучит смешно и странно. Она все никак не могла привыкнуть к этому слову, вызывавшему в памяти образы седовласых дам или маленьких сморщенных старушек, закутанных во все черное, которые доживали свой век в деревнях Испании.

Линда до сих пор не могла свыкнуться с мыслью, что она вдова. Но факт оставался фактом: ей сейчас двадцать пять, а мужа в живых не было. Филиппа скосила пуля, предназначавшаяся дикому кабану. Не раз за время своего шестилетнего замужества Линда мечтала вновь обрести свободу. Но только не такой ценой. И это делало ей честь. Какого бы наказания ни заслуживал Филипп, она никогда не желала ему столь трагического конца.

Линда и Джеймс завтракали — ели сыр из козьего молока и фруктовый салат, когда в дом принесли бандероль. Хозяйке виллы было нелегко сидеть за одним столом с Джеймсом и поддерживать светскую беседу. Как трудно обсуждать политические настроения островитян или буран в Чикаго и в то же время наблюдать за руками мужчины, резавшими сыр, и за ртом, в котором пережевывалась пища. Трудно, потому что Линда летела в пропасть — она безнадежно, по уши влюблялась. И это было ужасно. И опасно. И так прекрасно.

Что-то отвлекло ее от мыслей, не дававших покоя: она взглянула на принесенный пакет — бандероль была от Сьюзен.

— Превосходно! — воскликнула женщина, заранее зная, что внутри упаковки. Взяв нож, она разрезала ее и извлекла наружу два романа.

— Что это за книги? — спросил Джеймс.

— Их прислала моя подруга Сьюзен.

Он взял одну из книг, посмотрел на обложку, потом перевел взгляд на Линду и удивленно изогнул брови.

— Стефания Маккой?

— А чем вам не нравится Стефания Маккой?

— Она же из другого поколения.

— Моцарт, Рембрандт и Шекспир тоже жили до нас.

Он рассмеялся и произнес:

— Вы попали в точку, мне нечего возразить. Но чем же вам нравятся ее истории?

— Они полны романтики и неувядающей молодости. — Линда приложила к губам салфетку. — У них всегда счастливый конец. И конечно же, всегда неотразимые красавцы-герои.

— Значит, вам нравятся романтика и неувядаемость?

— Да. — Она озорно улыбнулась.

— Понятно. — Его задумчивый взгляд устремился куда-то вдаль. Она уже знала этот взгляд, и он ей не нравился. Джеймс слишком сложный мужчина, чтобы в него влюбиться вот так, с ходу. Большую часть времени он был раздражительным и невыносимым. Впрочем, может быть, и не большую. Уж если быть честной до конца (а она, безусловно, честна по натуре), следовало бы признать, что в иные моменты Джеймс проявлял себя с лучшей стороны. Он мог, к примеру, быть настоящим джентльменом, мог оказаться интересным собеседником, а уж когда дело доходило до поцелуев…

Тут она резко нажала на тормоза. Пожалуй, не стоит давать волю воображению, во всяком случае, не во время поглощения козьего сыра и фруктов.

Постоялец положил вилку на стол, откинулся на спинку стула и уставился на женщину немигающими синими глазами, словно пытаясь добраться до самой сути женской души. Затем он сказал:

— Итак, вам нравится все романтическое и неувядающее. А как вы относитесь к суровой реальности?

— Я ею сыта по горло. Для разнообразия мне нужны фантазия, вымысел. Игра воображения исцеляет душу. — Она отрезала ломтик папайи и отправила его в рот.

— И часто вы фантазируете?

— О да, постоянно. — Линда лучезарно улыбнулась, заранее зная, каким будет следующий вопрос.

— О чем же вы фантазируете? — спросил он, слово в слово сформулировав предугаданный ею вопрос.

— Да о чем угодно. Ну например: как бы я себя повела, став президентом Соединенных Штатов, — солгала женщина, и ее лицо расплылось в театральной улыбке. — А Нора часто предается фантазиям?

В его глазах вспыхнули едва приметные смешливые искорки, и он произнес:

— Я должен подумать, прежде чем ответить на этот вопрос.

