Мвене-Ньяга и семеро пророков

Меньше всего я был подготовлен к событию, которое мне пришлось увидеть в Найроби.

Вспоминая фотографии волков, рысей, медведей, гусей, сделанных нашим талантливым природолюбом корреспондентом «Комсомолки» Василием Песковым, хотелось отснять «царей», «князей» и «дворян» животного мира Восточной Африки. Мне неоднократно описывали, как разгуливает на воле «царь» зверей — лев, как оспаривает у него этот титул умный слон, а «князь» пернатых — страус свысока смотрит на выскочек бабуинов и прочих ниже его ростом и менее благородной осанки обитателей саванн.

Однако первые кадры пришлось потратить не на намеченные заранее объекты, а на… автомобили.

Сафари по саванне

Чувствовалось, что город охватила лихорадка. По улицам Найроби, попирая правила местной автоинспекции (а они здесь строгие до умопомрачения), проносились разукрашенные автомашины — участницы восточноафриканских автомобильных гонок — сафари. Около банка Барклай — напряженная толпа: нужно было предсказать, какая машина придет первой (за правильный прогноз — новенький форд, который стоял тут же). Соревнования захватили буквально все сферы жизни города. Казалось, отодвинулись в сторону все другие дела и заботы. Торговцы рисовали автомобили везде, где только можно. Владельцы заводов прохладительных напитков, потеряв чувство меры, утверждали, будто участники гонок все шесть дней будут питаться только кока-колой или фантой (сорта лимонада) и чуть ли не зальют ими свои радиаторы. Одним словом, уйти от такого события не представлялось никакой возможности.

И вот я у серого величественного здания ратуши. Молодая жена президента Джомо Кениаты и мэр города господин Рудиа с золотой цепью на груди готовятся дать старт шести десяткам ревущих «зверей». Кто победит? Вопрос этот мучил всех: и ловцов удачи у банка Барклай, и репортеров, и ребятишек, и стариков, и, естественно, водителей, а главное — владельцев фирм, чьи автомобили должны были пройти по красным дорогам трех стран — Кении, Танзании и Уганды. Вопрос этот мучил всех, кроме одного человека — звездочета господина Садруддина, живущего в Найроби. Ему не нужно было знать объем цилиндров автомашин, прочность рессор или мастерство водителей. Он ткнул в небо и сказал:

— Видите, как расположились планеты! Видите, какое место занял Сатурн! А солнце? Вот что, — звездочет окинул горделивым взором газетчиков, судей и полных мужчин в широких галстуках — представителей фирм, — победит Руби Рэндолл.

Когда Рэндолла еще до начала гонок ознакомили с их результатами и хотели вручить золотую медаль, он покраснел от удовольствия, но все же нашел в себе силы скромно отказаться и заметить:

— Ну что ж, по крайней мере я знаю кого-то, кто поддерживает меня.

Гонщик понимал, что ему придется иметь дело с сильными автомобильными «волками», которые не уступят дороги за здорово живешь и постараются во что бы то ни стало опровергнуть предсказание астролога.

За секунду до старта

Начались торжественные проводы. Я смотрел на Рэндолла. Его машина въехала на стартовый постамент. Радиокомментатор сообщил физические и биографические данные водителя. Сразу десять тысяч человек узнали, что господин Рэндолл предпочитает бифштекс с кровью бифштексу прожаренному, что он женат, любит свою жену и детей, что свободное от гонок время отдыхает за пасьянсом. Комментатор кончил. Госпожа Кениата улыбнулась. Мэр поднял руку, его золотая цепь звякнула о микрофон, флаг опустился. Рэндолл нажал на газ, и «форд-кортина» съехала с постамента. Что ждет ее? Все понимали: гонки будут тяжелыми. Начинался сезон дождей. Вспомнили предсказания синоптиков: они обещали необычно сильные дожди. Здесь даже от маленького дождя дороги мгновенно превращаются в жидкое мыло, а если ливень?! За время гонок надо пройти весь маршрут в одной и той же машине серийного производства, и только после двухсот миль — обязательный отдых; в контрольных пунктах с машиной делать ничего нельзя, кроме как протереть стекла, стоп-сигналы и номера; разрешается взять запасную канистру с бензином, поставить дополнительные фары, захватить цепи для колес.

