Бью кулаком по компьютеру, чтобы заставить его работать. Никакой реакции. Я хмурюсь, перематываю назад и заново запускаю воспроизведение. Происходит та же самая хрень. Допив остатки содовой, бросаю банку в мусорное ведро и с досады грубо тру ладонью лицо, затем иду в комнату Уайатта и включаю свет.
— Кто, блядь, испортил записи?
– Что?
— Это ты испортил их, Уайатт?
— Они, твою мать, за прошлый год. Что в них такого важного? Что ты видишь там такого, чего не видит никто другой, а? Почему отец думает, что ты можешь сделать то, чего не может никто другой?
— Он хочет меня сломать. Только и всего. Тебе чертовски повезло, что отец не пытался проделать то же самое с тобой. Завтра мне нужна полная запись, и мне всё равно, как ты это сделаешь.
Я выключаю свет, иду в свою комнату и пялюсь в телефон.
Какого хрена я делаю? Хватаю нож и чувствую, что его вес немного меня успокаивает. Откладываю свой ЗИГ в сторону, вытаскиваю несколько ножей, засовываю их в задние карманы брюк, по шесть в каждый, затем начинаю один за другим метать их так быстро, что невозможно заметить, как лезвие, вращаясь, успевает сделать в воздухе дюжину оборотов, пока не воткнётся в стену. Я выхватываю ножи из каждого кармана по одному в каждую секунду. Один. Два. Три. Четыре… пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать.
У меня есть взятый напрокат смокинг. Есть билет до Сиэтла и место, где там остановиться. Я испытываю непреодолимое желание, и имя ему – Мелани.
Звонит мой телефон.
— Да?
— Она уже дома. Цела и невредима.
Я бросаю взгляд на часы. 11:34 вечера. Так поздно?
— Завтра тебя сменит Си Си. Я пока работаю над следующим номером, но потом прилечу. — Почему она пришла так поздно?
— Хорошо, босс.
— Она одна?
Жду ответа Дерека.
— Одна. Она ужинала с подругой и с тем блондином, что с ними тусуется. И нет, он не сидел к ней слишком близко.
— Что?..
— На ней, блядь, такое платье. В цветочек.
— И…
— Оно розовое, босс. А ещё жёлтые теннисные туфли, куча браслетов, и у неё распущенные волосы.
Я мысленно представляю принцессу и выдыхаю через ноздри, но в то же время испытываю странную комбинацию чувств умиротворённости и страстного желания, которые проносятся по мышцам, то напрягая меня, то расслабляя.
— Будь начеку.
Отключаю телефон и смотрю на её имя в телефоне. Я не грёбаный подросток, чтобы слать девушке эсэмэски. Я не люблю оставлять следы. Надо сменить этот грёбаный телефон.
С силой провожу рукой по лицу. Если отец узнает, что я её преследую, даже не знаю, что он сделает. Что сделает Эрик. Любой, за кем я когда-либо охотился, может меня через неё достать.
Поэтому оставь её в покое…
Я вытаскиваю ножи, засовываю их обратно в карманы и снова метаю.
— Не могу, — говорю я. Не могу оставить её в покое. И не хочу.
Принцесса заставляет меня чувствовать, что я не робот, что я из плоти и крови, что я человек, а не работа… не монстр, не ублюдок, не Зеро, не число, не ноль.
10
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
Мелани
Хуже всего не то, что в ближайшие две недели придётся гадать, будет ли у меня пара на свадьбе. И даже ненавязчивое желание проверять сообщения. Или слышать, как подлая сотрудница Бека сплетничает в офисе о том, что уж слишком тихо я себя веду, и строит догадки, разбито у меня сердце или нет. Это не самое худшее.
Меня всегда поражает, как в один прекрасный день ты считаешь, что уже достиг наивысшей точки страданий, но оказывается, что это даже не начало. Итак, я хочу выглядеть отлично, верно? Хочу выглядеть эффектно. Если – нет, Мелани, не если, а когда – Грейсон Кинг появится, я хочу, чтобы он потерял из-за меня голову. Хочу, чтобы этот мужчина меня желал, как будто я его следующий завтрак, обед и ужин. Черт, я хочу, чтобы он жаждал меня, как пиршество. И брал меня, как зверь.
Поэтому я делаю бразильскую эпиляцию. Массаж. Педикюр, маникюр, и мои ногти теперь красивого, блестящего красного цвета. Я как никогда хорошо пахну, готова лечь в постель с мужчиной с ореховыми глазами и даже не представляю, что буду делать, если он не появится.
Грейсон сказал, что будет там, и волнующе мягкая и глубокая решимость в его словах меня не испугала. Дело в том, что я надеюсь, что Грейсон появится на свадьбе, поскольку хочет того же, чего и я.
Но не это самое плохое… Хуже всего то, что сейчас вечер накануне свадьбы, и я уже готова, а моё платье подружки невесты – нет.
Я жду в маленькой химчистке, пока работники пытаются найти платье на конвейере для одежды, и я так нервничаю, что барабаню ногтями по прилавку, пока они продолжают вытаскивать одну вешалку за другой. Я отрицательно качаю головой.
— Нет, не оно. Это не платье подружки невесты, сэр, и, по правде говоря, я уже начинаю волноваться. Пожалуйста, последнее, чего мне хочется, это звонить своей подруге и сообщать, что я потеряла платье! Оно красное. Без бретелек. Поищите ещё, пожалуйста.
— Мэм, мэм! — С задней стороны конвейера появляется ещё один парень с моей квитанцией в руке. — Извините, но мы всё проверили, и оказалось, что его доставили не по тому адресу.
— Что? По какому, блин, адресу?! — Я достаю телефон и записываю адрес, затем отслеживаю его и вижу, что он всего в нескольких кварталах отсюда. — У вас есть их вещи, чтобы я могла обменять на свои?
Мужчина кивает.
— Но у меня могут быть проблемы.
— Мой дорогой сэр, у вас уже и так большие проблемы, и я устрою вам хренову тучу неприятностей, если вы сейчас же не отдадите мне то, что принадлежит им, чтобы я могла пойти и забрать своё платье. Позвоните им и скажи, что я уже еду. Пожалуйста!
Он неохотно протягивает мне костюм и цветастое платье. Я хватаю пластиковые вешалки с одеждой и торопливо бегу по улице, а потом поднимаюсь на несколько лестничных пролётов, стучу в дверь и говорю мужчине, который её открывает:
— Извините, в химчистке произошла ошибка, и я думаю, что эти вещи принадлежат вам, а у вас есть то, что принадлежит мне и что позарез нужно мне на завтра.
Мужчина стоит с пивом в руке и оглядывает меня с ног до головы, словно я эскортница, пришедшая доставить ему удовольствие.
Я повторяю в точности то, что только что сказала, и выставляю его чёртову одежду перед собой, чтобы мужчина перестал пялиться на мои ноги.
— Я не смотрел, что там за дерьмо, это делает моя жена, а её нет.
— Пожалуйста, возьмите и проверьте, ваше это или нет, и посмотрите в своём шкафу или где-то там ещё красное платье, которое недавно принесли из химчистки. Это вы можете сделать, не так ли?
После долгих препирательств с недоверчивым мужчиной, я наконец-то получаю своё платье и с облегчением перевожу дух, когда понимаю, что оно всё ещё запаковано в пластик. Слава тебе, Господи.
Я возвращаюсь туда, где мне пришлось припарковать свою машину, в двух кварталах отсюда. В этих маленьких переулках полностью отсутствуют парковочные места. Я перепрыгиваю через лужи, заботясь о своих ботинках, и вдруг слышу через дорогу свист. Останавливаюсь, поднимаю взгляд и вижу там стоящего посередине улицы в угрожающей позе крупного мужчину. Одна моя бровь взлетает вверх, потом другая.
Что за?..
Меня охватывает тревога, а сердцебиение набирает скорость. Я оборачиваюсь, когда слышу шаги позади себя, и вижу двух мужчин. Осматриваю территорию, и внутри скручивается клубок беспокойства. В конце переулка, куда я направляюсь, припаркована тёмная машина. Мне кажется, за рулём сидит человек, пассажирская дверь слегка приоткрыта, как будто тот, кто стоит передо мной, только что вышел из машины.
Внутри просыпается какое-то шестое чувство и продолжает усиливаться сердцебиение. Моё платье, туфли… вдруг ничего из этого не имеет значения, кроме одного – как отсюда выбраться. Я осторожно наклоняю голову и продолжаю идти вперёд, не заботясь больше о лужах, а намереваясь схватить вешалку – единственную вещь, которую можно использовать… для чего? Если добыча побежит в другую сторону, дикие животные начнут её преследовать, а всё в этих мужчинах, кричит, что они хищники, Мелани!
Страх пульсирует во мне, словно живое существо. Каждый шаг, приближающий меня к мужчине в конце пустынного переулка, лишает уверенности в себе.
Я уже собралась было пройти мимо него, как вдруг мужчина делает шаг вперёд, и я робко шепчу:
— Разрешите пройти.
Одной рукой мужчина хватает меня за предплечье и сжимает, как будто заковывая в кандалы.
— Не разрешаю, — рычит он.
Я вздрагиваю и, увидев его пугающее выражение лица, пытаюсь отступить на шаг, но мужчина только крепче прижимает меня к себе. Чувствую запах пота, сигарет, перемешанных со зловонным дыханием, когда он повторяет, глядя на меня сверху вниз покрасневшими глазами:
— Я сказал, что ты никуда не пойдёшь, сука.
В панике, какой я никогда раньше не испытывала, у меня перехватывает горло. Я замахиваюсь вешалкой, на которой висело платье, в попытке воткнуть её острый конец в какую-нибудь часть его лица. Но, прежде чем успеваю нанести удар, другая пара сильных рук хватает меня и с силой оттаскивает за локти.