— Вряд ли она хоть раз воображала себя президентом. — Линда надкусила манго. — В ее фантазиях наверняка присутствуют мужчины. Много мужчин, с которыми она путешествует по джунглям. И все они по очереди страстно влюбляются в Нору, и ей приходится…

— Заткнитесь, Линда!

— О благодарю. Вы чрезвычайно любезны! Я лишь стараюсь аккуратно выполнять свои обязанности и пробуждать в вас вдохновение. — Она смерила Джеймса презрительным взглядом и поднялась из-за стола. — Ну-с, не смею больше беспокоить вас. — Женщина взяла книги и направилась к двери. Но когда она проходила мимо Джеймса, он схватил ее за руку.

— Мне нравится, когда вы беспокоите меня, Линда, — нежным голосом произнес мужчина и крепче сжал ее руку в своей. Женщина заглянула в манящую синеву его глаз и ощутила знакомое щемящее чувство под ложечкой. Однако, преодолев соблазн, словно сжалась в стальную пружину и решительно высвободила свою руку. Затем высоко подняла подбородок, бросила на Джеймса надменный взор и отчеканила назидательным тоном:

— Я не располагаю временем для потех. Меня ждет работа.

Выходя из комнаты, Линда услышала, как он расхохотался, но и сама при этом не могла удержаться от улыбки. На самом деле ее действительно ждала работа: ей нужно было кому-то позвонить, уточнить кое-какие списки, составить меню и т. п. Сегодня вечером у нее ужин с Викторией, за которым Линде придется принять окончательное решение — следует ли ей перебираться на остров насовсем и заняться выращиванием зелени или ей этого делать не следует? Затея казалась заманчивой и в то же время рискованной.

Линда уселась за свой рабочий стол, пробежала глазами по списку намеченных телефонных разговоров и позвонила брату, который только что должен был вернуться из Европы. Джерри сообщил, что их дом в Лондоне купил один арабский шейх и что теперь Линде пора перебираться в Нью-Йорк, чтобы подготовить к продаже имущество, оставшееся в особняке.

Стоял февраль, и температура в Нью-Йорке опустилась значительно ниже нулевой отметки. Вдоль дорог лежали груды грязного снега, а ветер, казалось, дул прямо с Северного полюса. Линда посмотрела на сверкающую гладь моря, и ее всю так и передернуло.

— Неужели мне следует обязательно ехать в Нью-Йорк? — спросила она брата.

— Не обязательно, — отрезал Джерри. — Я намерен продать дом с аукциона.

— Ну хорошо, хорошо. Я приеду. — Она вспомнила о комнате, в которой провела детство, о старой медной кровати, которая стояла в ней. В этой кровати спала еще ее прабабушка. Вспомнила Линда о картинах матери, большом кресле отца. Как часто она сидела в этом кресле на коленях у отца, а он в это время читал ей сказки. Воспоминания наплывали хаотично, без всякой связи друг с другом, и эта река памяти убаюкивала ее, укачивала, ласкала. И вдруг Линда подумала о том, что невозможно даже представить себе, чтобы кресло, в котором она сидела с отцом, оказалось проданным с аукциона, чтобы полотна, нарисованные матерью, перекочевали в чужие квартиры, а в кровати, принадлежавшей ее прабабушке, стали спать чужие люди. С этой мыслью никак нельзя было примириться.

Затем она дозвонилась до Сьюзен, которая наконец вернулась из Швейцарии, где славно покаталась на горных лыжах. Она подробно доложила Линде о своих приключениях, а та терпеливо выслушала ее, как и подобало настоящей подруге. Линда поблагодарила Сьюзен за книги и сказала, что прилетит в Нью-Йорк через пару дней.

— Великолепно! — воскликнула Сьюзен. — Надеюсь, ты задержишься у нас, не правда ли?

— А ты еще не выбросила мою зимнюю одежду? — Сьюзен предложила подруге оставить у нее все теплые вещи, после того как та продала свою фешенебельную квартиру на плоской крыше многоэтажного нью-йоркского дома.

— С ней все в порядке. Сообщи мне, когда прилетаешь, и я приеду в аэропорт встретить тебя.

— Ты навела справки в библиотеке о книгах Джеймса? — спросила Линда.