Решив узнать, сколько пунктов и подпунктов в правилах, я сбился со счета. Они, между прочим, требуют, чтобы водитель имел при себе аптечку, огнетушитель, запас еды и воды на 48 часов. Предосторожности эти, конечно, не напрасны.

Водители должны опасаться не только зверей (например, в 1953 году безобидная антилопа выпрыгнула перед машиной гонщика Ларсена, и он вернулся с огромным синяком под глазом), но и сильных ветров, несущих тучи пыли; пожаров, которые в саванне очень часты; ливней, застилающих ветровое стекло… Во время гонок 1957 года одна из автомашин попала в реку и двое водителей погибли.

Правда, на этот раз участники сафари были лучше оснащены. Двадцать телефонных установок и тридцать радиостанций держали под контролем всю трассу. В газетах я видел снимки парашютов, предназначавшихся для аварийных десантов и для того, чтобы в случае необходимости доставить потерпевшим еду и запасные части.

Корреспондентам не разрешили следовать за участниками соревнования. И это, пожалуй, правильно. Иначе гонки превратились бы в соревнование между журналистами и водителями-профессионалами. Могли пострадать «сафаристы»: ведь расспросы, вспышки фотоблицев отвлекают и нервируют. В свою очередь издатели газет и редакторы не получили бы интересных репортажей: у журналиста все-таки меньше опыта, чем у гонщика, а значит, больше возможностей переломать руки и ноги.

Таким образом, газетчики, радио- и телекомментаторы остались в Найроби. Они метались по городу, добывая сведения о гонщиках. Были, правда, счастливчики, которые за немалые деньги убедили кое-кого из шоферов взять передатчики, чтобы постоянно сообщать о ходе гонок. Те брали и аппараты и деньги, но часто вести передачи не могли: нужно было выигрывать сафари…

Интересного было много. Но, пожалуй, больше всего меня поразила власть денег в действии. Она, например, поставила бизнесменов в лучшее положение по сравнению с журналистами. Выстроившиеся на старте автомашины, казалось, прошли через красильные цеха, «художественные бани» и «косметические кабинеты» разных компаний, приложились своими боками к заготовленным клише и теперь пестрели отпечатками реклам и просьб, а скорее — приказов или ультиматумов: ««Обувайте» свои колеса покрышками «Гудьир», «Пользуйтесь бензином, Эссо», «Употребляйте помаду фирмы «Елена Рубинштейн»…

Компания кока-колы превзошла всех. Она, как и в предыдущие годы, взяла на себя расходы по оформлению стартовой площадки, сооружению трибуны для прессы, заплатила за номера водителей и за изготовление пропусков для почетных гостей и журналистов. Естественно поэтому, что на каждой дощечке трибуны, чуть ли не на каждом флажке стартовых украшений, на уголочках билетов красовалось: «Пейте кока-колу!» Говорят, что фирма выиграла и старт и финиш: продажа напитка, а значит, и прибыли компании за время сафари резко увеличились. Кока-коловские политики не обнесли и прессу. Специальный бюллетень сообщал, что в информационных центрах журналистов ждут бутылочки с «освежающим и тонизирующим эликсиром». Бесплатно!

Иные бизнесмены выразили свою, отнюдь не бескорыстную любовь к этому виду спорта в несколько другой форме. Было, скажем, «подарочное» направление. Компания «Эссо» решила преподнести победителям миниатюрную золотую цистерну при условии, если, конечно, победитель ездил, ездит и будет ездить на бензине «Эссо». Авиакомпания БОАК заготовила чемпиону бесплатный билет туристского класса для полета в Лондон и обратно, но при этом ставила одно условие: на машине должен быть призыв ко всем жителям планеты летать только самолетами БОАК. Агенты американского журнала «Ньюсуик» поднимали боевой дух будущих чемпионов тем, что гарантировали им бесплатную подписку. Но больше, несравненно больше поднимали дух винодельческие фирмы Франции. Своему соотечественнику, участнику гонок Фонтэну Гери они решили презентовать дюжину бутылок коньяка «мартель». Независимо от того, выиграет Гери гонки или нет, коньяк за ним.