— Нет! — кричу я, вешалка с платьем со звоном падает на землю. Третий мужчина хватает меня за бёдра, пока второй продолжает держать за локти, и внезапно я оказываюсь в воздухе. Когда они начинают тащить меня к машине, я брыкаюсь. Пытаюсь вывернуться ещё неистовей, но их пальцы впиваются в запястья и икры. Не получается освободиться, сердце обволакивает ледяной страх, мне не хватает воздуха, и я задыхаюсь от ужаса.
— Успокойте эту суку, — говорит им мужчина, сидящий за рулём машины.
Я продолжаю сопротивляться. Один пытается закрыть мне рот, но я бью его свободной ногой по колену.
— НЕТ! — всё время повторяю я. — Нет! НЕТ! — К моему носу прижимают тряпку, и я задерживаю дыхание, потому что знаю, что она должна вырубить меня, и борюсь с собственным желанием сделать вдох. Пинаю мужчину по яйцам и слышу, как он визжит, а потом амбалы вдвоём заталкивают меня на заднее сиденье машины. — ПОМОГИИИТЕ! — кричу я, когда они натягивают мне на голову чёрный мешок и наступает непроглядная тьма.
Мужчины захлопывают дверцу, и у меня перехватывает дыхание от шока. Чувствую, как один из мужчин слегка фиксирует мешок вокруг шеи, закрепляя его. Когда до меня доходит реальность моего положения, сознание поглощает темнота, тяжёлое дыхание отдаётся эхом в ушах, и начинают щипать глаза. Один из нападавших хватает мою грудь и тискает её, другой в это время пускает в ход руки, чтобы облапать меня под прелестным летним платьем. Я начинаю кричать и бороться с новой силой, но сдавленные, приглушённые звуки моих собственных криков умирают внутри мешка, закрывающего лицо. Мне не слышно, о чём шепчутся похитители, но я, стиснув зубы, продолжаю молотить руками и ногами, пытаясь их ударить, пытаясь ударить всё, что могу.
— …маленькая и злющая… давай сначала с ней поразвлечёмся, а потом доставим заказ…
Машину заводят, я, всхлипывая, извиваюсь и брыкаюсь, когда пара рук высоко задирает платье, хватает за бёдра и насильно их раздвигает.
— Давай езжай, где-нибудь по дороге остановимся и оттрахаем её по очереди.
Машина резко ускоряется и так же быстро останавливается.
— ДЕРЬМО.
Я отчётливо слышу это слово.
— Что?
И очень, очень ясно слышу тревогу в этом вопросе.
— ЧЁРТ, ЧУВАК.
Руки уже меня не касаются, и я почему-то замираю, чувствуя, что что-то происходит.
— Что это за хрен? Кто-то из людей Головореза?
— Их там двое.
Прежде чем кто-то успевает ответить, раздаётся звук лопнувшей шины, затем ещё одна шина со свистом выпускает воздух. Я слышу три выстрела, и ещё один в дверцу справа от меня, который, по-видимому, выбивает замок. Дверь похоже не открывают, а с треском вырывают из петель. Та рука, которая ещё оставалась на моей груди, застывшая от шока, отдёргивается, и я слышу испуганный визг и хруст, как будто ломаются кости.
— Твою же мать, это действительно ты!
Слышу треск, вой, затем звук удара тела о землю.
— Я отведу его в какое-нибудь милое и уютное местечко, чтобы мы могли немножко поболтать, — раздаётся откуда-то издалека тягучий голос с техасским акцентом.
В панике обшариваю всё вокруг, но как только нахожу в джинсах мёртвого тела рядом со мной что-то твёрдое и металлическое, меня касается пара рук. Чувствую, как руки неизвестного обвиваются вокруг меня, и ощущаю выброс в кровь адреналина. Нащупав рукоять ножа, хватаю его, замахиваюсь, и, о чудо, мне удаётся вонзить лезвие в твёрдую мужскую плоть, после чего я судорожно отдёргиваю руку. Слышу поверх головы рык, и когда мужчина отпускает меня, чтобы вытащить нож, отталкиваюсь от него и вылезаю из машины, и, ступив на землю, с трудом удерживаю равновесие. Нож со звоном падает на землю, и в ту же секунду я пытаюсь развязать мешок и начинаю бежать, надеясь, что бегу в противоположном направлении от вновь прибывших.
— С тобой там всё нормально, Зи? — протягивает техасец.
Я вскрикиваю, когда понимаю, что направляюсь прямо к нему, и разворачиваюсь, но меня подхватывают сильные мужские руки. Мгновенно начинаю вырываться, но парень не собирается это терпеть. Он рычит от боли, получив от меня пинок по яйцам, затем начинает проворно связывать мои руки и ноги какой-то верёвкой, и у меня нет возможности убежать. Я брыкаюсь, но он силён и быстр, и то, что не смогли сделать несколько человек, чтобы подчинить меня, у этого мужчины получается меньше чем за минуту.
Связав мне сначала лодыжки и запястья, потом колени и локти, он прижимает меня к широкой мускулистой груди и куда-то несёт. Адреналин разносится с кровью по всему телу, но у него нет выхода, и когда я понимаю, что оказалась в заднице и не имею ни единого способа освободиться, меня охватывает дрожь.
Кажется, я довольно сильно порезала мужчину, поскольку его кровь капает прямо на меня. Я извиваюсь в последнем тщетном усилии освободиться и кричу, звуки собственных всхлипов эхом отдаются внутри мешка.
И вдруг понимаю в чём дело. Дело в долге.
Вот теперь-то всё становится очевидно, появление этих людей так очевидно. Они хотели получить свои деньги. Но по идее у меня осталось ещё полтора месяца. У них закончилось терпение? Они планировали меня убить или просто попользоваться? Они хотели доставить меня к одноглазому и к тому тощему мужику, который предложил мне поработать над его членом, когда я попросила больше времени, чтобы найти деньги и вернуть долг?
— Я… я достану деньги, — говорю я, пытаясь справиться с рыданиями, готовыми вырваться из горла.
Должно быть, у меня шок, потому что я не могу с ним бороться, бороться за свою жизнь, и безудержно дрожу. Чувствую обнажённой кожей спины прикосновения кожаной перчатки, и испытываю новые болезненные ощущения в бёдрах и икрах. Вспоминаю Грейсона, бразильскую эпиляцию, день, проведённый в спа-салоне, и хнычу от потрясения. Теперь же я пахну, как свинья, от меня несёт кровью и другими мужчинами, и я начинаю задыхаться от рыданий из-за того, что всё это происходит со мной на самом деле.
— М-моя машина…
Он продолжает идти, а я не могу говорить, задыхаюсь и всхлипываю.
— Моё... моё платье…
Мужчина останавливается, затем я слышу шуршание пластика и понимаю, что он поднял упавшее платье, но оно может быть бог знает в каком состоянии.
— Спасибо, — всхлипываю я. Потом вспоминаю, что он плохой парень, он не собирается мне помогать! Если бы хотел, то отпустил бы меня.
Тело охватывает неконтролируемая дрожь, отчего начинают стучать зубы. Мужчина сажает меня на заднее сидение и пристёгивает ремнями. Запах в машине поразительно напоминает лавандовый аромат саше, которое я положила в свою машину после того, как она практически превратилась в лодку. Визжат шины, и мы уезжаем.
В итоге мы где-то паркуемся, и снова мужчина несёт меня, замирает, опять идёт, крадучись, как будто движется и останавливается, чтобы не быть замеченным. Мы взбираемся по какой-то лестнице, и я слышу, как трещит окно. Идём дальше. Потом я улавливаю звук льющейся воды.
Мужчина опускает меня на что-то мягкое, похожее на мою кровать, и развязывает верёвку на моих запястьях, его перчатки трутся о точки, где пульсирует кровь. Я закрываю глаза и представляю, что это другие перчатки, перчатки другого мужчины. Он успокаивает меня, но тот факт, что на самом деле это другой человек, делает мои страдания ещё более сильными.
Не останавливаясь, мужчина начинает освобождать мои ноги, а затем массирует ссадины вокруг лодыжек.
— П-пожалуйста, не делай мне больно!.. — кричу я, брыкаясь, но успокаиваюсь, когда он отступает. — Это из-за денег?.. Я достану деньги, уже скоро, — начинаю я бессвязно бормотать. — Моя машина выставлена на продажу, просто у меня пока не было покупателей, но всё равно нужно собрать ещё половину, поэтому мне необходимо немного…
И тут он совершает кое-что неожиданное. Мужчина берёт мою руку и крепко сжимает. Не со злостью, а ободряюще. Я замолкаю. Сердце замирает, он держит свою руку на моей слишком долго, видимо, пока не убеждается, что дыхание успокаивается. Тогда мужчина её выпускает. Я чувствую его шаги, слышу скрип окна, моментально протягиваю руку и срываю мешок.
Я в своей квартире. В душе течёт вода. Он ушёл… через балкон по аварийной лестнице?
На мне кровь. Я вся в крови, поэтому полностью одетая забираюсь в ванну и моюсь, тщательно оттирая кожу. Тихо плачу. Я ходила к ним, чтобы умолять этих ужасных людей дать мне ещё немного времени, и они согласились, но время снова заканчивается. С чего это я вообще вдруг решила, что смогу сделать дурацкую ставку и не иметь дел с такими людьми? Я подумываю о том, чтобы попросить кого-нибудь о помощи, но слишком для этого горда. Слишком горда, чтобы рассказать об этом своей лучшей подруге, своим друзьям, слишком горда, чтобы рассказать об этом родителям, которые считают меня совершенством и не способной сделать ничего плохого. И ещё Грейсон. Почему-то, думая о нём, я становлюсь более сентиментальной. Грейсон заставляет меня чувствовать себя в безопасности, как будто он может защитить меня от всего мира. Даже от таких людей.
