Мы с Мишкой и все тайны СССР (сборник)

Как мы с Мишкой приобщились к истории

Однажды мы с Мишкой гуляли после школы. Падали осенние листья. Стояла настоящая золотая осень, о которой пишут стихи и диктанты. Хотя чаще осенью бывает, что зарядит на весь день дождь. Или небо и без дождя как чернильница. Или светит солнце, но уже холодно да ещё поддувает ветер, хоть натягивай шапку с ушами. Но в этот день солнце грело, ветерок ронял потихоньку листочки, и хотелось идти вдоль по длинным бульварам.

Так мы с Мишкой шли куда попало, как в стихотворении, пока не решили, что время поворачивать назад и делать уроки. Мы сели на лавочку, чтобы посидеть немножко. Ведь это только гуляющие под руку старички и старушки или мамы с маленькими детьми говорят: ‘Вот сейчас мы пойдём домой!’ - и поворачиваются на месте, как солдаты.

На лавочке уже сидел с газетой гражданин в сером пальто и шляпе, но мы и не думали ему мешать. Мишка стал рассказывать о том, как Софья Власьевна, когда я болел, по ошибке отчитала Карасёва вместо Пескарёва, потому что Пескарёв, как говорится, и в ус не дул, а у Карасёва вечно красные уши. Тут мы разговорились о том, какие же хитрые бывают вражеские шпионы и как просто иногда ошибиться, подумав плохое о хороших людях - как тогда на даче. Гражданин услыхал нас и спрашивает:

— Вы, ребята, видали настоящих шпионов?

— Видали, - говорю я.

— И даже ловили, - прибавил Мишка.

Мне стало за него неловко: мало того, что хвастается, так ещё гражданин решит, что Мишка врёт.

У гражданина из-под шляпы виднелись коротко подстриженные седые волосы, а лицо было печальное, с молодыми глазами.

— Мы не врём! - сказал я поскорее. - Просто не можем рассказать всего, что с нами было.

— Понимаю, - ответил печальный гражданин. Он посмотрел на падающие листья и прибавил:

‘Не всё ли равно, - сказал он, - где?

Ещё спокойней - лежать в воде…’

— Это стихи такие? - спросил Мишка, хоть всякому было бы ясно, что это стихи.

— Да, это старые стихи, - подтвердил печальный гражданин. - Из прошлой жизни.

— Из прежней, что ли? - переспросил Мишка, ведь недавно мы слышали в кино, как один парень, чуть было не попавшийся к бандитам и шпионам на удочку, пообещал распрощаться с прежней жизнью, то есть исправиться.

— Из той жизни, которая была давно, ещё до войны, - объяснил печальный гражданин. - До войны я читал и помнил много стихов. А сейчас, если и читаю новые, то в памяти они не задерживаются. Иногда учу, что понравится, наизусть, но всё уже не то и не так.

Мы с Мишкой позавидовали печальному гражданину, что он мог сходу запоминать стихи, когда ему надо было сдавать их на уроках.

— Мы ещё читали всякие книги: про чёрную метку, про чёрную стрелу, про пещеру Лехтвейса… - продолжал печальный гражданин. - И думали:

Не нынче - завтра грянет бой,

Не нынче - завтра нас разбудит

Горнист военною трубой.

Но перед этим смертельным боем хорошо бы набить руку, то есть потренироваться, сражаясь с какими-нибудь флибустьерами, то есть пиратами, или с нарушителями границы, и прославиться, может даже заслужить орден. Ведь в настоящем завтрашнем бою мы победим, но вернутся не все, а побед и счастья хочется каждому. И вот однажды я встретился с Чёрной Рукой…

Тут Мишка перебил гражданина:

— Про Чёрную Руку мы много страшных историй слыхали. В лагере. Только этому ребят подучивал иностранный шпион. Мы его разоблачили.

Я подумал, что гражданин обидится и перестанет рассказывать, и мне захотелось цыкнуть на Мишку, а то и дать ему по шее. Но гражданин спокойно ответил:

— Такое тоже бывает. Многие шпионы стараются подучить наших людей вредным глупостям. За этим надо бдить.

Мы не поняли, и Мишка спросил:

— Что значит ‘бдить’?

— Значит, быть начеку, - пояснил гражданин.

Мы кивнули: мол, что такое ‘быть начеку’ - это всем яснее ясного.