Итак, еще задолго до старта Четырнадцатые восточноафриканские автомобильные гонки имели сильный и стойкий коммерческий привкус. В брошюре, оперативнейшим образом выпущенной компанией «Шелл», отмечалось, что «промышленники быстро поняли ценность сафари и гонки с самого начала превратились в англо-франко-западногерманскую битву, к которой присоединились итальянцы, шведы и японцы».

Так выглядели автомашины

на восточно-африканских гонках

Конкурентная борьба обострялась с каждым часом, потому что положение на трассе становилось сложным. Зарядили дожди. Как и ожидалось, дороги развезло. Иногда среди ночи тревожный голос по радио сообщал, что потерялась такая-то машина. Поднимали на ноги спасательные службы, жителей названного квадрата просили выйти на помощь. Несчастных находили. Иногда они просто не могли выкарабкаться из грязи, иногда авария или серьезные поломки вынуждали гонщиков сойти с дистанции. Очень скользко было в горах. Только самые удачливые, опытные и собранные преодолевали эти естественные препоны.

Чьи же колеса все-таки победят?

«Возможно, главная цель сафари, — писалось в упоминавшейся шелловской брошюре, — заключается в том, чтобы дать покупающей публике представление, что она приобретает за свои деньги». Так рассуждала «продающая публика». Но простые жители Найроби искренне восхищались этим тяжелым спортом и так же искренне желали гонщикам благополучного возвращения.

…Но вот и финиш! Помятые, с выбитыми фарами и треснувшими стеклами автомашины ворвались на проспекты Найроби и остановились у городской ратуши. Грязные, небритые гонщики… Их стало заметно меньше, и среди победителей Руби Рэндолла не было. Звезда астролога Садруддина чуть ли не закатилась… Новенький «форд» у банка Барклай достался егерю одного из национальных парков, который не верил ни в планеты, ни в приметы. Коньяк «мартель» выпили. Золотую цистерну вручили. Спортсменов отправили отдыхать. Прибыли положили в сейф. И только после этого Кения снова заблистала своим главным богатством, ради которого приезжают сюда тысячи людей. Заблистала «дикой жизнью».

Мвене-Ньяга и семеро пророков

Прежде чем отправиться в дальние кенийские края, я решил попытать счастья поблизости от Найроби. Признаюсь честно, я был несколько разочарован еще тогда, когда ехал с аэродрома в город. Ведь друзья, побывавшие в Кении, рассказывали истории, после которых я представлял себе: как стою у окна гостиницы в Найроби и не очень сильным телеобъективом снимаю слона, а по ночам мой слух услаждает вой гиены. Но все предстало по-другому. Ни одного слона!

Поэтому, когда закончились сафари, я решил не строить особых иллюзий и действовать продуманно и наверняка. Составил план.

Первым пунктом значилось посещение заповедника пресмыкающихся. В загончиках спали маленькие и большие существа, о которых рассказывали страшные истории. Одни убивают своим ядом мгновенно, другие — постепенно. Но не все змеи злы к людям. Есть такие, которые питаются яйцами: возьмет яйцо, где-то перед пищеводом оно лопается — скорлупа наружу, а желток с белком продолжают свой путь на здоровье любителя калорийной пищи. С ними случается меньше неприятностей, чем с собратьями, которые предпочитают мясо. Иной раз заглотает слишком крупную жертву. Может получиться, что кость ее прорвет брюхо. Это хоть и не страшно (рана зарастает), но неприятно.

Самые интересные обитатели заповедника — крокодилы— спали на дне бассейна. Время от времени они медленно поднимались, подставляли ноздри воздуху, вдыхали новую порцию и снова мерно опускались на дно. Крокодилов пытались разбудить. Но у них был мертвый час, и нарушить режим оказалось делом трудным. Ведь это не какие-то змеи, которых смотритель тревожил чуть ли не каждую минуту, показывая посетителям, как надо хватать самых ядовитых и увертливых. Крокодилы солидны.

