Мы-курги

7 Генерал

Он надел старую, похожую на блин, фуражку, набросил на плечи поношенную куртку и сел за руль видавшего виды «хиндустана». Я села рядом. Машина всхлипывала и не хотела заводиться.

— Ну, ну, — уговаривал он ее. — Давай, старина. Мы еще поработаем.

«Старина», наконец, поддалась уговорам, мотор включился, и мы двинулись. Мы ехали по узким мощеным улицам Меркары, и люди, завидев его, останавливались и почтительно раскланивались. Он по-военному касался пальцами козырька своей фуражки-блина.

Мы выехали из города на шоссе, которое вилось среди ярко-зеленых рисовых полей и подсвеченных голубизной лесистых гор.

Со мной рядом за баранкой сидел генерал Кариаппа, бывший главнокомандующий индийской армии.

С генералом я познакомилась через два дня после моего приезда в Кург. В тот день я сидела в кабинете редактора местной газеты мистера Ганапати. Мы с ним н очередной раз обсуждали проблему происхождения кургов. Раздался телефонный звонок. Ганапати снял трубку.

— Да, здесь, — сказал он, удивленно взглянув на меня. — Это вас, мадам.

Я удивилась не меньше, но трубку взяла.

— Хэлло! — сказали в трубке. — Говорит генерал Кариаппа. Не смогли бы вы ко мне сейчас приехать? Как это получилось, что вы уже два дня в Курге, а у меня еще не были?

Я не стала вдаваться в подробности и обещала прибыть к генералу. Он меня интересовал не только как бывший главнокомандующий, но и как личность.

Имение генерала находилось тут же, в Меркаре. Это был большой участок леса вместе с кофейной плантацией. Посреди неухоженного парка стоял дом под красной черепичной крышей. Я позвонила у дверей. Где-то в глубине дома раздались шаги и на пороге возник высокий худощавый старик. Но, говоря «старик», я в какой-то мере грешу против истины. Я знала, что Кариаппе уже много лет, не меньше семидесяти. Однако он был по-военному подтянут, щеточка седых аккуратных усов украшала его верхнюю губу, а светло-карие глаза смотрели ясно и умно. И вдруг произошло неожиданное.

— Я люблю вас, — по-русски сказал генерал.

— Что? — растерялась я. Генерал повторил.

— Но, генерал?!

— Ничего не понимаю, — растерялся Кариаппа.

— Я тоже, — подтвердила я.

— Мадам, давайте разберемся сразу. Что я вам сказал по-русски?

Я перевела его фразу на английский.

Генерал как-то по-юношески подпрыгнул, хлопнул себя по лбу и захохотал. Он смеялся до тех пор, пока слезы не выступили у него на глазах.

— Извините, — сквозь всхлипывания произнес он. Я хотел сказать «здравствуйте» по-русски, но, вероятно, перепутал…

Мы вошли в большую комнату, обставленную по-европейски. Из широкого окна комнаты открывался вид на дальние склоны лесистых гор. На стенах висели сабли, старинные мечи, копья племени нага и австралийские бумеранги. В специальной стойке стояли аккуратно начищенные и смазанные ружья. Несмотря на парижские и лондонские безделушки, здесь жил воинственный дух Курга. Мы уселись в кресла перед догорающим камином. Смешная путаница, которая произошла в первый момент нашего знакомства, сделала беседу непринужденной. Генерал жил один. Он недавно похоронил жену, а его сын и дочь только изредка навещали его. В нашей беседе преимущество было на моей стороне. Я знала о генерале многое, а он, возможно, этого и не подозревал. Я знала, что он был одной из противоречивых фигур Курга. Он нес в себе и его прошлое, и его настоящее, его падения и взлеты, его бедность и богатство, его чувство независимости и сложность его политических взглядов.

Ему повезло в военной карьере. Для этого везения у него было все. Кургская спортивная закалка, быстрый и ясный ум, способности к военным наукам и, наконец, причастность к славному и старинному клану Корандера. Сначала он учился в Меркаре, затем в Президентском колледже в Мадрасе. Но в девятнадцать лет он не захотел быть студентом. В те годы армия, как магнит, тянула его к себе. В 1920 г. его послали в английские части в Месопотамию, затем на афганскую границу. Там он дослужился до офицерского звания. Трудно сейчас сказать, почему так получилось, но армейская политика расовой дискриминации почему-то не коснулась его. Может быть, потому, что он был из Курга, находившегося на несколько особом положении в колониальной Индии. Он оказался первым индийским офицером среди слушателей английской военной академии в Квете.

Шла вторая мировая война. Английские войска стояли в Ираке, Сирии, Иране. В этих странах продолжалась военная карьера Кариаппы. В 1942 году первый индиец — Кариаппа получил высокое офицерское звание — лейтенанта-полковника. В его распоряжение поступил артиллерийский батальон Седьмого раджпутского полка англо-индийской армии. Через два года ему присвоили чин бригадира. Он был первым, но не последним. Через год после него чин бригадира получил еще один кург, его двоюродный брат Тимайя.

