Музыкальный подвал

ГАДАНИЕ НА КОФЕЙНОЙ ГУЩЕ

Близился конец учебного года. Накатила весенняя сессия — уже вторая в жизни Наташи и Андрея. Скоро они станут второкурсниками. Для Натальи это был благодатный период жизни. Отошли в прошлое токсикозы и недомогания первых месяцев беременности, и сейчас она носила свой пополневший животик легко и гордо.

— Теперь уж и сомневаться нечего. Пузо дынькой торчит, — пророчествовала тетя Клава, — значит, будет мальчик. А у кого арбузиком — у тех девочки.

«Я назову его… ну конечно же Андреем, — планировала будущая мама. — Андрей Андреевич, красиво звучит».

Теперь для нее семейная жизнь была сплошным удовольствием и отдыхом. Андрей взял на себя всю работу не только по двору, но и по дому.

Он знал, что жене тяжело стоять у плиты, и с честью освоил искусство кулинарии. Если прежде он мог разве что поджарить яичницу, то теперь, взяв несколько уроков у тети Клавы, познал все тонкости приготовления даже такого деликатеса, как ароматный украинский борщ.

И естественно, у них на столе всегда были витамины: Виана постоянно снабжала их спраутсом, а в придачу и другими вкусностями вроде бананов или какого-нибудь заморского фрукта — манго. Икорку и тресковую печень они доедали геройски, но доесть все не могли.

Андрей совершенно перестал исчезать из дома и не сводил с Наташи ласкового, влюбленного взгляда: ему нравились и ее новая походка, хотя кому-то она могла показаться неуклюжей, и ее изменившееся лицо, будто светившееся изнутри. Он то и дело подскакивал к Наташе и прикладывал ухо к ее животу.

Так делают все будущие папаши.

Освобожденная от хлопот и работы, окруженная любовью, Наташа чувствовала себя умиротворенной и счастливой.

Теперь у нее была возможность полностью посвятить себя учебе. Наконец-то она могла обложиться книгами и с упоением читать, читать, читать… До поздней ночи, не думая о том, что придется подниматься на заре.

Сессия оказалась для Наташи нетрудной: процедура экзаменов была для будущей матери предельно упрощена. Глянув на ее округлившуюся фигуру, педагоги, как правило, понимающе спрашивали:

— Скоро?

— Совсем скоро! — сияя, отвечала Наташа.

Она делала это без задней мысли, вовсе не желая разжалобить преподавателей. Ведь в отличие от многих студентов она никогда не являлась неподготовленной.

Однако педагоги, послушав ее ответ в течение всего одной-двух минут, в большинстве случаев останавливали ее:

— Отлично, спасибо. Давайте вашу зачетку, Денисова.

Никому из них не хотелось прослыть садистом и врагом материнства.

На экзамене по научному коммунизму вышел конфуз.

Светка, панически боявшаяся сессии, решила «перенять передовой опыт» у Наташи и имитировать беременность.

Вместо того чтобы учить билеты, она всю ночь кропотливо пришивала к изнанке своего свитера диванную подушку.

— Зачем так намертво пристрачиваешь? — смеялись однокурсницы. — Просто подсунь под одежду, авось не выпадет.

— Как пить дать выпадет! — заверяла Светка. — Такая уж у меня судьба — все сикось-накось.

Научный коммунизм принимал доцент Ростислав Леонидович. Он никогда близко не общался со студентами, выдерживая дистанцию, и потому в лицо знал немногих. И Света очень рассчитывала, что педагог не заметит происшедшей с ней в одночасье перемены. Тем более что она была из середнячков и на семинарах никогда не выделялась.

Ее расчет полностью оправдался.

Ростислав Леонидович, едва кинув на нее беглый взгляд, отечески кивнул:

— Не буду вас мучить. Вижу, что подготовились.

— Почти девять месяцев готовилась! — гордо ответила Света и протянула ему зачетку, предусмотрительно раскрытую на нужной страничке. Доцент бегло черкнул «отл.» в зачетке и в ведомости.

Наташа по просьбе подруги пропустила перед собой несколько человек: ведь подозрительно, если входят две будущие роженицы подряд.