Печальный гражданин, как видно, даже обрадовался, что мы и вправду разбираемся в шпионах, и рассказывал дальше. Он говорил, что давным-давно, ещё до войны, он сам учился в восьмом классе и участвовал в Осоавиахиме (так назывался тогда ДОСААФ, а что такое ДОСААФ - каждому известно). Ещё он занимался авиамоделизмом, то есть мастерил модели планеров без мотора и модели самолётов с мотором и запускал их на соревнованиях. Так он заслужил в награду книжку ‘Жизнь и приключения Роальда Амундсена’, галоши ‘Треугольник’ и несколько почётных грамот ‘Лучшему авиамоделисту’, тоже подписанные каким-то Треугольником. Поэтому заметки в стенгазете он подписывал ‘Моделист’. Одна его авиамодель залетела так далеко, что её с перепугу подбили в темноте из охотничьего ружья. Но потом подбившего модель пионера, сына лесника, не наказали, а наградили за бдительность и за то, что вернул подбитую модель, не побоялся; а Моделисту дали ещё одну грамоту.

Мы с Мишкой, как услыхали об этом, обрадовались, потому что читали про такой случай в старом рассказе. В нём ребята приняли авиамодель за неизвестную птицу. Читать нам было страшно. Мишка, пока мы не добрались до конца, говорил, что это, наверное, доисторический крылатый ящер, разморозившийся из вечной мерзлоты. Когда загадка разъяснилась, Мишка сказал, что таких моделей не бывает. И вот оказывается, всё так и было на самом деле.

Жил Моделист на большой реке, в тихом городе, где было много фабрик и заводов, но все почему-то друг друга знали. Однажды, в середине первой четверти или, как говорится в книжках, в глухую пору листопада, в городе случилось чрезвычайное происшествие, то есть произошёл ужасный случай. Среди бела дня стукнули портфелем по голове одного пионера. Тогда всех ребят зачем-то называли пионерами или октябрятами, будто бы и без того непонятно, кем кому положено быть. Один старичок раз пристал к нам с Мишкой, спрашивая, пионеры ли мы, словно и так не видно, даже если мы без галстуков - ведь ни на взрослых, ни на октябрят мы не похожи. Меня он только насмешил, а Мишка испугался, гадая, не натворил ли чего.

Но тому пионеру из тихого города пришлось не до смеха. Портфелем его убило наповал. Видно, в портфеле был кирпич. Свидетели, то есть люди, которые видели, что случилось, говорили, что жертву нагнал на улице какой-то школьник, ударил портфелем по голове и побежал дальше. Фамилия пионера-жертвы была Сверчков, он был отличником и юннатом. Если кто не знает, юннаты - это юные натуралисты, которые занимаются в кружках, где рассказывают про природу и сельское хозяйство, разводят кроликов и делают кормушки или скворечники. Печальный гражданин сказал нам, что тогда юннаты больше топили сусликов, чем разводили кроликов, а с кормушками и скворечниками было негусто, потому что стране не хватало пиломатериалов.

Органы, то есть разные конторы, где работают вооружённые люди с красными книжечками, предприняли расследование, потому что в нашей стране никто не может безнаказанно убивать пионеров и других людей. Свидетели по пальто опознали в преступнике способного хулигана Коратыгина, а по кепке - двоечника Тикакеева. Следствие зашло в тупик: и так ведь понятно было, что стукнуть Сверчкова мог только один, а тут ещё выяснилось, что у обоих железное алиби. Так говорят, когда становится понятно, что тот, на кого подумали, был в совсем другом месте - например, сидел на уроке. У Сверчкова в тот день было пять уроков, а Коратыгин, учившийся классом старше, сидел на шестом и даже выходил к доске и получил ‘уд’. Печальный гражданин объяснил, что тогда вместо пятёрок и двоек ставили ‘отлично’ и ‘неуды’, как сейчас за поведение и прилежание. Тикакеев шестой урок прогуливал, но много народу видело, как он играл возле школы в ножички. Поэтому Коратыгина и Тикакеева органы отпустили, строго велев не хулиганить и взяться за ум. Это случилось не в новой школе, где учился Моделист, а в другой, где раньше была царская гимназия.

После этого чрезвычайные происшествия стали случаться наперебой, одно страшнее другого. Нашли убитой перочинными ножами отличницу пионерку Семёнову. Печальный гражданин сказал об этом так: ‘Следствие установило, что её почикали двумя или более перочинными ножами’. Из колодца выловили хорошиста Краснопевцева, который мастерил авиамодели почти не хуже Моделиста, писал стихи, как настоящий поэт, а учиться только на ‘отлично’ не успевал, наверное, из-за стихов. Краснопевцев и Семёнова учились с Моделистом в новой школе: она классом моложе, а он - в параллельном. Сразу было видно, что Краснопевцева утопили связанным, но следствие выяснило, что его сначала почикали двумя или более перочинными ножами, а ещё раньше накормили отравленными пирожными.

