Мятежный

— Детка, ты воплощение весны, но – вперёд, не стесняйся.

Я закрываю за собой дверь ванной и прислоняюсь к раковине. Едва могу дышать, дрожь пробегает по всему телу, от головы до кончиков пальцев ног. Грейсон хренов мудак, который открыто признался, что просто хочет использовать меня, и мне следовало бы дать ему пощёчину, но вместо этого я хочу трахнуть Грейсона, потому что он сводит меня с ума. Потому что он ответственен за ужасную, настойчивую пульсацию между ног. Все эти недели я гадала, чего он от меня хочет, придёт ли он сегодня вечером.

Что бы Грейсон ни говорил, он всё равно так на меня смотрит, и то, как он смотрит, говорит совсем о другом. Что он хочет меня. И, как Грейсон сказал в тот день в моей квартире, он отчаянно хочет, жаждет, может быть, даже нуждается во мне.

Я никогда не носила ничего из того, что мне дарили мужчины. Теперь же моя шея украшена колье из сверкающих белых бриллиантов, и мне никогда не приходило в голову, что такой жест может столь сильно стимулировать мой ум, моё сердце и моё тело.

Грейсон хочет использовать меня для секса сегодня вечером? Тогда я тоже использую его в ответ, потому что это убивает меня. Меня убивает то, как Грейсон на меня смотрит. То, как он пахнет, ходит, звук его голоса.

Что бы ни случилось, сегодня я не буду спать дома одна.

Быстро мою руки, подмышки, потом поднимаю платье и с грустью смотрю на синяки на бёдрах. Достаю из сумки косметичку и начинаю одно за другим покрывать фиолетовые пятна консилером.

Закончив все эти манипуляции, я замечаю полотенце с красными пятнами и тревожусь, не порезался ли он. Наверное, во время бритья? Меня захлёстывает волна переживания. С Грейсоном всё в порядке? Конечно, всё в порядке, Мелани. Этот мужчина так же непробиваем, как и его стальная дверь.

Когда я хватаюсь за дверную ручку ванной комнаты, пульсация между ног только нарастает. И к тому времени, как я открываю дверь и тихо пересекаю комнату, направляясь к кровати, сердце колотится как сумасшедшее.

Я никогда не была в такой роскошной и такой пустой квартире. Грейсон живёт как какой-то Спартанец, у него практически нет никаких вещей. Я заглянула в гардероб – там были три одинаковые рубашки, три одинаковых пиджака и три пары совершенно одинаковой обуви. Он как какой-то безукоризненно организованный сверхчеловек, который и не планирует задерживаться надолго.

От этой мысли меня пронзает острая боль, но она быстро сменяется вспышкой похоти, которую я испытываю при виде него. Грейсон сидит, откинувшись на спинку кровати, и закинув мускулистую руку за голову смотрит в окно.

О боже, почему мне это так нравится? Потому что он смотрит на твой дом.

Тот факт, что он может меня отсюда видеть, вызывает у меня чувство защищённости, даже если Грейсон никогда больше не позвонит. Даже если он никогда больше на меня не взглянет. Мне нужно это маленькое чувство безопасности, и я цепляюсь за него.

— Тебе видно отсюда мою квартиру? — спрашиваю я и тяну вниз боковую молнию платья. Грейсон поворачивается ко мне, наблюдает, как я приближаюсь, и в его глазах мерцают отблески лунного света. Моё сердце колотится. У него массивная фигура, поведение уверенного в себе человека и властный вид, от которого у меня дрожат коленки. Грейсон сильный. Притягивает к себе словно магнит. Грейсон полон жизни. И наполняет всё моё существо безумным, диким желанием.

— Да, именно поэтому я её и купил.

Понятно, что он шутит, но его слова звучат серьёзно, а взгляд устремлён прямо на мои глаза.

— Можно подумать, у такого плейбоя, как ты, нет занятия лучше, чем пялиться в окно, пытаясь разглядеть МЕНЯ, — поддразниваю я.

— Я делаю больше, чем просто пялюсь в окно, принцесса. Это подразумевает то, что я снимаю перчатки.

Ублюдок.

Чертовски восхитительный ублюдок.

Он как будто мчится на мотоцикле на полной скорости. Он как мотор, скорость… ветер…

Я останавливаюсь в изножье кровати и чувствую волнение, когда замечаю, как Грейсон смотрит на меня, как будто молнии сверкают в его глазах.

— Раздень меня или разденься сама. Выбор за леди, — говорит Грейсон спокойно и лаконично, не делая ни малейшего движения, чтобы повалить меня на кровать.

Серьёзно, сейчас? Так уверен в своём магнетизме, электрическом притяжении, влекущем к нему?

Мой взгляд жадно пробегает снизу вверх по его крепким ногам, по выпуклости, сводящей меня с ума, по груди, которая впечатляюще натягивает материал его белоснежной рубашки. Чувствуя тяжесть и тепло, с пульсом грохочущим в венах, я подползаю к Грейсону, а его пристальный взгляд сверлит меня с молчаливым ожиданием.

— Я думаю, что ты стервец. Но такой сексуальный в этом костюме… — шепчу и начинаю расстёгивать ремень на брюках Грейсона, затем седлаю его колени. Если бы я захотела, то могла бы опустить бёдра и потереться своим изнывающим от желания местечком об эту большую, восхитительную выпуклость. — И я хочу трахнуть тебя жёстко, потому что ты заставил меня думать, что ты лучше, ты заставил меня думать, что хочешь меня для большего, — добавляю я. — Засранец.

Когда я, наконец, расстёгиваю ремень, Грейсон хватает его и с грохотом отбрасывает в сторону, а затем молниеносно перекатывает меня на спину и резко припечатывает мои руки к кровати над головой. Я задыхаюсь, а он улыбается.

— Попалась, — хрипит Грейсон, поглаживая внутреннюю сторону моей руки. Начиная задыхаться от восхитительной тяжести его тела, давящего на меня, я высвобождаю руку, вытаскиваю из-под пояса брюк рубашку Грейсона и начинаю в нетерпении расстёгивать её с самого низа до верха.

Грейсон отпускает моё запястье и медленно задирает платье к бёдрам.

— У тебя грязный рот, Мелани. Знаешь, я легко могу наполнить его спермой, и следующий звук, который ты издашь, будет звуком глотания.

— Может быть, следующим звуком будет твой крик, когда я укушу головку твоего толстого розового члена, — выдыхаю я.

Мои мысли разбегаются, когда Грейсон рычит:

— Сейчас же замолчи. — И целует меня. Жёстко и восхитительно.

На самом деле единственные звуки, что слышны в комнате – скольжение наших влажных языков, шуршание ткани, когда он задирает моё платье выше. Я таю под напором его рта, горячего, настойчивого и более ненасытным, чем любой рот, который когда-либо касался моего… и мне действительно кажется, что всё сказанное нами не значит ничего, а это важнее всего.

Его запах наполняет меня, как жар, разгорающийся в животе, когда Грейсон поднимает мою юбку до талии, чтобы добраться до кружевных чёрных стрингов. Голые ягодицы ласкает прохладный воздух, и в следующую секунду Грейсон обхватывает их своими тёплыми руками.

— Ты рада меня видеть, Мелани? — говорит Грейсон приглушённым голосом, низким и выразительным, и притягивает меня к себе за задницу.

Я хнычу, оттого что так сильно возбуждена.

— Пока ещё нет, — лгу я.