По словам Сьюзен, даже намеков на существование писателя по имени Джеймса Феличчи ей обнаружить не удалось.

— Может быть, он просто плут? Может, это имя — просто ширма для Джеймса, а сам он — скрывающийся шпион или преступник?

— Да, Сьюзен, у тебя всегда такие гениальные догадки!

— А вдруг это действительно не настоящее его имя? — со смехом предположила подруга. — Ты не спрашивала своего постояльца об этом?

— Нет. Я даже не подумала о таком варианте. — Сам Джеймс тоже не заводил разговора на эту тему. Возможно, это еще одна его маленькая хитрость?

В тот день они с ним не виделись после обеда, а к вечеру оба отправились по разным адресам на ужин. Вернувшись на виллу после встречи с Викторией, Линда заметила под дверью кабинета постояльца свет. Значит, он уже засел за работу.

Линда была слишком возбуждена, чтобы сразу ложиться спать. Вернее, даже перевозбуждена: ее голова шла кругом от переполнявших ее идей. За ужином они с Вики обсудили множество планов, набросали тезисы нескольких документов, составили даже смету, и теперь им казалось, что замысел по выращиванию трав гидропонным способом приобретал реальные очертания. По убеждению двух женщин, выращивание зелени в решетчатых оранжереях на воде, а не на почве могло даже принести ощутимые плоды в борьбе с различными болезнями и вредными насекомыми. И Вики, и Линда провели на этот счет соответствующие независимые исследования.

Линда вздохнула. Она испытывала прекрасное чувство — такое возникает у человека, когда после долгих исканий он находит в жизни настоящую цель, когда перед ним открывается перспектива полезной, созидательной деятельности. Теперь для нее задачей первостепенной важности был поиск участка земли и сооружение на нем гидропонных оранжерей.

Женщина приняла расслабляющий душ, однако длительное пребывание под струями воды не охладило ее пыла. Линде надо было сейчас обязательно отвлечься от будораживших ее мыслей, иначе она вообще не заснет и всю ночь будет думать о гидропонике, а если и задремлет на часок-другой, ей пригрезятся плантации петрушки или заросли укропа, покачивающегося под дуновением теплого бриза.

Как бы хорошо сейчас выпить чашечку настоя ромашки! Он прекрасно помогает при истериках, бессоннице, кошмарах и расстройствах желудка. К сожалению, настой ромашки у нее кончился. Тогда что же оставалось? И вдруг ее осенила мысль: фильм! По телевидению сейчас показывали фильм с Дорис Дэй. Вот кто может прийти на помощь!

Линда надела длинное шелковое кимоно и по лестнице спустилась в гостиную. Приготовив себе чашку чая с мятой (очень неплохое средство от несварения желудка, головной боли, сонливости, простуды, повышенной температуры и морской болезни — к счастью, все эти недомогания ее не мучили), Линда уселась перед телевизором в ожидании моря удовольствия.

Ах, сколько радостей дарит игра воображения! Сколько восторгов и вдохновения таит для нас мир фантазии! Фильм уже близился к концу, два куска мангового пирога были съедены, а хозяйка виллы по-прежнему бодрствовала. Ей совсем не хотелось спать. По существу, она чувствовала себя так, словно только что проснулась после крепкого и долгого сна. Она налила в стакан шардоне — своего любимого белого сухого вина. А почему бы и нет? Ведь ей не нужно вставать рано утром и мчаться в город, чтобы делать операцию головного мозга. Пока что здесь, на острове, в ее обязанности входило одно — вовремя поливать зелень.

Вскоре она услышала шаги Джеймса. Мужчина вошел в гостиную с бокалом в руке, посмотрел на Линду и воскликнул:

— О Боже, я думал вы уже давно спите без задних ног!

— Я не устала. — Окинув его беглым взглядом, Линда почувствовала, как ее сердце опять пустилось в свой маленький танец радости. У сердца, казалось, была своя собственная жизнь. Ему нравилось смотреть на Джеймса, даже если самой Линде это не нравилось.

