Мы умрем в один день

Она останется в моей памяти. Короткая жизнь моей первой яхты, история авантюрного трагического плавания и воспоминания о женщине, которую, как мне кажется, я любил.

Все прошло, исчезло, словно имя на песке, смытое прибоем. Пустынные улицы, серое небо, тоскливый ноябрьский вечер. Я закрываю глаза и слышу другое. Упругий плеск волны, бьющейся о борт «Марии», россыпь ярких южных звезд и твои шаги на палубе.

Так поется в песне. Может, о нас?

Глава 1

Эта история началась три года назад. После Дальнего Востока, Надыма и Архангельска меня перевели на юг. Я никак не мог привыкнуть к теплу, обилию фруктов и к тому, что до Черного моря можно дойти пешком. Я глазел на красавиц, разгуливающих по пляжу в купальниках, которые ничего не скрывали, и ощущал себя едва не участником этого праздника жизни.

Я рано радовался, думая, что вытянул счастливый билет в награду за долгую службу отечеству в холоде. Черное море и его окрестности становились не слишком уютной точкой на карте стремительно разваливающейся страны, В горах и на побережье уже постреливали. Родовые и мафиозные кланы уверенно тянули на себя власть в южных республиках. В городе появились беженцы. Вырвавшиеся из лабиринта гор шоферы-дальнобойщики рассказывали о вооруженных людях на дорогах, которые грабят всех подряд, и показывали дырки от пуль в брезентовых бортах полуприцепов.

В тот январский день я стоял старшим поста военно-автомобильной инспекции на дороге километрах в десяти от города. Двое моих подчиненных, салаги из-под Курска, вполголоса жаловались друг другу на дедов и курили «Приму».

Я провожал глазами машины, подсчитывая от скуки, сколько пройдет за час иномарок. Та, серебристо-голубая «БМВ», резко затормозившая возле нас, была шестой по счету.

— Ради Бога, помогите!

Женщина с длинными темно-рыжими волосами, выскочив из машины, бросилась к нам. Она смотрелась очень эффектно в своем распахнутом голубом полушубке из песца и узких вельветовых джинсах. Первый раз в жизни ко мне обращалась за помощью такая красивая женщина.

— За нами гонятся. Через минугу-две они будут здесь.

— Кто?

— Какие-то люди в светлых «Жигулях». Кажется, они вооружены.

Следом за женщиной из «БМВ» выбрался ее спутник. Лет тридцати пяти, небольшого роста, он спокойно смотрел на меня сквозь золотые очки.

— Жена очень боится. Разрешите хотя бы постоять возле вас.

Судя по всему, оба были из породы новых совковых миллионеров. На мужчине кожаная куртка, шипованные американские ботинки. Даже часы, отличные швейцарские часы, успел разглядеть я на его руке. Он был немногим моложе меня, но успел достичь в жизни куда большего. Во мне поднималось невольное раздражение. Я видел всего себя глазами этого преуспевающего дельца и его красивой жены — заурядный армейский капитан в заляпанных яловых сапогах и два его подчиненных солдата, разинувших рот на блестящую иностранную машину.

Богатая парочка куда-то в. ляпалась со своим бизнесом и не знает, как выбраться. А тут подвернулся вооруженный патруль во главе с капитаном. Хорошая кандидатура на роль пугала!

— Мы вас очень просим…

У женщины был тонкий аккуратный нос и темные слегка подкрашенные глаза. Волосы падали на пушистый воротник полушубка.

Светло-серый «жигуленок» на большой скорости выскочил из-за поворота. Оба моих курских орла подобрались, пристраивая автоматы поудобнее. «Жигуль» затормозил, едва не врезавшись в «БМВ». Сделано это было мастерски и нахально. Я не слишком запомнил лица троих парней, выбравшихся из машины. Нечто крепкое, сытое, коротко стриженное в темных кожаных куртках, медленно пережевывающее жвачку.

— Послушай, капитан, мне надо с ними поговорить.

Это произнес один из них, видимо, старший, самый широкоплечий и щекастый из троих. Его тесноватая кожанка была распахнута, руки он держал в карманах. Двое других продолжали молча жевать. Наверное, они казались себе очень крутыми, а может, и являлись ими на самом деле.

— Говорите, — разрешил я.

Тогда, три года назад, я плевать хотел на таких кожаных молодцев. Я никогда до этого с ними не сталкивался, и лишь время научит меня осторожности.

— Мы хотим побеседовать с глазу на глаз.

— Отстаньте, мы вас не знаем, — нервно выкрикнула женщина.

Ее спутник держался молодцом. Он стоял между мной и теми тремя, тоже держа руки в карманах и раскачиваясь с пяток на носки. Я почему-то был уверен, что в случае чего он не раздумывая бросится на них. Даже один против трех.

— Что вам нужно от этих людей?

Я всю жизнь ненавидел блатные рожи, особенно когда они кучей идут на одного.

— Капитан, — старший из троих приблизился ко мне, говорил очень тихо, почти шепотом, — не мешай нам. Это наши должники, а ты тут вроде и ни при чем. Мы же никого не грабим, так ведь?

Он разжал ладонь, в которой лежали сторублевки. Штук пятнадцать, может, больше. В то время моя зарплата была четыреста рублей, и сумма, предлагаемая за то, чтобы я не лез в чужие дела, выглядела вполне прилично.

— Вот мои документы.

Никаких денег. Просто документы. Он загораживал спиной протянутые сторублевки. Мне следовало так же аккуратно принять их, и никто бы ничего не заметил. Проверил документы — и все тут. В Архангельске и Надыме я сталкивался со взятками редко и привыкнуть к ним не успел. Щекастый и его компания этого не знали. Я отрицательно помотал головой и сделал пальцем знак, чтобы они разворачивались.

— Здесь половина, — подумав, сказал щекастый. Его маленькие, ушедшие в подлобье глаза нетерпеливо помаргивали, — после базара с клиентами получишь остальное.

— Уезжайте, — ответил я, — даю вам две минуты.

Ты зря с нами ссоришься. Или думаешь, мы здорово испугались твоих чурбаков с Калашниковыми. Стволы и у нас имеются.

— Минута уже прошла, — напомнил я.

Ох, как он меня презирал и ненавидел! Тупого вояку, который не хочет извилинами пошевелить и лезет своей бараньей башкой на рожон. Почувствовав обострение ситуации, двое других молодцов зашевелились, беспокойно оглядываясь по сторонам.

— Ну ладно! Может, еще встретимся. Шарик-то, он круглый.

Щекастый вразвалку шагал к машине. С каким удовольствием разделался бы он со мной. Но не здесь, а втроем, впятером против одного на узкой дорожке. И чтобы салабонов с автоматами рядом не было. Но сейчас расклад был другой, и висел у меня на поясе тяжелый двадцатизарядный Стечкин, кобуру которого в конце разговора я расстегнул.

«Жигули» с абхазскими номерами и затененными стеклами, шипя, разворачивались на крохотном пятачке. Внизу, среди камней, билась незамерзающая горная речка. Слякотное январское небо сыпало мелкой крупой. Из открытого окна «Жигулей» вылетел окурок и, роняя искры, покатился по асфальту.

Женщина с медными волосами опять усаживалась в «БМВ». На меня она больше не смотрела. Ее муж достал красно-белую пачку «Мальборо», закурил и протянул нам. Солдаты потянулись озябшими грязными пальцами к дорогим сигаретам.

— Спасибо. Вы нас выручили. Мы могли крепко влипнуть.

— От таких физиономий хорошего ждать нечего, — согласился я.

— Меня зовут Костя, Константин Малов. — Он достал визитную карточку. — Возьмите. Там телефон, вдруг что-нибудь понадобится.

Я сунул визитку в карман. Костя, потоптавшись, заглянул в свои швейцарские часы.

— Торопимся, извините. Вы не будете возражать, если я немного отблагодарю ваших ребят?

— Как хотите.

Он что-то сунул солдатам и помахал мне рукой.

— Я ваш должник. Звоните…

«БМВ» медленно тронулся, и Костя Малов, человек с визиткой, помахал мне, его спутница глядела перед собой, держа в пальцах сигарету. Я отвернулся. Она была красива и знала себе цену. Впрочем, других женщин в таких дорогих машинах и не возят. Я повертел визитку. «Константин Иванович Малов. Фирма "Русь”. Генеральный директор».

— Товарищ капитан! — один из салабонов заговорщически тянул меня за рукав. — Этот мужик аж шесть сотен отвалил. Возьмите две, а?

Солдата звали Сашей. Он был конопатым и круглолицым.

— Не надо, — я мягко сжал протянутую с деньгами ладонь.

— Они вам больше пригодятся. Только чтоб деды не отобрали.

— А вот хрен им, — засмеялся Саша.

Прошло полгода. Я получил майора, от меня ушла жена, а вскоре я ушел из армии.

С женой уже давно все двигалось к концу. Постоянные переезды, замызганные общежития и одуряющая монотонность бесконечных зим в отдаленных гарнизонах мало что оставили от чувств, с которыми мы начинали семейную жизнь. Жена с дочерью все чаще оставались у матери, мы не виделись месяцами. Потом у нее кто-то появился, и мы расстались. Ее даже не удержало возле меня Черное море и чужой праздник на его пляжах.

Я не сделал карьеры в армии. И все же было тяжело расставаться с тем, что окружало меня на протяжении двух десятков лет. Северные коэффициенты помогли набрать неплохую выслугу, и в возрасте тридцати восьми лет я шагнул в новую для меня жизнь в качестве советского пенсионера.

С работой я долго не мудрил. Мне нравилось море, яхты и острова за горизонтом. Начальник лодочной станции, тоже из армейских отставников, предложил должность своего заместителя, одновременно механика, и я согласился. Станция была богатой. Кроме обычных рыбацких фелюг и дюралек, здесь стояли дорогие прогулочные глиссеры и яхты, принадлежавшие городским буграм. А посему мне даже досталось служебное жилье, половина старого дома с толстыми сырыми стенами и удобствами во дворе.

О собственной яхте я мечтал давно. Еще с тех пор, когда в начале службы ходил в яхтклуб и катал под парусами будущую жену. В первый же месяц своей гражданской жизни я купил «Марию», старую девятиметровую яхту, уже несколько лет стоявшую в деревянном сарае рядом с лодочной станцией. Моих сбережений хватало на одно: либо на мебель с телевизором, либо на яхту. Я выбрал «Марию».

Она спасала от тоски и запоев, которые навалились. на меня зимой. Я тосковал по жене, дочке, друзьям, оставшимся слишком далеко, а бесконечный дождь за окном едва не заставлял выть от одиночества.

Тогда я шел в сарай к «Марии» и начинал заниматься ее восстановлением. Вечерами в мой дом иногда приходила женщина, Валя, работавшая медсестрой в амбулатории. Она то жила, то не жила с пьяницей-мужем. Общение со мной немного отвлекало ее от семейных дрязг. У Вали была большая грудь. В любви она была довольно пассивной, словно выполняла надоевшую обязанность.

Так прошла первая зима. К весне я заменил на яхте подгнившие доски и перебрал дизель. Солнце и теплое море растопили тоску. Как бы то ни было, а жизнь продолжалась. Почти все время я проводил на станции и в море, избегая возможности оставаться в своем неуютном пустом жилище. «Мария» заменяла мне дом. В одиночку или с кем-нибудь из приятелей я плавал вдоль побережья, забираясь в лабиринты скал, а порой уходя в море к нейтральным водам. Я бросал якорь и ночевал среди искрящейся черной глади. В море мне спалось спокойнее, чем дома. Радовало утреннее солнце, отражаясь веселыми желтыми полукружьями от медных поручней и окантовки иллюминаторов.

Я привык к морю, к пыльному южному городу с его кривыми мощеными улочками и даже к своему одинокому’ неуютному дому. Во дворе посадил черешню. Приятель-отставник начал с дальним прицелом водить меня в гости к своей родне. Знакомить с молоденькой племянницей-разведенкой. Племянница мне нравилась. Родители ее, за неимением лучших женихов, против моей кандидатуры ничего не имели и осторожно расспрашивали, какую пенсию мне назначили. К этому времени я без сожаления расстался с Валей, начал толстеть. Перестал просыпаться по ночам, теперь со мной оставалась невеста. Впереди вырисовывалась семейная жизнь. Моя старенькая мама одобрила намерения одинокого сына и написала в письме, что давно пора мне куда-то прибиваться. А там даст Бог, и она приедет. Смотреть за внуками.

Но судьбе было угодно распорядиться моей жизнью по-другому. Я встретил Ларису.

Глава 2

Вспоминал ли я ту рыжеволосую женщину в голубом «БМВ»? Иногда. Она мне понравилась, как может нравиться увиденная мельком фотография красивой киноактрисы. Она была женщиной из совсем другой жизни, куда я был не вхож, да и не стремился. А визитную карточку Кости Малова я вскоре потерял. Обращаться к главе фирмы «Русь» с какими-либо просьбами я не собирался.

В тот июньский день сильно парило. С утра я возился с ремонтом глиссера, а потом пошел на свой причал, где стояла «Мария». Ожидая грозу, я получше закрепил яхту, а потом уселся под навес с бутылкой пива в руке.