Он проводит своими губами по моим, дразня.

— Уверена?

И снова губы Грейсона, тёплые и бархатистые, скользят по моим.

Чувствую, как вены начинает заполнять тягучая и горячая кровь. И внезапно ловлю себя на мысли, что не могу думать ни о чём, кроме того, что хочу больше, чем один этот поцелуй. Но я никогда не позволю такому человеку как Грейсон об этом узнать, иначе он меня сломает.

— Уверена, — снова лгу я, и вцепившись в крепкую шею Грейсона, провожу языком по его губам.

Этот порыв становится нашей погибелью.

Грейсон стонет и начинает играть своим языком с моим, его губы смыкаются над моими под самым идеальным углом. Мы оба дрожим. Мне даже кажется, мы стонем одновременно, наш поцелуй превращается из медленного и чувственного в быстрый и грубый. Дрожащими руками в спешке расстёгиваю до конца его рубашку. Грейсон хватает лиф платья без бретелек и спускает его вниз к талии, моё тело обнажено за исключением того места, где шёлк окружает бёдра.

Когда он отодвигается, чтобы посмотреть на не очень большие груди, и довольно откровенно торчащие соски, меня затопляет внезапная застенчивость.

Это длится недолго, потому что Грейсон обхватывает холмики, как будто держит в руках бриллианты, сосредоточившись на твёрдых и маленьких, как бусинки, вершинках. Его большие пальцы уделяют им особое внимание, потирая и поглаживая.

— Возможно, ты ещё не рада, — шепчет он на ухо, — но эти маленькие красавицы очень счастливы меня видеть. Просто в восторге… от меня. — Когда Грейсон втягивает одну из них в рот, я испытываю восхитительное наслаждение, от которого у меня сводит пальцы ног. Голова откидывается на подушку, и я издаю низкий горловой стон. Он покачивает бёдрами, дразня меня эрекцией. Я возбуждена, измучена, распалена, вся трепещу. И, дрожа, тоже начинаю двигаться в одном ритме с Грейсоном. Боже, он хочет помучить меня, и я это понимаю.

Грейсон стягивает с меня через голову платье, затем его руки исследуют мои бёдра, перемещаются на напряжённый живот, а потом движутся вверх к груди, чтобы ущипнуть соски. Моя киска горит и сжимается, стоит мне только просунуть руки между полами его рубашки и пробежаться ладонями по тёплой, скульптурной груди Грейсона.

Я дотрагиваюсь до шрама, затем большим и указательным пальцами тяну кольцо в его соске. Вижу, как Грейсон реагирует на мои прикосновения, поэтому жадно поглаживаю его грудь вверх и вниз, очерчивая пальцами рельефные мышцы.

— Тебе это нравится? — шепчу я.

Бесцеремонно толкаю Грейсона, сажусь верхом и сливаюсь с ним в поцелуе, не позволяя ответить. Опустив своё тело, я чувствую, как его эрекция, большая и горячая, идеально устроилась между моих ног, натянув брюки в районе молнии. Боже. Сдвинув полы рубашки в сторону, наклоняюсь и облизываю его пирсинг, а когда он скользит кончиками пальцев по резинке моих стрингов… проникая под кружево; меня пробирает дрожь.

— Иди сюда, горячая штучка, — бормочет он, удерживая мой затылок и заставляя мои губы снова приблизиться к его рту. В тот момент, когда губы Грейсона касаются моих, его палец оказывается во мне. Моя киска сжимается, из меня вырывается стон, и я покачиваю бёдрами, нуждаясь в трении клитора о его твёрдость, в то время как он погружает в меня свой палец.

Грейсон толкается вперёд, как будто ему тоже нужен контакт, и проводит ладонью по груди, царапая шрамом в центре неё мои соски.

— Сочная киска, сочные сиськи, сочная принцесса блондинка.

Когда Грейсон облизывает один сосок, я выгибаюсь и, задыхаясь в сладкой агонии, откидываю голову назад. Инстинктивно сжимаю бёдра, желая большего, жаждая большего, мы оба вжимаемся друг в друга, изо всех сил стараясь стать ближе. Он кусает и ласкает меня, а затем давит языком на сосок, вминая его. Я провожу руками по волосам Грейсона и пытаюсь стянуть рубашку с его массивных мускулистых плеч.

Он вытаскивает из меня палец и перехватывает мои руки.

— Оставь её, — бормочет Грейсон, затем перекатывает меня на спину и поднимает мои руки над головой.

— Но мне так хочется прикоснуться к тебе, — выдыхаю я, извиваясь под тяжестью его тела.

Грейсон зажимает мои руки одной рукой, а другой стягивает галстук и крепко связывает им запястья.

— Сегодня прикасаюсь только я.

— Почему?

— Потому что я так сказал.

Грейсон стаскивает с меня трусики, и я не могу подавить дрожь возбуждения. После опускает голову, и каждый поцелуй открытым ртом, будто пламенем опаляет кожу, а когда он погружает свой язык в пупок, мои бёдра инстинктивно приподнимаются ему навстречу. Я задыхаюсь, тело жаждет его, как сахар, как шоколад, как секс.

— Пожалуйста…

— Ш-ш-ш, — бормочет Грейсон и, раскрыв пальцами киску, поедает её горячим ртом. А когда проникает кончиком языка внутрь, потирая чувствительный вход, из моего горла вырывается стон удовольствия, голова откидывается назад, и меня трясёт от абсолютного удовольствия.

— Боже, из-за тебя я теряю разум, — выдыхает он, снова пробуя меня на вкус.

Я дрожу под ним, выгнув спину, раздвинув бёдра, страстно желая его прикосновений, его языка, его близости.

— Грейсон, — говорю я, глубоко и с хрипом вдыхая воздух. Он такой же, как все парни, с которыми я целовалась под трибунами, которых я когда-либо хотела и которые не хотели меня, он – всё, что для меня под запретом. Его язык кружит вокруг клитора, и я стону: — О боже! Грей… Грейсон… пожалуйста… Ты…

У меня перехватывает дыхание от чувства собственничества, что безошибочно угадывается в глазах Грейсона, стоило ему только поднять голову. Грейсон целует мои тугие соски, затем изучает меня, привязанную им в его постели. Я обвиваю ногами его бёдра, понуждая придвинуться ближе.

— Никогда и никого раньше не просила, но тебя я умоляю: прикоснись ко мне.

— О чём ты умоляешь, Мелани? Это я должен умолять тебя прикоснуться ко мне.

Ладони Грейсона начинают скользить вверх по бокам. Ощущения такие сильные, каждое прикосновение его пальцев заставляет кожу гореть, словно у него на подушечках пальцев языки пламени. Мышцы напрягаются и сжимаются в узел, когда тело снова устремляется туда, куда ведёт меня только он, где он не только удовлетворяет телесный голод, но и получает доступ к месту, где может в клочья разорвать мою душу.

Закрыв глаза и чувствуя, как в них горит влага, я лежу, вытянув над головой руки, связанные его галстуком, а Грейсон играет большим пальцем с моим клитором.

Он делает это жёстко, основательно, мастерски. Наши глаза встречаются, Грейсон с сокрушительной силой сминает мой рот и шепчет:

— Я, блядь, тот, кто никогда и никого не умоляет, но я буду умолять ради этой киски, — хрипит Грейсон, пока его пальцы подготавливают меня, потому что он такой большой, что мне нужно быть влажной и готовой, и, о боже, я так готова.