Его волосы были взъерошены так, будто он неоднократно пытался вырвать их с корнем; на бедрах болтались помятые шорты, а грудь обтягивала выгоревшая тенниска; весь его вид говорил об усталости. Может быть, сочинителя измотала его драгоценная Нора?

Джеймс поднес бокал ко рту и, сделав небольшой глоток, уставился на экран, где Кэри Грант пытался соблазнить страшно переполошившуюся девственницу Дорис Дэй.

— Блистательный шедевр! Ну чистой воды бриллиант, — воскликнул Джеймс и расхохотался.

— Уходите!

— Ухожу. Ухожу купаться. — Сейчас? Среди ночи?

— А почему бы и нет? Мне надо встряхнуться, иначе я вообще не засну.

Ей было понятно его состояние.

— Купаться ночью опасно, — предостерегла Линда.

— Ничуть. Я не настолько глуп, чтобы заплывать далеко от берега. — Он поставил бокал. — У меня это не займет много времени.

Купальщик вернулся через двадцать минут. На нем был короткий голубой халат, он выглядел бодрым, заметно посвежевшим, мокрые волосы блестели. Во всем его облике ощущались жизненная энергия и мужская сила. Это был мужчина, готовый на все. Сердце Линды резко подскочило вверх, потом ухнуло вниз, в сторону, и она тотчас забыла о фильме. Рядом с ней стоял, возвышаясь над ее стулом, мужчина с грубо высеченными чертами лица и глубокими синими глазами. Мужчина, который был реален, как сама жизнь. Который пересекал пустыни, джунгли и горы. Который недавно целовал ее, выбил из равновесия, а сердце заставил мчаться галопом. Линда резко глотнула воздух.

— Как вы искупались? — спросила она, чтобы нарушить молчание.

— Великолепно. Вода так успокаивает!

— Вам удалось изгнать Нору из своих мозгов и нервных клеток?

— Боюсь, что нет, — спокойным голосом ответил он, — но давайте не будем говорить о моей книге. Хорошо? Я сейчас отдыхаю. Не хотите еще выпить?

Ее так и подмывало поставить его перед фактом: никаких книжек Джеймса Феличчи во всем большом Нью-Йорке не было. Однако какое-то шестое чувство удержало ее от этого шага.

— Налейте мне еще шардоне, пожалуйста.

Мужчина подошел к бару, стоявшему в углу гостиной, и наполнил вином два бокала. Вернувшись к дивану, он уселся рядом с Линдой, откинулся на спинку, мельком взглянул на экран и произнес.

— Как поживает наша Дорис?

— Она сбежала. От страха. От ужасной мысли, что Кэри Грант мог заманить ее в постель. — Глупая женщина, подумала Линда.

— Это как раз то, что я называю романтической любовью. — Джеймс рассмеялся. Его соседка взяла дистанционный пульт управления и выключила телевизор. Когда рядом мужчина, заставлявший сильнее биться сердце, невозможно сосредоточиться на киносюжете с Кэри Грантом или без него.

— Почему вы не досмотрели фильм?

— Я не хочу, чтобы вас заела скука.

— Я не скучал. Наоборот, я развлекался. Включите, и мы досмотрим фильм вместе. Мне хочется узнать, чем все это закончится.

— Он женится на ней — вот как все это заканчивается. — Джеймс сидел слишком близко от нее. Так близко, что Линда ощущала запах моря на его коже. С его волос упала на висок капелька воды и вытянулась в тонюсенькую струйку. Ей вдруг захотелось дотронуться до нее пальцем и стряхнуть с виска. Ей хотелось прикоснуться к Джеймсу.

— Вы прервали фильм на самом интересном месте, — разочарованно заметил Джеймс. — Фильмы следует всегда смотреть до конца, во всяком случае, надо знать развязку. А вы все испортили. — Он потянулся к пульту, который женщина держала в руках. Невольно ее пальцы сжались вокруг включающего устройства, и его ладонь, еще прохладная после моря, легла на ее руку. Их глаза встретились, и в мужских зрачках блеснули озорные искорки.

— Добром не уступите? — Его голос прозвучал нежной музыкой, а само предложение, облеченное в форму вопроса, показалось ей заманчивым, и она разжала пальцы.