— Это ваша яхта?

Я обернулся и увидел ее. Рыжеволосая женщина в узких светлых брюках показывала пальцем на «Марию».

— Моя.

Она узнала меня, но улыбка, появившаяся на ее губах, не показалась мне искренней. Я хорошо запомнил, с каким безразличием усаживалась она тогда в машину. Кажется, эта женщина улыбалась только тогда, когда ей что-то было нужно.

— Красивая яхта.

Я промолчал и отпил глоток польского пива, полученного за ремонт глиссера,

— В гот раз вы нас здорово выручили, а я даже не знаю вашего имени.

— Вы его и не спрашивали.

— Ах, да, извините.

Она засмеялась, и я успел оглядеть ее фигуру. Стройную фигуру тридцатилетней женщины, хорошо следящей за собой. Массивная золотая цепочка с кулоном подчеркивала смуглость кожи в вырезе блузки, расстегнутой точно до того места, где начиналась высокая грудь.

— Меня зовут Лариса.

— Вячеслав. Садитесь, — я показал на скамейку.

— Наверное, вы уже майор?

— Бывший. Я ушел из армии.

— Вот как. И где сейчас?

— На этой станции. Рядом с вами.

Я украдкой разглядывал ее, чувствуя, что эта женщина входит в меня, обволакивая, подчиняя себе. Я хотел бы чтоб она ушла и одновременно желал, чтобы она осталась.

— У вас здесь тоже яхта?

— Нет, — Лариса помотала своей красивой головой. Рыжие волосы падали на плечи. — Я искала знакомого.

— Одного вы уже нашли, — неуклюже сострил я. — Если вам опять нужна помощь, я готов.

— Может быть.

Мы закурили. Огромная туча закрывала полнеба. Стрижи носились над застывшей фиолетовой водой, и люди на пляже торопливо собирали вещи.

— Лариса, если хотите, мы можем переждать грозу на яхте.

Я поглядел ей в глаза. Желто-зеленые, слегка прищуренные, они скользили мимо меня, ничего не выражая. Лариса что-то решала. Сквозь вырез блузки я видел белое полукружье груди. У нее был очень низкий, едва закрывающий соски бюстгальтер.

— Меня ждет машина.

— Муж?

— Нет, приятель. Да я и не замужем.

— А Костя?

Она не ответила, разглядывая яхту.

— У меня есть бутылка вина. Мы могли бы отметать знакомство.

Десятью минутами позже мы сидели в каюте, и я наливал в глиняные кружки «Изабеллу», густое пахучее вино, которое обычно покупал у одного старика возле станции. Мы говорили о каких-то пустяках. Вернее, пытался оживленно болтать я, а Лариса лишь изредка кивала. Дождь обрушился сплошной мутной стеной. В каюте стало темно. Я осторожно обнял женщину и потянулся к ее губам.

— Не торопись.

— Ты мне нравишься.

— Этого мало.

Я поцеловал ее в шею и снова налил вина. Я чувствовал, как колотится сердце, и боялся все испортить чрезмерной назойливостью.

— Слава, ты очень нас выручил тогда, — сказала Лариса, — и я тебе благодарна. Что если я попрошу тебя еще об одном одолжении.

— Для тебя лично?

На «ты» мы уже перешли. Что будет дальше?

— Для меня. Мне может понадобиться яхта. Дней на восемь-десять, может, чуть больше, — Она отпила глоток вина. — Я перебирал пряди ее медно-рыжих волос. — Но это не значит, что я брошусь отдаваться тебе прямо сейчас.

— Когда нужна яхта?

— Примерно через неделю. Но нас будет трое или четверо.

— И что за мероприятие нам предстоит?

— Позже я объясню. Скажем, что-то купить, отвезти и продать.

— Не наркотики, я надеюсь?

— Нет, не наркотики.

Дождь закончился так же быстро, как и начался. Тучи, громыхая, уходили к горам. Лариса поднялась.

— Мы увидимся сегодня вечером? — я вопросительно посмотрел на нее.

— Лучше завтра.

Я проводил Ларису до конца пирса. Белая «Ауди-100» ждала ее на берегу. В тот раз «БМВ», теперь «Ауди». Куда я лезу? Она коснулась губами моей щеки.

— Пока.

— До завтра.

В эту ночь я плохо спал. Утром у меня падали из рук ключи, и мой напарник-слесарь предложил похмелиться.

— Не поможет, — мотал я головой.

— Граммов сто пятьдесят — и все как рукой снимет, — убеждал напарник.

Я думал про Ларису и ждал вечера. Но вечер не принес мне облегчения. Мы погуляли по набережной, съели по мороженому в кафе на террасе, и Лариса заторопилась домой.

— Может, пойдем ко мне?

— По чашке кофе — и в постель? — закончила мою мысль Лариса.

— Я бы не против, — мрачно отозвался я. Она словно дразнила меня. Я отвел глаза от ее узкой длинной юбки с разрезом до середины бедер.

— Слава, не торопись. Нам же надо привыкнуть друг к другу, так ведь?

Улыбка играла на ее тщательно подведенных губах, и я не знал, о чем мне говорить дальше. Лариса вдруг прижалась ко мне всем телом и я, дурея от близости, с трудом отыскал ее губы. Я почувствовал, как под моими пальцами напряглись ее бедра. Она оттолкнула меня.

— Хватит. В тебе слишком много темперамента. Проводи меня до автобусной остановки.

— Ты иногда ездишь и на автобусе?

— Изредка. — Она не отреагировала на мою иронию. — Мы придем завтра с Костей и еще одним человеком посмотреть яхту. Не ревнуй меня, пожалуйста. Хорошо? Иначе все испортишь.

— Мне слишком по душе эта игра. В качестве кого буду выступать я?

— Послушай, Слава, ты мне нравишься. Наверное, у нас что-то будет. С Костей все идет к концу, мы уже практически не живем вместе. Но остались кое-какие обязательства, — она похрустела пальцами с двумя тонкими серебряными перстнями. — Я их должна выполнить. Отбрось эмоции и помоги мне. Сможешь?

— Как все это будет выглядеть?

— Мы погрузимся в твою яхту. Три-четыре человека. Возможно, кроме меня, будет еще одна женщина. В общем, компания, которая решила развлечься. В одном месте мы забираем груз, а в другом отдаем его. Вот и все.

За этим «все» могло крыться что угодно, и Лариса поспешила взять меня за руку.

— Я сама не знаю всех тонкостей. Какие-то дела со старинными иконами и картинами. Если нас даже и задержат, ты тут ни при чем. И еще. Не смотри на меня при Косте такими глазами. Я не хочу от него напоследок сцен. Хорошо?

— Хорошо, — согласно мотнул я головой, шагая за Ларисой, как бычок на привязи.

Разговор с Костей состоялся на следующее утро. Он пожал мне руку и еще раз поблагодарил за помощь тогда, на трассе. На этом воспоминания о прошлом закончились. Костя обшарил всю яхту от кормы до бака, осмотрел двигатель и сообщил свои условия. Сто тысяч за эксплуатацию судна плюс десять тысяч командировочных за каждый день. В случае удачи предприятия — отдельная премия. Сумма будет названа позже, но меньше ста тысяч.

Я взял двухнедельный отпуск и стал готовить яхту к плаванию. Через пару дней водитель Малова привез продукты и вещи. В средствах Костя себя не ограничивал. Мы выгружали ящики с мясными консервами, баночным пивом, упаковки «Кока-Колы», бутылки с ликером и блоки американских сигарет.

Водителя звали Мишка Челноков. Это был здоровенный загорелый парняга, коротко, по-спортивному, стриженный.

— А кликуха у меня Челнок, — сообщил Мишка. — Можешь называть меня так.

— Не бедствуют твои хозяева, — кивнул я на груду вещей, сваленных под навесом.

— Господа любят, чтобы все на уровне.

— Много их, господ, будет?

— Шеф, — начал загибать пальцы Мишка, — Лариса, Вадим… И, наверное, его подружка. Не утонем?

— Поместимся.

Несмотря на высокую плату за предстоящий рейс, настроение у меня было не слишком веселое. Толпа полузнакомых людей, какие-то сомнительные дела. Мне было жаль свежевыкрашенной палубы, которую я недавно перестелил и по которой бесцеремонно шлепал Мишка Челнок. И вообще, я бы предпочел везти куда угодно лишь одну Ларису.:.

— Все приедут завтра с утра. Готов?

— Готов.

— Ты не пожалеешь. Шеф — мужик хороший и насчет бабок не жмется. Он мне про тебя рассказывал. Здорово ты тогда этих хлюстов прижал.

— С двумя автоматами это было нетрудно.

— Они могли отыскать тебя позже и расквитаться.

— Ты с нами поплывешь? — переменил я тему.

— Об-бязательно! Кто же шефа охранять будет? — Он оглядел меня. — Ты тоже мужик не из слабых. Чем занимался?

— Дзюдо еще в училище, а потом только стрельбой.

— Из пистолета?

— Из чего угодно. Других развлечений не было, разве что водка.

— Мне кажется, мы с тобой поладим. — Мишка снова протянул свою шершавую жесткую ладонь. У него были татуированные пальцы, и уезжал он от пирса на светлой «Ауди-100». Той самой, на которой приехала сюда в первый раз Лариса.

Кроме уже знакомых мне лиц, на яхту погрузились еще двое. Рыхловатый мужчина со щеткой темных усов и девушка лет восемнадцати.

— Вадим, — подал он мне руку.

Он был одет в фирменный костюм сафари, а в вялом пожатии сквозила снисходительность человека, знающего себе цену.

— Это Лиманский, заместитель у Кости, — улучив момент, шепнул Мишка, — а девчонка его б…дь. Анька или Танька, не помню. Но требует, чтобы называли Анжелой. На меньшее не согласна.

Мишка подмигнул. От него уже попахивало пивом.

Лариса была великолепна в своих джинсовых шортах и полосатой, под тельняшку, блузке. На левом запястье матовое поблескивал золотой браслет в виде змейки. Она улыбнулась, и я тут же отбросил свои сомнения насчет предстоящего плавания. Главное, мы будем вместе.

Был свежий ветреный день. Мы выходили из бухты под парусом. Костя и Мишка помогали мне. Оба неплохо разбирались в снастях.

Анжела выбралась из каюты с банкой «Колы» и продемонстрировала свой купальник с узкой полоской, едва прикрывающий то, что находится между ягодиц. Бедра были открыты для всеобщего обозрения. Она была хороша несколько тяжеловатой красотой еще совсем юного, но уже полностью созревшего тела. Девушка начинала заметно толстеть, и в будущем ей придется внимательно следить за собой, чтобы сохранить привлекательность. Но пока она щедро пользовалась тем, что дала природа, и жмурилась от удовольствия, держа й одной руке яркую банку заморского напитка, а в другой сигарету.

Я не буду описывать подробно события первых дней. Мы не спеша плыли вдоль побережья, купались, пили пиво, вино, й плаванье наше мало чем отличалось от обычного пикника. Вечерами на палубе устраивалось шумное застолье, на котором присутствовали и мы с Мишкой. Костя Малов вел себя очень просто. Мы подолгу разговаривали с ним, отделяясь от остальных, Лиманский танцевал с Ларисой, а Мишка Челнок веселил его юную подругу, бесцеремонно хватая Анжелу за голый зад.

Раза два, когда поблизости никого не оказывалось. Лариса, проходя мимо, прижималась ко мне или быстро целовала в щеку. Это было единственным, что напоминало о наших отношениях.

У Кости был радиотелефон. Иногда он вел переговоры с берегом. Однажды вечером он подошел ко мне.

— Завтра поработаем. Надо будет получить груз.

На следующее утро я подвел «Марию» в указанное им место. Мы бросили якорь в заливе метрах в ста от берега. Костя заметно нервничал, хотя старался этого не показывать.

Далекий гул заставил меня поднять голову. Через минуту из-за прибрежных скал вынырнул пятнистый вертолет. Сделав круг над яхтой, он медленно опустился на галечную отмель.

Двое военных вышли наружу. Костя помахал им рукой, потом сбегал вниз за коричневым кожаным кейсом.

— Давай к берегу, — весело скомандовал он, — Миша, готовь резиновую лодку!

Я видел, как они здоровались с военными, потом из вертолета вытащили два ящика, и машина снова поднялась в воздух. Костя с Челноком погрузили в лодку один из ящиков и отбуксировали по мелководью к яхте. Мы с Вадимом помогли поднять его на палубу. Когда оба ящика были опущены в разные трюмы. Костя приказал Мишке принести бутылку шампанского.

— Первая половина сделана! — он обнял Ларису и сунул мне стакан с шампанским. — Отлично!

Я не слишком разделял его восторги. Больший из ящиков весил около сотни килограммов, а маркировка на гофрированном металле наталкивала на кое-какие размышления. Я очень сомневался, что в тщательно упакованных зеленых ящиках с пятиконечными армейскими звездами находятся картины или иконы.