Тогда за дело взялись самые серьёзные органы, а следствие поручили чекисту Данилову, молодому и отважному. Данилов догадался, что за преступлениями стоит организация, и вызвал к себе из новой школы Моделиста, а из бывшей гимназии - ещё одного пионера, лучшего в городе шахматиста, который учился классом старше Сверчкова. Данилов, красивый и весь в портупее, велел Моделисту и Шахматисту глядеть в оба, потому что на них может готовиться покушение, да и за другими ребятами приглядывать.

Тут случилось новое несчастье. Подошли каникулы, и на праздничной демонстрации сами собой загорелись портреты вождей нашей страны. Невеста Данилова Люба и ещё несколько смелых женщин стали сбивать пламя своими платками, испортили платки и сами обожглись. А больше всего досталось мужчинам, которые несли портреты. Одного из них привлекли к ответственности за то, что бросил портрет на землю, другого - за то, что стал затаптывать пламя сапогами, а третий, рабочий Сайкин, бросить портрет не решился и так и сгорел, крича: ‘Девчата, тушите!’ Данилов во всём разобрался, привлечённых к ответственности отпустили, сгоревшего наградили орденом Красной Звезды посмертно, а Любу премировали новым платком и поездкой в санаторий, хотя Данилов за неё и не просил. Ещё к ответственности хотели привлечь тех, кто поджёг портреты, но вся улица видела, что их никто не поджигал. Они сами задымились и загорелись, как римский корабль в книжке про Архимеда, только никто не направлял на них никакого луча.

Сразу после каникул снова стряслось чрезвычайное происшествие. В бывшей гимназии с утра прогремел взрыв, и вылетело много стёкол. Учитель химии, старый большевик и красный партизан Седых зашёл в кабинет химии, а в кабинете что-то взорвалось. У Седых и так не хватало двух пальцев на одной руке, отрубленных в бою белыми офицерами, а тут оторвало ещё два на другой. Седых отвезли в больницу и долго вытаскивали из него осколки всякой учебной посуды. Шахматист прибежал в органы и объяснил, что Седых наверняка готовился что-нибудь поджечь или взорвать, да только не рассчитал, и что поджог портретов на демонстрации - его рук дело. Органы арестовали Седых, то есть к нему прямо в больнице приставили часового и пообещали отвезти в тюрьму, как только врачи разберутся с осколками.

Но Моделист и чекист Данилов не поверили, что виноват был учитель Седых. Моделист, хоть учился в новой школе, куда Седых приходил только рассказать про свои подвиги, отлично знал, что хулиганы могут устроить короткое замыкание или подпилить ножку стула так, что сам учитель физики или труда попадётся. А Данилов знал, что настоящие преступники часто устраивают какую-нибудь коварную подлость, чтобы подумали на другого. Особенно на такого человека, что на него и так подумают в первую очередь. У них это называется ‘подставить’. Данилов пришёл в больницу, по-хорошему поговорил с Седых и попросил его сделать вид, будто бы красный партизан попал, как швед в ощип, и никто ему не верит. Тогда такие ошибки часто случались.

Начальство бранило Данилова за мягкотелость, но Данилов отвечал, что защищать невиновного и искать виновного - это не мягкотелость, а революционное правосудие. Иначе это получится не закон, а кистень, и настоящие преступники останутся гулять на свободе, чего в нашей стране, конечно, бывать не должно. Начальство рассердилось, и Данилова самого чуть не посадили. Седых забрали в тюрьму и начали допрашивать по всей строгости революционного правосудия. Седых наговорил на себя, как будто он аптекарь Левинсон и работает на вражескую разведку. Разных людей арестовали за связь с разоблачённым врагом Левинсоном, а Шахматиста потихоньку премировали новыми шахматами.

Всё могло бы закончиться гораздо хуже, чем в кино с самым плохим концом, но тут пришли новогодние каникулы, а перед ними в клубе Осоавиахима устроили карнавал для больших ребят. Моделиста пригласили на карнавал как лучшего моделиста, хоть он был ещё пионером.

Клуб Осоавиахима стоял украшен еловыми ветками, внизу все танцевали, а сверху сыпалось конфетти, которое ребята сами наделали, надырявив дыроколом всякую макулатуру. Осоавиахимовцы были в карнавальных масках и маскарадных костюмах, сами вроде новогодних игрушек. Моделист оделся лётчиком, то есть пришёл в своей обычной коричневой куртке с железной молнией, а с головы не снимал свой лётчицкий кожаный шлем, хоть осенью и так носил его вместо шапки. На лоб он нахлобучил слесарные очки-консервы. Такие очки надевают мастера, чтобы, работая на станках, не запорошить глаза. Одна девочка была одета по-восточному - в лыжные штаны, много бус и вся замотана шалью. Моделисту показалось, что она не старше него, но среди пионеров-осоавиахимовцев он её не видал. Девочка таскала с собой большой глиняный кувшин. Моделист спросил, кого она изображает. Девочка ответила, что она освобождённая женщина-хлопкороб из орошённого Узбекистана и несёт воду из нового канала.