Но я слишком горда, чтобы позволить единственному парню, который мне небезразличен, об этом узнать. Впрочем, я, похоже, не очень-то ему нравлюсь. Нет. Но для меня это совсем не так. Я тихо плачу в ванной, чувствуя себя такой грязной, и боюсь, никогда не захочу оттуда вылезти.
11
УБИЙСТВО
Грейсон
— ТВОЮ МАТЬ!
Эти ублюдки решили развлечься? Не побоялись прикоснуться к тому, что принадлежит мне? Тогда им лучше… Быть, блядь, готовыми... Умереть. Кто бы ни послал за ней этих четверых, чья бы это ни была инициатива, они - мертвецы. А что касается того урода, которого Си Си привёз с собой на склад? Я убью его к чёртовой матери, раздеру на части, вырву руки и ноги.
Шипя от боли, опускаю кровоточащую руку под проточную воду, глаза горят от ярости, бессилия и боли от осознания того, что они собирались сделать сегодня вечером с Мелани.
Я, блядь, даже не мог с ней поговорить. Я даже не мог сказать ей, что всё будет хорошо. Из-за списка, из-за Зеро, из-за того, что нельзя, чтобы стала известна его связь с «Андеграундом»; поэтому мне пришлось держать принцессу в своих объятиях и слушать её рыдания. Я никогда раньше не обнимал плачущих женщин. А её мольбы не делать ей больно только добавили огня моим и без того обострившимся инстинктам. Они собирались…
Чёрт возьми, я даже думать об этом не могу.
Смотрюсь в зеркало в тусклой уборной склада, мои ноздри раздуваются, лицо бледное от потери крови, глаза сверкают холодным блеском смерти. Я выгляжу сумасшедшим. И чувствую себя сумасшедшим. Открываю зеркальный шкафчик и ищу бинты, вещи с грохотом падают на пол, но я так ничего и не нахожу.
Крепче прижимаю полотенце к ране и пытаюсь завязать его узлом, всё ещё не в силах подавить бурлящее в крови желание убивать.
С тех пор как мою мать увезли, во мне фактически не осталось ни капли человечности. Но, несмотря на моё воспитание, мне хотелось сорвать этот грязный мешок с головы Мелани, вытереть её слезы, посмотреть в глаза и приказать перестать плакать, потому что это каким-то образом выводит меня из состояния равновесия. И приказать ей перестать трястись, потому что это заставляет меня дрожать от ярости. И пообещать ей, что всё будет хорошо, и в следующий раз, когда её кто-нибудь коснётся, это будет мужчина, который захочет доставить ей больше удовольствия, чем он сам получит. Самое смешное, что где-то глубоко в моём извращённом сознании этим мужчиной являюсь я.
В ванную комнату маленького склада, куда привели единственного выжившего после нашей встречи, подкрадывается Си Си.
— Где он, блядь? — кричу я.
— Чёрт возьми, ну и видок. Нужно тебя зашить, мужик.
Я следую за ним на улицу, где уже собралась группа девушек, которые обычно следуют за Си Си.
— Принеси иглу, — говорю я той, кого вижу первой, затем отпихиваю от пластикового стола стул и наклоняюсь, чтобы поговорить с Си Си, только я и он. — Скажи мне, что смог, блядь, хоть что-нибудь из него вытрясти?
Брови Си Си хмурятся.
— Похоже, он не знает, кто его нанял.
— А что насчёт остальных?
— Я спрятал тела. Поэтому ты сможешь увидеть только оставшегося в живых счастливчика.
— Я бы не называл его счастливчиком. — Сканирую окрестности, гадая, кто мог на неё охотиться и почему.
Мой отец, Эрик или кто-то из парней? Целью была она? Неужели это мой отец вмешивается в мои дела после того, как дал мне слово? Или это было предупреждением от одного из моих «верных» братьев по оружию?
Рука онемела, и я не чувствую её, но кожа липкая и тёплая от крови, и я так расстроен, что хочется что-нибудь пнуть.
Клянусь всем святым на свете, если за всем этим стоит мой отец, я его убью.
Продолжаю бороться со своими эмоциями, когда возвращается с иглой брюнетка, чтобы меня зашить, и приносит бутылку спиртного.
— Так, так, теперь, похоже, я всё-таки до тебя доберусь, — мурлычет она. — Что там у нас?
Девушка открывает бутылку с алкоголем, и я протягиваю руку.
— Эта отметина от моей девочки, — рычу я. — Ей не нравится, когда я не звоню. — Не хочется вспоминать, как она рыдала, и как я собирался сорвать с неё мешок… и что ещё сделать? Открыться ей? Этого нельзя делать.
Девушка льёт алкоголь на рану, и я сдерживаю свою реакцию, выдавив:
— Швы делай красивые и плотные. И маленькие. — Я отрываю кусок от своей футболки, прикусываю его, стараясь не издавать ни звука, и наблюдаю, как она меня зашивает.
— Неплохо. Для принцессы, — говорит мне Си Си.
Мне больно, и я до сих пор чертовски зол. Но только сильнее стискиваю зубами ткань.
Пока девушка меня перевязывает, подходит её рыжая подруга и садится мне на колени.
— О, Зет, мы так волновались. — Она облизывает губы. — Что ты хочешь?
— Минди, — говорю я, выплёвывая кусок ткани. — Тебя ведь так зовут, верно?
Она нетерпеливо кивает.
— Минди, сейчас я учу свою подружку стрелять из её нового пистолета. Не думаю, что ей понравится, если ты будешь здесь сидеть.
— О, — слезает она с меня.
— Иди сюда, дорогая, я тебя сейчас долго и медленно поласкаю. — Си Си раздвигает ноги, предлагая Минди сесть на его колено, и пристально наблюдает за мной. — Подружка, да? Она уже знает об этом?
— Сообщу ей об этом завтра, — теперь обращаю внимание на моего лучшего друга. — Си Си... это может исходить из «Андеграунда». Может иметь какое-то отношение к чёртовым долгам. — Немного сильнее затягиваю повязку. — Мне нужно как можно скорее вычеркнуть имя принцессы, и кажется, я знаю, как это сделать.
— Послушай, чувак, нельзя позволить Головорезу узнать, что ты хочешь перекупить её долговые обязательства, иначе он тебя достанет. Он заставит её исчезнуть так же, как и Лану.
— Неужели ты думаешь, что я, мать твою, этого не понимаю? Нет. Мне нужно сделать так, чтобы у неё появились средства заплатить, и она даже не заподозрила, что это сделал я.
Подойдя к маленькому бару, я наливаю себе на два пальца виски и пью, разглядывая на полу дорожку собственной крови. Мелани слишком хороша для всего этого, но теперь она вовлечена. Теперь она больше, чем просто имя в моём списке. Она занесена в чей-то чёрный список, и теперь я взбесившийся ублюдок.
— Кто бы это ни был, они связались не с той девушкой. — Я залпом выпиваю виски и забрасываю в рот викодин[14].
— О боже, я просто в восторге от выражения твоего лица. Мне почти жаль нашего гостя.
— Отведи меня к нему. — Следуя за Си Си, я прошу его достать мне билет на самолёт на утренний рейс до Вашингтона. — Убедись, что я вернусь к шести, чтобы успеть на свадьбу.
♥ ♥ ♥
Существует три вида ножей для метания. Со смещением центра тяжести в область клинка. Со смещением центра тяжести в область рукояти. И сбалансированный. Очень важны правильный хват и угол метания. При дальнем броске нужно держать запястье разогнутым, чтобы нож не слишком сильно вращался в воздухе. Мой практически не вращается, он летит прямо вперёд. Раньше я тренировался на картонных коробках из-под хлопьев, потом на ивовых, берёзовых, сосновых плитах, висящих на ветру. Теперь передо мной мужчина, и я точно знаю, как перенести свой вес с толчковой ноги на другую, чтобы придать импульс, как двигать предплечьем, локтем прямо перед броском. Дело не в силе, а в изяществе. Не нужно вкладывать много силы. Нож сам её набирает.
Метать с налёта в мишень нужно с той же силой только с небольшим вращением, и стать чуть ближе или дальше. В основе моего умения лежит целая наука, и сейчас я более чем готов её применить.
Мужчина в маленькой угловой комнате склада привязан к стулу. Над его головой ярко вспыхивает лампочка. Его лицо опухло, он истекает кровью, но одного вида его крови недостаточно, чтобы доставить мне удовольствие.
Он смотрит на меня, я смотрю на него.
Дрожь мужчины усиливается, и это меня радует. Чрезвычайно.
Я приближаюсь к нему, стараясь говорить тихо:
— Кто тебя нанял?
— Н-не скажу, я уже говорил твоему д-д-другу.
Открываю свой складной нож и бросаю, задевая его висок. Он визжит, а я продолжаю кидать ножи, пока они не втыкаются в стену вокруг этого мудака, очерчивая его сволочное лицо. Затем я целюсь в середину его бедра. И кидаю.
— Блядь! Ещё один сумасшедший мудак? А я-то думал, что ты хороший!
— Жаль тебя расстраивать, но ты уже встретил хорошего парня. — Я даже не притворяюсь, что улыбаюсь, я ничего не чувствую к этому ублюдку. Ни капли жалости. Достаю ещё один нож и трогаю его остриё. — Я тот парень, на чью девушку ты напал, так что я сделаю тебе ещё больнее. Буду отрезать по маленькому кусочку твоей кожи, по одному за раз. По одному яйцу за раз, по кусочку твоего члена за раз. Отрежу его, буду делать это медленно и больно, пока ты не скажешь мне, кто тебя нанял.