Мне бы очень хотелось знать, что там, внутри. Но ключи от обоих трюмов были у Кости. К ящикам он никого не подпускал.

Глава 3

Мы плыли весь день, остановившись на ночь в извилистой узкой бухте. Я обратил внимание, каким собранным и настороженным сразу стал Костя. Лиманский явно нервничал, с тревогой вглядываясь в любое судно, показавшееся на горизонте. Лариса находилась все время рядом с Костей. Лишь Челнок и Аня-Анжела вели себя по-прежнему. Курили, опустошали банки с пивом и над чем-то дружно смеялись. В паре с молодым загорелым Челноком девушка смотрелась куда лучше, чем с Лнманским.

Ночью мы все по очереди несли двухчасовую вахту. Я втайне надеялся, что ко мне поднимется Лариса, но этого не произошло.

Зато вслед за Челноком украдкой выскользнула Анжела. Я слышал, как они шепчутся на палубе, потом ее окликнул сонный голос Вадима.

— Анжела!..

— Чего тебе? — помедлив, отозвалась она. В ее тоне явно слышалась досада.

— Иди сюда.

— Сейчас…

Она прошлепала мимо меня босыми пятками, а следом поплелся недовольный Челнок. Сел рядом со мной и пожаловался.

— И чего скотине не спится? Пообщаться с девкой не дает.

— Не для тебя же он ее возит, — резонно заметил я.

— А для кого тогда? Сам не ам и другим не дам! Он же ее почти не трахает, Анжелка сама рассказывала. Купил девчонку и таскает ее с собой для престижа. А вообще, Вадька противный мужик. Все с гонором, с подколкой…

Я кивнул, соглашаясь с Челноком, хотя мне было абсолютно наплевать и на Лиманского, и на его новую подругу.

— Выпить хочешь? — спросил Мишка, — у меня пузырек припрятан.

— Тащи.

Когда выпили по одной и второй, Мишка толкнул меня локтем.

— А я гляжу, ты в Ларискину сторону не ровно дышишь. Нравится баба?

Я промолчал.

— Нравится, конечно. Я такие дела быстро усекаю.

— И к чему ты это заводишь?

— Да ни к чему! — простодушно удивился Челнок. — Думаешь, мне ее для тебя жалко? Она стерва красивая, ничего не скажешь. И хвостом покрутить любит. Только у тебя ничего не выйдет. Избалованная она. Приучил ее Костя к хорошей жизни. Чтобы машины заграничные, тряпки самые модные…

Он покрутил пальцами над головой, показывая запросы этой женщины.

— Они не женаты?

— Нет. Костя уже раз обжегся, снова не затащишь. Да и если расстанутся, легче горшки делить.

— Не очень ты Ларису любишь, — усмехнулся я.

— А за что ее любить, кто она мне такая? Костя на нее прорву денег тратит, а я по городу вожу. Вместо дел за юбкой тащимся. Из-за таких и фирма у Кости на ладан дышит.

— По расходам этого не скажешь.

— Ты имеешь в виду всякие ликеры да кока-колы? Это ерунда, на такие вещи шеф никогда не мелочится. Но он выкрутится, я не сомневаюсь. Голова у него работает. Не зря мы тут болтаемся.

— Чем же он торговать собрался?

— А нам с тобой не все равно? Крути руль и меньше нос суй куда не надо.

Мишка выбросил за борт пустую бутылку и, зевая, отправился спать. Мне показалось, что последний мой вопрос ему не понравился.

Утром Костя вместе с Вадимом сошли на берег. Вернулись оба уже в темноте, видимо, куда-то ездили. Потом Костя разговаривал с кем-то по радиотелефону и долго курил на корме.

Его очередь стоять на вахте была следом за мной, но Костя подошел ко мне на час раньше.

— Иди. отдыхай. Я постою, все равно не спится.

— Я тоже пока не хочу. Что, дела не слишком идут?

— Так себе. Надоело до чертовой бабушки, голова лопается от проблем.

— А все равно не бросишь. Деньги!

— Деньги, — согласился Костя. — Все на них помешались и я тоже.

— Смысл жизни?

— А ты предложишь другое? Не укради и возлюби ближнего своего,

— Знаешь, когда партсобрания были, меня от всяких прописных истин тошнило. А сейчас погляжу на весь этот бардак и хочется чего-то человеческого. Хоть не укради, хоть возлюби. А мне взамен со всех экранов рожи спекулянтские тычут. Вот, мол, это люди! Надежда и опора наша, а ты так себе, дерьмо на палочке.

— Ну если у нас головы лучше варят, куда денешься, — вяло усмехнулся Костя.

— Хозяева жизни?

— Скорее, гости. Торопимся наловить рыбешки, пока вода мутная. Да и ты сам не против, так ведь?

— Наверное. Раз с вами связался…

Последующие трое суток мы совершали маневры, смысл которых мне до конца понятен не был. По требованию Кости я то медленно двигался вдоль берега, то ставил «Марию» на якорь, и мы часами чего-то ждали. Костя постоянно торчал на палубе с биноклем в руках, разглядывая берег и море.

Внешне он оставался спокойным, даже веселым, и мы по-прежнему вели с ним долгие разговоры на разные темы. Но я видел, что он чем-то встревожен. Вторая часть их операции явно не ладилась. Лиманский ходил раздраженный и цеплялся то к Челноку, то к Анжеле. Меня он игнорировал, обращаясь в самых необходимых случаях. Я отвечал ему тем же. Мне не нравилось высокомерие и лень этого человека. Если бы не Костя, он и пальцем бы не шевельнул на яхте.

У нас заканчивались хлеб и овощи, но заходить куда-то за покупками Костя не собирался. Он ждал каких-то важных для нас сообщений. Однажды он подошел ко мне.

— Слава, тебе, наверное, это стало надоедать?

— Веселого путешествия явно не получается, — отозвался я.

— Ну что ты! Впереди такие приключения, что не будем знать, куда деваться. Слушай, я хочу немного изменить твой статус.

— В каком смысле?

— До сегодняшнего дня ты был вроде как наемным работником, то бишь капитаном. А что, если ты войдешь к нам в дело?

— Для этого мне надо знать, какой груз упакован в ящиках?

Костя засмеялся и хлопнул меня по плечу.

— Я бы тоже задал этот вопрос! Но поверь, он не имеет большого значения. Скажем, там находятся приборы. Секретные, высокоточные, ценные и так далее. Правда, краденые. Удовлетворяет такой ответ?

— Нет. Я хотел бы заглянуть.

— Ящики опечатаны, и не наше дело лезть в них. Мы должны лишь передать груз и получить деньги. Но с передачей не все выходит гладко.

Яхта покачивалась на якоре метрах в трехстах от берега. За галечным пляжем, у скал, стояли несколько разноцветных палаток. От костра поднимался тонкий ленивый дымок. Отдыхающие готовили обед.

Подошла Лариса и встала рядом с нами.

— Речь идет о больших деньгах, — резко заговорил Костя, — я подозреваю, что со мной ведут не слишком честную игру. Мне сообщили, что люди, которые должны забрать груз и заплатить за него, уже кое-кого обманули. Я решил проверить и дважды назначал разные места. Условие было таким: два-три человека, одна машина — и больше никого.

На корме за нашими спинами о чем-то смеялись Мишка и Анжела. Лиманский, словно сторожа их, сидел там же и делал вид, что читает журнал.

— Первый раз вместо одной машины на берегу стояли две. Правда, поодаль одна от другой. Может, во второй машине были отдыхающие, но я не рискнул подходить к ним. В другой раз, кажется, все было нормально…

— Но ты опять отменил встречу?

— Да. Я хотел еще раз убедиться. Завтра снова назначена встреча. Это будет пустынный пляж, километрах в пяти отсюда. Мы дождемся, когда подъедет машина, удостоверимся, что это те самые люди и выгрузим ящики на берег. Затем вместе с Вадимом получаем деньги, возвращаемся на яхту — и полный вперед!

— В чем будет заключаться моя помощь?

— Сначала о сумме. Твоя доля составит полтора миллиона.

Я присвистнул:

— Приборы сделаны из чистого золота?!

— Оставь их в покое. Это не наше дело. Лучше спроси, что от тебя потребуется?

— Догадываюсь. Наверное, ты хочешь, чтобы я в случае чего пострелял. В цель или поверх голов?

— Как придется.

— Мне не очень нравится ваша затея, — медленно заговорил я, — что за люди приедут завтра?

— Они нездешние. Одна из кавказских группировок.

Я задумался.

— Слава, нам больше не на кого положиться. Ты с Михаилом будешь страховать нас. Я уверен, что все будет нормально. Но… я должен знать, что за спиной надежное прикрытие.

— Я подумаю.

Лариса смотрела на меня, покусывая губу. Господи, какое там «подумаю»! Решение я уже принял, хотя сознавал, что сую голову в петлю.

— Хочешь поглядеть на оружие?

Я кивнул. Мы спустились в каюту, которую они занимали с Ларисой. Костя достал из рундука продолговатый сверток и размотал его. Там находился охотничий карабин Калашникова с оптическим прицелом, короткоствольный германский автомат Хеклера и два пистолета.

— Как арсенал?

— Карабин хорош!

— А эта штуковина? — он повертел автомат и передал мне.

Я подвигал хорошо смазанный затвор.

— Калибр сильный, девять миллиметров. Но он для ближнего боя. На расстоянии слишком сыпет.

— От тебя требуется в случае осложнений сделать два-три эффективных выстрела. Над головами или по стеклам, но упаси Бог, зацепить ящики. Пойдем, попробуем?

Мишка отвез на резиновой лодке десятка полтора пустых банок и разбросал их в воду. Стрельба была, пожалуй, единственным ремеслом, в котором я стал профессионалом. Здесь меня трудно опередить. Я по очереди топил банки выстрелами из карабина, автомата и обоих пистолетов, чем вызвал восторг подвыпившей Анжелы. Каюсь, но я изо всех сил рисовался перед Ларисой. Костя тоже стрелял неплохо, и Мишке пришлось еще два раза отвозить пустые банки.

Мы крепко выпили в тот вечер. Тяжело опираясь на мое плечо, Костя рассказывал:

— Знаешь, как я заработал свой первый миллион? Когда было очень тяжело с сахаром, я собрал у людей деньги. Я им вез этот сахар очень долго… много месяцев. Потом я все же его довез, но денежки крутанул… раза два. Понимаешь, я не боялся рисковать, и мне везло, но если промахнусь сейчас, то останусь нищим. Я все вложил в это дело… Хотя взял большой грех на душу. Боюсь, мне Бог его не простит.

Я не понял, что за грех имел в виду Костя, и смысл его слов дошел до меня лишь на следующий день.

Он был слишком пьяный.

Вместе с Ларисой мы отвели Костю в каюту.

— Подожди меня, — шепнула она, — я к тебе поднимусь…

Стоять на вахте была очередь Мишки Челнока, но я отправил его спать. Кажется, он о чем-то догадывался, но лишних вопросов не задавал. Между нами установились вполне дружеские отношения, и я ему доверял.

— Спать так спать, — зевнул Челнок, — счастливо оставаться.

Он загромыхал вниз по трапу. Я ждал Ларису. Луна еще не взошла. Яркие крупные звезды отражались в чернильной, слегка поблескивающей воде. На берегу светились огоньки далекого поселка, и плеск волн был единственным звуком в ночи.

Лариса подошла сзади и обняла меня.

— Бедный Костя, он не привык много пить.

Мы были уже неделю рядом на крошечном пространстве яхты, и это было первый раз, когда она вспомнила, что между нами тоже есть какие-то отношения. Я не верил, что она собирается бросать Костю. Но мое неверие таяло, уходило прочь при звуке ее голоса. Может быть, она не собиралась расставаться с ним (ради чего и ради кого?), но мне сейчас было все равно.

Я потянул вниз узкие трусики ее купальника, и Лариса напрягшись вцепилась ногтями мне в спину. Мы сплелись прямо на палубе, и яхта раскачивалась от движения наших тел. Впрочем это могли быть волны…

Она ушла к себе, я еще долго курил, привалившись спиной к прохладной дощатой рубке. Алкоголь давно перестал действовать, и я начинал трезво осознавать, что я не больше чем нужная вещь в руках красивой и отнюдь не влюбленной в меня женщины. Я верил в предчувствия и не ждал ничего хорошего от завтрашнего дня.

Но все окажется гораздо хуже, чем я предполагал.

Оно было солнечным и ясным, то утро, когда мы бросили якорь в сотне метров от берега в небольшой бухте, окаймленной скалами. Я не знаю, как получилось, но на берег вместе с Костей поехал не Вадим, а Мишка. Вскоре появилась машина, ГАЗ-24, фургон с крестами скорой помощи, из которой вышли двое мужчин в светлых пиджаках. Через линзы оптического прицела я хорошо видел третьего, оставшегося за рулем. Бородатый и широкоплечий, он сидел, навалившись на руль.

Пока все шло по плану. Мы помогли сгрузить ящики, и Мишка по одному отбуксировал их в резиновой лодке к берегу. Светлые пиджаки, склонившись над ящиками вместе с Костей, долго рассматривали содержимое, потом пошли к машине. Как я понял, за деньгами.