Мы с Мишкой спросили печального гражданина, что значит ‘орошённый’. Он объяснил, что это значит хорошо снабжаемый водой для полива и что в то время даже пионеры знали такие слова, как ирригация или карбид. Мишка ответил, что про карбид и нам известно и что из него получаются хорошие бомбочки.

Печальный гражданин сказал, что за бомбочки надо бы давать по шее и что Моделисту маска-хлопкороб очень понравилась.

— Были какие-то стихи о цыганке, которая деньгою серебряных глаз дорога… - прибавил печальный гражданин и сам себе закивал.

Моделист увязался за девочкой и начал задавать ей всякие глупые вопросы, например, просил попить водички. Она смеялась, подмигивала через щёлку в шали и всё уходила. Моделист удивился, что она не хочет дать ему свой кувшин, который был взаправду тяжёлым и наверняка полным. Он подумал, что там не вода, а что-то ещё, чем она не хочет делиться с чужими. Девочка выскользнула на крыльцо, Моделист за нею. Так они сбежали по ступенькам в сторонку, к пожарному щиту. На крыльце курили два комсомольца-осоавиахимовца. Они подмигнули Моделисту, бросили окурки в снег и вернулись в клуб.

— А ну, давай сюда свою воду! - сказал упорный Моделист, которому стало совсем уж интересно.

Он взял у девочки кувшин, хлебнул из носика и тут же заплевался. Из носика кувшина и у него изо рта запахло керосином. Тут Моделиста кто-то страшно трахнул по лётчицкому шлему. Он чуть не упал, но всё-таки выстоял и обернулся. Это был пионер в чёрном тренировочном костюме чёрта с мочальным хвостом и в страшной маске с рогами. Он трахнул Моделиста деревянными вилами с тремя зубами. Такими вилами художники вооружают подземных чертей и морского царя Нептуна; вилы называются ‘трезубец’. Чёрт опять замахнулся вилами, но они уже треснули с первого удара, а Моделист закрылся рукой, и вилы сломались пополам. Чёрт и хлопкороб орошённого Узбекистана бросились на Моделиста, но тот свалил чёрта боксёрским ударом, а от хлопкороба уворачивался. Тут на крыльце появился ещё один восточный водонос - в халате, в чалме из полотенца и в маске с большим носом. На спине у него был привязан большой кувшин, как будто картонный. Он крикнул:

— Эй ты, леший!

Чёрт лязгнул перочинным ножом, но Моделист ухватил кувшин с керосином и стукнул им чёрта по рогам. Кувшин был глиняный и раскокался, а чёрт упал почти без чувств, с одною болью в голове и весь в керосине. Маска-хлопкороб тоже лязгнула ножом, но платок съехал ей на глаза, и Моделист обезоружил её, хоть она укусила его за руку и поцарапала ему лицо. Водонос побежал по ступенькам на выручку к своим, но поскользнулся и грохнулся на спину, на свой картонный кувшин. С кувшина слетела картонная нахлобучка с жестяной крышкой, и он оказался жестяным бидоном. Из бидона полился керосин - на крыльцо, на стену клуба и ещё больше на снег. Водонос вскочил с перочинным ножом в кулаке, увидал, что весь его керосин уходит прахом в землю, и побежал с крыльца в другую сторону, в темноту - только его и видели. Моделист рад был бы его задержать, но продолжал драться с хлопкоробом, а та колотила Моделиста пожарным ведром-конусом, сдёрнутым с пожарного щита.

— Был бы там положенный багор - мы бы с вами не разговаривали, - сказал печальный гражданин.

Но водонос убежал не просто так - он зашвырнул на крыльцо зажигалку. Керосин фыркнул и загорелся: на ступеньках крыльца, на стене клуба, украшенной еловым лапником, даже в утоптанном снегу - всё вокруг дверей.

Видя, что отважным осоавиахимовцам грозит бесславная гибель вместо какой-нибудь стоящей, Моделист метнулся к горящему крыльцу и заорал:

— Тикайте! Пожар!