Я вгоняю нож в кончик его пальца, пригвоздив к подлокотнику. Мудак кричит. Улыбаюсь и достаю следующий нож.
— За ней велось наблюдение? — спрашиваю я.
Многие контракты начинаются со слежки и заканчиваются чем-то другим. Бью его по следующему пальцу. Он кричит и мочится в штаны.
— Ты похищал, чтобы потребовать выкуп?
Он задыхается от рыданий. Снаружи доносятся негромкие звуки уличного движения. А мне слышаться её рыдания под грёбаным чёрным мешком, я представляю большие мечтательные зелёные глаза принцессы, и, стиснув челюсти, бросаю ещё один нож, который приземляется прямо в центр его ладони.
— КТО ТВОЙ БОСС? — допытываюсь я.
Сейчас из его ран льётся кровь, но я не остановлюсь, пока из этой мрази не польются слова. Как только он отрубается, оцепенев от боли, я тихо приказываю Си Си:
— Музыку, пожалуйста. Сегодня мы не будем спать.
♥ ♥ ♥
Четыре часа спустя
У меня до сих пор нет имени.
Зато есть чёртова куча злости, тонна грёбаного разочарования, ноль сна и немного боли. Но ни единого грёбаного имени.
Мы не знаем, есть ли на ней метка, чья она цель.
Мне нужно вычеркнуть Мелани из этого списка, и побыстрее.
Как твоя гордость воспримет то, что я предложу тебе денег, принцесса?
Бросишь их обратно мне в лицо?
Ты ведь сделаешь именно это, правда?
Чёрт, я знаю, что ты так и поступишь…
Я вхожу в свою квартиру, но до сих пор не в состоянии избавиться от промелькнувшей перед глазами картины, которую увидел, когда оставил платье Мелани на ручке двери спальни, где она спала в постели, обложившись с обеих сторон горами подушек.
Она была восхитительной. Желанной. Уязвимой. Я стоял там, а моя кровь бежала по венам быстрее, член пульсировал так же сильно, как зашитые бицепсы и левая сторона груди.
Открываю сейф, чуть не выдернув ручку. Некоторые из наших должников попадают в неприятности, и им приходится расплачиваться вещами. Часами, золотом, драгоценностями. Иногда мы держим «барахло» для подкупа чиновников и любого, кто может доставить нам какие-либо неприятности в любом начинании. Иногда мой отец не принимает безделушки, и мне приходится отдавать наличные, заложив вещи, продав или использовав как-то ещё.
Я хватаю сверкающее бриллиантовое колье из полученных мной побочных доходов. Думал, что однажды мама захочет его носить. Теперь же надеюсь, что Мелани захочет его продать.
Я раскусил эту сладкую маленькую девочку, даже если она сложная маленькая штучка. В её прихотливый мозг, вероятно, никогда не приходила мысль, что она может проиграть. Она, должно быть, представляла, что купит себе в перспективе новые туфли или обновит гардероб, или, возможно, закроет кредит на свою машину. Вместо этого теперь её жизнь принадлежит «Андеграунду». Моему отцу. Мне. У нас есть тщательно подобранная команда для ведения бухгалтерского учёта, сбора всех долгов, организации боёв и продажи билетов. Член комитета «Андеграунда» занимается билетами и организацией боёв. Но именно Слейтеры управляют азартными играми и финансовым обеспечением: взысканием долгов и вещами, о которых никто и никогда не должен узнать.
Если Мелани похожа на любую другую женщину, которую я знаю, она примет подарок от своего нового воздыхателя, а потом пожалуется, что колье украли, вместо того чтобы сказать мне правду. Что она продала его, чтобы заплатить долг. И это нормально, она имеет право солгать. Мне тоже приходится ей лгать. Мы будем квиты. Принцесса заплатит свой долг, усвоит урок и никогда не узнает, что я часть её кошмара.
И я никогда не увижу, как её зелёные глаза смотрят на меня с таким же ужасом, как и глаза моей матери.
12
СВАДЬБА
Мелани
Я просыпаюсь и вижу перед собой моё красное платье, висящее на ручке двери спальни. Моргаю, и меня охватывает ужас, когда понимаю, что он был здесь. В моей спальне.
— Кто здесь? — кричу я, натягивая простыню до самой шеи.
Тишина. Вскакиваю с кровати, подбегаю к дверям и резко их все распахиваю на случай, если за ними кто-то прячется. К тому времени, как я заканчиваю кружить как ненормальная по всей квартире, я уже вымотана до предела. Прислонившись к стене, позволяю глазам осмотреть платье. Оно прекрасно. На нём нет никаких пятен. Зато есть бланк с печатью химчистки. Дрожащей рукой я касаюсь шёлка, и в голове мелькают обрывки прошлой ночи. Руки. Кровь. Слёзы.
Кажется, мы выжили оба, я и моё платье, но я умру, если придётся спать сегодня дома. Лучше попрошу Пандору пригласить меня на пару дней, или проведу ночь в отеле, одна.
Боже, но я не хочу быть одна.
Хочу ещё одну ночь с Грейсоном. Я две недели лежала в своей постели, вспоминая ту ночь, когда мы были вместе, и то, что я чувствую к нему, очень далеко за пределами желания, это похоже на потребность. На голод. Мне нужны его руки и его рот. Я хочу, чтобы его пыл и выражение его глаз заставили меня забыть, что у меня раны на бёдрах, на моей гордости и на моём сердце.
Выдохнув, я спешу в ванную, запираю дверь, наполняю ванну и напоминаю себе, что сегодня моя лучшая подруга выходит замуж.
После ванны я натираю свою кожу кокосово-миндальным маслом, натягиваю самые изящные стринги, надеваю красное платье, бирюзовые туфли на шпильках, толстый жёлтый браслет – на мне как минимум три цвета, что всегда заставляет хорошо себя чувствовать – и спешу в квартиру Брук, уговаривая себя перестать гадать, будет ли у меня пара, выплачу ли когда-нибудь долг, смогу ли когда-нибудь снова спокойно спать. Сегодня самое важное – свадьба моей лучшей подруги, и я собираюсь насладиться этим днём.
Я желала счастливого замужества для Брук ещё до того, как она сама этого захотела, и в тот момент, когда Ремингтон Тейт выскочил за ринг «Андеграунда» и попросил номер её телефона, я почувствовала её бабочек и сама не раздумывая дала ему номер. Иначе Брук никогда бы это не сделала.
Теперь она влюблена так, как невозможно себе даже представить. Невеста уже вся в белом, но я отослала мужчин в церковь, потому что ни за что на свете не позволю Реми и Брук начать с того, что может принести им неудачи и беды. Жених не должен видеть невесту в её платье до самой свадьбы.
Недовольные мужчины ушли, хотя Ремингтону это явно не понравилось. А мы с телохранительницей Жозефиной, ставшей по совместительству ещё и нянькой, помогаем украсить цветами из страз волосы Брук, пока ждём прибытия её матери и сестры.
— Чья очередь держать Рейсера? Он только что обслюнявил моё платье, и я не хочу, чтобы его ещё и стошнило на него, — говорит Нора, кивая на маленькое тёмное пятнышко на лифе платья Брук.
Опустив взгляд, Брук изучает пятно и трёт его большим пальцем, на её лице отражается усталое разочарование.
— Брук, твой парень даже не заметит пятно, я гарантирую! Дай Рейсера мне! — прошу я, хватаю малыша, усаживаю его к себе на колени и прижимаюсь губами к его круглой головке. От него пахнет тальком, и он по всему вокруг шлёпает своими ручками.
Брук, занятая перепиской с женихом, бросает взгляд вперёд.
— Клянусь, мы опоздаем из-за пробок, — стонет она.
— Можно подумать, он тебя не дождётся, — взволнованно возражаю я, прежде чем передать Рейсера его бабушке, которая не переставая сюсюкает и воркует над ним. Я подхожу, пересаживаюсь к Брук и пытаюсь сжать в объятиях со всеми её пышными юбками. — Бруки, Реми ждал тебя всю свою жизнь! Ещё десять минут он точно подождёт, поверь мне.
Брук тычет в меня пальцем.
— Не говори ничего такого, что заставит меня плакать, — предупреждает она, осторожно вытирая уголки глаз.
Я киваю, широко улыбнувшись, но, когда беру её руку и сжимаю, в горле образуется комок.
Она моя лучшая подруга. И я единственный ребёнок в семье.
Конечно, у меня есть Пандора, моя подружка-гот, моя полная противоположность – негативная, саркастичная и тёмная, которую я тоже люблю. Но Брук есть Брук, и для меня есть только она одна. Брук не останется в Сиэтле, потому что характер работы её мужа требует, чтобы он отправился на турнир по смешанным единоборствам, и эта ситуация для меня очень волнительна. Никто никогда не думает о лучшей подруге, когда выходит замуж. Но сейчас я счастлива так, что сердце готово выскочить из груди, и в то же время невероятно несчастна. Во-первых, потому что я буду скучать по ней, а во-вторых, потому что с тех пор, как я была маленькой девочкой, мне всегда хотелось надеть белое платье и иметь такого же жениха, что ждёт её у алтаря, чтобы он был безумно в меня влюблён, готов защищать и провести со мной остаток своей жизни.
Но вместо этого мои отношения никогда не продолжались более одного месяца.
Вместо этого прошлой ночью меня чуть… Боже, не думай сейчас об этом.