— Да… — говорю я, в моём голосе угадывается близость оргазма, затем его рот снова обрушивается на мой, наши языки скользят, сплетаются, Грейсон продолжает поглаживать меня, его рука обжигает, когда ладонь накрывает лобок, а палец проникает чертовски глубоко. Я приподнимаю таз, отчаянно пытаясь вобрать в себя каждый сантиметр. Когда я уже готова взорваться, Грейсон немного отстраняется, чтобы расстегнуть молнию на брюках.

Моё зрение затуманено от желания. Грейсон даже не снимает штаны. Он просто спускает их до колен, обнажая эрекцию, крепкие, мощные бёдра.

Пока он устраивается между моих ног, наши рты кружат друг против друга.

— Жёстче! — призываю я. Приподнявшись, обхватываю Грейсона за шею связанными руками, чтобы удержать рядом, и осыпаю поцелуями его подбородок. Прошлой ночью, испуганная, грязная и уязвимая, я нуждалась в нём, он был всем, чего я хотела. Всем, что мне было необходимо. — Я так сильно хочу тебя. Жёстче, — выдыхаю я, внезапно ранимая, дрожащая, нуждающаяся.

Жадно покусываю кольцо в его соске, а Грейсон отвечает мне рычанием и заставляет лечь на спину.

— Нетерпеливая, голодная малышка. — Он обхватывает рукой член, раскатывает резинку и выглядит таким же отчаянным, как и я, когда начинает вводить головку. — Ты этого хочешь?

Мои глаза закатываются от удовольствия, и я кричу:

— Да, всего этого.

Грейсон стонет, когда видит, как падает моя первая слеза, берёт в ладони моё лицо, как будто хочет поймать их, и начинает трахать меня по-настоящему. Наши тела сливаются, и мир наполняется им. Лишь им. Только им.

Грейсон вонзается всё глубже, а я взмываю всё выше и выше. Чувствую, как соски касаются его рубашки, чувствую горячее дыхание на лице, его тело в моём – и это всё, что я осознаю, когда мой мир начинает вращаться вокруг своей оси. Его руки не отпускают моё лицо, удерживая, чтобы совершать сильные, быстрые, искусные толчки.

— Вот так, вот так, расслабься, кончи для меня, Мелани, я держу тебя, — бормочет он, целуя меня в шею.

От трения о его рубашку вершинки грудей розовеют, и мне это нравится. Мне нравится его запах, его руки, его голос.

— Да, — выдыхаю я, когда Грейсон толкается сильнее, отчего мой ритм сбивается. Всё, чего я хочу – больше его, ещё больше его, ВСЕГО ЕГО. — Да, да.

Грейсон рычит, запрокидывая голову, вены на его шее вздуваются от удовольствия, когда приближается к кульминации, и я раздвигаю ноги шире, а Грейсон хватает мои бёдра и толкается глубже, наблюдая, как я теряю контроль.

Я начинаю стонать и метаться, каким-то образом осознавая, что его глаза пожирают меня, когда разбиваюсь на миллион пылающих звёзд.

Мгновение спустя выхожу из оцепенения и замечаю, что Грейсон проводит одной рукой по моему мокрому лицу, а другой – по бёдрам, которые покрыты синяками. Это прикосновение заставляют таять что-то глубоко во мне, что больно вспоминать, но прямо сейчас, в его объятиях, нами овладевает умиротворение и покой. Я чувствую это и в Грейсоне. Словно ему нравится вытирать мои слёзы.

Грейсон целует меня в висок и вытирает остатки влаги на моём лице, а я, расслабленно вздыхая, обхватываю связанными руками его шею и прижимаюсь к его груди.

— Никто не действует на меня так сильно, как ты, — объясняю я хриплым голосом.

— Это потому, что я плохой, — говорит Грейсон, скользя ладонью вверх по моей руке, туда, где мои кисти сцеплены на его затылке.

— Я чертовски, — целует он одно моё веко, — плох для тебя, — целует другое веко, потом целует мой рот, и его пальцы снова начинают играть с моей киской. Собственное тело удивляет меня, реагируя даже тогда, когда я думала, что это уже невозможно.

— Готова к большему?

Я киваю.

Не могу выразить словами то, что чувствую, когда он внутри меня, поэтому даже и не буду пытаться. У этого вообще есть название? У такой связи между людьми. Между женщиной и мужчиной, грёбаным засранцем.

Я смотрю на Грейсона, но он меня не пугает.

Он меня завлекает.

Он меня искушает, возбуждает. Заставляет заявить на него права, как будто я возвращаю часть себя, которая когда-то была потеряна.

Мне хочется приручить его. Позволить Грейсону приручить меня.

Он раскатывает на своём толстом члене ещё один презерватив и встаёт на колени, я чувствую себя уязвимой и незащищённой, но прямо сейчас мне не хочется прятаться. Откровенно показываю ему свой голод, облизываю и целую его крепкую шею, Грейсон, ухватившись за талию, толкается в меня. Когда он полностью входит, я непроизвольно вздрагиваю, кусая жилку, которая выступает на его горле рядом с моим ртом.

Урчание, издаваемое им, говорит мне, что Грейсону это нравится. Тебе нравится, когда я агрессивная? Мои глаза распахиваются, и он смотрит на меня сверху вниз с выражением дикой, голодной, собственнической похоти, но в то же время удивительно трепетно и нежно. На этот раз мы трахаемся лениво, без стремительного натиска, что был до этого, наши тела движутся синхронно, пока я не вижу звёзды, пока всё ближе и ближе не подступает ещё одна кульминация.

— Ну давай, кусай меня сколько хочешь, котёнок, — проталкивает Грейсон в мой рот палец, его глаза смотрят на меня, когда я подчиняюсь, облизывая его и пробуя на вкус. — Хочешь, чтобы у тебя во рту оказался мой член? — дразнит меня Грейсон шёпотом, обдавая ухо горячим дыханием. — Хочешь пососать мой член? Укусить его?

Я задыхаюсь от пробудившегося вновь голода.

— Если я его укушу, то укушу сильно. — Обвив руками шею Грейсона, я впиваюсь ногтями в его кожу, бёдра начинают двигаться быстрее, чтобы не отстать от нарастающего ритма.

Его смех, снова тёмный, чувственный, интимный, сливается со скрипом кровати.

— Если ты думаешь, что я боюсь маленьких зубов, тебе нужно было узнать меня получше, принцесса. — Он проводит влажным пальцем по моим губам и тут же кусает нижнюю и втягивает её в рот, толкаясь сильнее, так что из меня вырывается стон.

Я кусаю его в ответ, и Грейсон стонет так сексуально, что это делает секс намного более интенсивным. Моё влажное, уютное лоно жадно сжимает его, потому что я хочу, чтобы он оставался во мне как можно дольше, но это наслаждение слишком абсолютное, чтобы длиться так долго, как хочется мне, хотя мы оба, похоже, пытаемся ещё немного продержаться.

Матрас под нами скрипит от его толчков всё сильнее и сильнее. Я веду себя так шумно, а Грейсон? Он тоже издаёт глубокие, мужские звуки удовольствия.

— Приготовься, принцесса, я так сильно кончаю, — хрипит он.

— Кончай, — умоляю я. Он понятия не имеет, что я умираю от желания почувствовать, как он взрывается внутри меня, взрывается вместе со мной.