Наконец, устав стоять в коридоре, вошла, взяла, не выбирая, билет.

— Фамилия? — спросил доцент.

— Денисова.

Ростислав Леонидович замешкался:

— Но… Денисова… Денисова… — Он, ведя по ведомости пальцем, отыскал в алфавитном списке ее фамилию. — Ведь вы уже отвечали, у вас уже стоит «отлично». Что это вы, милая, по второму разу пришли?

Оказывается, накануне к нему подошел Мартынов и попросил: «Завтра к вам придет одна первокурсница, Наталья Денисова. Ей рожать скоро. Так вы уж ее не мучайте. Она все знает, поверьте мне на слово».

И Ростислав Леонидович поверил. А вернее, не захотел портить с Мартыновым отношения. Кто знает: может, при случае профессор где-нибудь замолвит за него словечко! Глядишь, и в должности повысят.

И, едва увидев на экзамене студентку с животиком, спешно поставил ей пятерку. Но — напротив фамилии Денисова, ведь он не сомневался, что это именно она и есть.

В результате несчастную Светлану вызвали для объяснений к декану, и все девушки курса, в том числе и Наташа, долго помогали отдирать от свитера крепко-накрепко пришитую подушку. Это удалось с трудом: незадачливая портниха использовала самые толстые нитки — десятый номер!

Но вот сдан последний экзамен.

Наташа, ковыляя, добралась до своего «дворца».

И ахнула: Андрей встретил ее огромной охапкой сирени!

Он наломал цветов на ближайших дворах. Причем не только с разрешения, но и по прямому указанию начальника жэка.

— Ты махровую бери, какая получше, — поучал Иван Лукич. — Я уж знаю, тоже по молодости девок хмурил. Барышни от цветов в такое умиление впадают, что теряют всяческую сознательность!

Старик как в воду глядел. Едва Наташа увидела букетище, едва вздохнула дурманящий аромат, как тут же залепетала растерянно и благодарно:

— Андрюша… Андрюшенька!

Она чувствовала себя даже как-то неловко рядом с этим необъятным сиреневым чудом, для которого не нашлось достойной вазы ни у тети Клавы, ни у Вианы и которое поэтому красовалось посреди комнаты в большом цинковом дворницком ведре.

— Это мне? Неужели мне? — растроганно повторила Наташа, будто и вправду «потеряла всяческую сознательность».

— Татка, родная, ну кому же еще! Ты ведь перешла на второй курс. Поздравляю, моя отличница! Круглая-прекруглая! — Он любовно похлопал ее по животу-шарику.

А потом усадил Наташу в кресло и стал растирать ей ноги: в последнее время они начали слегка опухать.

Наташа спохватилась:

— А я-то тебя не поздравила! Ты ведь тоже, наверно, уже все сдал?

— А! — беспечно отмахнулся Андрей. — У меня еще сессия не кончилась. Есть будешь?

Но Наташа слишком устала:

— Нет. Только спать.

…Зависло в небе вместо солнца мамино обручальное кольцо. То самое, которое Наташа отказалась принять в подарок.

Катится это золотое солнышко к закату.

А закат багровый, пламенный.

Кольцо вспыхивает на миг — и скрывается за горизонтом.

Настает ночь.

Черным-черно в небе.

И только вместо луны зависли наверху золотые Наташины часики.

Они тикают, отсчитывая время до нового рассвета.

Или это бьет ножками еще не родившийся малыш?

Поживем — увидим.

Спи, Наташа. Не смотри на стрелки. Ты счастлива сегодня, а счастливые часов не наблюдают.

У луны не должно быть циферблата.

Всему свое время.

— Время — бремя, — медленно диктует терпеливый, учительский, мамин голос. — Знамя — пламя. Семя — вымя. Родительный: вы-ме-ни. Что в имени тебе моем?

— Не знаю! — отвечает во сне Наташа.

— Ну и не надо, — прощает мама. — Много будешь знать — скоро состаришься…

— Ну, старушка, ты и спишь! — тормошила ее бесцеремонная тетя Клава. — Принюхайся!

— Что, опять газом пахнет? — Наташа испуганно села на кровати.

Пахло сиренью.