Брук выходит из машины, и я рада, что отвлекаюсь, помогая ей подготовиться. Я говорила ей, что, поскольку Пит, друг Реми, является шафером и по совместительству бойфрендом Норы, она должна попросить свою сестру быть главной свидетельницей на свадьбе. Кто же захочет, чтобы Нора злилась на тебя всю оставшуюся жизнь? Только не я.
Так что теперь мы с Пандорой, которая, наверное, впервые в жизни тоже в красном, горячие подружки невесты. Хотя Пандора совсем не выглядит счастливой, но в этом нет ничего нового.
Когда я вхожу вслед за Брук в церковь, то вижу его. У двери. И ноги становятся ватными.
Грейсон. Он носит свой очень красивый чёрный костюм так же непринуждённо, как и уверенность в себе. Боже. Как будто он господствует над теми, кто находится рядом.
Я не могу справиться с магнетическим притяжением его присутствия. Грейсон не знает, что просто стоя у широкого входа в церковь, такой таинственный и могущественный, он спасает меня от моих мыслей, моих страхов и моего одиночества, которое вчера казалось абсолютным, как ночь. После двадцати пяти лет осознания того, что я недостаточно хороша, в глазах этого человека я что-то значу. Я желанна. Я достойна быть здесь. То, что я чувствую, странно и волнующе. Жёсткий и решительный, изысканный и чувствительный. Он не знает, что один его вид обдаёт изнутри вихрем жара, согревает потаённые уголки моей души, уносит прочь мои страхи. Внезапно я фокусируюсь на одной мысли.
Он пришёл.
И судя по тому, как Грейсон смотрит на меня своими яростными ореховыми глазами, он никуда не собирается уходить. Без… меня.
Во время церемонии у меня льются слёзы. Я не ожидала от себя такого, но страх прошлой ночи перемешался с радостным волнением от того факта, что парень, которого я так хочу, появился здесь ради меня, и с тихими, но твёрдыми словами бойфренда моей лучшей подруги, дающего торжественное обещание любить её до конца его жизни.
Мне не нравится, что мой макияж испорчен, но когда я стою рядом и слышу, как моя лучшая подруга произносит свою клятву одному из самых заботливых, сексуальных и добрых мужчин, известных мне, то вспоминаю, как говорила ей: «СДЕЛАЙ ЭТО! Иди за ним!». Я помню, как сказала ей: «Окунись в приключение, наслаждайся своей жизнью, ну же, Брук, ведь это РЕМИНГТОН-МАТЬ-ТВОЮ-ТЕЙТ, никто не говорит такому парню «нет»!»
Прямо сейчас я чувствую на себе взгляд Грейсона, и когда украдкой смотрю в его сторону, замечаю в прищуренных ореховых глазах собственнический инстинкт такой силы, что даже дьяволу его не переплюнуть. Сердце сжимается, и я пытаюсь успокоиться и не плакать, говоря себе, что по крайней мере сегодня ночью я буду в безопасности. Буду чувствовать себя под защитой. Потому что он, похоже, никуда меня от себя не отпустит.
Боже, а ведь я вчера могла умереть.
И могу умереть завтра.
Всю свою жизнь я жила сегодняшним днём, но всегда планировала и ждала идеальное будущее. А что, если его не будет? Мне всё равно, зачем он здесь, и внезапно всё становится безразличным, потому что я знаю, чего хочу сегодня вечером.
Шмыгнув носом, вытираю слёзы, затем встречаюсь с его внимательными глазами и смотрю на Грейсона чуть ли не умоляюще, мой живот сводит от возбуждения, когда мужчина отвечает мне взглядом, который говорит гораздо больше, чем просто о том, что он собирается со мной сделать. Его взгляд полон беспокойства, но в то же время он полон огня, кипящего внутри и обещающего сжечь меня самым восхитительным образом. Грейсон здесь, потому что хочет меня. Он жаждет меня, и я в ответ жажду его. Я жажду мужчину, которого встретила той ночью под дождём, того, кто не дал мне промокнуть и незаметно изучал меня, целуя всю ночь напролёт. Того самого, кто вернулся ко мне и попросил дать ему ещё один шанс. Его магнетизм притягивает меня, притягивает непреодолимо. Феноменально.
И когда в часовне отзвучали последние слова клятвы, я даю себе обещание. Клянусь, что бы ни случилось между нами – интрижка, катастрофа, худший звонок в моей жизни – сегодня я смирюсь и не буду противиться судьбе. Я нырну с головой в чувства и последую за своей душой, за своим сердцем, и каждым трепетным покалыванием в жаждущем теле, или, чёрт возьми, моё имя не Мелани.
13
ВЕЧЕР
Грейсон
Церемония занимает миллион грёбаных лет.
Я стою здесь, вооружившись полуавтоматическим ЗИГ-зауэром, почти килограммом стали, но мой член кажется в два раза твёрже, а в груди тяжелее раз в десять. Я чувствую себя, как сбитое на дороге животное. Увидев вчера, как она плачет, я чуть не сорвался. Сейчас, когда она ищет меня в толпе, эмоции в её взгляде начисто лишены покровов, и я не могу толком разобраться в своих чувствах.
Как только она вышла из лимузина вместе с невестой, я не смог сдержать при виде её своего стона. Я до сих пор одержим желанием оказаться с ней рядом, прикоснуться, почувствовать её запах.
Мелани в платье подружки невесты – это клубок противоречий. Всем улыбается, но отдаёт приказы, как генерал. Я наблюдал, как она поправляет шлейф платья невесты, чтобы всё «выглядело красиво», а темноволосая девушка с хмурым взглядом протягивает невесте букет цветов. Мелани избегала смотреть на меня. Может, нарочно, а может, и нет.
Теперь, когда все клятвы произнесены, я в нетерпении стою на тротуаре перед церковью. Меня окружает нестройный хор людей, но сквозь шум я слышу её смех. Поворачиваю голову и вижу, что священник говорит что-то, что приводит её в восторг. Боже, я хочу поцеловать этот грёбаный смех, чтобы заставить его замолчать. Затем я хочу сделать что-нибудь, что снова его разбудит, чтобы он впорхнул в мой рот, где я могу его поймать. Попробовать. Поиграть с ним.
Когда вокруг лимузина начинает собираться толпа, я не теряю ни минуты. Сократив между нами расстояние, останавливаюсь всего в нескольких сантиметрах позади неё и наслаждаюсь представшей передо мной очаровательной картиной: распущенные волосы, ниспадающие на плечи, обтягивающее красное шёлковое платье до лодыжек, обнажённая спина, V-образный вырез на которой демонстрирует тело практически до круглой, задорной задницы.
— Ты меня намеренно игнорируешь? — шепчу я, обнимая принцессу за талию.
— Нет, — улыбается она, глядя на тротуар и заправляя волосы за ухо.
Я опускаю голову, пока мои губы почти не касаются этого ушка.
— Хорошо, потому что я не тот, кого можно игнорировать. — Схватив Мелани за талию, притягиваю спиной к себе. Я проверяю границы дозволенного, радуясь, что вместо того, чтобы протестовать, она прислоняется ко мне.
Чертовски хороший знак, Кинг.
Твою мать, теперь мне не терпится получить больше. Взяв Мелани под локоток, вывожу её из толпы и заталкиваю в нишу у входа в церковь.
Она тяжело дышит, и это ещё более хороший знак. Она тоже хочет тебя, она хочет тебя точно так же, как хочешь её ты.
Я фиксирую принцессу своим телом у каменной стены. Груди Мелани вдавлены в мою грудь, её бёдра – в мои. Скольжу губами по её векам и с трудом сдерживаю глухой стон. Сказать, что я изнемогаю от желания, значит ничего не сказать. Жаль, что у меня нет десяти рук – двух просто недостаточно, чтобы поглаживать ладонями её бока, стискивать пальцами ягодицы, а затем прижимать к своим бёдрам, желая чувствовать её, живую и совершенную, целую и невредимую.
Принцесса трётся носом о моё горло и делает глубокий вдох, как будто испытывает непреодолимое желание почувствовать мой запах. Я прижимаю её к себе и чувствую, как она дрожит в моих объятиях.
Я прошёл прекрасную подготовку.
И могу распознать страх, возбуждение, волнение.
Но коктейль чувств, который я, похоже, порождаю в ней, опьяняет меня больше, чем что-либо на свете. Я крепче прижимаю её к себе. С губ Мелани срывается вздох, и мне требуется всё моё мужество, чтобы не наклонить голову и не выпить его. Нет. Если я возьму в плен эти накрашенные красной помадой губы, то не остановлюсь, пока она не окажется подо мной голой, и я не погружусь в неё так глубоко, что забуду на каком я свете.
Но, клянусь, что вечером...
Я лезу в карман пиджака, открываю там бархатный футляр и достаю из него колье.
— Что это? — Мелани смотрит на сжатый кулак.
Позволяю ей разжать мою руку, и она опускает глаза на бриллиантовое украшение на моей ладони. Это высококачественное теннисное[15] бриллиантовое колье, простое, но необыкновенно красивое. Как и она.
— Кое-что для моей девушки, — шепчу я.
— Твоей девушки?
Я беру колье обеими руками и застёгиваю его у неё на шее.
— Это уж слишком, Грейсон, я не могу его принять, — протестует она.
— Я не могу взять его обратно, не мой размер. — Провожу костяшками пальцев по её горлу, оно тёплое и шелковистое. — Кроме того, колье предназначено для королевы, принцессы.
Поправляю сверкающую нить колье так, чтобы оно легло ей на ключицу, чуть ниже пульсирующей точки. Меня так и подмывает наклонить голову и лизнуть её. Чёрт, руки так и чешутся сделать что-нибудь ещё. Вместо этого я прикладываю палец к маленькому звену, дотрагиваюсь до пульсирующей жилки и поднимаю на неё глаза.