Грейсон ждёт, чтобы почувствовать, как я сжимаюсь вокруг него. Затем, как только я оказываюсь на грани, он отпускает и себя. Грейсон кончает во всю мощь, его тело напрягается, как натянутая тетива, и когда я чувствую, как он дёргается во мне, а его руки стискивают мои бёдра, внутри взрывается удовольствие и меня трясёт с такой силой, что невозможно держать глаза открытыми.

О.

Мой.

Бог.

Я лежу в полной тишине, с трудом осознавая, что Грейсон меня развязывает. Он потирает подушечками больших пальцев мои запястья, затем откидывается на спину и смотрит в потолок, его грудь вздымается, кольцо в соске блестит, отражая свет от пробивающихся сквозь окно солнечных лучей.

Солнце уже встаёт. Я очень не хотела, чтобы оно поднималось, потому что ещё не хочу уходить.

Молча иду в ванную, а когда возвращаюсь в постель, Грейсон смотрит на город, выглядя измотанным, но удовлетворённым. Рубашка вся измята, волосы растрёпаны, красивый рот распух. Мне пора идти. Наверное, пора. Вместо этого я смотрю на Грейсона, на его губы и думаю, сколько женщин целовали эти губы.

Много, Мелани.

Он предупреждал держаться от него подальше, но я не чувствую опасения. Где-то в глубине души мне кажется, что Грейсон морочит мне голову. Иначе зачем бы дарить мне колье? И почему он снова и снова бросает на меня ЭТОТ ВЗГЛЯД?

Однако, мне пора идти, и я возвращаюсь к большой кровати, обшаривая взглядом пол в поисках платья, хотя одна только мысль о том, что придётся возвращаться домой одной, вызывает у меня тошноту. Я могла бы позвонить Пандоре, но тогда нужно быть готовой к тому, что она устроит мне вынос мозга.

— Ты знаешь, где моё платье? — шепчу я ему.

Грейсон распахивает передо мной простыню, его глаза прикрыты, а голос хриплый от усталости.

— Да, я его убрал, чтобы не было беспорядка. Иди сюда и поспи немного.

О боже, у меня правда нет никакого желания уйти, но совсем необязательно, чтобы он знал, как сильно я хочу остаться спать сегодня ночью здесь.

И вот я стою, голая и неуверенная в себе.

— Я не собиралась оставаться, — говорю я, но он смотрит так, словно отдаёт мне приказ. Это очень странно. Я никогда не встречала никого, кто бы мог одним взглядом устанавливать такой контроль.

Ловлю себя на том, что, уступив его силе, покорно направляюсь к нему. Губы Грейсона растягиваются в улыбке, когда он поднимает простыню выше, и я вижу под ней его обнажённое тело.

Сажусь на краешек кровати и быстро заплетаю волосы, иначе мне не заснуть: просто терпеть не могу, проснувшись, чувствовать их на своём лице. Потом скольжу к нему в постель, испытывая удивительную неловкость.

Я чувствую его любопытный взгляд, следящий за каждым моим движением. А когда вздохнув, ложусь на бок на самом краю, лицом к расположенному в дальнем конце комнаты каменному камину, он смеётся у меня за спиной.

— Ты действительно собираешься спать там?

— Не хочу тебе мешать, — нервно смеюсь я. — Обычно я не остаюсь на ночь.

— Просто тебе нравится трахаться, а потом сбегать. Здорово, конечно, принцесса. Но я с тобой ещё не закончил.

Грейсон протягивает руку и тянет меня к себе за косу, и когда я не протестую против этого манёвра и действительно чувствую желание прижаться ближе к его теплу, тихо выдыхает:

— Ты – это нечто, разве нет? — бормочет Грейсон, сжимая мою косу в кулаке и заставляя повернуться лицом к нему. Затем он притягивает мою голову к своей, лоб ко лбу. — Может, хоть сегодня я смогу поспать; ты вытянула из меня все силы.

— Что ты имеешь в виду? — Я смотрю на него снизу вверх и замечаю, как крепко Грейсон сжал челюсти. — Ты плохо спишь?

— Не очень хорошо, но я засну, если ты тоже ляжешь, — мягко поддразнивает он меня.

— Тогда давай, — ухмыляюсь я.

Похоже, мы на несколько минут застываем на месте, он, едва заметно приподняв уголок рта, а я, широко улыбаясь, и мы оба смотрим друг другу в глаза. Понятия не имею, что он видит в моих глазах такого, что заставляет Грейсона так пристально на меня смотреть, но я тоже не могу отвести взгляд. Грейсон такой замкнутый и таинственный, и в то же время я вижу в его взгляде жгучую боль, как будто он отчаянно от меня что-то хочет.

Не что-то, а всю меня.

— Иди сюда, — хриплым голосом говорит Грейсон. Но потом сам решает сделать первый шаг и, высвободив одну руку, притягивает меня к себе. Я льну к его большому поначалу немного напряжённому телу, необычайно остро ощущая каждый участок, где соприкасаются наши обнажённые тела. Где мои груди прижимаются к его рёбрам, щека касается груди, а нога скользит между его ног.

Боже, всё происходящее между мной и этим мужчиной настолько интимно, что я не могу расслабиться, не могу вдохнуть кислород, не могу сформулировать мысль.

Его дыхание становится глубже и… ого, ничего себе. Он спит.

Он заснул, обняв меня, взяв в кольцо своих рук мои плечи, и я не понимаю, почему у меня от этого начинают порхать в животе бабочки.

Замечаю на его рубашке, на рукаве обхватившей меня руки немного крови. Дотрагиваюсь до красного пятна, гадая, не поцарапала ли его. Затем смотрю на его красивое мужественное лицо и думаю о нём. Впервые в жизни хочу лежать в постели рядом с мужчиной, прислушиваться к его дыханию, медленному и глубокому, наблюдать, как он дышит. Я не понимаю своих внутренних реакций на него.

На этого горячего мужчину с тайной комнатой. У кого ещё в мире есть тайная комната?

А у него есть. И Грейсон мне так интересен, что я изучаю его черты и говорю себе, что смогу поспать, когда останусь одна… поэтому дотрагиваюсь до его кольца в соске, смотрю, как он лежит в своей большой одинокой квартире, крепко спит, обняв меня одной рукой, и гадаю, какие ещё секреты он от меня скрывает.

♥ ♥ ♥

Телефон всё звонит и звонит. Застонав, поворачиваюсь и чувствую, как что-то прижимается к моему телу, такое горячее и твёрдое, и это определённо не подушка.

— Что это за звук?

Сонные светло-карие глаза открываются и встречаются с моими, и у меня от этого восхитительного зрелища перехватывает дыхание. Неужели я действительно спала в объятиях этого мужчины? Мужчины, который сказал, что станет моим худшим кошмаром? Он садится в постели, крутит головой, разминая затёкшие мышцы шеи, вскидывает руки вверх и потягивается до тех пор, пока каждый мускул не напрягается и не приходит в норму после сна. Телефон продолжает звонить, тогда Грейсон, ругнувшись, хватает действующее на нервы устройство, встаёт с кровати и выходит голый на балкон. Я пялюсь на его зад, и низ живота начинает покалывать. Какой сегодня день? Суббота? Воскресенье?

«Брук. Реми. Свадьба», напоминаю я себе. «Ты и Грейсон».

Сердце тает.

Я стряхиваю с себя остатки сна и понимаю, что нахожусь здесь уже больше тридцати шести часов. С раннего утра субботы. А сейчас… неужели уже воскресенье?