Тут освобожденная женщина Узбекистана трахнула его ведром по голове. Он упал на четвереньки, но видел, как из горящих дверей, словно тигры в цирке, выскакивают осоавиахимовцы и затаптывают пламя, хоть у одного загорелся драконий хвост. А потом увидал, что чёрт убегает, схватившись за обломанные рога.

— Держите чёрта! - закричал Моделист, но чёрт задел мочальным хвостом горящий керосиновый ручеёк и вспыхнул, как шишка.

Чекист Данилов примчался на место происшествия. Отважные осоавиахимовцы отделались лёгким испугом, отважный Моделист - лёгким сотрясением головного мозга. Чёрт отделался тяжёлым ожогами и умер без чистосердечного признания, не дожидаясь Данилова, который и сам разобрался, что это был двоечник Тикакеев, пропавший ни за грош. Остальные тоже не ушли далеко. Осоавиахимовцы прочесали дворы и поймали обоих керосинщиков - троечницу Богомолову и хулигана Коратыгина. Коратыгин при задержании выхватил перочинный нож и кричал: ‘А вот как режиком заножу, будешь дрыжками ногать да мотою головать!’

— Это такая старая разбойничья присказка, - объяснил нам печальный гражданин. - Очень отчаянный был малый. С большим чувством внутреннего достоинства, хоть и бандит.

Мишка хотел спросить, что такое ‘дрыжки’, но это было, что называется, ежу понятно.

Коратыгину напомнили, что у него все шаровары в керосине, и он сдался. Богомолова созналась, что это она в пальто Коратыгина и кепке Тикакеева стукнула портфелем отличника Сверчкова и что в портфеле действительно был кирпич. Она училась в новой школе с Моделистом, а Тикакеев, Коратыгин и убитый юннат Сверчков - в старой, где химичил Седых. Поэтому о Богомоловой никто и не подумал. Пальто и кепку она забрала у сообщников утром за дровяным складом, а вернула после убийства. Дни стояли тёплые, и никому не было дела запоминать, в пальто ли был Коратыгин; а у Тикакеева имелась другая кепка, выигранная в карты на станции.

Данилов стал колоть преступников дальше, то есть вызнавать, кто их подучил. Богомолова говорила, что это всё Коратыгин, имевший на неё большое личное влияние. Коратыгин сначала сказал: ‘Ну да!’ - и нагло потребовал закурить, а потом стал всё валить на Тикакеева. Мол, даже личное влияние на Богомолову имел не он, а Тикакеев.

Но Данилов приказал Коратыгину:

— А ну, колись!

И тот раскололся и показал, то есть сознался, что работающий в новой школе учитель физики Лейбедев создал из них организацию ‘Чёрная Рука’, которая злоумышляла террористические акты против лучших октябрят, пионеров, комсомольцев и коммунистов.

— Это как в пятьдесят третьей школе! - брякнул Мишка и тут же пояснил, потому что печальный гражданин нахмурился: - Только в пятьдесят третьей школе ребята злоумышляли против империалистов. Хотели добраться до Одессы, захватить корабль, нападать на суда империалистов и топить их, как котят. Они хотели быть нашими пиратами, советскими.

Тем временем товарищи Данилова, тоже чекисты, закончили колоть Богомолову. Она показала, что вместе с Тикакеевым и Коратыгиным готовилась поджечь осоавиахимовский клуб. Для этого они натолкали спичек в замок чёрного хода, пожарный багор припрятали под крыльцом, чтобы запереть им побыстрее парадные двери, и готовились разлить на верхотуре два бидона керосина. А в мешке с хлопушками, оставшемся в клубе, среди хлопушек были две настоящие динамитные шашки.

Один из товарищей Данилова накинул шинель и побежал в клуб, разобраться, что за мешок. А другой спросил Богомолову, как же они надеялись, что успеют и разлить пахучий керосин, и поджечь его, и двери багром запереть, и сбежать с места преступления. Богомолова, смеясь, объяснила, что по правде один большой бидон должен был разлить на верхотуре Коратыгин, которого организация подозревала в коварной измене. А Тикакеев с Богомоловой тем временем заклинили бы двери, облили бы их керосином и были бы таковы.

— Он очень большое личное влияние на меня имел… - сказала Богомолова и зашмыгала носом.

Тут в ночной темноте прогремел зловещий взрыв. Это один осоавиахимовец, огорчённый, что враги испортили праздник, а товарищи почти все разбежались по сугробам, достал из мешка две хлопушки и разом дёрнул.

— Чтобы душу отвести, вместо закуски… - объяснил товарищу Данилова другой осоавиахимовец, которого взрывной волною выкинуло через окно в сугроб. А третий осоавиахимовец не попал в окно и в лепёшку расшибся о стену клуба. Такая катастрофа, то есть несчастье случилось в клубе Осоавиахима из-за того, что Коратыгин и Богомолова не раскололись сразу, по-хорошему.