Вадим следил за ними в бинокль, автомат был на плече стволом вниз. Анжела с неизменной банкой в руке сидела на носу. Из-под резинки купальника торчала пачка сигарет. На ее хорошеньком личике было написано ожидание интересной игры.

Выстрелы на берегу ударили целой россыпью. Сразу два или три, потом еще и еще. Я видел, как Костя попятился назад и, взмахнув руками, упал. Мишка, сцепившись с одним из светлых пиджаков, катался по песку. Из кабины «Волги» выскочил бородатый водитель с автоматом Калашникова и ударил длинной очередью по яхте. Из пробитой насквозь рубки брызнули куски обшивки. Анжела, вскрикнув, заметалась по палубе.

— Ложись, убьют!

Я ловил и никак не мог поймать в перекрестье прицела водителя — яхту раскачивало на волне. Зазвенело выбитое в иллюминаторе стекло. Пули с шипеньем прошли рядом с головой. Я выстрелил и промахнулся. Спокойнее! Я отчетливо видел бородатое лицо водителя и защитную камуфляжную рубашку. Автомат, направленный прямо на меня, бился в его руках. Он слишком спешил, рассеивая пули длинными очередями, и это спасло нас. Я выстрелил снова. Бородатого отбросило назад. Теперь, что там творится с нашими ребятами? Костя лежал, подтянув колени к подбородку. Судя по всему, его зацепило крепко. Челнок, сбив с ног одного из стрелявших, возился со вторым. Снова захлопали выстрелы.

Я спрыгнул с борта вниз. Воды было по грудь. Я бежал, подняв над головой карабин, и, кажется, что-то кричал. Подбадривая Челнока или отпугивая тех двоих. Я был уже на мелководье, когда фургон с крестами скорой помощи рванул с места, резко набирая скорость. Челнок стрелял вслед из пистолета. Я вскинул карабин и поймал в прицел неясный силуэт пригнувшегося к рулю человека. Нажал на спуск, но это было, скорее, машинально. В последний момент я рванул ствол вверх, и пуля ушла у небо. Хватит с меня одного трупа.

Я сдернул с Кости рубашку и с трудом оторвал прижатые к животу руки. Пуля угодила в правую часть живота, видимо, разбив печень. Лицо пожелтело, а в углах рта закипала красно-зеленая пена. Вторая пуля прошла навылет под ключицей. Челноков тоже был ранен, но легко.

— Его надо в больницу, — показал я на Костю. — Ранение хреновое.

— Какая к черту больница!

Я не заметил, как возле нас оказался Вадим. В своей защитной безрукавке-сафари, с автоматом, который он держал за рукоятку стволом вниз, Вадим напоминал растолстевшего спецназовца, готового вступить в бой. Впрочем воевать было уже не с кем, а на мне, кажется, повисло убийство.

Бородатый водитель был мертв. Еще один из приехавших на «Волге» лежал ничком, разбросав руки. Тонкий светлый пиджак лохматился на спине поплывшими кровью пробоинами. Его застрелил Челнок. Рядом с трупом валялся небольшой револьвер.

Вместе с Ларисой мы торопливо перебинтовали Костю, хотя это вряд ли могло помочь. Мне приходилось видеть такие раны — люди после них выживают редко.

— Отсюда до поселка километра четыре, — сказал я, — кому-то надо идти, вызвать скорую и милицию.

— Какая милиция! — снова закричал Вадим, — нас перебьют как щенков, хоть в поселке, хоть прямо здесь. Ты что. не соображаешь, с кем мы связались?

— Нет, не соображаю, — ответил я,

— Я тебе позже объясню. Сейчас нет времени.

— Вадим прав, — поддержал его Мишка. — Надо отсюда сматываться, если конечно, успеем.

Он, морщась, зажимал левую ладонь, из которой текла кровь. Мы кое-как перетащили Костю на борт яхты, потом взялись за ящики. Несмотря на спешку, ни Лариса, ни Челнок с Лиманским не собирались оставлять их на берегу.

Мы уже выходили из бухты, когда на пляж выскочила знакомая «Волга» и следом за ней еще две легковые машины. Человек семь, высыпавших наружу, смотрели на яхту, переговариваясь друг с другом. У двоих я разглядел автомата. Нас разделяло с полкилометра — дистанция, на которой они смогли бы вполне достать «Марию».

Я кивнул Вадиму на штурвал и поднял прислоненный к рубке карабин.

— Становись. Я пойду на корму.

— Стрельбы не будет, — покачал головой Лиманский. — Эти ребята не идиоты, чтобы пулять по яхте, в которой лежит бомба.

— Какая бомба? — не понял я.

— Атомная, — сказал он, — самая обыкновенная, атомная.

Глава 4

Костя Малов умирал. Он ненадолго приходил в сознание и звал Ларису. Она все время сидела рядом, но Костя ее не узнавал.

У Михаила была пробита левая ладонь. Еще одна пуля прошла вдоль ребер, вырвав клок мяса на боку.

— Это все ерунда, — махал он перебинтованной рукой. — Заживет, как на собаке. Вот Косте действительно сильно досталось. Сволочи! Но мы им тоже навтыкали. Бородатого ты здорово срезал, даже не пикнул. «.

Я стоял за штурвалом. Меткое попадание в бородатого водителя не вызывало у меня положительных эмоций. Все напоминало дикий спектакль. Умирающий Костя Малов, кровь и стреляные гильзы на палубе яхты, убийство, повисшее на мне, и эта бомба, которая лежит в трюме…

Вадим с биноклем стоял на носу. Мерно тарахтел дизель. Мы уходили от наших преследователей со скоростью восемь узлов. Анжела прошла мимо, ни на кого не глядя. Она была на взводе, растрепанные черные волосы торчали в разные стороны.

— Иди сюда! — позвал я ее.

— Чего тебе?

— Хватит пить. Шагай вниз и вскипяти воды.

— Кофе, что-ли захотел?

— Надо промыть раны Михаилу.

— Ну, если Миха-илу…

Она развернулась и неуклюже полезла вниз по трапу.

— Миша, ты мне можешь рассказать, как все получилось с этой бомбой? — спросил я.

— А чего рассказывать? Сам, наверное, все понял. Последний год дела в фирме шли паршиво, Костя брался за любые авантюры. А тут полным ходом идет растаскивание армии. Грузины, абхазы — все куски к себе тащат. Ну, мы кое-что провернули. Там, пара грузовиков, кабель телефонный… А Костя не может по-малому играть, пусть риск, но чтобы результаты. Связался с кем-то из тузов и затеял историю с бомбой. Нашел клиентов и купил эту штуковину. Мы по существу всю нашу фирму ликвидировали, даже машины продали, чтобы ее выкупить…

— Слушай, ну ведь это страшно! Ты хоть понимаешь, что такое ядерный заряд?

— Я-то все понимаю! Чему ты удивляешься? В госпиталях морфий на корню скупают, а раненым инъекции дистиллированной водой делают. Не слышал, да? Как боевые самолеты исчезают, тоже не слышал? Летал, летал истребитель — и вдруг исчез. А кто-то лимоны считает, и наплевать им на всю нашу демагогию.

— Что за люди были на берегу?

— А хрен их разберет! Может, какая-то из враждующих группировок, лечены или азербайджанцы, а может, просто мафиози. Переиграли они Костю! Я только на рожи их посмотрел, сразу понял, что ничего хорошего не получится. Сделали вид, что достают дипломат с деньгами, а сами как по команде выхватили пистолеты — и в упор! Того, который в меня стрелял, я успел вырубить, хотя и получил пулю. Сцепился со вторым, кое-как достал свою пушку…

— Он умер!

Лариса держала голову Кости на коленях. Его ладонь с желтыми, испачканными кровью ногтями была безвольно откинута в сторону. По раскачивающейся палубе перекатывались, звякая друг о друга, стреляные автоматные гильзы.

Большой теплоход шел в сторону города. Полуголые туристы, облокотясь о поручни, глядели на нас. Челнок зачем-то погрозил теплоходу кулаком и, сплюнув, отвернулся. Лариса плакала. Аня-Анжела, всхлипывая, терла кулачком глаза, размазывая краску.

— Давай, отнесем его вниз, — сказал я.

Челнок кивнул, соглашаясь со мной. Потом я снова вернулся к штурвалу. Сейчас я не знал, куда и зачем мы плывем. Знали ли это остальные?

— Нам нужно исчезнуть. На неделю, может быть, на две. — Вадим говорил отрывисто, словно отдавая команду, но я чувствовал его растерянность. — Уйти на ночь как можно дальше и укрыться на побережье или на одном из осторовов. В город нам никому возврата нет.

— А может, проще повернуть в любой порт и сдаться, — сказал я. — По крайней мере есть шанс остаться в живых.

— Мы все сгнием в тюрьме! — выкрикнула Лариса. — Ты хоть представляешь, какие статьи и сроки нам повесят?

— Слава, нас передушат в камерах, — Мишка курил, сидя на корточках, — там завязаны такие люди, что до суда дело не дойдет.

Наступили сумерки. Мы шли вдоль побережья, не рискуя углубляться в море, где яхту могли остановить пограничники. Петля затягивалась, и выхода я не видел. Оставалось лишь плыть, ни о чем не думая.

Это был скалистый, без признаков жилья, островок. Точнее, каменная вершина, окольцованная прибоем. В стороне виднелись еще два таких же островка, но выбирать уже не оставалось времени. Солнце зашло, и мы огибали остров почти в темноте, высматривая бухту или залив. В этих местах я был раза два прошлым летом. Кажется, люди здесь не жили, лишь на самом дальнем из островов мигал огонек автомаяка.

Я наконец разглядел бухту. Море, пробив сплошную базальтовую стену, врывалось вглубь острова узкой полосой мерцающей воды. Я шел вдоль каменного коридора, в котором развернуться было уже невозможно. Не дай Бог, если залив приведет нас в тупик! Челнок стоял на носу с якорем наготове.

Я вел яхту на малом газу, готовый в любой момент передвинуть реверс на задний ход. Приливное течение подтащило «Марию» к скале. Борт со скрежетом полз по камню. Звонко, как выстрел, лопнул один из шкотов, капроновую веревку подбросило в воздух. Но прилив уже расширялся, превращаясь в просторную бухту. Последний зубчатый утес остался за кормой, и яхта скользнула в спокойную воду. Я заглушил мотор.

Опускалась ночь. Подавленные событиями дня, мы молча поужинали и пошли спать. Тело Кости Малова, завернутое в кусок брезента, лежало в кормовом трюме. Мишка Челнок сидел на палубе и курил, свесив вниз ноги. Забинтованную кисть он держал на весу, баюкая, как младенца. Огонек сигареты светился в темноте.

— Ноет, — пожаловался Челнок, — заснуть невозможно. Он вдруг всхлипнул. Но, наверное, не от боли, — Мы с Костей четыре года вместе работали. Он меня сразу после армии к себе взял… Собственно, я его с детства знаю, на одной улице жили. Хороший мужик, добрый… Я за него кому угодно в глотку вцепиться был готов. А вот не уберег.

Как и все мы, Челнок здорово вылил. Алкоголь еще больше взвинтил его. Мишка был на грани истерики.

— Паскуда, волки позорные.

Я повернулся и пошел к себе. Неопределенность собственной судьбы угнетала меня сейчас куда больше, чем смерть Кости. А его расклеившийся телохранитель вызывал лишь раздражение.

Ясным летним утром многое видится по-другому. Я проснулся раньше остальных и выбрался на палубу. «Мария» стояла в бухте, окруженной со всех сторон базальтовыми скалами. Волны набегали на небольшую галечную отмель, за которой начинались заросли акации. Кусты росли и на скалах, уступами поднимающихся вверх. Меня ничто не удерживало в городе, где я прожил последние три года. В крайнем случае, наплевав на вещи, оставленные в доме, я мог уехать к матери в Ульяновскую область или в другое безопасное место.

Но только вместе с Ларисой. Оставлять ее я не собирался. Еще мне было жаль «Марию». Первую и, наверное, последнюю мою яхту. С ободранным бортом, излохмаченной пулями рубкой и разбитыми иллюминаторами она сиротливо покачивалась на якоре. Все это можно отремонтировать и замазать. Но мне на этих берегах делать было уже нечего.

Почти одновременно вылезли Вадим и Анжела. Лиманский сосредоточенно оглядел в бинокль скалы и бухту, хотя видимость ограничивалась несколькими сотнями метров. С биноклем и автоматом через плечо он, наверное, казался себе более значимым. Чем-то вроде капитана нашей приунывшей компании. Командирский зуд просто распирал его.

— Все спокойно?

— Спокойно, — отозвался я. — Только спрячь автомат, ты вчера вдоволь настрелялся. А то увидит какой-нибудь турист.

Лиманский неприязненно покосился на меня.

— Надо разбудить остальных, — сказал он. А так как я на его указание не отреагировал, повернулся к Анжеле. — Иди, разбуди всех, хватит спать.

Мы подсчитали оставшиеся запасы. Банок пятнадцать консервов, немного крупы и картошки, две буханки заплесневевшего хлеба.