Я потягиваюсь, и всё моё тело ноет. Вспоминаю вчерашний день. Как мы ели с ним на полу, словно на пикнике. Как валялись в постели. Как я его дразнила. Мне нравится, что Грейсон наблюдал за тем как я делала ему минет. Боже. Я даже мечтать не могла о таких потрясающих выходных.

Прошлой ночью Грейсон расспрашивал о моих фантазиях.

— Ну… — хмыкнула я. — Может, они у меня и есть, но я не собираюсь тебе ничего рассказывать, — озорно прошептала, заглядывая ему в лицо. — А у тебя?

— Фантазии – для людей, которые не могут делать, что хотят.

— Значит, ты делал всё?

— Всё, что хотел.

— Включая меня?

Он рассмеялся: божественный звук.

— Включая тебя. И даже уже несколько раз.

— Включая секс втроём? — поддразнила я его.

— Конечно.

— Правда? — с любопытством вскинув голову, я пристроила подбородок ему на грудь. — Это весело?

Грейсон провёл большим пальцем по моим позвонкам, отвечая на мою улыбку своей собственной улыбкой.

— Для парня – да. Но девушки, похоже, не способны забыть, что это не соревнование.

— У тебя был тройничок только с двумя девушками? — решила я его прощупать. — Это очень глупо с твоей стороны.

— Детка, я не делюсь своими девушками с другими мужчинами, это не в моих правилах.

— Ну, я тоже не смогу делиться с другой девушкой. Я тотчас вышвырну эту сучку из постели. Мне надо чувствовать на себе обе твои руки, а не одну. Пффф!

Он разразился грубоватым гортанным смехом и слегка откинул голову назад, на его шее задёргался кадык.

— Тебя будет достаточно для любого парня, поверь мне.

Чувственность так и сочилась из него, и мне захотелось всего его облизать. Секс с ним был... Это даже невозможно объяснить словами. Я никогда не чувствовала такой сильной связи, такого первобытного восприятия его как мужчины и меня как… женщины.

— А что насчёт анала?

Господи, последовавший за этим смех был таким порочным и сексуальным.

— Конечно. Это всегда весело. — Грейсон посмотрел на меня, затем в его глазах вспыхнуло понимание, и они засияли ярко, слишком ярко, и тогда он обхватил мою задницу тёплой рукой с длинными пальцами. — Иди сюда, Мелани.

Моё сердце забилось быстрее от похоти, зазвучавшей в его голосе. Я люблю секс. Секс – это единственный способ, с помощью которого я когда-либо имела дело с противоположным полом, но вот так – никогда. Никогда не связывалась ни с чем рискованным. Я должна доверять мужчине, с которым была близка, должна быть уверена, что он не причинит мне боль.

— Хочешь мой палец в твоей заднице, принцесса? — прошептал он мне на ухо, и погрузил большой палец в расщелину между ягодицами, отчего кровь у меня в венах закипела. А когда направился к запретному местечку, всё тело сжалось в ответ.

— Грей! — выдохнула я, почувствовав, как его большой палец словно пёрышком коснулся меня там.

— Нравится, принцесса? — Он наблюдал глазами цвета виски, прикрытыми густыми ресницами, как я зажала между зубами губу, чтобы не издать смущённо-распутный звук. Я была такой мокрой, что стал слышен хлюпающий звук скользящего по моим складкам большого пальца Грейсона. А потом его рука проделала обратный путь по спине, нежно касаясь каждого нервного окончания и вызывая истому.

— Мне бы хотелось это попробовать, — призналась я, заглядывая ему в глаза. — Но только с тем, кому я доверяю. Кто позаботиться обо мне и моей безопасности.

— Иди сюда, — сказал он, уложив меня на себя. — Я собираюсь использовать только палец. Ты и так вся дрожишь.

— Мне нравится, это так волнующе, но я не знаю… Грейсон…

— Тсс, — прикоснулся Грейсон своими губами к моим, чтобы успокоить. Он уже был твёрд. Ему нравилось прикасаться ко мне, шептать, и целовать меня, и я медленно расслабилась. Он погрузил свой большой палец в мою попку, а когда я застонала, наклонил мою голову назад и медленно поцеловал ещё раз. — Просто расслабься, впусти меня. — Грейсон дразнил меня, двигая большим пальцем, очень медленно, внутрь и наружу, и я начала дрожать ещё сильнее, двигаясь по нему, пока не почувствовала влагу, выступившую из кончика его члена и попавшую на мой живот.

Грейсон перевернул меня на живот. Молча наклонился и прикусил одну ягодицу, обхватив другую рукой, его большой палец снова скользнул по моей заднице.

— Встань на колени, Мелани.

Тихо всхлипывая, я сделала как он велел, тогда Грейсон провёл рукой по моей спине.

— Грейсон, это такие сильные ощущения…

— Отпусти себя, принцесса. Покажи мне. Чёрт, дай мне посмотреть, как ты разлетаешься на части.

Одной рукой Грейсон гладил мою спину, а другой в это время продолжал меня ласкать. Чувства поглотили меня. Я захныкала, закрыв глаза, когда его пьянящие прикосновения стали дарить мне новые и глубокие ощущения. Грейсон укусил меня за ягодицу и не переставая трахал большим пальцем, а когда ввёл в мою киску средний палец, я перешагнула за грань. Оргазм всё длился и длился.

Когда я кончила, Грейсон прижался ко мне, искушая, своим членом, твёрдым и пульсирующим, так что я могла хорошо это почувствовать, и отодвинул в сторону косу, оголяя заднюю часть шеи, его хриплый от возбуждения голос горячил мой затылок.

— Вот умница, — промурлыкал он, пощипывая мои соски, потирая внешнее колечко моей попки, пока сокращения внутренних мышц не ослабли.

— Это было… невероятно.

Я повернулась и пока пыталась отдышаться, он перекатился на спину и закинул руки за голову. Было трудно дышать, когда воздух насыщен похотью, желанием, животным, первобытным влечением, которое мне никогда раньше не доводилось испытывать. Я хотела, почувствовать в себе его член, хотела с ним делать всё, но будет ли он со мной нежен?

Его тело источало напряжение, мышцы туго натянуты, член снова стоял на изготовку.

— У тебя было много любовниц? — прошептала я, сжимая его в своей руке, и чувствуя беспричинную ревность.

— Любовниц? Нет, вообще-то. Секс-партнёрш - да. — Грейсон обхватил моё лицо рукой и крепко сжал щёки. — Но я никогда не трахал такой ротик, как твой. А теперь открой его пошире, принцесса.

Он встал на колени и потянул меня за косу, и я уже снова была мокрой. Когда он наполнил мой рот, я подняла на него взгляд, он не сводил с меня глаз, следя за каждым движением моего языка, за каждым миллиметром плоти, который я облизывала, за каждым вздохом, который я позволяла себе, лаская его длину.

— Блядь, — прохрипел Грейсон, ритмично вдалбливаясь и мучительно растягивая удовольствие. Я провела по нему языком, наши глаза не могли оторваться друг от друга, словно притянутые магнитом. — Тебе нравится, да? — заурчал он. Меня возбуждало то, как Грейсон со мной говорил. Если бы он сейчас прикоснулся ко мне, я бы кончила. Я намеревалась просунуть руку между ног и поласкать себя. Но вместо этого сжала основание его члена, потому что хотела, чтобы всякий раз, когда у него возникнет желание уйти, он представлял в воображении этот минет…

Я, как правило, отстраняюсь, когда мужчина кончает, и почувствовав, что он напрягся, уже собиралась отодвинуться, но он промурлыкал:

— Всё до последней капли – твоё.