— Какой вы еще птенец. — Он вздохнул, не включая телевизор и не открывая от нее глаз. — Вы очень красивы, и об этом вам, очевидно, говорят многие мужчины.

— Десятки.

— Я так и знал. — Он задумчиво кивнул. — Красота — бремя для женщины, не правда ли? Так считают мои сестры.

— Если честно, мне она доставляет удовольствие, — ответила Линда с вызовом.

— Мои сестры жалуются, что мужчин в них интересует прежде всего тело.

— Что ж, с мужчинами случается и такое.

— А как на таких мужчин реагируете вы?

— Обычно я сразу ослепляла их своим бриллиантовым обручальным кольцом, потом говорила, что замужем и дурью не маюсь. — Линда подняла свою левую руку, на которой уже не сверкало кольцо. Джеймс понимающе кивнул и сказал:

— Для мужчины-рысака нет ничего скучнее добропорядочной женщины. Ну а теперь? Как вы обороняетесь от таких мужчин теперь?

— На острове обороняться от них не очень-то и приходится. Здесь незанятых мужчин не так уж и много.

— Я не занят.

— И вас тоже интересует мое тело?

— Да нет же, черт возьми! Меня в вас интересует только одно — ваш ум, — сухо заметил он.

— Что ж, в таком случае мне нечего опасаться, не правда ли?

— Абсолютно нечего. — Джеймс включил телевизор. — Давайте посмотрим фильм до конца.

И они так и сделали. Кэри Грант действительно женился на Дорис Грей. В брачную ночь он получил от нее взбучку, но потом на экране появляется малыш-крохотуля — живое доказательство того, что в конце концов герой и героиня на радость зрителю все-таки улеглись в одну постель, но вот по поводу того, что в ней произошло, зритель остался в неведении. Ему не показали ничего, кроме целомудренного поцелуя. Все остальное, очевидно, должна была восполнить игра воображения, фантазия, а в ней Линда недостатка не испытывала.

Когда фильм закончился, она глубоко вздохнула. В гостиной наступила тишина. Была уже глубокая ночь. В открытые окна лилась самозабвенная музыка сверчков и других ночных созданий, исполнявших свои гимны жизни. Линде тоже хотелось ее воспеть, потому что она хорошо себя чувствовала, прибавляла в весе и потому что рядом с ней был Джеймс — мужчина, который продолжал волновать ее душу и тело, на котором ничего, кроме махрового халата, не было и чьи пронзительно синие глаза и резко очерченные губы будили в ней чувственность и заставляли танцевать сердце.

— Так этот красавец-мужчина с кучей денег, охмурявший женщину и превращающий ее в свою супругу, и есть предмет ваших фантазий? — вдруг спросил Джеймс.

— Мне безразлично, красив ли он или богат. Однажды я уже связала свою судьбу с таким человеком, но у нас ничего не вышло.

— Тогда о каких же мужчинах вы мечтаете сейчас? Маленьких, лысых и бедных?

— У меня нет желания посвящать вас в свои грезы. — Она широко зевнула и встала, глубже запахнувшись в кимоно. — Я устала и ухожу спать.

— Зачем же спешить? — Он взял ее за руку, обнял за талию и, притянув к себе, прошептал: — Мне кажется, мы оба могли бы получить больше удовольствия от чего-то реального, нежели от фантастического.

— Чего-то реального? — Ее сердце бешено забилось. От страха ли? Радости? Жаркой волны возбуждения? Или от всего сразу?

— Да, реального. Причем мы оба — вы и я. Здесь. Сейчас. — Его голос был нежным и обольщающим. Затем он поцеловал ее. А она позволила ему сделать это. Разумеется, вопреки здравому смыслу. Зато как это было чудесно! Разве могла она оказать сопротивление?

Женщина закрыла глаза, ощущая тепло его тела, запах чистой мужской кожи, силу его рук, обвивших ее талию. Язык Джеймса выделывал у нее во рту такое, что кровь звенела в ушах у Линды.

— Вам нравится? — шепотом спросил он, на секунду оторвавшись от нее.

— Да, — тоже шепотом ответила она, не находя причин лгать.