— Праздник кончился, — мрачно подытожил Челнок, — будем жрать суп со скумбрией. Хорошо, хоть спирт остался. Неделю продержимся.

— Не знаю, что вы дальше собираетесь делать с вашей бомбой, — сказал я, — но о собственных шкурах нам придется заботиться очень усиленно. Например, начать с того, что обойти остров и установить постоянное наблюдение за морем. А спирт лучше спрятать подальше.

— Узнаю голос нового капитана, то бишь майора, — ухмыльнулся Челнок, — мы без начальства не могем!

— Заткнись, — посоветовала Лариса, — скажи спасибо, что за тебя кто-то мозгами шевелит. Не будем подчиняться кому-то одному, — подохнем все.

— Я ничего, — Челнок прижал перебинтованную руку к груди, — Славка мне очень даже импонирует. Особенно если похмелиться даст.

Все засмеялись. Правда, веселья в этом смехе не слышалось. Радоваться было нечему.

— Что будем делать с Костей? — спросил я.

— Похороним в море, чтобы его больше никто не тревожил.

Лариса, видимо, приняла решение заранее. Остальные промолчали. В этом вопросе ее слово было решающим.

Мы зашили тело Кости Малова в запасной парус и привязали к ногам камень. Я отвел яхту на середину залива. Глубина, судя по всему, была большая, базальтовые стены уходили отвесно в воду. Я вопросительно посмотрел на Ларису.

— Если хочешь, можно дальше в море.

— Не надо. Давай здесь. Хоть буду знать, где его могила.

Парусиновый кокон с плеском исчез в воде. Лариса, закусив губу, пошла вниз, в свою каюту.

Я почувствовал облегчение. По крайней мере, одну проблему мы решили, хотя она была наименее сложной из всех.

Людей на острове не оказалось. Каменистый, почти лишенный растительности, вряд ли он представлял интерес для отдыхающих, особенно в последние годы, когда их количество значительно поубавилось.

Тем не менее, люди здесь иногда появлялись. Мы нашли следы старых костров, ржавые консервные банки. У рыбаков или отдыхающих мы подозрения не вызовем. Хуже, если на острове бывают пограничники. В любом случае, бомбу следовало спрятать на берегу.

После долгих поисков мы подыскали расселину в скале, нечто вроде узкой пещеры, куда с большим трудом втащили контейнер с бомбой. Я поднял крышку и откинул слой освинцованной фольги. Окрашенная в защитный цвет, металлическая болванка лежала на специальных амортизаторах. На внутренней стороне крышки был наклеен лист плотной бумаги с ярко-красными буквами «Осторожно, радиация!». Ниже шла инструкция из полутора десятков пунктов, половина которых начиналась со слова «запрещается». Запрещалось груз резко опускать, хранить близ источников тепла, в сырости, срывать пломбы, и разбирать вне заводских условий. Еше на одном вклеенном листке указывалось, что изделие КР-2410 обладает мощностью 6, мегатонн.

Ящик с активатором мы спрятали в другой пещере, метрах в ста от бомбы. Я заглянул и в него. Те же предостерегающие надписи, освинцованная фольга и номерной знак.

И все же я проглядел самое главное. Наверное, слишком нервничал. Будь я в то утро внимательнее, судьба всех нас и «Марии», возможно, сложилась бы по-другому.

— За сколько вы купили все это хозяйство? — спросил я Вадима, когда мы возвращались к яхте.

— Точно не знаю. А тебе не все равно?

— За сколько купили — все равно. А за сколько продавать будете, интересно узнать.

— Твою долю ты знаешь. Костя тебе сказал, полтора лимона.

— И плюс командировочные? — усмехнулся я ему в лицо.

Лариса, которая шла впереди, обернулась к нам.

— Слава прав. После смерти Кости многое изменилось. Доля меняется тоже. Мы все в равном положении, и доля каждого должна быть одинаковой.

— Кроме Анжелы, — уточнил Челнок.

— Да, кроме Анжелы. В случае удачи, мы ей, конечно, подкинем, сотню-другую тысяч, чтобы молчала. Но основную сумму разделим на четверых.

— Минус затраты, — сказал Лиманский, — мы с Костей вкладывали в покупку свои деньги.

— Ну и сколько лично ты своих денег вложил?

— Надо сосчитать.

— Уж ты-то всегда считать умел, — усмехнулась Лариса, — не верти хвостом.

— Может, миллионов семь-восемь.

— Брешешь! — не выдержал Челнок, — почти все деньги были Кости.

— А его сейчас не спросишь, — закончила Лариса. — Хорошо, будем считать, что отношения мы выяснили. Теперь главное — найти покупателей.

На обед Анжела сварила суп из консервов.

— Ничего у тебя, Анька, получается, — похвалил Челнок, — тебе бы замуж — и на кухню. А ты все в высший свет лезешь. «Пепси» ей подавай да «Мальборо»!

После тесноты яхты мы с удовольствием развалились на траве.

— Не берет никто, — равнодушно отозвалась Анжела.

— А, вон, Вадим, чем не муж? Продадим товар, справим свадьбу, купите себе дом с садом…

— У него уже было три жены.

— Вот-вот, будешь четвертая.

— Может, хватит? — Вадим лениво перекатился по траве, — Анжелка, киска, пойдем прогуляемся?

— Не хочу…

— Пойдем, пойдем!

Он встал и хлопнул Анжелу ладонью по ляжке. Та раздраженно отмахнулась, но Лиманский, поймав ее за руку, потащил за собой.

— Пусти, больно!

Анжела неохотно зашагала вслед за ним. Мы оба проводили взглядом удаляющуюся пару.

— Вадя, он такой. Если захотел, вынь ему и выложь! — Челнок сплюнул и тихо выругался.

— Ревнуешь, что ли?

— Может, и ревную. Говнистый он мужик и жадный, дальше некуда. Вчера ведь он должен был с Костей идти, но сумел меня подставить. То да се, у Мишки вид внушительнее, а я вас с тыла прикрою… Ладно, хрен с ним, давай глянем, что там с моей клешней.

Хорошего под повязкой ничего не было. Рана воспалилась, вспухшая ладонь пошла краснотой.

— Или в больницу, или терпи мое лечение.

Я сдавил края раны, и Мишка охнул.

— Ладно, валяй. Дай только спирту.

Вместе с Ларисой мы промыли рану. Я зажал Мишкину руку между колен и проткнул в воспаленное отверстие резинку. Челнок взвыл. Лариса держала его за другую руку.

— Налить еще спирта?

— Наливай.

— Тогда не дергайся.

Натянутой резинкой я стал чистить рану. Мишка извивался как угорь, выл и материл всех подряд. Однако руку не выдергивал. Я выдавил гной и, залив рану спиртом, крепко перебинтовал ладонь. От боли и напряжения лицо у Челнока побелело, как бумага.

— Попробуй заснуть.

— По-пробую.

Анжела принесла с яхты два одеяла. Мишку трясло, по щекам стекали крупные капли пота.

— Сп-пасибо, — он лязгнул зубами, — хороший б-бы из тебя коновал получился.

Прошло четыре дня. Наш радиотелефон до берега не доставал. Никаких решений мы принять не могли и целыми днями валялись в тени или бродили по острову. Однообразная, скудная еда опротивела, сигареты кончились. Но сильнее всего угнетали бездействие и постоянное напряжение.

Нас несомненно искали. Кроме машин и лодок, эти люди могли использовать вертолеты, и шансов укрыться от них у нас почти не было.

Анжела психовала. Она постоянно ругалась с Вадимом и требовала, чтобы ее отвезли домой, Лиманский огрызался, а однажды, не выдержав, отхлестал ее по щекам.

— Куда тебя везти? Ты что, не понимаешь, в какую историю мы попали?

— Я ничего не хочу знать. Пусть Слава отвезет меня в город.

Челнок наливал ей украдкой спирта и давал сигарету. После этого девушка ненадолго успокаивалась.

Мы с Ларисой уходили подальше от нашего лагеря и часами лежали на теплых камнях, разговаривая и наблюдая за морем. Я ожидал, что после смерти Кости мы станем ближе, но этого не произошло. Конечно, теперь я все время находился рядом с ней. Но лишь потому, что казался Ларисе самым надежным из тех, кто ее окружал. Вряд ли я мог занять место, которое занимал в ее жизни Костя. Сейчас я понимал, что она не собиралась его бросать, когда уговаривала меня везти их компанию. Это была ложь. Просто они очень нуждались в яхте.

Мы были слишком разными. Я видел лучший выход из создавшегося положения — уехать вместе с ней отсюда подальше и бросить все к черту.

— Ну и что мы будем делать без денег? Ты военрук в каком-нибудь ПТУ, а я бухгалтер в конторе.

Она гладила меня кончиками пальцев, и я тянулся всем телом к, ней. Потом мы снова лежали бок о бок, и любовь не делала нас ближе,

— Понимаешь, Костя приучил меня совсем к другой жизни. Он знал, что хотел, и всегда добивался своего. Я не играю в избалованную даму, поверь. Но я не смогу жить без хорошей машины, одежды, которая мне нравится, сигарет, к которым я привыкла.

Я прикуривал мятую осыпающуюся «Приму» и несколько раз затянувшись, передавал Ларисе.

— Кури, а то и этого скоро не будет.

Она смеялась, принимая сигарету.

— Ты хороший человек, Слава. Но лучше бы ты встретил другую женщину.

— Не очень оригинально. Я слышал такое и раньше.

— Ну, если решил быть со мной, то будь до конца. Продать эту бомбу — единственный способ остаться вместе.

Лариса тоже нервничала, отчетливо понимая, какая опасность висит над нами. Но держалась она твердо, хотя последние дни ее терпение уступало место настойчивым попыткам что-то делать, предпринимать. Бездействие тяготило нас всех. После долгих споров (Анжела в наши секреты не допускалась) мы решили, что я и Лариса попробуем выйти к побережью и связаться по телефону с кем-то в городе из прежних компаньонов Кости. Возможно, найдется покупатель. Лиманский не слишком доверял нам, впрочем, как и мы ему, но на побережье не рвался. В конце концов решили, что с нами отправится Мишка.

Мы покинули остров во второй половине дня и подошли в сумерках к небольшому рыбачьему поселку на побережье. Оставив Мишку на яхте, мы шагали с Ларисой по деревенской улице.

За эти две недели, что мы оставили город, я отвык от людей, а события последних дней заставляли с подозрением смотреть на каждого встречного. Под рубашкой за поясом у меня был спрятан заряженный ТТ, но я твердо решил, если нас будет задерживать милиция или госбезопасность, никакого сопротивления не оказывать. За убитого водителя я мог рассчитывать хоть на какое-то снисхождение (все же оборонялся). Но в этой ситуации первые же выстрелы означали бы для меня долгие годы тюрьмы. Я и пистолет оставил бы на яхте, но слишком велика была опасность встретить не милицию, а людей, которые за нами охотились.

Мы зашли на почту и заказали переговоры с городом. Я смотрел на толстую женщину за стеклянной перегородкой. Может, наши фотографии уже повсюду расклеены, а она только и ждет момента, чтобы позвонить и сообщить о нас. Но толстуха, позевывая, объявила, что наш номер вряд ли дадут раньше, чем через час.

— А может, и два ждать придется, — добавила она. — Еще скажите спасибо, что отдыхающих мало. Раньше такие очереди были, что люди ночью приходили звонить. Ни себе, ни дежурным покою.

Нам надо было купить продуктов, сигарет и, если удастся, дизельного топлива. Магазин, конечно, уже закрылся, но на площади у клуба работал коммерческий киоск.

— Пойду, куплю что-нибудь, — шепнул я Ларисе, — пока коммерсанты на месте.

Открыв сумочку, она достала несколько пятитысячных купюр.

— Возьми побольше сигарет.

Когда я вернулся, Лариса разговаривала с телефонисткой. Я протянул обеим по плитке яркого шоколада.

— Ой, спасибо, — не стала отказываться толстуха, — только уж очень он дорогой. А вы здесь отдыхаете?

— Отдыхаем, — подтвердил я.

— Издалека приехали?

— Издалека…

— К нам отовсюду едут. Правда, последние годы, как Союз развалился, не очень-то много отдыхающих. Кавказ рядом, боятся.

— А на побережье как?

— Всякое случается. Сейчас такое время, что порой и на улицу страшно выйти. Понаедут сопляки на иностранных машинах, напьются, орут, хулиганят. Опять-таки бродяг разных хватает, воруют, что под руку подвернется.

— И убийства бывают?

— Последнее время вроде не было.

Мы с Ларисой переглянулись. А вдруг те. люди отсюда смылись? Не может же целая вооруженная шайка неделями раскатывать по дорогам. Здесь пока еще не Кавказ. На дорогах милиция. Но это было бы слишком хорошо!

Первый номер, который заказывала Лариса, не ответил. Зато отозвался второй. И как назло, в крошечное помещение почти ввалилась целая толпа: две женщины, трое детей и долговязый мужчина в яркой майке.

— …Тебя обязательно заинтересует… да… да… миллионов на пятьдесят военного имущества.