Грейсон сжал в кулаке мою косу, его глаза были требовательны и неумолимы, и мне вдруг захотелось доставить ему удовольствие, попробовать его на вкус, и я это сделала.

Я на мгновение закрываю глаза и позволяю воспоминаниям о вчерашнем дне растаять в воздухе. Открыв глаза, вижу, что Грейсон на балконе всё ещё разговаривает по телефону. Его ноги, крепкие, как стволы деревьев, длинные, мускулистые и волосатые широко расставлены. Икры стройные и сильные, тело покрыто золотистым загаром, его задница совершенна, мускулистая, идеально вылепленная, как и перевёрнутый треугольник его спины от широких плеч до узкого таза. И он там, чтобы любой, у кого есть бинокль, мог видеть абсолютно голого. Стоящего прямо там.

Грёбаного бога секса.

Грейсон открывает стеклянную дверь, продолжая говорить по телефону. Он возвращается в комнату, отключает сотовый, и я замечаю, что у него на предплечье наложена широкая повязка.

Как только он приближается, я поднимаю простыни, потому что жажду его тепла, его близости, его запаха на моей коже.

— Работа? — спрашиваю я.

— Можно сказать и так, — говорит Грейсон, забираясь ко мне под одеяло. Я задерживаю дыхание, потому что его твёрдый член ясно говорит мне, что он тоже жаждет меня. Целую шею Грейсона и сжимаю пальцами его ствол, безуспешно пытаясь их сомкнуть вокруг члена, наслаждаясь тем, как быстро он стал твёрдым. К тому времени, как Грейсон закончил разговор, его член уже был наполовину эрегированным, но теперь он снова полностью встал. О, чёрт, я действительно возбуждаю этого парня. Что он там нашёптывает мне, когда мы трахаемся?

Воспоминания заставляют кожу везде покрыться мурашками.

Он смотрит на меня сонными глазами, и у меня резко сводит пальцы ног. А когда он улыбается своей чувственной улыбкой, я просто умираю от желания.

Вдруг он начинает медленно стягивать простыню с моего тела. Через окно струится яркий солнечный свет, и когда Грейсон откидывает простыню, чтобы посмотреть на меня, я в замешательстве ёрзаю на кровати.

— Не надо, — смущённо пищу я, протестуя, и пытаюсь натянуть простыню.

— Надо, — сурово возражает он, хватает ткань в кулак и снова отбрасывает её в сторону, прижимая меня вниз спиной.

Я тут же вспоминаю о своих шрамах после операции на почках.

— Я не привыкла, чтобы меня видели в таком виде.

— Привыкай к тому, что я всегда буду на тебя смотреть, — мягко говорит Грейсон.

Хотя от его слов лицо залило ярким румянцем, он настолько меня загипнотизировал, что я совершенно неподвижно замираю на кровати, и только грудь вздымается вверх и вниз. ВЗГЛЯД, которым он одаривает меня, ощущается словно реальное, физическое прикосновение. Он пронизывает каждую клеточку моего тела, как будто дрожь пробегает от макушки до кончиков пальцев ног.

Никогда не думала, что взгляд может быть таким властным.

Он заставляет меня забыть о шрамах, о каждом моём страдании.

Казалось бы, если мне пересадили почку, когда я была ребёнком, то шрам будет крошечным. Ничего подобного. Этот рубец в нижней правой части живота рос вместе со всем телом. Он выцвел, стал бледно-розовым, к тому же косметика делает чудеса, но тонального крема уже не было.

И Грейсон его замечает.

Он проводит пальцем по шраму и кладёт мою руку на свой собственный шрам. Этот жест подкупает. Потому что у него тоже шрамы, но его это не смущает.

Когда Грейсон наклоняется и прижимается губами к моему шраму, на моих глазах наворачиваются слёзы.

— Что с тобой случилось? — бормочет он.

Не знаю, почему Грейсон заставляет меня волноваться, но я смаргиваю слёзы и провожу рукой по его шраму на груди.

— А что с тобой случилось? — задаю я встречный вопрос хриплым от волнения голосом.

— Дамы вперёд, — мягко говорит он, откидываясь назад и глядя на меня уже не сонными, но потемневшими внимательными глазами.

Не уверена, что хочу, чтобы он знал, что одна из моих почек – не моя. Что я перенесла трансплантацию. И мне обязательно нужно принимать таблетки, чтобы мой организм не отторг донорский орган. Что, может, через пару лет мне снова придётся заменить эту почку на новую, если она начнёт сдавать.

Это не те вещи, в которые посвящаешь мужчину, с которым только начинаешь встречаться, или просто трахаешься, или чем бы мы там не занимались. Есть такое реалити-шоу под названием «Замуж за миллионера», и я никогда не забуду, как эксперт Патти набросилась на девушку, которая обрушила несколько серьёзных проблем на голову бедного холостяка.

Ты не станешь поступать так же!

Если парень искренне о тебе не заботится, то ему на это наплевать!

Вместо этого я тихонько дотрагиваюсь до кольца в соске Грейсона, игриво дёргаю за него и слышу, как он задерживает дыхание. Я ухмыляюсь в его внезапно потемневшие голодные глаза и говорю:

— Может, мне тоже проколоть сосок и вставить кольцо?

Он смеётся, потом успокаивается и качает головой.

— Нет, этому не бывать.

— Почему нет?

Он гладит меня по заднице.

— Этому, блядь, никогда не бывать. Никто и близко не подойдёт к тому, что принадлежит мне.

Вдруг я замечаю, что на тугой повязке на его правой руке выступила кровь, поэтому резко сажусь.

— Что случилось? Это я тебя поцарапала?

Он только улыбается про себя, затягивая повязку.

— Чтобы заставить меня истекать кровью, нужно чуть больше, чем коготок котёнка.

— Давай помогу.

Придвинувшись ближе, беру бинт и осторожно обматываю им его мускулистую руку.

— Ты в порядке? – спрашиваю Грейсона.

— В порядке, — небрежно бросает он.

Закончив бинтовать, я под впечатлением оставляю на повязке поцелуй, легонечко прижимаясь губами к бинту, и закрываю глаза от пронзающей меня нежности. Так непривычно, что мужчина заставляет меня чувствовать эту нежность. Обычно мужчины для меня… просто любовники. Я даже не пытаюсь увидеть в них что-то человеческое. Они скорее походят на врагов, с которыми нужно обращаться осторожно. И иногда использовать. Но чувства к этому мужчине, – самые сильные, что я испытывала за всю свою жизнь. Будто я знала его раньше. В какой-то прошлой жизни… в моих снах…

Прежде чем я успеваю поднять голову, Грейсон носом зарывается в волосы у моего уха, заставляя меня улыбнуться в повязку и поёжиться от того, что его дыхание щекочет кожу.

Грейсон, едва касаясь, проводит по моей спине рукой и кладёт её на поясницу. Этот мужчина довёл моё тело внизу до изнеможения, но и верхняя часть получила приличную нагрузку, просто спросите моё сердце, которое в течении тридцати шести часов постоянно сбивалось с ритма. А сейчас он тоже на меня смотрит? Я поднимаю голову, и кожу сверху донизу начинает покалывать. От его улыбки, ленивой и мягкой, я просто таю.

— Это так мило, — говорит он хриплым голосом.