И еще — жареными зернами кофе.

— Во! Такую очередищу отстояла в Елисеевском! — Тетя Клава потрясла перед Наташиным носом увесистым пакетом «Арабики». — Кутнем?

— Кутнем! — охотно согласилась Наташа.

Наконец-то будут использованы по назначению серебряные чашечки с вензелями. До сих пор они с Андреем пили из них лишь чай. Кофе стоит все же слишком дорого, целых двадцать рублей килограмм.

— Вставай, — скомандовала тетя Клава, — и зови в гости свою колдунью. Сегодня я добрая, я угощаю!

Наташа усомнилась:

— Мне кажется, Виана кофе не пьет.

— Зато она гадает! — И тетя Клава перешла на шепот: — А мне позарез надо. Приглянулся один, уж так на сердце лег! Но я хочу наверняка. Пусть она глянет. Попроси, миленькая моя, тебе она не откажет.

…Наташа выходила из лифта — Саша входил.

— Здравствуй, как ты?

— Я хорошо. А ты?

— Все путем. Который у тебя месяц? Или как там спрашивают…

— Седьмой.

— Мальчика хочешь?

— Мальчика.

— Ты к матушке?

— Да. Она дома?

— Дома. Ну, пока. Удачи тебе!

Наташа не успела ответить: Саша уже нажал кнопку лифта.

Вот и все. Короткая встреча, ничего не значащая. Всего несколько фраз, да и те ни о чем.

Но отчего-то просочилась в сердце теплая струйка светлой печали.

— Я теперь умных мужиков решила любить, — серьезно сообщила тетя Клава. — Их по лысине узнают. У кого плешина спереди — это от дум. А сзади — от дам. А у моего теперешнего — не поймешь, черепушка по всей поверхности голая и блестит, как рояль.

Виану откровенно забавляла ее болтовня, однако она серьезно сказала:

— Если хотите узнать всю правду, кофе надо пить молча. Вдумчиво.

— Ага, — согласилась влюбленная тетя Клава. — Только вы уж мне точно определите: умный или дурак. А то он молчит всегда, не поймешь. Может, глухонемой?

И она смачно отхлебнула кофе.

Наташа пила горьковатый напиток маленькими глоточками, смакуя, вдыхая экзотический аромат жаркой Африки. Она молчала отсутствующе. О чем были ее мысли? Да ни о чем.

Покой. Мир. Все хорошо.

Так хорошо — что даже немножко страшно.

Она хотела было попросить Виану погадать и ей тоже, но почему-то не решилась.

Словно побоялась вспугнуть эту внутреннюю тишину.

Тихо было в этот миг и в квартире. И за окном тоже. Лишь взревел да умчался куда-то вдаль Сашин мотоцикл, звук которого Наташа теперь узнавала. Да еще швыркала по асфальту Андрюшина метла. Значит, он рядом, ее любимый, ее единственный.

Ее взгляд привычно скользнул на серебряный бочок чашки. Надо же, какая искусная чеканка. Наташа тут так похожа на себя, но при этом такая красавица! И Андрей на второй чашечке совсем как живой.

— Виана, — спросила Наташа. — Вы так и не объяснили: как вы сделали эти портреты?

— Я сделала? — засмеялась предсказательница. — Я, конечно, многое умею, но не до такой же степени! Тут поработал один мой клиент, лучший ювелир Москвы. Помнишь, ты мне как-то приносила ваши фотографии? Еще приворожить Андрея просила. С них он и чеканил.

— А! — улыбнулась Наташа. Ей-то всегда казалось, что чудесный кофейный сервиз — это продукт колдовства и магии. Теперь чудо было развенчано. Но это не вызвало разочарования. Напротив. Это вселяло веру в себя, в свои силы.

Раз какой-то обыкновенный человек — а этот ювелир ведь, при всем своем таланте, просто обыкновенный человек! — может достичь таких высот мастерства — значит, и она, Наташа, сможет добиться в жизни многого. Всего можно добиться. Надо только очень захотеть…

Тетя Клава вдумчиво, как было велено, допила свой кофе и перевернула чашку донышком вверх. По всем правилам ручкой от себя.

