Мятеж главкома Сорокина. Правда и вымыслы

Глава 3. В Первом Таманском

Полк, в котором предстояло служить Ивану Сорокину, уже в течение почти 30 лет находился в Закаспийской области, и многие казаки успели послужить там. По их рассказам это была нелегкая служба в местности с очень непривычным климатом и своеобразным местным населением. Зима там длится 2–3 месяца, но по большей части в это время идут дожди, изредка бывают морозы, затем короткая весна, а за ней начинается длинное жаркое лето. Территория области примыкала к границе с Персией и Афганистаном и, собственно говоря, этим объясняется главная причина, по которой русское правительство держало в Закаспии достаточно сильный 2-й Туркестанский армейский корпус. Да и сама область, будучи образованной в 1881 г. и став составной частью Туркестанского края, находилась в то же время в ведении военного министерства. До этого она существовала как Закаспийский отдел Кавказского военного округа.

На службу казаков свой отпечаток накладывали и другие особенности Закаспийской области. Она представляла собой объединение туркменских и киргизских оазисов, соединенных между собой колесными дорогами, а по большей части караванными тропами, которые пересекали пустынную и полупустынную местность и тянулись от колодца к колодцу. Однако и сюда пришла цивилизация. В полк молодой новобранец Иван Сорокин в числе своих будущих однополчан был доставлен эшелоном. По Закаспийской Военной железной дороге они поездом прибыли в столицу области г. Ашхабад. Эту дорогу построили сравнительно недавно, в 1888 г., и шла она от Красноводска до Чарджоу.

Уже по пути в полк Сорокин получил от сопровождавшего эшелон офицера-коменданта и урядников подробный инструктаж о том, как нужно себя вести с местным населением и что оно из себя представляет. Молодой казак узнал, что эту область населяют в основном туркмены, что есть там немного киргизов и пришлых — армян, персов, и закавказских татар. Русских переселенцев по переписи 1897 г. в Закаспийской области числилось немногим более 41 тысячи, они проживали в 27 деревнях, в основном вблизи русских военных гарнизонов.

Нужно сказать, что из станицы Петропавловской в Закаспийскую область казаки попадали служить лишь изредка. Они в основном призывались в полки и пластунские батальоны, формируемые Майкопским отделом, а затем отправлялись преимущественно в Закавказье. Сорокин же, как уже говорилось, попал служить не в свой территориальный, а в 1-й Таманский полк, формирующийся в Таманском отделе из казаков-черноморцев. Поэтому среди его одностаничников о службе в Закаспии ходило немало разных слухов и небылиц. Из поколения в поколение передавались рассказы о том, как происходило присоединение Туркестанского края к России, как нелегко приходилось казакам вести борьбу с бандами туркменов и киргизов, нападавших на приграничные русские селения, караваны и гарнизоны русских войск, охранять пути в сопредельные страны.

Туркестан всегда привлекал русских. Как только в начале XVIII века они достигли Каспийского моря, сразу стали стремиться к тому, чтобы обеспечить себе дорогу в Индию через эту территорию по кратчайшему пути. Доподлинно известно, что еще в 1717 г. князь Бекович, переплыв Каспийское море, сделал попытку во главе казачьего отряда достигнуть Хивы. Эта попытка стоила ему жизни. Хивинцы разбили этот небольшой отряд, самого Бековича схватили, содрали с него живого кожу и сделали из нее барабан. Потом еще в течение целого века русские цари не предпринимали сколько-нибудь серьезных шагов по колонизации этого края. Только когда Россия утвердилась в Грузии и стала господствовать на Каспийском море, она занялась вопросами дороги в Индию и Афганистан.

Для этого надо было в первую очередь прекратить разбойничьи набеги туркменов и киргизов на русские приграничные земли. Например, оренбургский губернатор для этого задумал даже отгородиться и возвести 100-километровую стену на самом уязвимом участке границы. В 1834 году, когда была основана крепость Ново-Александровск, началась и постройка оборонительной стены, но смогли возвести только около 20 километров. Однако разбойничьи набеги продолжались, туркмены и киргизы уводили в плен ежегодно 200 и более русских. Иногда разбойники доходили до берегов Волги. В Петербурге даже образовалось благотворительное общество для выкупа пленных, и правительство выдавало ему 3 000 рублей в год. Но тайно, чтобы хивинский хан не узнал об этом признании Империей собственного бессилия[14].

Потом был ряд успешных походов 1864–1865 гг. под командой Черняева и Веревкина, в 1873 г. Кауфмана, которые закончились текинской экспедицией Скобелева в 1880–1881 гг. В результате, как написано в «Курсе русской истории» Ключевского, «юго-восточные границы России дошли либо до могущественных естественных преград, либо до преград политических. Такими преградами являются: хребты Гинду-Куш, Тянь-Шань, Афганистан, Английская Индия и Китай»[15].