— Что?

— Сестра милосердия Мелани, — шепчет он.

Внутри поднимается волна, и я стону от глупой, мгновенной реакции своего тела, затем запрокидываю голову, обхватываю ладонями его голову и притягиваю к себе, чтобы поцеловать. Грейсон слегка касается моих губ, дразня меня с улыбкой.

Когда мой будильник в телефоне начинает вопить как сумасшедший, я протестующе стону и вдруг понимаю, что сегодня воскресенье – факт, от которого никуда не деться.

— Вот чёрт, сегодня я завтракаю с родителями. — Похоже, он не слишком хочет отпускать мою талию, поэтому я отталкиваю его широкие запястья. — Мистер, мне нужно идти.

— Предлагаю тебе всё отменить, — лениво говорит Грейсон.

— Не могу. Мы всегда завтракаем по воскресеньям, прихожу туда только я, и меня будут ждать. — Я начинаю подбирать своё нижнее бельё и ищу платье. — Если хочешь, то можешь тоже пойти, — не подумав, брякаю я, но, заметив на его лице отчуждение, добавляю: — никаких обязательств. Я имею в виду, это всего лишь завтрак. Даже не завтрак, просто бранч^[18].

— Нет, не получится.

Всё ещё сонный Грейсон потягивается, лёжа в постели, потом проверяет свой телефон, сначала один, потом достаёт другой.

— Можно мне воспользоваться твоим душем, я очень быстро? — нервно спрашиваю Грейсона.

— Пользуйся всем, чем хочешь.

И снова я чувствую странную робость… Не знаю, почему он так на меня влияет. Когда у меня случается интрижка, я обычно раскована и если захочу, то могу покомандовать бедным парнем. Но очевидно, что этим мужчиной не покомандуешь. Чувствуя его взгляд на своей заднице, иду в ванную, включаю тёплую воду и пытаюсь расслабиться внутри кабинки. Как только струи воды начинают бежать по моей голове, я медленно выдыхаю.

Грейсон заходит в ванную как раз в тот момент, когда я выхожу из душевой кабины, и пока оборачиваю волосы одним полотенцем, а тело - другим, он включает воду и уже через минуту принимает душ.

Мне совершенно несвойственно находиться с мужчиной в ванной. Брук упоминала, что после тренировки Реми они вместе принимают душ и как сумасшедшие трахаются. Я нахожу это ужасно отвлекающим. В том смысле, что это вытрахивает мозг. Чёрт, и в смысле, что просто хочется трахнуться.

В конечном итоге я на самом деле, будто лишившись рассудка, просто стою и глазею на Грейсона, как он голый вытирает полотенцем свои волосы, как работают его плечи, напрягается пресс, как косые мышцы живота опускаются к его великолепному члену, который, клянусь, огромный даже в спокойном состоянии…

— Решил вот дать тебе кое-чем полюбоваться. Но, похоже, леди жаждет большего?

Слова Грейсона заставляют меня поднять глаза. И пока он снимает целлофановую плёнку, которой обернул повязку, чтобы её не замочить, вижу на его лице умопомрачительную улыбку.

— Специально меня соблазняешь? — ухмыляюсь я и слежу, истекая слюной, как его мускулистая задница входит в гардеробную. — Так ты точно не хочешь со мной пойти?

— Точно. — Он возвращается с ворохом одежды в руке и с улыбкой останавливается передо мной. — Но я очень хочу пойти и сделать с тобой кое-что другое.

— Говнюк. Но это ведь давно всем известно, не так ли?

Нависнув над раковиной, я приближаю лицо к зеркалу и начинаю накладывать лёгкий дневной макияж.

— Ты же не всерьёз. Насчёт приглашения. Правда, принцесса? — спрашивает он, выглядя глубоко встревоженным.

— Мы просто разговариваем и завтракаем, — хмурюсь я. — Мы не планируем захват мира и не обсуждаем ничего сверхсекретного, что тебе нельзя слышать. И это не «знакомство с родителями». Всё, забудь, ты так странно на меня смотришь.

Я пытаюсь расчесать волосы, пропуская их сквозь пальцы, а Грейсон в это время подходит сзади и обнимает меня, удерживая мой взгляд в зеркале. Грейсон обхватывает моё лицо ладонями и поворачивает к себе так, что рот оказывается возле моего уха. Его голос такой же будоражащий, как и ощущение его члена у моего живота.

— Всё, чего я хочу в последнее время, – это затащить тебя в постель и трахнуть сзади, сбоку, а потом под разными углами спереди, чтобы каждый мускул твоего тела сегодня помнил меня. Чтобы каждый вдох, каждый шаг, который ты сделаешь, причинял тебе боль. Я хочу тебя накормить и после всю обмазать едой. Хочу облизать тебя с головы до ног, вымыть в душе, а потом намылить и ласкать каждый миллиметр гладкого миниатюрного тела, пока кормлю тебя своим членом. Хочу вытащить из душа, вытереть насухо полотенцем, помассировать твои сладкие сиськи, перевернуть на живот и затем медленно и сладко трахать в задницу, чего ты так долго ждала.

Кровь бурлит и несётся прочь от всех моих органов и неудержимо концентрируется внизу живота. Я пытаюсь оттолкнуть его, чтобы не заводиться из-за его внимания.

— Пожалуйста, не сейчас.

— Ты хочешь почувствовать меня там, Мелани? — Грейсон покусывает мочку моего уха, посылая поток желания вниз к влажным бёдрам, обхватывает ладонями задницу, как будто она принадлежит ему, и слегка задевает меня там средним пальцем. Там. Снова. — Вот здесь, детка. Хочешь меня большого и твёрдого, толще, чем когда-либо, прямо здесь? Я хочу быть тем, с кем ты отбросишь условности и кому позволишь это сделать.

— Из-за тебя я опоздаю на завтрак, и я буду злиться! — восклицаю, шлёпая его по руке и быстро поворачиваясь к зеркалу, чтобы добавить немного блеска для губ.

— Ты будешь злиться? — От его насмешливого шёпота по моей коже пробегает дрожь. Грейсон притягивает меня за бёдра и изучает мои глаза в зеркале поверх головы. — Знаешь, я питаю слабость к сумасшедшим принцессам. Это меня заводит.

— Тогда переезжай в Европу.

Он массирует руками мои ягодицы.

— Ты сердишься, демонстрируя мне свой пыл, и это действительно меня заводит, — продолжает он тем же хриплым, словно спросонья, голосом.

— О, ты ещё не видел моего гнева, — заверяю я его, поворачиваясь. — Чтобы меня разозлить, нужно очень постараться, но, когда это случается, есть на что посмотреть. Не многие вещи способны это пережить.

— Да ну?

— Обувь, лежащая рядом вокруг или… лампы… вдруг начинают летать… падать… и гибнуть.

— Это правда? — спрашивает он с насмешливым блеском в глазах.

— Абсолютная правда. Я медленно закипаю, но если уж закипаю, то ЗАКИПАЮ!

Когда я всё же заставляю себя надеть одежду, Грейсон остаётся ещё обнажённым, и прежде, чем я успеваю застегнуть молнию на платье, он прижимает меня к зеркальной стене, сдавливая мою грудь.

От прикосновения губ Грейсона мои нервы натягиваются до предела. Я упираюсь рукой в его грудь, чтобы снова оттолкнуть, но вместо этого мои пальцы просто застывают там, осязая его, скользя по широкой, твёрдой, восхитительной мускулистой груди.