Окка Корандера стала известной во всей Индии. Судьбы и пути членов этого клана переплелись самым неожиданным и причудливым образом. В 1945 году в Красном форту в Дели судили офицеров Индийской национальной армии. Армия сражалась на стороне японцев против английских частей. Армия сражалась за независимость Индии. Но в этой борьбе у нее были неудачные союзники. Это превратило борьбу Индийской национальной армии в трагедию и в какой-то мере в фарс. В сентябре 1945 года Япония капитулировала, и армия сдалась в плен на индо-бирманской границе. Той же осенью над ее офицерами в Красном форту начался суд. Среди высокомерных английских чиновников и крупных военных, председательствующих на суде, был и индиец — Кариаппа. А среди обвиняемых был член кургской окки Корандера полковник индийской национальной армии племянник Тимайи. Так пересеклись их пути. На этом процессе пересеклись пути еще двух человек: Кариаппы и Джавахарлала Неру. Оба они оказались по разные стороны барьера. Бригадир англо-индийской армии Кариаппа — председатель суда, адвокат Джавахарлал Неру — защитник подсудимых. Барьер этот был не только юридическим, он был политическим. По нему уже тогда проходил тот невидимый глазу водораздел, который навсегда развел в разные стороны убежденного демократа и борца за национальную независимость Индии Джавахарлала Неру и приверженца английского порядка, будущего активного деятеля партии «Сватантра» бригадира Кариаппу.

В августе 1947 года первый премьер-министр страны Джавахарлал Неру поднял над Красным фортом в Дели флаг независимой Индии. Кариаппа был к этому времени уже генерал-майором и начальником генштаба. В 1949 г. генерал-лейтенант из Курга стал главнокомандующим индийской армии.

Кург радовался и гордился. Окка Корандера становилась самым уважаемым кланом. Воинственные традиции Курга заблистали ярко и по-новому в независимой стране. Через год клан отмечал еще одно событие. Тимайя стал генерал-майором.

Ну, а Кариаппа? Кариаппа был солдатом и кургом. И он оставался им. Он исполнял свои обязанности.

Но время продолжало меняться. Вместе с ним менялась армия. И что-то в этих изменениях настораживало и тревожило генерала. С чем-то он был не согласен. Он переосмысливал свою жизнь, и какие-то неясные планы зарождались в его голове. Было прожито уже много, но и оставалось немало. Кург ждал от него новых свершений. Но для них нужна была и иная основа. Он вспоминал суд в Красном форту. Он — председатель, Неру — защитник. На его стороне сила и порядок. А что было на стороне Неру? Только его собственное мужество да кричащие толпы демонстрантов? Он никогда не любил кричащих и требовавших. Они раздражали его. Этим людям было незнакомо понятие дисциплины. До чего может дойти страна? Его Кург находится в этой стране. Лесистые горы, крепкие каменные дома, прибыльные кофейные плантации. Все это можно потерять. С этим согласиться он не мог, как не мог согласиться со многим, что пришло в Индию вместе с независимостью.

В 1953 году Кариаппа подал в отставку. Ему было тогда 53 года. Отставку приняли.

В Дели состоялся прощальный парад. Мимо трибуны, на которой стоял Кариаппа, церемониальным шагом проходили солдаты. Играл военный оркестр. Генерал смотрел на солдат и плакал. Он был для них командиром. Возможно, его даже любили… И генерал плакал. Теперь не будет ни их, ни оркестра. Того оркестра, чья музыка действовала на него взбадривающе. Не будет… Но он ошибся. Военный оркестр еще раз был.

Когда поезд с отставным генералом подошел к платформе вокзала Центральный в Мадрасе, грянула музыка. Местный гарнизон встречал и приветствовал бывшего главнокомандующего.

Он не стал задерживаться в жарком и душном Мадрасе. Он спешил в Кург, в Меркару. Там его ждали. Это для них он уже подготовил первые фразы своей речи. «Мое путешествие подошло к концу. Какое другое я должен совершить, я еще не знаю».

После приема, где Кариаппу чествовали как национального героя, он разыскал дома старую фуражку и куртку. Они превратили его в простого смертного. И он испытал от этого какое-то странное и необъяснимое удовлетворение. В таком виде он и отправился в старинный дом предков.

Ему казалось, что в большом мире о нем забыли, и только Кург продолжает его помнить. Но это было не так. Через некоторое время пришел вызов из Дели. Ему предложили стать послом Индии в Австралии и Новой Зеландии. Он согласился. Там, на далеком континенте, у него было достаточно времени для размышлений. Там он задумал свое новое «путешествие». В этом путешествии конечным пунктом должен был быть Кург. От него он отталкивался, к нему приходил снова. Без Курга любые путешествия теряли для него смысл.