— Мелани, когда ты будешь ждать моего звонка, — я снова провожу подушечкой большого пальца по бриллиантам, — посмотри на эти камни и будь уверена, что телефон зазвонит.
— Кто ты? — спрашивает она меня, задыхаясь в крайнем удивлении.
Мои губы кривятся в сардонической усмешке.
— Извращённая версия твоего… Уэстли, — говорю я, выдержав её взгляд.
Снаружи слышатся крики, и мы понимаем, что невеста уже бросила букет. Мелани спешит туда, а я остаюсь на месте, пытаясь удержать в узде своего внутреннего неандертальца. В ней метр и шестьдесят сантиметров веселья, и она наполняет всё моё существо дерьмом, которое я никогда не рассчитывал почувствовать, не говоря уже о том, чтобы захотеть.
Я, блядь, в полной заднице.
Следую за Мелани в толпу, останавливаюсь прямо позади неё, прижавшись к её спине, и смотрю сверху на лицо девушки. Её ноздри трепещут, втягивая воздух. Она снова меня нюхает. Я стою на месте, позволяя ей привыкнуть ко мне. К моему размеру, моему запаху, моему росту, ко мне. Протягиваю руку в перчатке, чтобы коснуться её волос, и чувствую, как она дрожит. Делаю шаг в сторону, став рядом с Мелани, и провожу тыльной стороной кисти по её обнажённой руке. Слышу учащённое взволнованное дыхание девушки, которое тут же сбивается и замирает, когда я переплетаю свои пальцы с её, посылая сигнал – сегодня вечером ты со мной.
Мы смотрим, как уезжают в лимузине жених и невеста, и Мелани машет им, не выпуская моей руки. Когда машина исчезает вдали, она поднимает на меня своё хорошенькое личико.
Бриллианты так потрясающе смотрятся на ней, что на мгновение я забываю, что они не только служат для украшения её шеи. Похоже, они ставят на ней клеймо. Кричат мне: «Твоё, твоё, твоё».
— Кажется, меня больше некому подвезти, — говорит она.
Будь я проклят, если мне не нравится, как принцесса надувает свои губки.
— Не волнуйся, ты поедешь со мной, — успокаиваю я.
— Мел! Ключи от твоей машины у нас! — кричит нам какой-то мужчина, по воздуху разносится звон ключей. Он вертит их вокруг пальца, и я узнаю того самого пьяного в хлам блондинистого чувака, который пялился на неё с тех пор, как я здесь появился. Он молча сверлит меня глазами. В ответ я буравлю его ещё более грозным взглядом. Продолжай пялиться, придурок, сегодня вечером трахать её буду я.
Темноволосая подруга Мелани похлопывает его по локтю.
— Райли, почему бы вам, ребята, не взять машину Мел? Она и её кавалер могут поехать со мной и Кайлом, — вставляет подруга, бросая предупреждающий взгляд, как будто меня это по какой-то причине должно беспокоить. Не впечатлённый этим, киваю в знак согласия.
Как только мы оказываемся на заднем сиденье машины, девушка говорит:
— Какие у тебя крутые цацки, Мелани.
— А то я не знаю, — счастливо улыбаясь, тычет Мелани большим пальцем в мою сторону.
— Это он подарил тебе колье? — раздаётся шокированный голос подруги.
— Да, Пандора! И его зовут Грейсон.
— Да уж! Грейсон, может ты заплатишь и за очки? Они мне точно понадобятся после того, как я получу повреждение сетчатки от блеска всех этих побрякушек, — интересуется Пандора.
— Пришли мне счёт, — спокойно отвечаю я.
— Что дальше? Свяжешь, что ли, её и попросишь назвать стоп-слово?
— Нет, — улыбаюсь я. — На планете Земля нет такого слова, которое могло бы кого-нибудь от меня спасти.
— Ха-ха. Я рада, что твоему парню весело, — говорит Пандора Мелани, произнося слово «парень» так, как произносят слово «экскременты». Потом снова обращает своё внимание на меня. — Мы очень заботимся о нашей Мэл. Она верила в Санту намного, намного дольше, чем все мы. Так что расскажи нам о себе. Ты как какой-нибудь Гэтсби[16], с кучей денег, но с очень загадочным прошлым? Мы с Кайлом погуглили тебя, но мало что смогли найти. Какие у тебя намерения насчёт нашей девочки?
— Пандора! — пинает спинку сиденья Пандоры Мелани. — Не обращай внимания на мою подругу, Грейсон, — говорит она мне.
Но подруга не собирается меня игнорировать. Она всё время оглядывается на меня через плечо.
— Ты рад, что Мелани не поймала букет?
— С какой стати ему нужно этого бояться? — возражает Мэл.
— Подруга, судя по этим побрякушкам, у него нет намерения жениться. Только потрахаться.
— Пандора!
Я смеюсь, мне очень интересно, почему эта девушка так оберегает от меня Мэл. Нет сомнений, что её сделал такой какой-нибудь грёбаный неудачник.
Она устраивается на переднем пассажирском сиденье так, чтобы быть ко мне лицом.
— У тебя есть жена? — напирает она.
— Что?
— Ты женат? Ты гей? Что с тобой не так?
Ну что ж, посмотрим. В настоящее время единственный, с кем что-то здесь не так, – это она. Я мог бы запросто поиграть с ней в гляделки, но зачем смотреть на эту Злобную Бетти, когда рядом со мной принцесса?
— Пандора, ты совершенно испортила мне весь вечер! — Мелани снова пинает спинку сиденья, потом поворачивается ко мне лицом. Вся в красном, она выглядит восхитительно. Я чувствую себя большим злым волком, смотрящим голодными глазами на эти губы, так и требующие, чтобы их поцеловали, и эти очень опасные, невинные зелёные глаза. — Она права? Ты что, играешь со мной? — с любопытством спрашивает она.
Не знаю, что в ней есть такого, но то, как принцесса смотрит на меня, заставляет член становиться твёрдым. Это моя естественная на неё реакция. Я думал, что могу с ней справиться, как смог убить ради неё прошлым вечером, а это совсем не так. Можно сколь угодно жёстко контролировать себя, но нельзя управлять своими инстинктами. Иногда они управляют тобой.
За всю свою жизнь я убивал только ради одного человека.
Разница состоит в том, что вчера вечером я не испытывал угрызений совести. Я бы не изменил того, что прошлым вечером сделал для Мелани. Я бы сделал это снова, так же быстро убил бы тех троих и так же медленно пытал бы четвёртого. Чёрт, даже медленнее, если бы только мог подольше растянуть. На самом деле сейчас, при воспоминании о тихих, беспомощных криках под надетым на её голову мешком, мне в грудь вонзается нож ярости.
Обхватив рукой талию Мелани, притягиваю её ближе и шепчу на ушко:
— Я с тобой не играю.
Господи.
Я говорю серьёзно.
Так серьёзно, как никогда в жизни.
— Будь честен, — шепчет она в ответ.
— Я не играю с тобой, — повторяю я.
За нами наблюдают с переднего сидения машины, да пошло оно всё на хрен. Одним движением я притягиваю к себе Мелани, усаживаю на бедро и наклоняю к ней голову. Она пахнет так охрененно сладко и сочно, что хочется зарыться носом и найти источник запаха. Я трусь носом об ухо девушки, возбуждённый её близостью, её фигурой, её запахом.
Она дрожит, и мои мышцы в ответ напрягаются.
Что ты делаешь со мной, мой милый, очаровательный номер пять?
Я протягиваю большие пальцы и заставляю её закрыть глаза, чтобы она меня не видела. Чтобы она не смотрела на меня своими грёбаными зелёными глазами, которые кричат: «Спаси, сохрани и возьми меня». И я шепчу голосом, огрубевшим от похоти:
— Когда ты не со мной, я думаю о том, что в следующий раз каждый миллиметр тебя будет принадлежать мне. Я играю в игры, играю жёстко и грязно, но если ты играешь, принцесса, то ты первая, кто когда-либо поступал так со мной.
Она открывает глаза. Эти чёртовы ГОРЯЩИЕ ЖЕЛАНИЕМ, ВЛЮБЛЁННЫЕ в меня глаза.
Её подруга Пандора молчит, и воздух в машине потрескивает от притяжения Мелани ко мне, а моего к ней.
Чёрт, я уже некоторое время стараюсь не быть грубым по отношению к её друзьям, но долго продолжаться так не может. Просто это не в моём характере.
Я стучу по крыше машины.
— Высади нас здесь.
— Здесь? У чёрта на куличках?
— Останови.
С драматическим вздохом Кайл притормаживает у обочины рядом с пустой стоянкой напротив мрачного жилого комплекса. Я помогаю Мелани выйти, затем хватаюсь здоровой рукой за крышу машины и наклоняюсь, чтобы сказать Пандоре:
— Счастлив, что друзья Мелани искренне за неё беспокоятся. Я не идеален, но, честное слово, пока она со мной никто не причинит ей зла.
Мелани молча стреляет в меня глазами, и её друзья уезжают.
— Она ненавидит мужчин, не обращай на неё внимание, — улыбается Мелани и, видимо пытаясь успокоить меня, поглаживает рукой мою рубашку.
Я перехватываю запястье принцессы, движение инстинктивное, чтобы держать дистанцию от людей.