Когда их губы встретились снова, в движение пришли руки Джеймса. Они дотронулись до ее шеи, скользнули под кимоно, погладили плечи; от прикосновения его пальцев, легких и нежных, как перо птицы, по телу Линды пробежал трепет. Затем слегка опустил голову и нежно поцеловал ее в подбородок. Женщину бросило в жар, барабанный стук сердца усилился, а сладостный звон в ушах превратился в сплошной гул.

Неожиданно Джеймс распахнул кимоно, а в следующую секунду его пальцы уже ласкали, поглаживали ее груди. На мгновение мужчина замер, пристально посмотрел Линде в глаза, потом перевел взгляд на груди и сиплым голосом пробормотал:

— Какие они у вас красивые! И такие нежные, теплые, сладкие!

Произнесенные слова подействовали на Линду как щекочущие струи горячего душа, как выпитый залпом бокал подогретого пикантного вина в холодную ночь. Джеймс наклонился и нежно прикоснулся губами к ее соску. Потом к другому. Потом поочередно дотронулся до них кончиком языка, таким ласковым, таким дразнящим! О, какое удивительное ощущение… как будто какая-то сладостная агония! Закрыв глаза, женщина издала тихий, слабый стон. Ее пальцы ворошили волосы мужчины, и она судорожно прильнула к нему всем телом.

Вдруг он отпрянул и, не вставая с дивана, слегка потянул Линду за плечи вниз, так, чтобы она легла на спину; приподняв веки, Линда увидела прямо перед собой немигающие, пронзительные глаза Джеймса, в которых полыхал синий огонь желания. Он развязал пояс на ее кимоно, мгновение — и женщина предстала перед ним полностью обнаженной. Его руки медленно, осторожно заскользили по ее животу; казалось, он прикасался к чему-то очень дорогому и изящному — произведению искусства, шедевру.

— Вы красивы, — повторил он. Его голос стал уже не таким нежным, а тело напряглось. — Я хочу прикасаться к вам во всех местах, хочу обследовать вас с головы до кончиков ногтей.

— А я-то думала, вас не интересует мое тело, — шепотом сказала Линда, к которой неожиданно вернулись самообладание и обычная рассудочность.

Он наклонился над женщиной, и его губы потянулись к ее животу, как к магниту, оставляя за собой след из жарких, влажных поцелуев. Вдруг Джеймс произнес:

— Да, ваше тело не интересует меня. Видите, я только притворяюсь…

Линда рассмеялась — ее смех прозвучал приглушенным звоночком — и сказала:

— Хорошо, в таком случае не останавливайтесь, изучите его лучше, и, возможно, ваша позиция изменится. — О Боже, куда ее понесло? Она знала куда.

Линда закрыла глаза, и тотчас губы Джеймса впились в ее губы, а его тело, как пресс, вдавилось в тело женщины. «Только притворяюсь». Он целовал властно, грубо, взасос, вызывая в ней такие же бурные плотские желания, какие терзали его самого. И все же за этими безудержными порывами разбуженной им страсти она снова и снова слышала его слова: «Только притворяюсь».

Внезапно Линду осенило: да он проводит с ней эксперимент для своей книги! Эта мысль подействовала, как ушат холодной воды, смывшей последнее тепло с ее тела. Вот именно: он использовал ее как прототип Норы — все, что происходило сейчас между ними, было похоже на игру, затеянную ради того, чтобы выведать побольше о своем персонаже. Вот к чему сводились все действия Джеймса. А она, Линда, как раз оказалась под рукой — глупая девчонка, мечтающая поймать журавля в небе. Ее словно обдало холодным ветром. Упершись руками в его плечи, она оттолкнула от себя мужчину и отвернулась в сторону.

— Игра закончена, — сказала Линда, и ее тело напряглось как струна.

— Что?! — Он сел, тяжело дыша.

— Мне надоела эта игра, вот и все, — произнесла она спокойным тоном и, приняв вертикальное положение, запахнула кимоно. Ее руки дрожали.

— Какая игра, черт бы вас побрал? — В его голосе явно прозвучали нотки вспыхнувшей страсти и едва сдерживаемой ярости.