Честно говоря, мы с Мишкой дивились, что печальный гражданин так точно помнит, кто кого стукнул и кто как кололся. Я даже подумал, не сочиняет ли он чего. Может, он совсем не дрался с хулиганами, только спугнул их, а по шее они ему сами дали - спасибо, осоавиахимовцы спасли. Но печальный гражданин был, конечно, не похож ни на ребят, которые присочиняют и, как говорится, свистят, ни на рыболова-любителя. Поэтому я спросил, как он столько помнит - это же не стихи!

— Такое не забывается, - ответил бывший Моделист. - Это как первый бой. И потом, я сразу писал протокол. То есть давал чекисту Данилову подробные показания, а уж он записывал.

Данилов записал показания Моделиста и Коратыгина и всё разузнал про признание Богомоловой. Коратыгин услыхал, что Богомолова и Тикакеев хотели сжечь его вместе с клубом, обругал их страшными словами и наговорил про них совсем уж гадостей. Но что случилось с портретами и с учителем Седых, он объяснить не смог даже чистосердечно. Тогда Данилову доложили про подорвавшихся осоавиахимовцев. Данилов горестно воскликнул:

— Что ж они так неаккуратно! Ни за грош!

Сам он был очень аккуратным, и горевал, если люди пропадали ни за грош, без подвига.

Данилов проверил свой револьвер ‘наган’ и пошёл арестовывать Лейбедева, который был учителем физики у Моделиста с Богомоловой и у погибших Семёновой с Краснопевцевым. Если бы с Даниловым рядом был Моделист, он бы не оставил чекиста одного. Но Моделист ещё ничего не знал, сразу же увезённый в больницу с сотрясением мозга, потому что его жестоко отходили (то есть побили) Тикакеев и Богомолова - чертячьими вилами и пожарным ведром. Он лежал в белой палате, ему было тошно в организме от сотрясения мозга и тошно на душе, оттого что Богомолова училась с ним в одной школе. Она была классом моложе и дружила с одними хулиганами - потому он её в маске и не узнал. Выходит, что это Моделист не распознал в Богомоловой врага и не увёл, пока не было поздно, с кривой дорожки. Ему ещё не сказали, что Сверчкова из другой школы и Краснопевцева с Семёновой из его собственной убила ‘Чёрная Рука’, к которой приложила руку и Богомолова, хотя сама Богомолова всё валила на сгоревшего Тикакеева.

Данилов явился к Лейбедеву чуть свет. С первого взгляда на комнату становилось ясно, что человек здесь живёт непростой, мутный. В комнате было много книг с корешками на чужих языках, по стенам висели старинные чёрно-белые картины, вроде как тушью нарисованные. Они изображали чудовищ и тощих людей, которым бы надо в санаторий или ещё куда.

— Что ж Данилов пошёл один? - правильно спросил Мишка. - Если Лейбедев такой опасный враг, он же мог выстрелить в Данилова сзади и сбежать!

Печальный гражданин объяснил, что начальник Данилова повёл себя близоруко. Он ругался, что если Седых уже разоблачён как главный бандит, нечего разводить на колу мочало. Мол, бандиты юлят и пытаются запачкать честных людей, если уж не удастся унести свои головы из-под грозы. Седых будет сидеть, а Лейбедева, сказал начальник, вызовем давать показания в общем порядке. Данилин догадался, что это роковая ошибка и что Лейбедева нельзя упускать, поэтому и пошёл к нему поскорее один.

— Какие у вас доказательства? - строго спросил его наглый Лейбедев. - Сами же видите, что негодяи убивают лучших людей города. А кого не убивают, на тех клевещут. Вы сами знаете, что старый большевик Седых арестован по голословному обвинению.

Но Данилов пригрозил, что застрелит Лейбедева на месте и даже стукнул его наганом. Лейбедев испугался, что даже ни перед кем не успеет похвастаться, и стал рассказывать всё по порядку, а Данилов, как говорится, мотал на ус.

Лейбедев любил работать с детьми. Мы с Мишкой даже удивились, что печальный гражданин сказал об этом совсем сурово. Ведь даже в кино говорят, что тем, кто детей не любит, в школе делать нечего. Но печальный гражданин имел в виду, что Лейбедев учил детей всяким нехорошим штукам, за что ему нет прощения. Ещё Лейбедев был англофилом, то есть любил Англию. Мы с Мишкой тоже не сразу поняли, что в этом плохого. Ведь наши люди должны любить весь мир - хоть Англию, хоть Америку. Мы же не шпионы, чтоб учить такой трудный язык и ненавидеть страну, где на нём говорят! Везде живут люди труда и дети. Да и разный зарубежный нетрудовой элемент, говорила нам Марья Ивановна, заслуживает снисхождения, поскольку они люди тёмные и как всё устроить, ещё не разобрались. Марья Ивановна вообще хорошая учительница, добрая и детей любит - не то, что Софья Власьевна.