Впоследствии, как уже говорилось, на части территории Туркестана сначала был образован Закаспийский отдел Кавказского военного округа, а в 1881 г. — Закаспийская область в составе Туркестанского края.

В свой полк вольноопределяющийся Иван Сорокин прибыл 19 марта 1901. До Ашхабада его везли поездом, а оттуда до месторасположения полка — на подводе. В это время его часть дислоцировалась неподалеку от Ашхабада, в селении Каши. Организационно полк входил в Закаспийскую казачью бригаду. Командиром его был полковник Перепеловский. Эта часть имела богатую боевую историю. Днем формирования полка считалось 1-е июля 1842 г., когда было принято решение от Черноморского казачьего войска выставлять на войну двенадцать полков конной артиллерии и в их числе четыре от Таманского округа (1-й, 4-й, 7-й и 10-й). Потом, примерно через 30 лет, когда черноморцы окончательно утвердились на Кубани и в жизнь стали вступать все новые поколения молодых казаков, появилась возможность разделить полк на 3 очереди. Знаком отличия 1-го Таманского полка был Георгиевский полковой штандарт, пожалованный 4.07.1882 г. «За отличие в войне с Персией и Турцией в 1827, 1828 и 1829 годах и за штурм крепости Геок-Тепе 12-го января 1881 г.». Казаки и офицеры полка на папахах носили еще знак — «За отличие при покорении Западного Кавказа в 1864 году»[16]. Уже под конец службы Ивана Сорокина, 26 августа 1904 г., полк получил окончательное название — 1-й Таманский генерала Безкровного полк Кубанского казачьего войска.

Сорокин заменил ушедшего «на льготу» военфельдшера 3-й сотни и с первых же дней службы показал, что учеба в Екатеринодарской школе военных фельдшеров для него не прошла понапрасну. В разгаре было лето, казаки вволю ели арбузы и дыни, при случае не брезговали молодым виноградным вином местного производства. Поэтому сходу пришлось включиться в борьбу с дизентерией и пищевыми отравлениями. Кроме того, по приказу из штаба полка сотня периодически высылала офицерские разъезды в сторону афганской границы, и нужно было находиться почти в каждом из них. Необходимо было также контролировать соблюдение санитарных норм при приготовлении пищи, особенно при пользовании казаками единственным колодцем, пресекать всякие попытки использовать воду из арыков. Стычек с разбойниками было немного, поэтому раненными приходилось заниматься редко.

Первое, что бросилось в глаза Сорокину в полку таманцев, это то, что сотни у них были составлены не постанично, а по масти лошадей. От этого их строй внешне очень выигрывал, он был строго единообразен и наряден. В составе бригады был еще 1-й Кавказский полк, состоявший из казаков-линейцев. У них тоже были хорошие лошади, но у офицеров Таманскою полка они были несравненно лучше. Весь командный состав ездил на полукровных английских или чисто текинских лошадях. Дело в том, что полк, где теперь служил Сорокин, находился поблизости от Ашхабада, губернского города Закаспийской области, где имелось скаковое поле и государственное отделение местного коневодства. По традиции им руководил офицер-кубанец. Поэтому у Таманского полка была возможность иметь отличных верховых лошадей; у личного состава 1-го Кавказского полка такой возможности не было, они ездили на разномастных и разнопородных лошадях.

Но особенно впечатлял Туркменский конный дивизион бригады. Он полностью состоял из добровольцев, текинских всадников на собственных лошадях. Вместо мундиров или черкесок они были одеты в халаты: красные, синие и зеленые. На головах — громадные курчавые папахи (тельпеки), надвинутые низко на глаза. Смуглые лица этих всадников поражали энергией, выражением решимости. Их вооружение тоже было собственным: кривая сабля (клыч), нож за длинным кушаком, обмотанным несколько раз вокруг талии. В полку им выдавали только погоны и винтовки. Такая форма одежды для текинцев была повседневной и в быту, то есть как у кубанских и терских казаков. Все всадники этого дивизиона были только на жеребцах, строгих, злых и строптивых. Кобылиц они держали лишь для приплода, ставить их под седло, ездить на кобыле для текинца было верхом позора.