В 1956 году он вернулся в Индию. Он вернулся в Меркару, в свой дом, к своей плантации кофе. За кремя его отсутствия в Курге произошло немало перемен. Плантаторы набирали силу. Молодая кургская буржуазия пыталась заявить о себе во всеуслышание. Она хотела влиять на ход политической жизни страны. Но возможности ее были ограничены. Кариаппа, как никто иной, понимал это.

Шли приемы в честь прибывшего домой посла. На них Кариаппа высказывал свои взгляды. Он формулировал то, о чем думали плантаторы. Они не могли четко выразить свои мысли. У них не было нужного политического опыта. Традиционный опыт, почерпнутый в феодальных усобицах, уже не годился. Кариаппа принес нужный опыт. Может быть, не во всем объеме, который требовался новому Кургу. Ведь опыт генерала имел свои границы — это был опыт военного и дипломата. Но у Курга не было лучшего. И он сделал ставку на генерала. Генерал был плантатором и понимал, что нужно плантаторам. И он высказывал свои взгляды и помогал формулировать их другим.

Кург мечтал о партии, где его плантаторы займут достойное место. Нужная партия появилась в 1959 году и называлась «Сватантра». Помещики, князья, крупные предприниматели Индии возлагали на нее надежды. Наконец система взглядов кургских плантаторов получила свое организационное завершение. Появилась надежда на политическую роль не только в Курге, но и в стране. Отделение партии в Курге возникло без всяких осложнений. Генерал стал в нем самой значительной фигурой.

В Меркаре шли приемы, и на один из них генерал прислал мне приглашение. Прием был у него в доме.

Все оказалось так, как бывает в солидных буржуазных домах. Дамы в вечерних туалетах с блеском бриллиантов в ушах. Джентльмены в строгих черных костюмах, с золотыми перстнями на пальцах. Гостеприимный и галантный хозяин, обносивший гостей джином и виски. Ярко пылал огонь в английском камине, и воздух был наполнен благоуханием дорогих духов. Здесь собрались сливки Курга, его теперешние властители. Это было избранное общество, в которое приглашают не каждого.

Сначала мое появление вызвало легкое и, на мой взгляд, вполне естественное замешательство. Потом все пришло в норму. Но весь вечер меня не покидало ощущение, что я веду какой-то молчаливый диалог с генералом. С ним в тот вечер мы говорили мало. Необычно мало. Разговоры были с другими. Но Кариаппа умело дирижировал выбором моих собеседников. Оставаясь в тени, он тем не менее незримо присутствовал в этих разговорах. Диалог вел он, а не гости. Разговоры были разные, но все они касались острых политических проблем. Генерал немедленно оказывался рядом, как только возникала дискуссия между мной и очередным собеседником.

Мои новые знакомые в большинстве своем были простодушны и прямолинейны в своих взглядах. Когда их политическая наивность вызывала у меня улыбку, глаза генерала суживались, и в них появлялось напряжение. Прямолинейность его коробила. Он требовал от плантаторов дипломатической гибкости. Той гибкости, которой обладал сам. В тот вечер я поняла, что генерал продолжает свое «политическое, путешествие». «Путешествие» по разным социально-экономическим системам. И в каждой такой системе он пытался найти что-то нужное для себя и своего Курга. То, что помогло бы этому Кургу и его плантаторам занять подобающее им место в большой и сложной стране — Индии.

Потом, после этого вечера, мы не раз беседовали с генералом. И каждый раз он укреплял меня в том мнении, которое сложилось у меня в его доме, наполненном хорошо одетыми гостями.

Загородное шоссе привело нас к грунтовой дороге. А дорога — в деревню Кунда, где на веселой зеленой лужайке стоял дом предков окки Корандера. Той знаменитой окки, которая дала Кургу двух генералов, Один из них, в старой фуражке и поношенной куртке, поднялся на порог дома. А другого, генерала армии Тимайи, к этому времени уже не было в живых. Он умер в 1965 году на Кипре, командуя войсками ООН.

Дом предков Кариаппы был добротным, как и все подобные дома. Прямо со двора вела лестница к рисовому полю. И эта лестница делала поле как бы частью самого дома. Тут же под красной черепичной крышей стоял склад для риса. На веранде дома висели оленьи рога и портреты многочисленных предков и родственников. На этой веранде нас и встретил старый глухой Девайя, двоюродный брат генерала. Кроме него в доме никого не было, хотя окка Корандера насчитывает двести человек. Девайя долго не мог понять, кто я и откуда. Кариаппа кричал ему в ухо, потом махнул рукой, и мы вошли в дом. Генерал подошел к священной медной лампе и постоял перед ней в задумчивости. Желтый огонек лампы освещал его лицо. Перед лампой он вспоминал своих предков. Может быть, даже о чем-то их просил. Теперь лицо его не отличалось от многих других, встреченных мною в Курге. И если бы кто-либо увидел его в этот момент, то вряд ли узнал в этом старом курге в поношенной куртке бывшего главнокомандующего индийской армии и человека, продолжающего свое «политическое путешествие». То «путешествие», которое было бы бессмысленным без этого старинного дома и без этой священной лампы, зажженной в честь предков…