После заповедника дела пошли веселее. В Национальном парке под Найроби мы натолкнулись на счастливую мамашу-львицу, окруженную автомашинами с туристами. Расположившись под кустом, она наслаждалась жизнью — вытягивалась, каталась на спине. Львята играли, точь-в-точь как котята. Ни они, ни мать на автомашины никакого внимания не обращали. Наверное, львица догадывалась, что администрация парка строго-настрого запрещает открывать не только двери, но и окна. Были случаи, когда люди дорого платили за свою «храбрость»… Поэтому и не удалось как следует сфотографировать львицу. А показавшийся было жираф позировать отказался и ускакал туда, куда машина проехать не могла. Удалось снять только зебру. Но разве это трофей?! Та же лошадь, только полосатая.

Так почти ни с чем я и вернулся в Найроби. Меня встретил коллега-журналист, мой добрый и славный друг, проживший в Кении несколько лет. Желая подбодрить неудачного охотника за экзотикой, он, во-первых, предложил тут же сфотографировать льва («Привези домой хоть один снимок, а то неудобно», — наставлял он), а во-вторых, пообещал свезти меня в «Три топс».

Сравнение не в пользу «льва»

Первое предложение было заманчиво, хотя я чувствовал какой-то подвох. Так оно и случилось: лев оказался черным котенком. Милым, веселым, но все же котенком. Сын товарища, Женя, усадил его на крыло «Волги», а рядом для фона установил белый шар. Подвох обернулся замечательным кадром, ибо «шар» был не шаром, а страусиным яйцом, да таким большим, каких я даже на картинках не встречал. «Лев», усаженный рядом с «фоном», был заснят. Кое-что я все же увозил домой. А попутно — и небольшой рассказ. Яйцо подарил Жене работник Национального парка. Это очень ценный сувенир, потому что по закону запрещается подбирать и уносить страусиные яйца. Но это было, видно, снесено птицей легкомысленной: не желая обременять себя заботами о потомстве, она ушла от еще не вылупившегося дитяти. Яйцо лежало день, третий, десятый… Вот потом его и подарили русскому мальчику. И тут же дали совет: чтобы яйцо не испортилось, просверлить в нем дырочку и убрать содержимое. Однако легко сказать «просверлить». Ни ножницы, ни гвоздь не брали толстую скорлупу. В это время в доме меняли электропроводку, и один из рабочих дрелью просверлил две дырочки. Звук при этом был такой, как будто режут танковую броню.

Мой друг, конечно, понимал, что двумя-тремя снимками удовлетвориться нельзя. Выполняя свое обещание, он через три дня сказал:

— Ну, брат, собирайся. Едем в «Три топс».

…Тарахтит старый автобус. Выхлопные газы и пыль мешают дышать. Пять человек долго бежали за автобусом, пока шофер не пожалел соплеменников и не остановился. Трудно было пристроить копья, и поэтому они тыкались то в чемоданы и узлы, то в пассажиров.

Но зато… Вот тут обязательно нужен фотоаппарат. Элегантными прыжками, как будто на замедленной киноленте, движется стая антилоп. Издалека замечаешь голову жирафа под развесистым деревом. А тут почему-то дорога вытоптана поперек. Оказывается, прошли слоны в поисках водопоя. Наступила засуха.

Мы остановились около небольшой деревушки. Шофер, пообедав рисом, завернутым в пальмовый лист, прилег в тени, а мы пошли в деревню. Невыносимый зной, лица у людей хмурые — засуха. Уже подготовили землю под посевы, уже отобрали семена, а дождей нет. Что делать?

Жители деревушки, оказывается, не теряют присутствия духа. Когда наступает засуха, старейшины собираются, чтобы обсудить положение. Потом вызывают семерых пророков, которые должны получить ответ или совет от Мвене-Ньяга, высшего божества, которому поклоняется племя. Если божество «молчит», не посылая ни дождя, ни совета, это означает, что «Мвене-Ньяга осерчал на людей». Нужно принести ему жертву — овцу. Только какой масти: черной, коричневой или белой? Если белой, то она должна быть абсолютно белой, без единого, даже самого крохотного пятнышка. Теперь другая забота: где взять жертву? При этом не только важно найти подходящую овцу, нужно еще знать, каков ее хозяин, ибо Мвене-Ньяга может рассердиться, если хозяин овцы окажется плутом, недостойным человеком. Наконец выбор сделан: и шкурка без пятнышка и хозяин с великолепной репутацией. Он получает зерно, которое специально выращивают для таких случаев, и мед, собранный пчелами со священного дерева. После этого выбирают старика, старуху, мальчика и девочку (до восьми лет), которые совершают жертвоприношение под священным деревом могумо.