В это же время в Туркестане служил будущий командующий Добровольческой армией молодой офицер Л.Г.Корнилов. Он очень часто бывал в текинском дивизионе, выучил местный язык и выполнял разведывательные задания. В сопровождении подготовленных им же верных текинцев он объездил все уголки этого пустынного знойного края. Несколько раз, переодевшись дервишем и с риском для жизни, он отправлялся в Кашгар, собирал нужные сведения о дислокации английских и афганских частей, наносил на карту караванные тропы, действующие колодцы, устанавливал связи с местными жителями. О том, что Сорокин в это время встречался с Корниловым, сведений нет, скорее всего, их и не было. Но видеть его он мог наверняка. Судьбе же угодно было распорядиться так, что в Гражданскую войну они оба стали командующими армиями, Л.Г.Корнилов — белой Добровольческой, а И.Л.Сорокин — красной Северокавказской. Армии этих талантливых полководцев насмерть схлестнулись в марте 1918 г. под Екатеринодаром, и победу одержал Сорокин, несмотря на то, что противником его были офицерские полки.

А весной 1901 г. главная задача Сорокина заключалась в том, чтобы следить за здоровьем казаков своей сотни. Полковой врач сразу обратил внимание на молодого младшего фельдшера, активно взявшегося за выполнение своих обязанностей. Его часто посылали сопровождать больных в бригадный и корпусной лазареты, расположенные в Ашхабаде, он бывал в губернском центре на складе медицинского имущества, где получал положенные для полка медикаменты.

В наследство от предыдущего фельдшера сотни Сорокину достался примитивный фельдшерский пункт. В нем было тесно, для санитаров помещение вовсе отсутствовало, на санитарных повозках брезент был изорван, скудный набор медикаментов для оказания доврачебной помощи хранился в пыли и на жаре. Первое, что сделал Сорокин, — он с помощью выделенных ему полковым врачом казаков и санитаров пристроил из самана к старому помещению еще две просторных комнаты для приема больных и для изолятора. Для медицинского имущества был вырыт погреб, где в сравнительной прохладе хранился запас свежей прохладной воды и медикаменты. Для лошадей был сделан навес, который потом превратили в небольшую конюшню, оборудовали новую коновязь.

Так месяц за месяцем без особых изменений проходила рутинная служба. Разнообразие вносили полковой праздник, соревнования по пулевой стрельбе, где Сорокин вскоре завоевал несколько призов, отличился он и в соревнованиях по шахматам. В этой игре не только в сотне, но и в полку ему не было равных, сказывался опыт, полученный в станице и в военно-фельдшерской школе. Пригодились приемы игры, которые передал ему в свое время проживавший в Петропавловской известный кубанский селекционер, будущий академик В.С. Пустовойт. Но особенно Сорокин отличался в джигитовке. Казалось бы, по роду службы от младшего военфельдшера не особенно требовалось виртуозное владение конем и оружием, но он так преуспел в этом почетном для каждого казака деле, что после одного из показательных выступлений полковой учебной команды ему от командования бригады вместо его, в общем-то, еще неплохого коня, вручили чистопородного текинца, с которым он не расставался потом в течение всей службы в полку.

Конечно, нелегко было молодому казаку оторваться от родного дома на столь продолжительное время, отпусков нижним чинам за четыре года срочной службы не полагалось. Изредка приходили письма. Писал их брат Григорий, подробно сообщал о домашних делах, об ухудшающемся здоровье отца, о друзьях детства, которых судьба разбросала служить кого на Кавказ, кого в центр России, а кого в далекую Польшу. Однако служба все же пришла к концу, и Иван Сорокин, прослужив, как и положено вольноопределяющемуся, два года, вернулся домой. Ему шел 21-й год. Он возмужал, прибавил в плечах и росте, бросалась в глаза его аккуратность в одежде, умение с шиком носить оружие, ставшие привычкой после службы в Закаспии.

Так для Ивана досрочно закончилась действительная военная служба, и 21 января 1904 г., уйдя «на льготу», он был перечислен во 2-ю очередь служивого состава. Можно было возвращаться в родную станицу, строить планы на дальнейшую личную жизнь.

Жениться, по традиции, молодым казакам можно было только в 23 года, и Сорокина это устраивало. Хотя невест в станице хватало, и он был женихом завидным во всех отношениях, но выбора своего он еще не сделал. Ему сразу же предложили продолжить службу фельдшером, он с радостью согласился и вскоре с головой ушел в работу. Младший брат Григорий засобирался в Армавир, хотел устроиться полицейским. Хозяйство Луки Илларионовича и Дарьи Федоровны по-прежнему было довольно-таки солидным, и помощь Ивана была очень кстати. Жизнь в запасе у Ивана Сорокина в этот период ничем особенно не примечательна. Она была такой же, как и у других, с той лишь разницей, что все его сверстники только ушли на действительную службу, а он с нее уже возвратился.