— Хорошее ко мне отношение – последнее, что меня беспокоит. Ты голодна? — Я стискиваю её запястье и чувствую, какое оно гладкое и узкое в кольце моих пальцев, а потом понимаю, что Мелани – единственное, к чему я позволяю себе прикасаться без перчатки. И она такая приятная. Живая. Тёплая. Как кто-то столь чертовски уязвимый может так сильно меня притягивать? Хочется запустить руку под платье и дотронуться до всего её тела, до колье, до горла и выше, чтобы я мог обхватить ладонью это милое, живое лицо, сжать его и зацеловать до потери сознания. Мой голос становится хриплым, когда я шепчу:
— Не ешь свою губку, давай я тебя куда-нибудь отвезу.
Принцесса отпускает губу, а я медленно освобождаю её запястье, и мы стоим, уставившись друг на друга. Вокруг почти нет городских огней, но бриллианты на её шее сверкают так же ярко, как и глаза. Она обхватывает себя руками, и я, не отводя от неё взгляд, пишу сообщение Дереку, а потом мы идём по улице к углу здания, мой взгляд прикован к профилю принцессы. Я не слишком хорош в разговорах с женщинами – я их трахаю, плачу им, а затем выпроваживаю. Мне хочется с ней говорить, и в то же время понимаю, что должен от неё бежать.
Я смеюсь про себя, потому что никогда не думал, что могу быть таким неловким в какой бы то ни было ситуации, и накидываю на её плечи свой пиджак. На улице совсем не холодно, но это платье вызывает у меня желание съесть её целиком. На серебристом внедорожнике подъезжает Дерек, забирает нас и высаживает в одном из тех круглосуточных ресторанов, где плохие завтраки, плохие обеды и плохие ужины, но, похоже, это единственное место поблизости, куда можно заскочить поесть.
Я веду Мелани к кабинке в дальнем углу, откуда можно видеть дверь и каждого входящего, и где наши спины будут прикрыты. Она снимает пиджак и кладёт его на стул, стоящий напротив того места, где сижу я.
Мы сидим рядом.
Но недостаточно близко.
Пока мы изучаем меню, я не могу удержаться. Опускаю руку под стол и тянусь к её ноге. Мелани смотрит в меню, но я вижу, как учащается дыхание девушки, когда начинаю вести пальцем вверх по её бедру.
— Что ты любишь есть? — спрашиваю я, наблюдая, как она снова прикусывает губу.
— Мне нравится то, что для меня вредно. Разве так не у всех? Немного алкоголя. Много шоколада и орехов. Но я заставляю себя есть тонну овощей, чтобы компенсировать вредное полезным. Одна положительная… вещь и одна отрицательная. — Её глаза встречаются с моими и игриво по мне скользят. — А ты?
А я хочу наслаждаться только твоим ртом, твоими сиськами, твоей киской и этой грёбаной губой, которую ты терзаешь своими зубками. Так хочется почувствовать, как эти зубки царапают мой член.
— Я фанат интернациональной кухни. Любой. Тайской, китайской, мексиканской, японской, мне нравится пробовать разные вкусы. Мне нравится… удивляться, когда речь заходит о моём вкусе. Я люблю специи.
— Ты приезжаешь в город по работе?
— Иногда.
— А чем ты занимаешься? — Неподдельный интерес в её глазах заставляет меня чувствовать себя грёбаным мешком дерьма.
— Безопасностью. — Я захлопываю меню. — В компании моего отца.
— Правда? Как интересно! Про тебя не скажешь, что ты человек, который работает с отцом. И вообще с кем-либо, если честно.
Мои губы кривятся в усмешке. Я подаю знак официанту, а затем вопросительно поднимаю бровь.
— То есть, ты хочешь сказать, что не веришь, что я могу быть хорошим мальчиком и не конфликтовать с другими?
— Просто ты производишь впечатление отчуждённости.
— Неужели?
Ну вот, опять она кусает эту чёртову губу.
— Это интригует.
— Ты производишь впечатление игривости и комфорта. Я тоже нахожу это интригующим.
Она улыбается, застенчивая улыбка не может полностью скрыть, как её изумрудно-зелёные глаза наполняются женским восхищением. Может быть, я не могу улыбаться, как она, но поверьте, я тоже ею восхищён. Как только мы делаем заказ, она смотрит на меня, поигрывая широким жёлтым браслетом на руке.
– Моя работа – моё страстное увлечение. Я просто помешана на цветах. Не могу выйти из дома в одежде, в которой не присутствовало бы по крайней мере три разных цвета. Два – слишком просто. Один цвет – абсолютно скучно, а я не хочу быть скучной и бесцветной.
Я снова ловлю себя на том, что смеюсь, и это рядом с ней кажется естественным.
— Не может быть, чтобы ты была скучной и бесцветной. На самом деле, прямо здесь, сидя с тобой, я сам себя чувствую серым.
Её улыбка вспыхивает в тот же миг, что и моя, и мы смеёмся до тех пор, пока перед нами не ставят напитки, и она начинает пить из соломинки.
— Мне нравится, – говорит Мелани с глубоким вздохом огромного удовольствия, откинувшись на спинку стула и расслабившись. Она бросает на меня долгий взгляд. — Это похоже на свидание. И мне кажется, что у меня не было такого целую вечность.
Периферийным зрением я замечаю Дерека, сидящего за соседним столиком напротив Си Си.
– Это и есть свидание. Ты пригласила меня на свадьбу своей лучшей подруги. Это записано в моём ежедневнике.
— Я тебя не приглашала. Только сказала, что ты мог бы пойти, когда закончишь…
— О, мы оба знаем, как сильно нам нравится, когда я кончаю.
Она озорно улыбается, и это никак не успокаивает моё разбушевавшееся либидо. Похоже, Мелани нравится, когда я плохой. Ей нравятся плохие парни.
«Принцесса, ты, блядь, не знаешь, что я самый плохой из всех плохих, – думаю я, а потом мелькает ещё одна мысль: – Чёрт, я не плохой парень, я плохой человек!»
Реальность обрушивается на меня, и я понимаю, что ей не подхожу.
— Ну же, признайся, — настаиваю я, приходя в себя от игривого блеска в её глазах. — Я пришёл, я победил – по крайней мере, позвав тебя на ужин, чувствую себя победителем – и даже выжил после встречи с твоей сердитой черноволосой подругой.
— Пандорой, — смеётся Мелани. — Но она права, спрашивая о колье, оно намного, намного ценнее, чем стою я.
Мелани рассеянно поглаживает колье на шее, и я предостерегающе шепчу:
— Мелани.
— Грейсон…
Чёрт, я вижу, как семена сомнения, посеянные её подругой, прорастают в её маленькой головке. Поэтому стараюсь говорить спокойно, даже тихо, но строго:
— Делай с колье что хочешь. Только не возвращай его мне.
Клянусь Богом, если бы я мог, то послал бы этой женщине телепатически чёртов намёк сделать то, что сделала бы любая умная девушка, стремящаяся выжить.
Мелани может подождать, но, когда время истечёт, она сделает это. Я жду от неё этого. Чёрт возьми, когда она проведёт со мной достаточно времени, ей надоем и я, и всё, что со мной связано, и она бросит всё это быстрее, чем успеет произнести «Грейсон».
От этой мысли всё у меня внутри кипит от гнева.
Рука скользит вверх по бедру Мелани. Меня гложет стремление к ней прикоснуться. Я всегда в перчатках, но сегодня вечером мои перчатки лежат в одном из карманов костюма, а руки обнажены – и я не могу перестать наслаждаться ощущением её гладкой кожи под моими пальцами и ладонью.
Мелани вертит соломинку, как будто хочет что-то сделать, но самое главное, она точно знает, где моя рука, и не делает ни малейшего движения, чтобы её убрать.
— Моя лучшая подруга, чью свадьбу ты только что наблюдал… В детстве, когда бы мы ни играли я была Барби, а она Скиппер[17]. Мне всегда доставался Кен. Просто мне казалось, что Кен её не интересует, поэтому я старалась, чтобы он был полностью моим. Она даже не хотела влюбляться. Мне хотелось быть счастливой, беззаботной и однажды влюбиться, а она хотела участвовать в Олимпийских играх. Но в конце концов именно она влюбилась первой, сильно, понимаешь? По-настоящему. В настоящего мужчину. Я была счастлива как никогда, никто, кроме неё не мог заслужить большего. Но сейчас ты смотришь на меня также, как её муж смотрит на неё… — Она поднимает на меня глаза и рассеянно проводит розовым ногтем по бокалу. — Но ты не мой муж, ты в меня не влюблён. Так что тебе надо? — Мелани удерживает мой взгляд. — Пандора права, ты не преподносишь ничего подобного кому попало. Мужчины дарят бриллианты женщинам, когда хотят их купить, или спрятать.
— И тем не менее мы у всех на виду. Я бы никогда не стал прятать такую красавицу, как ты.
Кончиком пальца Мелани дотрагивается до края бокала, и я позволяю своим глазам скользить по тонкой, изящной руке, по её телу, с каждой секундой желание обладать ею становится всё более и более неистовым.
— Ты потрясающе выглядишь в этом платье, принцесса.
— Спасибо. — Её щёки запылали. — Я думала, что не смогу его надеть.
— Ты прекрасно выглядишь. Кончики твоих волос так мило завиваются. Я не могу отвести от тебя глаз, и мне не терпится снять с тебя это платье.
Она опускает взгляд на стол, пытаясь скрыть улыбку.
Я наклоняюсь вперёд, проверяя границы дозволенного и раздвигая их.
— Мы были близки. Ты носишь моё колье. Моя рука лежит на твоём бедре. Мне пришлось выслушивать от твоих друзей всякую хрень. Почему ты такая застенчивая? — Когда она всё же позволяет восхитительной улыбке проявиться, я поддеваю указательным пальцем подбородок Мелани и поднимаю её голову. — Ты думала обо мне?
— В смысле, мечтала и тосковала ли я по парню, который мне не звонил?