Женщины о чем-то болтали с телефонисткой, а мужчина в петушиной майке и все трое детей уставились на Ларису. Я плотно прикрыл дверь, повернувшись к ним спиной, но, конечно, они слышали каждое слово.

— …Это очень срочно. Ну я не могу здесь… нет, Костя болеет…

Лариса беспомощно, смотрела на меня. На другом конце трубки требовали более детальных пояснений.

— Скажи, что через час мы перезвоним.

— Александр Григорьевич, я перезвоню через час.

Вывалившись из перегретой кабины, мы сели покурить на лавочке возле почты. Закончился вечерний сеанс, из клуба, переговариваясь, выходили люди.

— Это Юрченко, приятель Кости, — нервно затягиваясь, говорила Лариса, — он, пожалуй, только один и сможет найти такую сумму.

Я подумал, что если мы действительно хотим продать бомбу, надо самим ехать к Юрченко. Ехать прямо сейчас, уломав любого частника или таксиста. И начинать безумный разговор об украденной атомной бомбе, которую. быть может, ищут и военные, и мафия, и связываться с которой не станет ни один нормальный человек. Наверное, только Косте Малову с его авантюризмом и неукротимостью удавались такие вещи. И то не до конца.

Я хотел, чтобы Лариса наконец поняла, в какую ловушку мы себя загнали. Мы будем метаться из стороны в сторону, пока не вляпаемся окончательно. Юрченко, наверное, думает, что под военным имуществом Лариса имеет в виду что-нибудь вроде списанных грузовиков или вездеходов, может, что-то из снаряжения. Интересно будет поглядеть, как он шарахнется от нас, когда узнает, ЧТО ему предлагают.

— А вдруг твой Юрченко откажется сюда приехать?

— Он не откажется, если поймет, что дело пахнет большими деньгами.

— Господи, наверное, мы и правда из разных миров. Я готов плюнуть на все и отказаться от будущих миллионов. И не только из-за страха, а потому, что не знаю их цены. У Меня никогда не было денег. Я всю жизнь довольствовался малым и пыжился от гордости, как индюк, когда на партийных собраниях мою роту приводили в пример другим.

— Я пойду закажу переговоры еще раз, — поднялась со скамейки Лариса. — Попрошу, чтобы он приехал сюда, в поселок, завтра вечером. Ехать к нему самим слишком рискованно, так ведь?

Я кивнул. Пусть Юрченко едет сюда сам. Если согласится.

Он согласился и должен был появиться на следующий вечер.

Но сутки оказались слишком большим сроком.

Глава 5

После телефонного разговора мы отправились покупать солярку для двигателя. Где живут продавцы, нам подсказала телефонистка. Бывший колхоз «Путь Октября» стал товариществом с безликим названием «Приморское», но воровать в нем меньше не стали.

Заспанный взлохмаченный тракторист тут же согласился обменять любое количество солярки из расчета одна канистра за бутылку водки. Водки у меня не было. Имелся лишь спирт, который я купил в киоске вместе с консервами и сигаретами. Владелец солярки согласился на спирт, и обмен состоялся. У него мы купили огурцов и молока. Буханку хлеба он нам подарил, сообщив, что пекарня открывается в восемь утра.

Перетаскивание канистр и продуктов заняло едва не полночи. Уже начинало светать, когда мы подняли якорь. Плыть к острову, а потом возвращаться в поселок означало в обшей сложности пять или шесть часов пути. Слишком опасное предприятие для нашего тихоходного судна. Я направил «Марию» в сторону поднимающихся из воды прибрежных скал. Нам требовалось на день хоть какое-то укрытие.

Я бросил якорь возле огромного обомшелого камня, торчавшего недалеко от берега. Это была не слишком надежная защита от чужих глаз, но лучше чем открытое море. Последние дни вся наша компания жила впроголодь, и сейчас, после выпитого спирта, мы с жадностью накинулись на огурцы и консервы.

Челнок швырнул за борт пустую банку из-под сосисок и подвинул поближе вторую. Лариса, прикуривая сигарету, засмеялась.

— Боевые раны не мешают?

Мишка потряс забинтованной ладонью и ловко вскрыл консервную банку.

— Как на собаке зарастает. Готов на любые подвиги. Жаль, Аньку с собой не захватили.

— Зря ты лезешь на рожон перед Вадимом, — сказала Лариса, — лапаешь Анжелу у него перед носом. Он мужик злопамятный, наживешь врага.

— Ну и хрен с ним! — Челнок перекатился с живота на спину, — Уф, кажется, нажрался. Сейчас бы поспать, а?

— Давай по-очереди, — согласился я, — через пару часов разбужу.

Он умостился здесь же, на палубе, и почти мгновенно заснул. Лариса ушла вниз. Духота июньского полудня навалилась и на меня. Я тер глаза, таращась изо всех сил на блестящую синюю гладь. Над водой с криками носились чайки, и это было, пожалуй, единственное, что нарушало вязкую горячую тишину.

Чтобы не заснуть, я окунулся в море, потом принялся чистить карабин и пистолет. ТТ достался мне от Кости. Надежное оружие с хорошей прицельностью. Жаль, что в армии его давно сняли с вооружения. Короткоствольный Макаров нравился мне меньше. Наверное, пистолеты Костя купил у военных. Может, заодно с теми грузовиками. Оружие не принесло ему удачи. Я снова собрал пистолет и загнал обойму в рукоятку. Что оно принесет нам?

Я так до конца и не понял, как сумели приблизиться незамеченными те двое парней на ярко-оранжевом катере «Крым».

Это произошло уже после полудня, когда, отстояв свою вахту, я отправился вниз, где было прохладнее и где спала Лариса. Она лежала на узкой койке в одних шортах. Я сел рядом с полуобнаженной женщиной и осторожно поцеловал ее в шею. Она открыла глаза.

— Пора вставать?

Наверное, не надо было лезть к ней с любовью, но пока она курила, желание захлестнуло меня с такой силой, что я уже ничего не соображал. Я стянул с нее шорты вместе с плавками и повернул к себе спиной.

Это была, скорее, нервная разрядка, чем страсть, а может, все вместе. Мне казалось, что ни до, ни после у нас такого с Ларисой не было. Мы, стоная, катались по полу каюты, потом, замирая, начинали ласкать друг друга языком и руками.

Когда же все кончилось, у меня не хватило сил даже устроиться на койку. Я заснул туг же, на полу, положив руку на обнаженное бедро женщины.

Мне ничего не снилось, а пробуждение было внезапным и непонятным. Где-то рядом стреляли. Я вскочил, нащупывая висевший у входа карабин. Десятки и сотни тревог, по которым я просыпался в армии, натренировали тело до автоматизма. Спасибо, что хоть этому сумел научиться! Я вымахнул вверх по трапу, стряхивая остатки сна.

Мишка Челнок, ворочался на палубе рядом с рубкой, пытаясь подняться. Я еще не понял, что с ним, но у меня хватило соображения не высовываться. Потом я увидел окровавленные лохмотья на его спине. Пули, пройдя навылет, разорвали в нескольких местах майку. Мишка тянулся и никак не мог дотянуться до автомата, лежавшего рядом.

Катер покачивался в трех десятках метрах от яхты. На носу стоял курчавый парень, голый по пояс с автоматом, прижатым к плечу. Мишка почти дотянулся до своего Калашникова, но курчавый резко подался вперед. Длинная очередь краем зацепила Челнока, отбросила его, и веером прошлась вдоль рубки. Если бы я не пригнулся, наверное, перепало бы и мне.

Неполных тридцать метров слишком малое расстояние для оптики. Я высунулся и выстрелил навскидку, зная, что курчавый не даст мне тех нескольких секунд, необходимых для того, чтобы поймать его в сетку прицела. В момент выстрела я успел разглядеть и второго человека в катере, съежившегося у мотора. Мне кажется, он был ранен.

Курчавый взмахнул руками, повалился в воду, и сразу же от мотора частыми вспышками ударили выстрелы. Отколотая щепка мелкой острой стрелой вонзилась мне в щеку. Звякнул разбитый компас.

— Слава, что происходит?

Лариса стояла на трапе, рядом со мной.

— Мишку убили. Иди вниз!

Я выбрался на палубу и пополз к корме. Пока меня загораживал невысокий фальшборт, но если тот, у мотора, поднимется, то я буду перед ним как на ладони. Необходимо отползти подальше. Рубку, из которой я высовывался, он держит под прицелом.

Снова ударила очередь. Еще одна. Он бил наугад вдоль края борта. Надо кончать, пока он совсем не изрешетил «Марию». Патронов у этих ребят хватает.

Я приподнял голову. Сидевший у мотора менял обойму. Нашел время! Я выстрелил три раза подряд. На таком расстоянии трудно промахнуться. Он так и остался сидеть, откинувшись на квадратный колпак тридцатисильного мотора «джонсон». Катер гнало волнами к яхте, и это соседство мне было совсем ни к чему. Я раз за разом нажимал на спуск, пока в карабине не кончились патроны. Катер, кренясь, быстро набирал воду.

Лариса стояла на корточках возле тела Мишки. Я подошел. Телохранитель Кости Малова был мертв. Я попытался прикрыть ему глаза, но Челнок упрямо и невидяще смотрел в небо.

— Ему было двадцать четыре года, — сказала Лариса. — Бедный мальчишка. У него недавно родился ребенок.

— Миша был женат?

— Собирался… все советовался со мной.

Я поднял с палубы автомат Челнока. Тот самый, который достался ему от убитого водителя. В стволе был патрон. Несколько стреляных гильз валялось на палубе. Наверное, Мишка заснул. Выпил еще спирта, и его сморило. Он никогда не отличался дисциплинированностью. Челнок прозевал тех двоих и пытался в последний момент исправить свою оплошность. Видимо, и стрелял он уже под их прицелом. Но меня разбудить не успел.

«Крым» с плеском перевернулся вверх дном. Из воды торчал лишь оранжевый нос. Потом и он исчез, выпустив пузырь воздуха. В небольшом водовороте крутились какие-то обрывки, пустая бутылка и мелкий мусор.

Лариса накрыла лицо Челнока рубашкой.

— Господи, когда все это кончится!

— Мы все ввязались в хреновый бизнес, — сказал я, вытаскивая якорь на палубу. — Добра от него не жди.

Лариса нервно прикуривала сигарету. Спички ломались, по шекам текли слезы. Я подошел и обнял ее. Мне было противно за свою назидательность. Слишком поздно молотить языком и изрекать истины.

Мы не знали, что сегодня это не последняя смерть. Но предчувствия у меня были скверные.

Те, на катере, все же зацепили мотор. Мне повезло, что отыскался запасной масляный фильтр взамен пробитого. Еще одна девятимиллиметровая пуля сплющилась о картер, оставив вмятину, от которой змеились мелкие трещины. Хорошо хоть не насквозь. Все время, пока я ремонтировал мотор, Лариса следила за морем. Заряженный автомат лежал рядом со мной. Нас не собирались оставлять в покое. Надо было как можно быстрее сматываться отсюда.

К острову мы подошли уже в темноте. Я не рискнул войти в бухту, и мы переждали ночь на якоре. Тело Челнока лежало внизу. Я принес одеяла и еду на палубу, открыл банку сосисок. Точно такие же еще утром ел Мишка, и они ему нравились. Лариса курила. Я налил нам обоим спирта, кое-как разбавив его водой. Потом еще.

Мы легли, накрывшись одним одеялом. Волны плескались о борт яхты, Лариса положила голову мне на плечо, и я почувствовал ее дыхание.

— Ларка, может, хватит с нас? Давай наплюем на все и уедем.

— Я не знаю. В эту бомбу мы вложили миллионы. Если бросить все на полпути, мы останемся нищими.

— Или мертвыми…

— Может, и так. Я уже не знаю, что делать. Опять искать Юрченко?

— Скорее найдут нас. Пойми, если мы не остановимся, из этой заварухи живыми никому не выбраться. Слишком серьезный противник. Ну, выкарабкались раз, ну, другой… В третий раз нам не уйти.

Лариса молчала. Потом мы уснули, а утром в бухте нас встретил Лиманский. Только-только рассвело, но он не спал. Небритый и всклокоченный, Вадим напоминал мне тракториста, у которого я покупал солярку. К. тому же он был крепко под градусом. Он не спросил ничего про Мишку.

— Анжела умерла, — сказал он.

У него были мутные, словно безумные, глаза.

— Утонула? — почему-то спросила Лариса.

Лиманский отрицательно замотал головой.

— Я ее убил…

Она психовала с самого утра, и Лиманский, как это раньше делал Челнок, налил ей спирта. Но Анжела завелась еще сильнее.

— Она кляла нас всех на чем свет стоит. Зачем вы меня сюда затащили, отвези сейчас же домой и все такое прочее. А тут, как назло, приехали отдыхающие на двух лодках. Знаете небольшой пляж на другой стороне острова? Ну вот, они высадились там, человек семь, молодые ребята, девчонки. Развели костер, играли в волейбол. Анжела их увидела со скалы и, ни слова не говоря, кинулась бежать… Я пытаюсь ее остановить, она руками и ногами отбивается. «Хочу к ним, пусть они меня заберут с собой». Укусила вот даже…

Лиманский вытянул руку, показывая следы зубов.