Виана подождала, пока гуща распределится по стенкам посудины, заглянула вовнутрь и коротко сказала:

— Умный!

Тетя Клава в экстазе расцеловала ее и Наташу.

— Побегу брать лысого в оборот! — объявила она и удалилась трусцой.

А Виана крутила в тонких пальцах чашечку Наташи.

— Значит, рожать поедешь к маме?

— Да, мы так решили, — ответила Наташа.

— Когда отправляешься?

— Да как только приданое закупим. А то в Верхневолжске не достать ничего.

— Лучше поезжай сразу же, — задумчиво сказала Виана. — А я тебе все куплю и вышлю.

— Спасибо, — Наташа смущенно опустила глаза. — Я вам очень признательна. За все-за все! Но… понимаете, мне хочется все это выбирать самой. Пеленочки, ползунки. И колясочку — такую большую-большую! Чтоб была плетеная, как корзинка. А денег у нас хватит, вы не беспокойтесь!

— Денег-то хватит, — покачала головой Виана. — Но ты поторопись все же…

…«Детский мир» — мечта и сказка.

Внизу, в центре зала, стоит гигантский механический Чебурашка. Он машет толстыми лапами и круглыми лопушистыми ушами и глуповато вращает глазами.

Наташа загляделась на это меховое существо, но Андрей деловито взял ее за руку и повел к прилавкам.

Его распирало от гордости. Он чувствовал себя солидным и важным! Еще бы! Отец семейства, который пришел делать покупки для своего чада.

И пусть этот ребенок еще не родился — но ведь он тут, с ними. Вон как топорщится Таткин клетчатый сарафан!

Во внутреннем кармане у Андрея лежал пухлый бумажник, битком набитый купюрами разного достоинства. И ничего, что часть этих денег прислана отцом, а часть собрана его и Наташиными институтскими друзьями, которые скинулись в преддверии радостного события: в обеих студенческих группах ожидаемый ребенок должен был стать первенцем, никто из однокурсников еще не успел обзавестись детьми.

Но все же немалая часть денег, предназначенных для новорожденного, была заработана лично им, Андреем, который последние месяцы трудился за двоих.

И сейчас его переполняла уверенность: он сумеет позаботиться о своем сыне. Они не будут нуждаться ни в чем.

Ну, а уж если вдруг случатся тяжелые времена, то на помощь всегда придут какие-нибудь хорошие люди вроде Вианы или Евгения Ивановича. Но это — лишь в крайнем случае.

А вообще-то опорой семьи станет именно он, Андрей Иванович Багин!

Андрей решил не откладывать и проявить свою опеку над женой и сыном прямо сейчас.

Видя, что к прилавку с распашонками пробиться трудно, он взял Наташу за локоток и, прокашлявшись, как можно громче и солиднее объявил:

— Пропускаем беременных без очереди!

— Ты что? — Наташа, залившись краской, дернула его за рубашку. — Прекрати!

— А ничего! А ничего! — громче прежнего возразил он. — Тебе же трудно стоять!

Толпа загалдела. Кто-то возмущался, кто-то ехидничал.

Слышались голоса:

— А я-то подумала, что это ты сам родить собрался!

— А ты попробуй! В Америке, говорят, премию объявили, миллиард долларов, первому мужчине, который родит!

— Ты глаза-то разуй, наглец! Совсем совесть потерял. Ишь, без очереди!

И главное, Наташа — вот предательница! — присоединилась к этому хору:

— Замолчи! Стыдно! Ты бы хоть вокруг себя посмотрел.

Он посмотрел.

Ох! Действительно стыдно. Длиннющий «хвост» сплошь состоял из женщин. И каждая вторая была с большим животом.

— Извините, — пробормотал Андрей, смешавшись.

И вдруг из той же толпы, еще секунду назад взвинченной, донеслось:

— А что, бабоньки? Давайте пропустим его. Нам-то что, мы постоим, не привыкать, а он ведь слабый пол!

— Да ладно вам… — Андрей попытался было спастись бегством.

Но его схватили и почти силой протолкнули к прилавку. Пропустили и Наташу:

— Иди, или. А то он выберет дрянь какую-нибудь. Разве мужчинам можно такое дело доверить?