Ко дню жертвоприношения готовят два сосуда: один — с хмельным медом, а другой — с молоком от коровы, которая выбрана племенем для этого случая. Около священного дерева вождь отпивает часть содержимого сосудов: он показывает Мвене-Ньяга, что напитки не отравлены. Люди семь раз обходят дерево, затем начинается собственно жертвоприношение. Процедура эта длительная. Когда овца убита, участники церемонии начинают собирать листья и хворост от священного дерева. Из него же делают две палочки и, как в доисторические времена, трением добывают огонь. В костер опускают тушу, жарят. Кровь выливают в сосуд, где раньше было молоко, а растопленный жир занимает место медового напитка. Но вот мясо готово. Его режут на кусочки. Часть съедают старики и дети, а часть горкой складывают для Мвене-Ньяга. Потом кости и предназначенную богу порцию бросают в костер. Громко поют молитвы: дождя, дождя!

Через пять дней и ночей после жертвоприношения Мвене-Ньяга даст ответ. В это время из деревни никто не должен уезжать, особенно если, путешествуя, придется пересекать реки или ручьи. Деревня будет закрыта для гостей из других племен, чужеземцев. Воинам запрещается исполнять боевые танцы, потому что может возникнуть спор и вспыхнуть драка, а это все испортит.

…Автобус подпрыгивал на ухабах. На горизонте мы увидели тучу. «Вот тебе и раз, — подумалось, — действительно, деревня с помощью Мвене-Ньяга добыла дождь». За последние годы его пророки довольно верно выбирают день для жертвоприношения. Что ж, оно и понятно. Достижения науки XX века знакомы и пророкам. Например, они не видят большого греха в том, чтобы пользоваться барометром.

Рассказ о боге племени кикуйю, приготовления к жертвоприношению заинтересовали, и я попросил коллегу познакомить меня с каким-нибудь экспертом по местным религиозным вопросам. После расспросов выяснилось, что он живет недалеко от «Три топс». К нему и решили заехать.

Типичный для этих мест круглый дом. У старика волосы побелели, в ухе огромное кольцо. Рядом молодая женщина (со связкой бус на шее, в ушах тоже по связке — штук пять или шесть — колец) бреет голову малышу. Любопытная процедура. Сначала выбривают тонкую полоску от лба до затылка. Ее пересекает другая, которая начинается у левого уха и кончается у правого. Получается крест. Для чего? Старик берет пачку «лаки страйк» (сорт американских сигарет), чиркает зажигалкой и, отодвинув по щеки кольцо, объясняет:

— Это убережет моего правнука от злых духов. Они испугаются и не тронут мальчика.

Говорят, в «каждом стакане своя буря». В данном случае она бушует уже много лет между Мвене-Ньяга и злым духом ороги. Ороги — это зло. Его люди, его служители достойны огня, — чувствуется, у старика накипело на душе. И, постепенно распаляясь, вспоминая, видно, давние обиды, он рассказывает о тех, кто мешает жизни племени кикуйю:

— Ороги рыскают по саванне и джунглям, они собирают ядовитые травы и растения, потом прячутся в уединенных и диких местах. Дымок поднимается над их адскими котлами — это варят яд.

Как узнать, варят ли ороги яд или просто свой обед? А может, это не ороги? Эксперт по культам делает жест: «Погодите, мол, объясню». Оказывается, ороги, да еще в момент, когда готовят зелье, узнать нетрудно. Маг недобрых сил во время «работы» мажет лицо мбирой — смесью сажи с маслом, а вокруг глаз ставит белые точки…

— Опасные это духи, — заключает наш хозяин, удовлетворенно поглядывая на правнука, которого хранит от яда ороги выбритый крестик.