Ее сердце стучало как молоток. Она взяла Джеймса рукой за подбородок и смело бросила ему в лицо:

— Вы плохо слышите? Тогда повторяю: мне надоела эта игра!

— Кто из нас играет? — сквозь зубы процедил мужчина. Встав с дивана, он наклонился над Линдой, смерил ее презрительным взглядом ледяных синих глаз и сказал:

— Не волнуйтесь, дорогая. Не в моих правилах навязывать себя женщинам. — И направился к двери. — От вас требуется только одно — сказать «нет».

— Нет, — тотчас раздалось ему вслед.

На следующее утро Линда умышленно провела завтрак в одиночестве, а после него сразу уехала в сиротский приют, чтобы побыть немного с детьми. Пообедав с Викторией, она вернулась на виллу и начала готовиться к отъезду.

— Куда это вы собираетесь? — довольно грубо спросил ее Джеймс, увидев, как она упаковывает вещи.

— В Нью-Йорк. — Чтобы распрощаться с детством, добавила про себя. И возможно, с вами.

— Вам нельзя ехать! — Постоялец, возомнивший себя императором, скрестил на груди руки.

— Я давно не слышала столь любопытных заявлений. — Линда подняла брови. В ее голосе прозвучала скрытая насмешка.

— Между нами заключен договор, — холодно заметил Джеймс. — Одна из его статей предусматривает, что вы должны готовить мне еду и отвечать на телефонные звонки.

— У меня есть договоренность с миссис Ли о том, что всякий раз, когда мне надо будет куда-нибудь отлучиться, она станет готовить вам обед и отвечать на звонки.

— Это не одно и то же, — твердым голосом сказал он.

— Что вы имеете в виду?

— А то, что одно дело, когда рядом вы, и другое, когда ваши функции исполняет кто-то другой.

— А зачем мне находиться рядом? — Она с усмешкой взглянула на постояльца. — Ах да, понятно. Чтобы быть источником вдохновения. Не так ли? — Атмосфера в комнате накалилась. Ее руки дрожали.

— Итак, могу я поговорить с вами? — спросил Джеймс.

— О, я не только внешним видом, но и своими высказываниями вызываю вдохновение. Гм, похоже, я неплохо устроилась. Во мне, оказывается, столько источников! Да так я скоро забрызжу фонтаном, превращусь в водопад. Как же теперь называется моя должность? Может быть…

— Представляйтесь кем угодно, — перебил ее постоялец.

— А как насчет физической стороны дела?

— Поясните свою мысль, пожалуйста, — произнес он сквозь стиснутые зубы.

— Судя по всему, вы пытаетесь обнаружить во мне еще один источник вдохновения — физический. Простите, но мне придется разочаровать вас: я не намерена вдохновлять вас подобным образом.

Между мужчиной и женщиной воцарилось тягостное молчание. Они уставились друг на друга, причем Линда усилием воли заставила себя выдержать его взгляд.

— Понимаю, произнес он наконец сухим, упавшим голосом. — Так вот, значит, к чему все шло вчера вечером.

— Я не сразу разгадала ваши намерения, такая уж я дура. — Она равнодушно пожала плечами. — Оказывается, я типаж, прототип Норы, и вы просто используете меня как вешалку, подставку для своих персонажей.

Лицо Джеймса перекосилось от гнева, а скулы угрожающе задвигались. Женщина резко вздохнула, бесстрашно заглянула в ледяную синеву его глаз. Не проронив ни слова, Джеймс, развернулся и, с силой хлопнув дверью, вышел из гостиной.

Прилетев в Нью-Йорк, Линда начала ломать голову над тем, что же делать с особняком, в котором еще оставалась уйма мебели и произведений искусства. Когда-то они жили здесь всей семьей, их навещали многочисленные друзья, а армия слуг поддерживала в доме безукоризненную чистоту и порядок. Теперь от этой армии оставалась лишь одна пара — муж и жена О'Коннел, которые жили в квартире над гаражом и следили за тем, чтобы зимой в комнатах не промерзали трубы и чтобы богатствами особняка не завладели мыши.

От былого блеска и славы фамильного очага ничего не осталось. Дом стал похож на холодный, безжизненный склеп, где царили спертый воздух и мертвая тишина. Место, где когда-то кипела жизнь, превратилось в безмолвный мавзолей. Покой в доме гармонично сочетался с настроением, в котором пребывала Линда.