И вся очередь, разом подобревшая, принялась давать молодой паре советы, что брать, а чего ни в коем случае брать не следует.

— Бумажные подгузники — такая прелесть, ни забот, ни хлопот!

— Нельзя. От них опрелости.

— Ползунки пока не нужны, рано еще.

— Ничего! Покупайте впрок! А то потом исчезнут. У нас все исчезает.

— Пинетки не забудьте!

— И фланельки побольше. Фланельки!

Уф! Кажется, не забыли ничего.

Выбрались на воздух с шикарной плетеной коляской, доверху нагруженной свертками и пакетами.

С завистью глядел на них с пьедестала длинный черный Дзержинский. У него, бедняги, только и было, что долгополая шинель, тогда как у них — целая куча разных разностей, нагрудничков, слюнявчиков, погремушек. Подумав, решили даже раскошелиться на дорогущие небьющиеся бутылочки с сосками — иностранные, замысловатые.

Решили пройти часть пути пешком, уж больно погода была хороша.

Наташа украдкой следила за Андреем.

Он вез коляску так осторожно, так тщательно обходил неровности тротуара, будто там уже и в самом деле посапывал их сынишка.

Наташа думала о том, что отец и сын обязательно будут похожи друг на друга и найдут общий язык. Наверное, она даже будет ревновать мальчика к Андрею. Или Андрея к мальчику?

Да нет, ревновать не придется. Ведь она останется в семье единственной женщиной, и они оба станут по-рыцарски за ней ухаживать.

«Ты же мужчина, — скажет Андрей-старший. — Ты не должен ныть. Пусть мама капризничает, ей можно, она девчонка. А мы с тобой должны быть стойкими и отважными». И маленький мужественный человек тут же перестанет плакать и смело пойдет по жизни. Вот так-то!

Дома Наташа с упоением пересматривала, перекладывала, перещупывала всю эту симпатичную роскошь: тоненькие батистовые рубашонки, фланелевые пеленки, кофточки, чепчики. Нежная вышивка, тонкие кружева, атласные завязки…

Ну и богатый гардероб будет у малыша! Прямо как у наследного принца!

Ей вдруг самой захотелось быть маленькой и беспомощной, и чтобы теплые мамины руки пеленали и баюкали ее.

Наташа представила себе, как мама, еще совсем молодая, склонялась над новорожденной Наташенькой, Натусенькой, Тусиком. И отец рядом — живой, красивый и счастливый. Они нежно треплют ребячьи пухленькие ручки и ножки.

И они еще не знают, что жить отцу осталось не так уж долго.

И что маме доведется понянчить внучонка, а ему — нет.

Мама до сих пор бережно хранит первые Наташины кофточки и шапочки. Теперь они вновь пригодятся. Правда, они розовые, девчачьи. Ну и что, подумаешь!

Если Наташа радовалась приобретениям тихо, по-женски, то в Андрее проснулся настоящий первобытный мужчина-дикарь.

С головы до ног обвешав себя разноцветными погремушками, точно шаманскими амулетами, он носился по квартире в неистовом папуасском танце, сопровождая каждое движение дикими выкриками:

— Йа! Хах-а! Улю-лю!

Он извивался и подпрыгивал, погремушки звякали и брякали на разные голоса.

Глаза у Андрея горели, вихры торчали во все стороны.

— Знай наших! — выкликал он. — Вот мы какие!

И свирепо грозил кулаком какому-то невидимому недругу:

— Мы вам покажем!

Наконец издал безумный клич:

— Да здравствует всенародный роддом!

И сделал самое настоящее сальто… Наташино любимое зеркало рассыпалось с оглушительным звоном…

— Оно само! — испуганно сказал Андрей. — Я даже к нему не прикасался.

Он схватил веник и принялся суетливо выметать стекла.

Наташа предупредила бесцветным, погасшим голосом:

— Осторожно, Андрюша, не порежься.

— Извини, — сказал он. — Я нечаянно.

— Я знаю, — как-то слишком спокойно ответила Наташа. И сама же принялась его утешать: — Разбилось и разбилось. Бывает. Не надо расстраиваться. И пугаться нечего. Ведь все в порядке, да?