— Ну дальше, — торопила его Лариса.

— А что дальше? Она раз вырвалась, второй. Я не помню, как камень в руках очутился. Хотел оглушить, а попал в висок. Дайте закурить…

Анжела лежала в зарослях акации. Я приподнял одеяло, которым она была накрыта. Смерть уже изменила ее черты. Опухли, наливаясь желтизной, лицо и губы, из полуприкрытого глаза тянулась клейкая нить сукровицы.

— А может, она. упала сама, — бормотал Лиманский, — бежала и упала. Так, наверное, и было.

Мы похоронили их вместе, вырыв яму во влажной земле среди зарослей. Я утоптал могилу, набросал сверху камней и веток. Еще две бесследно исчезнувших жертвы смутного времени. Может, и лучше, что для родителей они останутся пропавшими без вести, а не умершими.

Нам необходимо исчезнуть. Пропавший «Крым» уже наверняка ищут. Весь день вместе с Лиманским мы приводили в порядок яхту. Зашпаклевывали пулевые пробоины, проверили и отрегулировали двигатель. Валим старательно ковырялся в железках, даже раза два, самостоятельно завел мотор, и это усердие, обычно ему несвойственное, настораживало меня.

В трюме я обнаружил полбанки коричневой краски, соскоблив надпись «Мария», вывел первое пришедшее на ум название — «Медуза». Хотя смена вывески, конечно, не обманет тех, кто охотится за нами.

Уже перед сумерками мы отправились с Вадимом проверить еще раз ящики и получше их спрятать. Лариса догнала нас на полпути.

— Не хочу оставаться одна.

Я шел впереди, Лариса рядом и, немного отставая, пыхтел Лиманский со своим неизменным короткоствольным Хеклером, через плечо.

— Ты случайно патрон в ствол не загнал? — обернулся я к Вадиму.

— Нет. Все нормально.

Уловимая пауза в его ответе заставила меня шагнуть к Лиманскому. Я сдернул с его плеча автомат и отсоединил магазин. Когда потянул на себя затвор, из казенника, кувыркнувшись, выпал блестящий патрон.

— Вадим, ты соображаешь или нет?

— А чего такого? Автомат все равно на предохранителе.

Я вставил магазин на место и передал оружие Ларисе.

— Неси ты. Мне так спокойнее?

— Да ладно, успокойся, понял я…

Вадим цепко перехватил автомат у Ларисы из рук и снова повесил на плечо. У меня не было основания его в чем-то подозревать и снова отбирать оружие. Тем более, я сам нес на ремне карабин.

Мне повезло, что Лиманский не был профессионалом. Будь на его месте покойный Челнок, мне бы не поздоровилось. Но он был всего спекулянтом, хотя и солидного масштаба. Переиграть меня Вадим не сумел.

Я услышал, как лязгнул взведенный затвор и, не раздумывая, бросился на Лиманского. Я предчувствовал, был готов к такому исходу и постоянно держался рядом с Вадимом. Ему бы выждать еще, не торопиться, но, видимо, уже не выдерживали нервы. Он твердо решил от меня избавиться.

Я пытался вывернуть у него из рук автомат. Очередь оглушительно ударила вверх между нашими лицами. Хоть и порядком растолстев, Лиманский оставался противником отнюдь не слабым. Мы выкручивали друг у друга автомат, короткий ствол дергался перед моим носом. Если Лиманский довернет его еще на десяток сантиметров — мне конец!

Он неожиданно пнул меня носком по голени. Я едва не взвыл от боли.

— Вадим, ты с ума сошел! Отцепись от него, слышишь!

Должно быть, Лариса еще не понимала, что происходит. Схватила Лиманского за руку, но он отшвырнул ее в сторону.

«Сволочь, неужели тебе мало смертей! Я тебе чем помешал?»

Лиманский продолжал дергать, тянуть к себе автомат. Поддаваясь ему, я перестал тащить оружие в свою сторону, а наоборот, с силой толкнул автомат на Лиманского. Металлический кожух ударил его в лицо. Потеряв равновесие, он повалился спиной назад. У Лиманского не было опоры. За площадкой, на которой мы вырывали друг у друга автомат, шел обрыв метра полтора глубиной. Он падал, прижимая к себе уже ненужное оружие, и я знал, чем закончится падение.

Лиманский ударился затылком о камни, и страшный шлепок разбивающейся головы заставил вскрикнуть Ларису. Я спустился вниз, Вадим лежал, скорчившись, между камней, широко раскрытые глаза смотрели мимо меня, а из-под шеи растекалась густая темно-красная Лужа. Четвертый член экипажа «Мария» был мертв.

Его смерть, как и три других, как и гибель тех неизвестных мне людей, оказалась совершенно напрасной. Потому что никакой атомной бомбы не существовало.

Глава 6

Константина Ивановича Малова, бывшего директора фирмы «Русь», перехитрили. Сам он в своей прошлой жизни обманывал, обводил вокруг пальца многих. Пришла и его очередь. Он взялся за слишком крутое дело, и его купили. Возможно, люди, обещавшие ему бомбу, действительно хотели продать настоящее ядерное оружие. Но у них не получилось, и они, почти ничем не рискуя (а что бы мы сделали против боевого вертолета, даже если бы и разглядели обман?), всучили нам подделку. В рифленом добротном контейнере со звездами и надписями «Опасно, радиация», заботливо укутанную освинцованной фольгой, с фальшивыми инструкциями, отпечатанными на компьютере.

На всех этих штучках Костя купился. Как купился и я! Приглядись повнимательнее, я бы еще неделю назад сообразил, что все это туфта. Обычная, слегка перекрашенная фугасная бомба-стокилограммовка без взрывателя. А липовый активатор не вставишь в нее ни с какого конца, разве что прикрутить проволокой. Угадай я вовремя эту подделку, остались бы, возможно, живы и Челнок, и Анжела, и Лиманский.

Мы зарыли Вадима среди тех же акаций, где утром похоронили Челнока и Анжелу. Разве что яма получилась не такой глубокой, потому что копал я ее при свете фонарика. Разровняв землю, мы набросали сверху сухих веток. Теперь этот безымянный островок, даже не отмеченный на большинстве карт, стал настоящим островом мертвых.

Уже за полночь я вывел яхту в море, а в десять утра впереди показался город, который мы оставили полмесяца назад. Я и Лариса должны были исчезнуть, как бесследно исчезли уже четверо из экипажа «Марии». Появляться в городе было опасно. Нас наверняка там искали. Но и мне, и Ларисе требовалась одежда. У нас заканчивались деньги. Не оставалось другого выхода, как рисковать.

Я выбросил за борт все оружие, оставив лишь пистолет. Войной я был сыт по горло. На галечной отмели высадил Ларису и отогнал яхту метров на двести в море. Сквозь прозрачную голубоватую толщу отчетливо виднелось илистое дно, но я знал, что вода обманчива. Глубина здесь была не меньше десяти метров. Достаточно, чтобы надежно укрыть «Марию».

Я взял топор и спустился в трюм. Дубовые доски поддавались с трудом. Пришлось брать лом, и лишь после трех-четырех ударов в пробоину хлынула струя воды. Я закурил, усевшись на краю рубки. Вода набиралась нестерпимо медленно. Яхта лишь слегка осела, продолжая медленно плыть по ветру. Я снова взялся за лом, пробивая отверстие в другом борту. Здесь доски оказались послабее, и море ворвалось в трюм мощным потоком. «Мария» раскачивалась, погружаясь кормой вниз. Я шагнул в подступившую к палубе воду и поплыл в сторону берега. Через сотню метров обернулся. Яхта стояла почти вертикально. Над водой торчал нос с замазанным названием и кусок рубки. Минуты две она оставалась в таком положении, потом, словно скользя с горы, быстро пошла вниз. Я снова поплыл, а когда на мелководье повернул голову назад, на поверхности болталось лишь несколько щепок да расходилось большое масляное пятно. «Марии» больше не существовало.

Через час мы были в городе. Обойдя стороной лодочную станпию, вышли к моему дому и, открыв дверь, скользнули внутрь. За эти недели здесь ничего не изменилось. Разве что прибавилось пыли. Я переоделся, собрал в чемодан кое-какие вещи, и мы так же тихо исчезли, оставив ключ под половиком.

Мое нетронутое жилье и сонная тишина полуденных улочек расслабили нас. Никто за нами не крался. В гору тащились с пляжа размякшие от жары и вина курортники, в горячей пыли у заборов дремали куры. У безлюдного киоска я с жадностью выпил кружку пива. Усатый продавец-кавказец зевал и таращился на Ларису.

Возле дома Ларисы мы минут десять постояли на противоположной стороне улицы, потом зашли в подъезд и поднялись на второй этаж. За дверью было тихо. Она нашарила ключи и открыла два замка. В полутемной прихожей пахло мышами и застоявшимся воздухом давно непроветриваемой квартиры.

Шорох в соседней комнате заставил меня замереть. Я взял Ларису за руку, нащупывая пистолет. В проеме стоял человек. В вытянутой руке тускло поблескивало оружие.

— Не дергаться, — негромко проговорил он, — и вынуть руку из кармана. Осторожнее, вот так…

Возникший из другой двери еще один человек быстро обыскал меня и защелкнул за спиной наручники.

— А теперь проходите. Заждались вас…

Наручники — поганая штука. Особенно когда их туго затянут.

Я сидел на стуле. Металлические кольца больно сдавливали кисти, заставляя беспокойно шевелить руками. Лариса курила в кресле в трех шагах от меня.

Парни, которые с такой легкостью взяли нас, уже успели куда-то позвонить и сейчас молча сидели напротив. Кто они такие? Может, милиция? Вряд ли. Хотя одеты аккуратно, на руках не видно татуировок и ведут себя вполне вежливо. Пока вежливо… А может, через час так же молча будут ломать мне кости.

Тот, который сидел ближе, перехватил взгляд, брошенный на дымящуюся в пепельнице сигарету.

— Дать закурить?

— Если можно.

— Пока можно.

Высокого роста, с развернутыми плечами спортсмена он говорил с легким кавказским акцентом. Редкие бледно-рыжие волосы были уложены в аккуратную прическу. Я уловил даже запах хорошего одеколона. Наверное, воспользовался запасами Ларисы. Он сунул мне в рот сигарету и дал прикурить.

Оружие у него было явно не милицейское. Двадцатизарядный пистолет «Астра» лежал на столе, рядом с локтем. Второй из парней сидел ближе к окну. У него было худое незапоминающееся лицо, коротко стриженные волосы, но по литой мускулистой шее тоже угадывался спортсмен. Не такие они простые эти ребята и неизвестно справился бы я с любым из них один на один.

Старшим был тот, высокий, давший мне сигарету. Когда в дверь постучали, он остался на месте, хотя сидел ближе к прихожей. Поднялся стриженный и пошел открывать дверь.

Появились еще двое. Один, видимо, из числа боссов, лет сорока, с залысиной и вислыми, хорошо уложенными, усами. Нас развели с Ларисой по разным комнатам и начался допрос. Усатый предупредил сразу.

— Будешь врать, поджарим живьем.

И чтобы слова не выглядели пустой угрозой, его телохранитель или шестерка притащил электроутюг и водрузил на видное место. Я покосился на него, и у меня побежали по коже мурашки. Эти ребята обязательно им воспользуются, хотя бы ради удовольствия. Стоило только посмотреть на телохранителя усатого босса. Низкорослого, почти коротышку, с массивной челюстью и узким морщинистым лбом. Словно невзначай он так стянул мне наручники, что я чуть не взвыл от боли.

— «Это начало», — пообещал его взгляд.

Врать не имело никакого смысла. После меня они возьмутся за Ларису и, если поймают нас на малейшем противоречии… Я рассказал все с самого начала. Пришлось даже вернуться к той истории на дороге, потому что усатый засомневался:

— С чего бы они так тебе быстро поверили?

Я лишь старался не выпячивать тот факт, что трое их коллег убиты мною. Я был всего лишь владельцем нанятой яхты. Услышав, что бомба оказалась подделкой, усатый изумленно вскинул брови и задал вопрос, которого я больше всего боялся.

— А где же настоящая?

Это было все равно что биться головой о стену. Они станут задавать этот вопрос снова и снова, пойдет в ход утюг, и чем все кончится — один Бог знает.

— На Малова это не похоже. А ты что, специалист по ядерному оружию?

Перегнувшись в кресле, усатый уставился мне прямо в глаза. Уловив какой-то свой знак, коротышка хлестнул меня раскрытой ладонью в ухо.

— Это только начало, — повторил он на этот раз вслух.

— В каких войсках ты служил? — спросил усатый.

— Мотопехота.

— И так хорошо разбираешься в бомбах?

— Плывите туда сами и решайте, — угрюмо отозвался я.

— Показывай на карте, где остров.