Колоть Лейбедева было непросто. То есть он сам охотно рассказывал Данилову, что хотел, о чём-то начисто запирался, хоть коли, хоть не коли, а главное, наговорил Данилову таких ужасных вещей, что тот ходил сам не свой.

— И потерял веру в человечество, - прибавил печальный гражданин.

— Он тоже испортился? - спросил я, а сам надеялся, что это не так.

— И стал врагом? - прибавил Мишка, насупившись.

— Нет, он остался нашим человеком, - твёрдо сказал печальный гражданин. - Только жить ему стало совсем непросто.

Мы больше не стали спорить и спрашивать, как такое может быть, хоть это было совсем непонятно. Ведь наш человек да ещё отважный чекист не может не верить в человечество. Разве что какая-нибудь мещанка, у которой на полочке слоники, а в ушах качаются большие вишни. Хотя такие, наверное, тоже наши люди, иначе им пришлось бы туго.

Лейбедев выложил Данилову, что с самого начала ненавидел наше государство всеми силами своей души, что ‘Чёрную Руку’ придумал сам, но таких, как он, очень много.

‘Через четыре года

Здесь будет город-ад!’

— говорил, потирая руки, жестокий Лейбедев и гадко смеялся.

Данилов сказал преступнику, что теперь, когда Лейбедев выведен на чистую воду, непременно добьётся, чтобы освободили Седых. Лейбедев посмеялся и ответил со змеиной улыбкой:

— Не скажу, наш ли человек Седых. Сами догадайтесь. А вот Моделист - наш сообщник. Как и Шахматист, без которого было бы трудно совершать теракты против учеников не нашей школы.

Про Моделиста это, конечно же, была злобная клевета. С Лейбедевым он даже никогда не разговаривал иначе, как на уроках. Данилов Лейбедеву не поверил и сразу подумал, что должен навестить Моделиста в больнице и написать, куда надо, чтобы того поскорее приняли в комсомол. А вот Шахматист, хоть учился в другой школе, чуть ли не каждый день после уроков заходил к Лейбедеву и играл с ним в шахматы. Кто бы мог подумать, какие чёрные дела они при этом обсуждают. Шахматисту ничего не стоило так отвлекаться, потому что в футбол он не играл, домашние задания делал быстро, а в шахматы они с Лейбедевым играли на время, и Шахматист приходил к нему со своими знаменитыми на весь город шахматными часами. Однажды, когда Шахматист простудился, Лейбедев сам зашёл к нему одолжить эти часы и на следующий день сыграл на время в заводском клубе с учителем химии Седых. Седых выиграл.

Данилов хотел задать Лейбедеву ещё какой-то вопрос, но тот сказал, что может показать украденную схему секретного аэродрома. Сидели они за небольшим столом посредине комнаты. С каждой стороны в столе было по ящичку, и Лейбедев попробовал потянуть за ручку своего ящичка. Данилов погрозил ему наганом, но Лейбедев предложил:

— А вы со своей стороны откройте. Там другой план имеется. Такой, что пальчики оближете.

И назвал такое преступление, что волосы у Данилова встали дыбором. Данилов дёрнул ящик и провалился со стулом и ковром сквозь пол. Оказалось, от обоих ящичков вели верёвочки, а верёвочки, пропущенные в проволочные петельки за ножками стола и под половицами, поворачивали щеколду под люком. Внизу были пыльные чуланы. Данилов не растерялся, ухватился за край люка и не выпускал нагана. Лейбедев побоялся подбежать к Данилову, чтобы тот его не застрелил. Он взобрался на подоконник, распахнул форточку и спрыгнул. Данилов ловко выбрался из люка и подбежал к окну. Внизу была куча мёрзлого снега и битой наледи. Лейбедев знал, что до неё всего ничего, меньше взрослого роста. Но в кучу дворник воткнул железный лом, которым колол с утра наледь, а лом с налёту воткнулся в Лейбедева. Так Лейбедев получил поделом.