Однако скоро мы убедились, что носителей зла не очень-то боятся: у членов племени кикуйю много средств против яда. Например, ороги захотят разрушить любовь молодых, подсунув девушке «напиток отвращения». Но не тут-то было. Юноша, почувствовав перемену в невесте, спешит к магу любви и излагает ему свою беду. У мага уже все наготове: особая трава в запасе, коренья собраны. Он все это перемешивает, затем тайно пробирается к хижине девушки и подбрасывает снадобье в ее очаг. Девушка спит и не подозревает, что, когда она вдыхает дымок очага, то с ароматом лекарства доброго мага к ней снова возвращается любовь.

Но главным защитником людей является бог Нгаи (когда к нему обращаются, то называют Мвене-Ньяга).

Он создал мир, людей, зверей, траву. Нгаи живет на небе.

— Но у него есть место и на земле, — старик почтительно привстает и показывает рукой туда, где, покрытая белой шапкой, стоит гора Кениа. — Да, да, там.

У Мвене-Ньяга нет ни отца, ни матери, ни братьев, ни сестер. Но в его распоряжении солнце, луна, звезды, дождь, радуга, молнии и гром. Каждый из этих семерых подчиненных Мвене-Ньяга должен иметь своего исполнителя на земле — пророка среди людей. В его задачи входит постоянно поддерживать связь с резиденцией на небе или на горе Кениа, толковать волю Мвене-Ньяга, разъяснять те или иные его действия.

— Например?

— Например? — старик собирается с мыслями, — Вот, скажем, молния убила человека. Сам виноват. Пророк докажет: ведь нельзя смотреть на небо, когда Мвене-Ньяга метает молнии. Нельзя смотреть на бога. Известно, что он встал с ложа. Гром означает, что Мвене потянулся, хрустнул суставами — если идешь по дороге, опусти глаза в землю; если спишь на спине, немедленно перевернись на бок.

Оставался еще один вопрос: где пророки обучаются мудрости общения с небом? Есть ли какие-нибудь школы или кружки, курсы по повышению квалификации?

— Нет, — старик выключил приемник, — эта, как вы говорите, квалификация должна прийти сама собой. Кстати, ни пророки, ни все остальные, кто исполняет волю небес, не должны использовать свое положение для личной выгоды.

Старик собирался на церемонию к священному дереву. Он накинул на правое плечо кусок ткани и медленно двинулся за околицу. Священное дерево в пяти километрах от села. Когда-то такие деревья были невдалеке от деревни, но их вырубили европейские владельцы плантаций сизаля.

Мало осталось священных деревьев. Труднее стало добиваться помощи у Мвене-Ньяга.

Жду леопарда

«Три топс» — это заповедник, расположенный в 91 миле от Найроби, в стороне от больших дорог. Во время борьбы за независимость Кении там скрывались отряды патриотов.

Нам предложили отдохнуть в гостинице «Аутспэн». Перед самым входом стояла зебра и «зарабатывала» шиллинги не очень тяжелым, но, по своей вероятности, скучным трудом. Вот на нее со стульчика забирается совсем уж старая американка. Усевшись на смирной полосатой лошади, она пудрит нос, подкрашивает губы, собрав силы, по-ковбойски лихо откидывается. Секунда в таком бравом виде — готово! Снимок сделан. Сколько таких фотографий привезет она в какой-нибудь Техас! Внуки увидят, как их бабушка «пересекала» на верблюдах Сахару, «тряслась» на ослике, преодолевая горные перевалы в Сирии, а в Киншасе от отеля до кафе «ездила» на слоне.

Фотограф работал вовсю. Сейчас он запечатлевал на зебре священника в рясе, следующим стоял бородач, за ним мальчик в ковбойском наряде.

…Мы вошли в холл гостиницы. Осмотрелись и отметили, что реклама кока-колы добралась и сюда. Она облюбовала место у ветвистых рогов оленя и чучела Какой-то рыбы.

После обеда и прогулки по постриженной лужайке начали собираться в путь. Обстановку явно накаляли. Служащий отеля громко спрашивал по телефону:

— Леопарды? Сколько? Внимательно следите! Вызовите охотников из Найроби! Вертолетом!

