Мы идем на Кваркуш

Не забудьте варежки!

Началось все с газетной заметки. В ней говорилось об альпийских лугах на севере Урала, об учениках одной из школ Пермской области, которые ежегодно с наступлением летних каникул забирают в колхозе молодняк рогатого скота и гонят на эти далекие горные пастбища. Здесь и поход, и большое нужное дело. Мы с Борисом написали письмо организатору этих необычных походов учителю Борковскому, попросили взять в следующий поход нас. Ответ получили короткий и энергичный.

О самом главном, о том, что об альпийских лугах на Урале мало кто знает, что скот-то гонят ребята, добровольно, безвозмездно, — ни слова.

В конце, уже после того, как письмо, должно быть, полежало, Борковский приписал:

Письмами мы обменялись в марте, так что оставалось время подумать и о варежках. Но мы об этом не думали. Не верилось, что в июне потребуются теплая одежда и варежки. Зато привели в боевую готовность палатку, охотничьи ножи, с особой тщательностью зарядили пулевые патроны для тройника. Борис с невыносимой дотошностью осматривал и перематывал свои «редкие», «надежные» лески и поводки. Он утверждал, что в тайге от успешной охоты и рыбной ловли будет зависеть наше благополучие.

Своим чередом шли сборы и приготовления, но чем меньше времени оставалось до отъезда, тем больше меня тревожила одна думка: выдержит ли это трудное путешествие Борис? Фронтовик. Три ранения, тяжелая контузия, нудный, запущенный гастрит — это не шутка. Но он упрям и зол. Сердится, когда я начинаю говорить о его недугах.

— Вражина ты! Ведь ребятишки гоняют скот! Неужели ты думаешь, что я не выдержу?!

И я верю: он выдержит.

Я верю в это еще и потому, что знаю Бориса давно. Знаю его одержимую натуру, крутой нрав и редкую настойчивость в выполнении порученного дела. Помню случай, когда он получил от редакции срочное задание написать очерк об одном леснике. Добираться до лесника надо было сперва на узкоколейном паровозике, а потом, до кордона, незнакомыми лесными дорогами. Сойдя с поезда, Борис раздобыл где-то верховую клячу, расспросил, как ехать, и отправился на ночь глядя. Он спешил. К вечеру другого дня очерк должен быть готов.

Долго ли, мало ли он ехал, только вдруг ему показалось, что дорога слишком длинна, и он свернул в прямушку на торную тропинку. Стемнело, лошадь стала запинаться, боязливо похрапывать и шарахаться от кустов, и Борис, спешившись, повел ее, упирающуюся, за поводья.

Тропинка завела в болото. Теперь они пробирались по старой тальниковой гати, местами совсем затопленной, прощупывая дно ногами. И вот лошадь запнулась, резко прыгнула в сторону, завязла и начала отчаянно биться, погружаясь в тину. Борис сунул ей под брюхо подвернувшееся гнилое бревешко, а сам побежал на берег за валежником.

До утра старался. В кровь изранил руки, в лохмотья изорвал одежду. Столько сухого вершинника да колод натаскал из леса, что, как говорил сам, «на зиму бы дров хватило...» И вытащил лошадь.

В семь часов приехал к леснику. Не знаю, как уж там было дальше, только вечером в назначенное время Борис принес очерк в редакцию...

В конце мая из Верх-Язьвы пришла телеграмма. Выход назначался на второе июня. По нашим расчетам это было несколько преждевременно. Весь последний день я суматошно носился по учреждениям, оформлял необходимые документы. Борис давно был готов и проклинал меня за нерасторопность. Когда я забегал по какому-нибудь делу к нему, он кричал на меня:

— Копуша!

Отправились с первым попутным поездом и на другой день утром были в Соликамске. До места сбора оставалось еще сто семьдесят километров. Успеем ли? Теперь все зависело от нашей изобретательности. Дело в том, что с Верх-Язьвой постоянной связи нет. Автобус туда может пойти, а может и не пойти, если мало пассажиров. В тот день нас было двое, и автобус не пошел. После долгих мытарств нам все же удалось уговорить шофера разбитого такси сделать дальний рейс. Выехали.

Острыми, золочеными шпилями церквей остался за холмами старинный русский город, последний раз блеснули на солнце широкие разливы Камы. Песчаная ухабистая дорога уводила машину на восток. По сторонам небольшими участками зеленели яровые всходы хлебов, но подступавший со всех сторон лес теснил их, вытягивал в полоски и скоро наглухо закрыл все вокруг, оставив место только для дороги.

Машина затормозила. Шофер повернулся к нам и потребовал:

— Деньги на кон. Чтоб ясно было, кого везу...

Мы рассчитались, но ехали недолго. Машина опять остановилась.

— Не пробраться. Песок!

Борис молча достал деньги и подал еще пять рублей.

Всю дорогу таксист опасался то дождя, то песка, то нехватки горючего. После многих остановок содержимое наших кошельков сократилось на шестьдесят рублей...

Поздно вечером первого июня прибыли в Верх-Язьву. Безрукого учителя искать не пришлось: на окраине села группа ребят уже вьючила коней.