Я поднимаю бровь.
— По мужчине, который стоял около церкви и ждал, что ты сделаешь шаг навстречу? И это я.
— Ух ты, спасибо, что прояснил! — нежный звук её смеха заставляет меня стать твёрдым как камень.
Моя рука скользит выше по бедру Мелани, проникает под шёлк платья, чтобы можно было коснуться обнажённой кожи и там. Я уже собираюсь поцеловать её, когда в закусочную входит знакомое лицо. Мой взгляд проходится по нему, и я с облегчением расслабляюсь, когда Си Си коротким жестом даёт мне знать, что он обо всём позаботится.
Твою мать, у меня сегодня нет сил на всякую криминальную хрень. Я не спал почти сорок восемь часов. Порез от ножа на бицепсе болит как сука, и я держусь на чистом адреналине. Пока я жду, когда Си Си подаст знак, что всё чисто, Мелани ковыряется в салате, и мной овладевает знакомая привычка отгородиться от мира.
— Спасибо, что пришёл на свадьбу, — тихо говорит она.
— Пожалуйста, — отвечаю я, тоже тихо.
И вдруг ощущаю расстояние между нами, как громадную пропасть, мешающую мне установить связь.
— Почему ты это сделал?
— Почему я пришёл? — взлетают вверх мои брови.
Мелани кивает, и я больше не знаю ничего, кроме того, что всё ещё жажду связи с ней. Любой связи. Я поглаживаю средним пальцем сливочную кожу на внутренней стороне её бедра, в то же время наблюдая, как вновь прибывший исчезает из моего поля зрения.
— Я пришёл за тобой, Мелани.
— У меня была тысяча одноразовых любовных связей, Грейсон.
— А у меня тысяча и одна.
— Считая меня?
— Нет, принцесса. Когда мы сделаем это снова… ты будешь в совершенно другом списке.
Мы смотрим друг на друга не отводя взглядов, ни один из нас не улыбается, мои глаза жадно впитывают сдержанное любопытство на её лице, длинные золотистые волосы, красивые маленькие груди, вздымающиеся под тканью шёлкового платья, нежный изгиб плеча, и, боже, я хочу всего этого больше, чем ей может это прийти в голову.
Она кладёт руку на моё бедро.
— Что за список? — наклоняет голову Мелани, изучая меня. — Что это вообще такое?
Неожиданное ощущение её руки на моём бедре посылает по моим венам первобытный жар. В одну секунду мы разговариваем, а в следующую я удерживаю рукой лицо принцессы, глядя в зелёные глаза, резко ставшие неистовыми, и изучаю её маленький носик и щедрый рот.
— Для меня это фантазия. Ты – фантазия. А для тебя это будет ошибкой. Продолжительной, приятной ошибкой. — Я смотрю, как темнеют глаза принцессы, но я никогда не был человеком, который смягчает слова. — Я стану всем тем, чего ты никогда не хотела, — предупреждаю я, тяжело дыша, — тем, что тебе совсем не нужно. — Я провожу другой рукой вверх по бедру Мелани. — Иногда моя работа забрасывает меня далеко, я не буду звонить, и тебя это станет злить. — Провожу средним пальцем по шёлку, прикрывающему её лобок. — Я буду эгоистом. И возьму всё, что захочу, и когда захочу. Я не мужчина твоей мечты, Мелани, я твой худший кошмар.
Её глаза стекленеют, она останавливает мою руку, не давая себя ласкать, и прижимается губами к моему уху:
— Я не твоя грёбаная игрушка.
Я хватаю её за плечи и притягиваю к себе.
— Но ты позволишь мне с тобой поиграть.
— Если бы я просто хотела секса, то могла бы получить его от кого угодно.
— Но не такого секса, который получишь со мной. — Я проталкиваю большой палец в рот Мелани, чтобы она попробовала меня на вкус. Всё моё тело чувствует, как она его облизывает. — Я заставлю тебя захотеть этого. Я напишу тебе, когда буду лететь обратно в город, так что когда ты увидишь меня у своей двери, то уже будешь возбуждённой и влажной.
Мелани кусает мой большой палец и сводит меня с ума от похоти, так что я готов впиться в неё губами.
Твою мать.
Может быть, у меня никогда и ни с кем в жизни не будет настоящих отношений.
Но я могу получить это, я могу получить её саму, её тело, её дикое, горячее наслаждение.
Я могу получить это.
О да, сегодня вечером у меня это будет.
Как только я наклоняюсь к Мелани, готовясь накинуться на сочные губы, которые сводят меня с ума, она встаёт.
— Ты засранец, — шепчет она, задыхаясь. — Отвези меня куда-нибудь. Только на одну ночь. Отвези меня куда-нибудь.
Я достаю стодолларовую купюру из пачки в кармане, кладу на стол, накидываю на плечи Мелани пиджак и провожаю к выходу.
14
ВЫХОДНЫЕ
Мелани
Мы едем в квартиру в элитном комплексе, таком дорогом и престижном, что каждый, с кем я работаю, готов продаться с потрохами, чтобы заняться дизайном дома по этому адресу. Здесь оборудованный воротами въезд и высокий уровень охраны на каждом входе и выходе. В самой квартире окна во всю стену, известняковые полы и камины из камня.
Широко раскрытыми глазами и с отвисшей челюстью окидываю взглядом просторное, практически пустое пространство.
— Ты поселился в городе только что? — Я протягиваю Грейсону пальто и когда захожу внутрь, он смотрит на меня восхищённым, осязаемым взглядом.
— Нравится? — интересуется Грейсон бесстрастным голосом, но что-то в его глазах говорит мне, что он хочет, чтобы мне это понравилось.
Я обращаю внимание, что единственный предмет мебели – это огромная королевского размера кровать посреди комнаты, и вид этих белоснежных простыней и пышных подушек вызывает у меня мурашки по всему телу. Мы оба. В этой кровати. Прикосновения, поцелуи, ласки.
Ближайшие к кровати окна выходят на мой дом, и на мгновение мне становится интересно, заметил ли Грейсон, что отсюда можно увидеть мою квартиру, хоть и находящуюся довольно далеко.
— Это место такое потрясающее, но уж очень пустое! — развожу я руками. — Я уже сейчас ясно вижу, что и куда можно поставить. Должна заметить, что ты пришёл к правильной женщине.
— Должен признаться, что не собираюсь пользоваться твоими дизайнерскими услугами. Не люблю нагромождение ненужных вещей. — И всё же Грейсон выглядит приятно удивлённым моим предложением – меня действительно очень сильно цепляет еле заметная ухмылка, тронувшая его полный рот, из которого постоянно вылетают всякие непристойности.
О боже, меня так заводит то, какой этот засранец сексуальный. Грейсон заставляет меня хотеть дать ему пощёчину и тут же трахнуть. Ни один мужчина никогда не приводил меня в такое бешенство, как сейчас он!
— Откуда ты знаешь, что я дизайнер?
Скрещённые на груди руки, плюс эта его чуть заметная ухмылка – и вот результат: я практически задыхаюсь от возбуждения.
— Ты не единственная, кто может работать в Google.
— Тебя «гуглила» Пандора, а не я.
— Точно, — соглашается Грейсон.
Я смеюсь, потому что он явно меня раскусил, а потом признаюсь:
— О тебе не было никакой информации. Ничего.
— И о тебе нашлось не очень много.
— Ну, я могу оживить это место по щелчку пальцев! Я – Мэри Поппинс художественного оформления!
— Принцесса, оно уже живое, потому что ты здесь.
Удивлённая таким комплиментом, я снова перевожу взгляд на Грейсона, и то, как он стоит, просто кричит мне, что Грейсон именно тот, тот сильный мужчина, с кем нельзя шутки шутить, тот, кого хочется видеть на своей стороне. Его тёмная одежда не может скрыть ни мускулов под ней, ни грации и мужественности, с которыми он двигается.
Я с трудом могу смотреть на Грейсона и не броситься к нему, как ракета – сбившаяся ракета, которая до этого летела стабильным, хотя и довольно тревожным курсом. Беспокойно расхаживаю по комнате, гадая, не следит ли он за моей задницей, когда я двигаюсь.
Я нарочно покачиваю бёдрами ещё сильнее и иду по коридору; Грейсон свистит, зовя меня вернуться.
— В эту комнату вход воспрещён.
— Что? Что ты имеешь в виду? — Грейсон подходит и кладёт руку мне на поясницу, очень уверенное прикосновение наполняет меня чувством безопасности. — Ты хоть понимаешь, что твои слова были просто приглашением попытаться взломать замок и всё выяснить? — спрашиваю я его.
— Ты не сможешь его открыть. У меня там куча вещей, но ничего интересного для девушки.
Этим Грейсон только подогревает моё любопытство, я вырываюсь из его рук и поворачиваюсь, чтобы подёргать дверную ручку. Дверь стальная, почти как у банковского сейфа.
— Мелани, — предупреждает Грейсон.
Я смеюсь и отступаю.
— Окей. Это твоя мужская пещера, я туда не пойду. Не надо так волноваться.
— Я не волнуюсь. Эту дверь не откроешь даже бензопилой. Что меня беспокоит, так это твоя настойчивость делать именно то, чего я прошу тебя не делать.
— Мне любопытно! — говорю я, снова смеясь. Мой смех… не могу объяснить, но он, кажется, выводит Грейсона из себя. Грейсон выглядит голодным, и полон решимости успокоить меня своим ртом. Когда он облизывает губы и хмуро смотрит на мой рот, меня пронзает внезапное воспоминание о губах Грейсона на мне, о его языке на моих сосках, и по спине пробегает дрожь предвкушения.
— Не против, если я освежусь? — выпаливаю я.