Появились вооруженные дробовиками сопровождающие. Врач каждого спросил, как сердце, готов ли уважаемый господин или уважаемая госпожа вынести волнения и острые ощущения. Неготовым оказался длинноволосый парень с гитарой. Он потребовал назад деньги. Получив отказ, сообразил — «что упало, то пропало» и полез в джип. Тронулись…

Мы добирались минут сорок по извилистой дороге. Встретил нас сухопарый седой англичанин. Поправив на плече ружье, он произнес короткую, но выразительную речь:

— Идти гуськом. Не отставать. Постараться не кашлять и говорить шепотом.

Вспомнилось объявление, которое висело у входа в туристскую контору в Найроби. Оно должно было пробудить инстинкт охотника и заставить его решиться на путешествие в «дикую жизнь». Объявление сообщало. «Вчера в «Три топс» видели: слонов — 9, носорогов — 5, леопардов — 1».

И вот мы у места, где был вчера леопард. Пошли. Наш вооруженный гид время от времени замирал и озирался. Тогда мы тоже замирали и озирались. Однако переход закончился успешно, и мы вступили на лестницу трехэтажного дома. Его выстроили, используя в качестве опоры деревья. На ночь лестница дома убирается либо перекрывается решеткой.

Лица туристов утратили напряженность, и, наверное, каждый, ступив наконец на обзорную площадку и глянув вниз, сказал про себя: «Нам не страшен серый волк» или «желтый лев» — кому что не страшно… Волков внизу не было… Львов тоже…

Главной достопримечательностью гостиницы является мемориальная доска: «На этом дереве мгуму ее королевское высочество принцесса Елизавета и его королевское высочество герцог Эдинбургский провели ночь на 5 февраля 1952 года. Здесь, после того как умер король Георг VI, его дочь принцесса Елизавета была провозглашена королевой».

Оставив вещи в уютных номерах, приготовив бинокли и фотоаппараты, все снова вышли на площадку, уселись в кресла и стали ждать. Отовсюду могла показаться «дикая жизнь». Настоящая. Не то что дикие кабаны и собакообразные обезьяны бабуины. Кабаны мирно паслись на виду у всех. Если они находили что-нибудь вкусное, то деликатно подгибали колени и ели. Бабуины же, напротив, были лишены всякого такта. Завидев у мальчика печенье, бабуин с детенышем под брюхом стремительно взобрался по сваям и буквально вырвал лакомство. Другим его собратьям также хотелось «пощипать» туристов. И когда одна из дам поднесла к глазам бинокль, обезьяна схватила ее нейлоновый мешочек и бросилась вниз. Однако похитителя ожидало разочарование: в мешочке были лишь вязальные спицы и моток шерсти.

Первые жертвы «дикой жизни» были принесены. Что же будет дальше?

Скажу откровенно, нам не очень везло. Носороги, слоны и леопарды не появлялись. Устав от ожиданий, я пошел в холл. Там на столе, рядом с которым стояла пепельница из ноги слона, лежали толстенные книги с записями впечатлений. Читая их, я испытывал зависть. Вот что писал герр Зайдель из Гамбурга: «Вдруг из леса вышел леопард. Его увидели слоны. Сначала выжидали, а потом бросились на леопарда».

«Видел, как дрались носороги».

А один из туристов, некий Гудзон из компании по распространению химических продуктов, был, вероятно, так потрясен, что свои впечатления об увиденных животных решил выразить в стихах.

Национальные парки Кении (так здесь называют заповедники) — ее слава и золотое дно. Здесь бывал Эрнест Хемингуэй, сюда приезжают кинорепортеры, принты, ученые, просто туристы. В Найроби можно купить или взять напрокат любое ружье, а за определенную плату вам устроят охоту на любое животное. С нашествием туристов и охотников у «дикой жизни» прибавилось врагов. Теперь уже не только пуля угрожает льву. На него охотятся с сетями, ему подбрасывают снотворное (однажды перепутали дозу, и несколько животных погибло). Не меньшую опасность представляют и модницы: появились рекламы манто из леопардовой шкуры, и сотни кенийских леопардов поплатились жизнью. Коммерсанты нанимают охотников из местного населения. За несколько монет они истребляют своими ядовитыми стрелами массу животных. На охоте греют ру-ки и контрабандисты. В Эфиопии однажды пограничники задержали грузовик, который вез триста шкур леопардов, незаконно убитых в Кении. В последнее время очень не везет слонам: растут в цене их уши, ноги, хвосты…

Правда, иногда звери, особенно раненые, мстят своим обидчикам. Однажды некий господин Габбара, охотясь, уснул в лесу. Его увидел слон- Вспомнив про торчащую в боку стрелу, он схватил человека и подбросил его на несколько метров.