Коротышка разомкнул наручники, и я несколько минут сидел, растирая распухшие кисти рук. Нашего острова на карте шестикилометровке не оказалось. Из группы трех островов был обозначен лишь один, с маяком. Это вызвало раздражение усатого.

— Опять темнишь?

Коротышка, не размахиваясь, ударил меня кулаком под ложечку. По битью он был специалистом. Кажется, на секунду или две я потерял сознание. Телохранитель держал меня за шиворот, чтобы я не свалился со стула. Сознание возвращалось вместе с болью, от которой темнело в глазах.

— Так где этот остров?

Усатый, нависая надо мной, уставился прямо в глаза.

— Их там три. Мы высаживались на крайнем к западу… Юго-западу.

— Опиши его подробнее.

— Каменная вершина, такая темная… километра три в окружности. С южной стороны узкая бухта. Ее трудно заметить, надо идти вплотную к скалам.

— И разбить о них лоб?

— Мы не разбили.

— Ну ладно, говори дальше.

Я снова повторил описание места, где мы скрывались и спрятали бомбу. Потом меня увели и втолкнули в туалетную комнату. Видимо, допрашивали Ларису. Я, скорчившись, сидел на кафельном полу. От унитаза несло мочой. Перспективы вырисовывались самые мрачные. Скорее всего, они немедленно отправятся на остров, возможно, прихватят с собой меня или Ларису, и, убедившись, что бомба всего-навсего подделка, начнут вышибать из нас информацию о настоящей бомбе. В любом случае конец будет незавидный. В живых они нас не оставят.

Хотелось курить. Я слышал голоса, С Ларисой они, кажется, обходились без мордобоя. Спустя какое-то время меня снова привели в знакомую комнату и, освободив из наручников левое запястье, замкнул кольцо на трубе парового отопления. Мы опять остались вчетвером. Лариса, я и двое старых знакомых. Рыжий спортсмен принес мне пачку сигарет и блюдечко для пепла. С его стороны это была не Бог весть какая щедрость, потому что сигареты были мои собственные, отнятые при обыске вместе с пистолетом и деньгами. Рыжего спортсмена звали Артур. По крайней мере так к нему обращался второй из охранников, стриженый парень с шеей борца.

Артур включил телевизор. Стриженый ушел на кухню. Лариса сидела в кресле, я на полу у стены. В общем, вся наша троица выглядела вполне мирно. Дружная семейка смотрит «Просто Марию». Правда, на поясе у двоих висят пистолеты, а третий, с набитой

мордой, решил оригинально отдохнуть в наручниках на полу. Сколько же все это продлится? Конечно, с их машинами и катерами, часа за четыре до острова они доберутся. Будет уже темно, и поиски наверняка отложат до рассвета. Обе расселины они найдут быстро и, наверное, завтра к полудню вернутся. Значит, часов восемнадцать в запасе есть.

После фильма мы так же молча и дружно посмотрели футбольный матч, после чего стриженый заботливо принес мне ужин: чашку кофе и кусок колбасы с хлебом.

— Поменяйте руку, — попросил я. — Сильно затекла.

Артур отщелкнул кольцо от трубы и, замкнув мою левую руку, лишь после этого освободил правую. Его напарник все это время маячил рядом, не спуская с меня глаз. Осторожные ребята! Я с тоской убеждался, что шансов справиться с ними у меня практически нет.

Стемнело, но свет в комнане они не зажигали.

— Вы можете устраиваться на диване, — Артур кивнул Ларисе, — а тебе придется поспать на полу.

Стриженый бросил мне одеяла и подергал наручники, проверяя их прочность. Они сторожили по очереди. Сначала Артур, потом стриженый. На рассвете свое место в кресле снова занял Артур. Позевывая, он неторопливо курил, потом ушел на кухню. Впервые за много часов нас оставили с Ларисой вдвоем. Она тоже не спала.

— Что будем делать? — приподнявшись на локте, Лариса смотрела на меня. — Нас убьют?

Что я ей мог ответить? Беспомощный, как червяк, вздернутый к трубе, я, наверное, представлял жалкое зрелище.

— Слава, почему ты молчишь? Тебя сильно били?

— Все нормально…

Из дверей кухни высунулся Артур.

— Между собой не разговаривать. Вякнешь еще слово, вышибу зубы.

Это было сказано все в той же вежливой манере, но угроза прозвучала вполне недвусмысленно. Я понял, что обещание он свое сдержит. После бессонной ночи ребята явно раздражены.

Неужели все для нас кончится в этой полутемной пыльной квартире? Я терпеливо дождусь усатого с его узколобым телохранителем, меня снова испинают, а может, прижгут утюгом и потом благополучно утопят в ванной. Такая же судьба ждет и Ларису. Только перед этим ее изнасилуют. Я со злостью мял затекшую руку, перебирая возможные варианты спасения. Ничего путного в голову не лезло.

За окном просыпался город. По тротуару шли люди, и в утренней тишине я отчетливо слышал их голоса.

— Мясо полторы тысячи, ужас какой-то. А я своему говорю, ты бы поменьше лакал…

— В этом году хорошо, на пляже никакой толпы, лежаки свободны…

— Саня! Саня! Ты где?

Господи, целая бездна отделяла меня от этих людей! Я был совсем в другом измерении, в петле, из которой не видел спасения. На диване плакала Лариса. Впервые за все дни она не владела собой, и жалость к женщине, которую я любил, заставила меня в бешенстве рвануть кольцо наручника.

Артур поставил передо мной кофе и кусок той же копченой колбасы. Но жрать и спокойно ждать смерти я больше не собирался.

На помощь со стороны рассчитывать не приходилось. На милосердие этой компании после гибели четырех из них — тем более. Плюс прибавится злость из-за фальшивой бомбы. При таком раскладе легкой смерти, пожалуй, не будет.

Тогда у меня один выход — нападать первому. А что это даст? Даже если я изловчусь и собью с ног кого-то одного из двоих, тут же на шум примчится второй. Да и не справиться мне ни с кем из них, пока рука пришпилена к трубе. Но должен же быть хоть какой-то шанс! Если бы один из них покинул квартиру! Хотя бы на пять минут. Тогда я бы мог рискнуть. Но этим ребятам наверняка даны жесткие инструкции — ни в коем случае не покидать квартиру.

Солнце заглянуло в окно, вспыхнув ярким пятном на зеленых обоях. Лариса неплохо обставила свое гнездышко. Импортная мебель, ковры, японский телевизор. Впрочем, какое это имеет сейчас значение? Вряд ли мы доживем до вечера. Только не скули! Последний шанс у тебя все равно остается. А вдруг я сам успею пристрелить их обоих? Впрочем, такое случается чаще в кино, чем в жизни. Не такие они простаки, чтобы подставлять мне свои лбы.

— Выпей кофе, — сказал Артур, обращаясь к Ларисе.

— Не хочу.

— Она наверняка хочет чего-то другого, — вмешался стриженый. — Ну что, девушка, прогуляемся до спальни?

Он подошел к Ларисе, и я негромко предупредил:.

— Коснешься ее пальцем, я вышибу стекло.

Стриженый оглядел меня и отодвинул в сторону стул, который я мог запустить в окно.

— А я тебе тут же переломаю ноги, — пообещал он, — сначала левую, а потом правую. Хочешь посмотреть?

Мне столько угрожали за последние сутки, что я уже не реагировал.

— Ладно, отстань от нее, — сказал Артур, — команды садиться за стол не было. Еще успеешь.

— Успею, — согласился стриженый.

Часы на журнальном столике показывали четверть одиннадцатого. Часа через два-три вернутся остальные.

Если что-то предпринимать, то делать это надо сейчас, немедленно. Покидать квартиру никто из сторожей не собирается, но оба порядком утомлены бессонной ночью. Может, в этом и есть мой шанс?

Стриженый, пощелкав телевизором, отправился в другую комнату. Наверное, спать. Рыжий Артур сидел в кресле и читал книгу. Вернее, пытался читать, зевая и бестолково перелистывая страницы. Тяжелый автоматический пистолет висел в открытой кобуре на поясе. Прислонившись спиной к стене, я сквозь полуприкрытые глаза наблюдал за ним. Решение я уже принял.

Он наконец отложил книгу и, захватив чашку из-под кофе, пошел на кухню. Я показал Ларисе на лампу, стоявшую на столе, и взмахнул рукой, изображая удар.

— Что? Что? — не поняла она.

— Будь наготове, — прошептал я.

Артур вернулся с дымящейся чашечкой и уселся в свое кресло. Скорчившись у трубы, я пытался разыграть нехитрый спектакль: тер левое запястье и морщил лицо, изображая боль в прикованной руке. Впрочем, мне не было нужды особенно притворяться, кисть руки, стиснутая рубчатым кольцом, действительно сильно болела.

— Давай поменяем руку? — попросил я Артура.

Как мне показалось, просьба прозвучала достаточно униженно. Он молча отхлебывал кофе и, выждав минуту, я предложил.

— Ну вызови для страховки своего приятеля… рука болит сильно.

Это был блеф. Если бы он действительно позвал стриженого, я бы не рискнул кинуться сразу на двоих. Но у меня был свой расчет, и он сработал. Он слишком любовался собой: таким накачанным, красивым, смелым. Наверное, он напоминал себе киногероя: пистолет на поясе, золотая цепочка в разрезе расстегнутого батника, а рядом красивая женщина. Артур был уверен в себе, в своем мощном тренированном теле, перед которым я, сломленный болью и страхом, значил не больше чем червяк. Он был слишком молод и не знал, каким безрассудно-опасным может стать человек, которому нечего терять.

Я вцепился ему в горло в тот самый момент, когда он наклонился надо мной и отщелкнул кольцо наручника от Трубы, собираясь замкнуть его на моей правой руке. От удара кулаком в бок потемнело в глазах, но я только усиливал хватку. Наверное, Артур шарил и никак не мог вытащить пистолет. Он задыхался и, бросив попытку выхватить «астру», вцепился в кисти моих рук, силясь их разжать. Сколько я выдержу? Секунду, две?.. Лариса…

Осколки от разбитой лампы посыпались мне на голову. Артур разжал пальцы, я торопливо рвал из кобуры пистолет. Где же предохранитель? Когда-то на курсах переподготовки мы изучали эту систему… Я рванул затвор, досылая в ствол патрон, и в этот момент в дверном проеме возник стриженый. Его пистолет был в кобуре, и это спасло ему жизнь. Иначе мне пришлось бы стрелять.

Мы взяли такси и, спустя два часа, были в Адлере. Я уже принял решение, куда мы поедем. В маленькую деревушку в Ульяновской области. Это место казалось мне самым безопасным. Там была моя родина и там жила моя мама.

В кассе аэропорта застыла огромная, разморенная жарой толпа. Мы вышли наружу.

— Подожди меня вон там, — проговорила Лариса, показывая на свободную скамейку в глубине садика. — В очереди мы не достоимся. Пойду возьму билеты у спекулянтов.

— Бери на любой рейс в северном направлении, — напомнил я. — Ульяновск, Самара, можно Казань. Там мы уже дома.

— Хорошо…

Я посидел на скамейке, потом ушел за деревья к полуразвалившейся ограде и разобрал оба пистолета. Мелкие части и патроны зашвырнул в траву, а рамы разбил ударами кирпича и затолкал во влажную землю.

Лариса появилась спустя полчаса. Протянула мне паспорт с торчавшим корешком билета.

— Твой рейс до Казани через полтора часа. Вот, возьми деньги…

Она достала из сумочки пачку пятитысячных купюр, отделила половину и сунула мне. Я никак не мог уловить смысла происходившего.

— Мы же летим вместе?

— Нет, — она покачала головой, — я улетаю в другое место. Прости, Слава, но так будет лучше.

— Кому лучше? Тебе?

— И тебе тоже. Не уговаривай меня, я уже все решила.

— Куда ты собралась?

— Это не важно. Адрес и телефон твоей мамы у меня есть. Если что, я тебя найду.

— Найду… — как эхо повторил я. — Лариска, может, не надо? Мы же остались вдвоем…

— Нет. Прости, мне надо бежать. Уже идет регистрация.

Она поцеловала меня в губы, на мгновение прижалась всем телом и побежала к летному полю. Я бросился за ней, но через десяток шагов остановился. Бежать было бессмысленно.

Серое небо, тоскливый ноябрьский вечер. Все прошло. Я привыкаю к другой жизни. На родине, откуда уехал много лет назад.

Все эти месяцы я ждал от нее звонка или письма. Но писем не было. А если и звонили, то совсем другие люди, и я почти перестал подходить к телефону. Но что-то подсказывало мне, у нас с этой женщиной еще не все кончено. Мы слишком многое пережили вместе, а сейчас остались одни, каждый сам с собой. Впереди бесконечно долгая зима. Человек не может оставаться в ней один… Я закуриваю и смотрю в окно, по которому стекают струйки дождя. Уже ночь…

Телефонный звонок гремит в тишине словно автоматная очередь из прошлого. Никто в селе не звонит нам с мамой так поздно. Я, опрокидывая стулья, бегу к аппарату, боясь только одного, что сейчас оборвется тонкая ниточка надежды.

— Алло, алло!

— Это я, здравствуй…

1993 г.