Встреча с детством, покрывшимся толстым слоем пыли, оказалась эмоционально более сложной, чем она предполагала, а хлопоты с имуществом просто угнетали. Как поступить с тридцатью двумя прекрасными полотнами, написанными матерью? Продать их? Или поместить в хранилище?

Мама умерла, когда Линде было всего пятнадцать лет. Но до сих пор она иногда всплывала в памяти дочери с такой поразительной четкостью и силой, что Линда начинала ужасно скучать по ней. Ей не хватало матери, которая была необыкновенно живой, яркой личностью, а вовсе не одной из тех заурядных великосветских дам, что попали из грязи в князи. Ее не особенно волновало богатство. Они с отцом Линды безумно любили друг друга, но об истоках этой любви никто не мог даже догадываться.

Каждый новый день в Нью-Йорке Линда начинала с того, что брала в руки список неотложных дел и совершала обход холодных безмолвных комнат особняка. Мрачное настроение овладевало ею, подобно тому как влага и плесень неудержимо расселялись в заброшенном старом доме.

К счастью, в городе была Сьюзен, которая уже не раз вытаскивала подругу из дома и увозила куда-нибудь поразвлечься. Сьюзен жаждала развеселить ее, однако Линде было вовсе не до того.

Один раз она встретилась с братом в его кабинете, чтобы обсудить денежные дела. После сухого обмена мнениями они поехали поужинать вместе, но за столом речь опять зашла о деньгах, так что задушевной беседы брата и сестры не получилось. А ведь Джерри был ее единственным живым родственником по крови. Все это действовало на Линду очень удручающе.

Проводя томительные часы в безлюдном особняке, Линда подолгу размышляла о Джеймсе и о своих чувствах к нему. Она была в смятении, не знала, как строить отношения с ним дальше. Но какие бы глупые мысли и надежды ни посещали Линду, цепочка ее рассуждений всегда заканчивалась одним и тем же выводом: ради самосохранения она не должна больше сходить по нему с ума.

Однажды уже неделю спустя после прибытия в Нью-Йорк Линда сидела на полу в своей детской комнате среди старых игрушек. Вот он, мир далекой беспечной поры — строительные кубики, тряпочные зверюшки, надевающиеся на пальцы, бесчисленное множество кукол, книг. Как было бы чудесно передать все это своей дочурке! Одинокая женщина горько усмехнулась. У нее, возможно, уже никогда не будет дочки. И вообще никаких детей, уж если на то пошло. Ей уже почти двадцать шесть, но, по существу, она одна-одинешенька в целом мире, и ее участь вряд ли изменится. Разве найдется такой мужчина, который полюбит ее только за личные качества, женится и будет боготворить ее до скончания дней?

Ей стало жаль себя. Однако на самом деле Линда не столько страдала от жалости к себе, сколько упивалась этим чувством. И такое душевное состояние было вполне объяснимо: ведь она проводила дни и ночи в огромном старом доме, зараставшем плесенью, где не было ни души и который был заселен лишь призраками прошлого.

И вдруг в разгар этих тягостных размышлений она услышала твердые шаги. Шаги не мистера О'Коннела или его жены — оба хрупкие создания, они болели артритом и, когда шли, едва волочили ноги. Нет, это были шаги какого-то большого, сильного и, вполне вероятно, опасного двуногого создания. Возможно, грабителя, искавшего в особняке серебро. Или какого-нибудь убийцы-маньяка, охотившегося за вдовами-худышками.

Линда притихла на полу, затаив дыхание. Ее сердце дико колотилось. Мгновение — и дверной проем детской загромоздила массивная темная фигура. В следующий миг Линда увидела начищенные до блеска черные туфли, безукоризенно отутюженные брюки, распахнутое фирменное пальто, а под ним костюм с иголочки, ослепительно белую рубашку и дорогой галстук.

Еще секунда, и перед Линдой возникло загорелое лицо с квадратной челюстью и пронзительно синими глазами.

Перед ней при полном параде стоял Джеймс Феличчи.