Конечно, было бы ханжеством лить слезы по каждому льву и слону. Кения — не зоосад. Иногда слоны приносят колоссальный урон крестьянам: вытаптывают посевы, разрушают хижины. Бывают случаи, когда хищники утаскивают детей… Но если не контролировать охотничье хозяйство, если отдать его на откуп туристским конторам, то может исчезнуть одно из самых прекрасных мест на земле. Конечно же, в Кении есть люди» которые болеют за сохранение животного мира. Но им трудно. Нет средств, чтобы оберегать «дикую жизнь». Нет возможности подготовить кадры егерей, зоотехников, смотрителей. Многие специалисты английского происхождения по разным причинам ушли из национальных парков. А заменить их некем.

…Спустились сумерки. И вот долгожданный слон. Видно, судьба его не жаловала. Одного бивня нет. Хвост то ли обрублен, то ли откушен. Слон медленно прошелся вдоль водоема. Потом оставшимся клыком вспахал борозду, что-то там нашел и хоботом отправил в рот. За слоном выкатились из леса три «бочонка». Два из них — размером с автоцистерну. Носороги. Отец, мать и дитя. Строго соблюдалась семейная иерархия. Остановится отец, и все стоят. Опустит он свои два рога к земле, и сородичи делают то же самое. Ходили носороги медленно, задумчиво. И так же тихо скрылись в чащобе.

На их место в большой круг от прожектора прыгнули антилопы. Сначала прислушались. И не зря. Вдруг тревожно закричали обезьяны. Раздался рев. Это же леопард! Антилопы рванулись в сторону. Из комнаты выскочил полураздетый человек с тремя фотокамерами: «Где? Где он?!» Но леопарда мы так и не видели.

Около полуночи нам посоветовали идти в комнаты, чтобы проснуться в пять утра: «Может, на рассвете больше повезет».

Утром было прохладно, моросил мелкий дождь. И все-таки проснуться стоило! Мы узнали, что такое звуки просыпающейся саванны. Передать их может только магнитофон, ибо нет таких слов, чтобы изобразить кваканье, попискивание, какой-то скрежет, шуршание, всхлипывание неведомой птицы…

Когда мы вернулись в Найроби, нас встретил наш «лев». Вел себя котенок настороженно. Обнюхивая ноги, шипел, поднимал шерсть. Наверное, чувствовал, что люди слишком близко подходили к опасной «дикой жизни». Но ему было неизвестно, что сейчас не «дикая жизнь» угрожает цивилизованной. Напротив, «дикая жизнь» в опасности. А она нужна людям. Иногда очень полезно прикоснуться и к ней, чтобы уметь любить таких вот, как он, домашних «львят».

Я видел в Найроби американский фильм — «Рожденная свободной». Место действия — Кения. Добрые люди выращивают львенка, и перед нами красивая, молодая львица. Она любит своих хозяев, их дом. И все-таки зов джунглей, саванны пробуждает в ней жажду свободы. Львица уходит, и мы становимся свидетелями трагедии. Выросшее среди людей красивое, сильное животное не готово к свободе. Оно не умеет охотиться. Оно вот-вот погибнет. Люди пытаются исправить свою ошибку. Они находят свою любимицу и учат ее добывать пищу. В финале — львица со львятами, гордая и прекрасная, стоит на скале. Ее густогривый спутник чуть поодаль: он на страже свободы нового потомства.

Уважение к свободе — вот главное содержание фильма. Здесь любовь поставлена во главе жизни. Если бы людьми, которые в свое время пришли в Кению, двигала любовь, а не ненависть, то в стране было бы меньше могил, меньше несчастных, ждущих помощи только от Мвене-Ньяга.