— Конечно, конечно, — поддакивал Андрей. — Все у нас будет очень, очень хорошо…

В дверь тихо постучали. Андрей так и замер с совком и веником в руках.

Наташа подошла к двери, помедлила секунду, но открыла-таки замок.

Какой-то человек стоял на пороге, в темноте коридора было не разобрать.

— Здравствуйте, Наташа…

— Владимир Константинович… — упавшим голосом сказала Наташа.

— Я, собственно, не только к вам… — оправдывался Мартынов…

— Да вы входите, входите… Это Андрей… Это…

— Здравствуйте, — буркнул Андрей. — Мы знакомы.

Мартынов вошел, но садиться не стал, хотя Наташа уговаривала его.

Андрей повернулся к профессору спиной и продолжал сметать осколки.

— Андрюша, подожди, — попросила Наташа.

Тот со вздохом выпрямился и уставился на профессора, мол, слушаю вас, господин хороший.

— Я к вам, ребята, вот по какому поводу. Я очень за вас рад. И… И хочу попросить у вас прощения, у обоих…

— Владимир Константинович… — начала было Наташа, но Андрей перебил ее:

— Вы ни в чем перед нами не виноваты. Если вы хотите намекнуть на то, что я перед вами виноват, извините… Я виноват…

— Скажу вам по секрету, Андрей… Я так действительно думал, но пришел совсем не за этим… Хотя это здорово, если вы не таите на меня обиду.

— Не таю.

— Правда?

— Правда.

Следующие минуты две все молчали и только погладывали друг на друга.

— Чаю? — встрепенулась наконец Наташа.

— Нет-нет, спасибо. Я побегу… Мне еще в одно место…

— Уже убегаете? — удивилась Наташа.

— Да. Э… Да, убегаю, да… Нет, я все-таки скажу. Наташа, я бы хотел оставаться вашим другом… И вашим, Андрей…

— Конечно, Владимир Константинович, — с готовностью сказала Наташа. — Ведь правда, Андрей?

— Да.

— И еще… Она не злодейка, — добавил он почти шепотом. — Она просто потерялась…

Он хотел сказать еще что-то, но только махнул рукой.

— Все, до свидания…

После ухода Мартынова какое-то время в доме царило изумление.

— И чего он приходил? — спросил Андрей, выбросив осколки в мусорное ведро.

— Он просто очень хороший человек, — сказала Наташа, не находя другого объяснения. — Очень хороший…

А вечером пришла тетя Клава.

Она вломилась, спеша сообщить новость:

— Наташка! Мой-то и правда умным оказался! Не соврала кофейная гуща!

Наташа через силу улыбнулась:

— Что, предложение сделал?

— Как бы не так! Я сама ему сделала. Женись, говорю, на мне, хочу строить крепкую советскую семью!

— Заявление подали? — спросил Андрей. Он сейчас был благодарен тете Клаве за это вторжение, за бурный темперамент, за брызжущую через край энергию — словом, за все, что могло хоть как-то отвлечь и развлечь его жену.

— Как же, разбежался, заявление! — тетя Клава скорчила рожу. — Он мне знаешь чего сказал? Я, говорит, не дебил. — И это больше всего веселило саму соседку.

Наташа и Андрей тоже засмеялись.

— Ой, ребятки! — спохватилась тетя Клава. — Я же вам телеграмму принесла. Чуть не забыла из-за этого лысого угробщика.

И она вытащила из-за необъятного бюстгальтера бланк, уже слегка помятый.

Эту телеграмму передал ей почтальон нынче днем, не застав ребят дома: они как раз ушли в «Детский мир».

Бланк был простой, не поздравительный.

Андрей надорвал липкую бумажную ленточку, отогнул полоску с текстом.

Прочитал. Еще перечитал. Мотнул головой.

— Не понимаю, — сказал он и протянул послание Наташе.

От смеха у Наташи заслезились глаза. Она разобрала не сразу.

СРОЧНО ПРИЕЗЖАЙТЕ НИНА СЕРГЕЕВНА ПОГИБЛА ПОЖАРЕ. БАГИН

— Мама? — переспросила Наташа. — Как?