Данилов подумывал, что Лейбедев мог наврать и про Шахматиста. Ведь время стояло трудное, часто случались ошибки, а Лейбедеву было всё равно пропадать, лишь бы побольше набедокурить. Данилов решил до поры не разоблачать Шахматиста, а посмотреть, что тот будет делать. Это была роковая ошибка. Через два дня в заводском клубе состоялся новогодний шахматный турнир. Шахматист пришёл на него со своими шахматными часами, потому что клубные сломались ещё до матча Лейбедева с учителем Седых, и заводские требовали, чтобы школа помогла производству. На тридцать шестом ходу часы взорвались. Погибли Шахматист и Седых, которого выпустили из тюрьмы и попросили принять участие в турнире.

— Это чтобы все видели, что у нас ни за что не сажают, а тюрьмы такие, что и шахматисту не повредят, - объяснил печальный гражданин и стал совсем печальным.

Человеческих жертв было бы больше, но никто не толпился вокруг стола, потому что зрителей посадили в зале, а ходы на особой доске, вроде школьной, только в клеточку, показывал особый человек, перевешивая на гвоздиках фанерные фигурки. Его и зрителей в первом ряду немножко поранило.

Конечно, Данилин после такого несчастья месяц ходил совсем уж как мешком побитый. Но начальство премировало его новой просторной комнатой и пообещало наградить орденом.

— Даже самые скверные начальники иной раз устраивают людям хорошее, чтобы сделать друг другу гадость, - объяснил печальный гражданин. - Или чтобы сделать вид, что всё прошло по плану.

А поправившаяся Люба назвала Данилова героем и попросила поскорее взять её замуж. На её руках остались шрамы от ожогов, но это была не помеха.

Улицу, на которой убили Сверчкова, хотели назвать Малой Пионерской улицей, прежнюю Пионерскую - Большой, а ту, на которой выловили из колодца Краснопевцева и Семёнову, - Средней. Но потом Пионерской назвали улицу, где жил поэт Краснопевцев, хоть он был не пионером, а уже комсомольцем. Заводскому клубу, в котором погибли Седых и Шахматист, присвоили честное имя Партизана Седых. А клубу Осоавиахима присвоили имя сгоревшего с портретом Орденоносца Сайкина. Про злодеев сам директор завода сказал, что ихние чёрные имена надо забыть, и крепко хранить нашу Родину, а то ихние хозяева взад отберут наши фабрики и заводы, клубу присвоят имя Тикакеева, а плясать в нём будут Богомоловы и Коратыгины. После этого на трибуну поднялась работница Богомолова и попросила впредь писать её Комсомоловой, чтоб не путали честного человека с извергами и всякой шантрапой.

Наступила весна. Лучшие товарищи Данилова и Любины подруги поздравляли его с тем, что скоро его наградят орденом Красной Звезды, а сам он женится на Любе. На свадьбу к Данилову и Любе прибежал какой-то незнакомый октябрёнок и принёс будильник. Люба очень обрадовалась, потому что тогда с будильниками было непросто. Данилов хотел похвалить октябрёнка и спросить, кто он такой, но того и след простыл. Данилов вышел в коридор и выглянул из двери. Тут прогремел взрыв.

— Остался Данилов на свете один-одинёшенек… - произнёс печальный гражданин, будто рассказывал сказку.

Мишка даже глаза кулаком потёр, хотя сделал вид, что грозит этим кулаком проклятому октябрёнку и тем, кто его, наверное, подослал.

Я спросил:

— Их поймали?

Печальный гражданин ответил, что не знает. Начальство стало вновь обвинять чекиста Данилова в чём-то нехорошем. Данилов поблагодарил Моделиста за мужество в схватке с врагом и подарил ему часы, которые потом потерялись, ведь была война. В тот же день Данилов исчез. На мосту нашли его фуражку с ярко-синим верхом и кирпично-красным околышем. Решили, что он застрелился и упал в реку, а внизу уже начался ледоход и плыли тяжёлые льдины. Даниловское начальство написало своему начальству, что враг Данилов себя изобличил, то есть выдал. Но Моделист не сломался и верил, что Данилов спрятался от горя и несправедливости и начал новую жизнь, такую же смелую и честную, как прежняя.

— Вот так, ребята, вы и приобщились к истории, - сказал печальный гражданин и прибавил, как будто что-то неважное: - Мне пора. Не поминайте лихом.

Он встал и побрёл по бульвару.

Я хотел крикнуть ему: ‘До свиданья!’ - но посмотрел на Мишку, и понял, что не стоит.

— Мне кажется, он ещё старше, - сказал потихоньку Мишка, как только гражданин отошёл подальше и скрылся из виду. - Он не в восьмом классе тогда учился, а давно уже работал. Или слишком много страшных тайн знает, от этого так состарился.

А я сказал:

— Может, это был сам чекист Данилов?