— Мне нужно идти, — шепчу я, поглаживая кольцо в его соске большим пальцем.

Он касается губами моих губ, его глаза озорно блестят.

— Ты знаешь, где дверь. — И облизывает мои сомкнутые губы.

— Мне очень, очень нужно идти.

Я обвиваю руками его шею, намереваясь быстро поцеловать, но Грейсон, кажется, имеет в виду другой, более медленный, головокружительный поцелуй и делает так, чтобы это произошло.

Его рука осторожно зарывается в мои мокрые волосы и обхватывает голову. Грейсон наклоняет голову и глубоко меня целует, я чувствую запах зубной пасты и жар нашего дыхания, моё тело выгибается, чтобы стать к нему ближе, а он, горячий и твёрдый, стоит, поддерживая нас обоих, пока я таю под его ртом.

— Грейсон… — протестую я.

Он проводит пальцами по моим волосам и целует меня под другим углом.

— Никто тебя не держит, Мелани.

Я поворачиваю голову, чтобы тоже получить больше доступа к его рту, мой язык поглаживает его, соски трутся о грудь Грейсона.

— Боже, Грей, ты опасен.

— Ты даже не представляешь как, принцесса, — говорит он мне жёстко и бесцеремонно. Мы снова возвращаемся к поцелуям, глубоким и медленным, таким поцелуям, которые заставляют меня слышать наше дыхание, влажные и сладостные звуки.

— Кажется, ты действительно планируешь связать меня и заставить выбрать стоп-слово, — выдыхаю я между ленивыми, голодными движениями его языка.

— Просто выбери одно.

Я задумываюсь, какое бы слово выбрать, но скольжение губ по горлу вырывает из меня тихий стон.

— Хер.

Его смешок отдаётся вибрацией прямо между ног, где мой клитор этим утром особенно чувствителен, и внезапно очень, очень возбуждён.

— Твой грязный грёбаный рот просто умоляет, чтобы его утихомирили, — хрипит Грейсон. — Но к твоему сведению, в следующий раз, когда я окажусь в тебе, хочу услышать своё имя. Именно это слово я хочу услышать, когда буду сзади тебя…

— Мы… мы не будем этого делать. — Я практически слышу, как колотится моё сердце и пытаюсь вырваться.

— Очень скоро мы это сделаем, — тихим голосом обещает Грейсон и, опустив руки к талии, прижимает к себе.

— Нет, я в тебе не уверена!

Грейсон хватает меня за подбородок и, уставившись прямо в глаза, произносит с нарочитой медлительностью, как будто я идиотка:

— Ты можешь быть уверена… что я не позволю никакому другому мудаку… поиметь твою сладкую, тугую маленькую задницу – ты охренеть как легко можешь быть в этом уверена.

— Твой рот грязнее моего. Почему ты вообще преследуешь меня? — тяжело вздыхаю я.

— По той же причине, по которой ты идёшь тусоваться, взрываешь мозг какому-нибудь чуваку, после страдаешь, но продолжаешь искать то, что тебе нужно. Есть три вещи, в которых я не очень-то силён. Способность доверять. Подчиняться приказам – я уже достаточно наслушался их от своего отца. И отказывать себе в том, чего хочу.

— И ты хочешь меня?

Я снова подвергаюсь воздействию жара его губ, внезапно прижимающихся к моему горлу, прокладывающих влажную дорожку к уху, где он шепчет, предупреждая:

— Это ещё слабо сказано, но, да. Я хочу тебя. — Грейсон делает шаг назад. — Я хочу этого так сильно, но не имею права хотеть, Мелани. Только не путай меня с твоим очаровательным принцем.

Они так больно бьют меня, эти слова. Честные и правдивые.

Бьют так сильно, что перехватывает дыхание.

— Если я и приняла тебя за принца, то ты только что разбил мои мечты, — говорю я, закатывая глаза. — Пока, Грейсон.

Мне ненавистна тишина, воцарившаяся за моей спиной.

15

КУДА Я НАПРАВЛЯЮСЬ

Грейсон

— Опомниться не успеешь, как станешь петь в грёбаной церкви в воскресном хоре, — ржёт Дерек, везя меня в дом родителей Мелани.

Хотите знать, почему он везёт меня в дом её родителей?

Потому что я, похоже, с ними сегодня завтракаю.

— Заткнись на хрен, — рычу я.

Дерек хихикает и качает головой, а я угрюмо смотрю в окно.

— Ааааааа, господи, не могу в это поверить, — говорю я сам с собой, потирая лицо, и оглядываю свою чистую одежду. Я пошёл на риск и не взял с собой никакого оружия, и теперь чувствую себя более чем голым – я чувствую себя глупо. Как какой-то мальчишка, собирающийся забрать свою девушку и поехать на выпускной бал.

Есть некоторые вещи, когда ты точно знаешь, правильные они или нет. И я знаю, что не должен сидеть с родителями женщины за воскресным завтраком.

У меня чешется шея. Я подхожу к их городскому дому, сердито дёргая воротник. Я точно знаю, где находится их дом, потому что взломал все устройства Мелани, прочитал каждую страницу, квитанцию и статью, где фигурировало её имя. Я то еще бедствие. Я приближаюсь к двухэтажному дому, чувствуя себя не в своей тарелке, и стучу костяшками пальцев в дверь. Рядом с дверью разбиты цветочные клумбы. Пахнет… свежескошенной травой. В памяти всплывают полузабытые картинки из прошлого, как я тринадцать лет назад помогал маме подстригать газон. В таком же доме, как этот. Прошло тринадцать лет с тех пор, как я последний раз переступал порог таких же дверей в таком же районе. Мне, чёрт возьми, здесь больше не место.

Дерек машет мне из машины, и я показываю ему средний палец, а затем окликаю:

— Эй, я принесу тебе то, что не доем.

В ответ он повторяет мой неприличный жест.

— Я зажевал на заправке буррито, но сегодня утром вы просто воплощение доброты, босс.

Не обращая внимания на насмешку, потому что он во время нашей поездки сюда, конечно же, был не самым приятным спутником и, чёрт возьми, никогда таким не был, я в третий раз стучу в дверь.

Совсем не уверен, как Мелани отреагирует на моё присутствие здесь, но собираюсь оказать ей небольшую помощь и вести себя так, как будто я уже знаю, что она будет чертовски рада меня видеть. Наконец-то.

Дверь открывает домработница.

— Да?

Она разглядывает меня пристально, как будто не может оторвать глаз. И тут я слышу голос, похожий на голос Мелани:

— Кто это, Мария?

— Спасибо, я сам найду дорогу. — Я вхожу в дом, иду на шум и смело врываюсь в столовую.

Отец Мелани вскакивает со стула, удивлённый, но не встревоженный. Его густую шевелюру припорошила седина, и у него такой тип лица, на котором неизменно сияет улыбка. Мать Мелани, красивая женщина с бледным, нежным лицом, напротив, остаётся сидеть, широко раскрыв глаза такого же оттенка, что и у дочери.

— Мелани? — обращается к дочери отец. Мой взгляд блуждает по её телу, и когда наши взгляды встречаются, я вижу, как она легонько дёргает выбившийся из причёски локон, нервно пытаясь найти объяснение. Что? Теперь она бросает меня без поддержки, выставляя идиотом? Между нами потрескивают электрические разряды, и я чувствую, как реагирует моё тело.

— Мистер и миссис Мейерс, — говорю я людям, сидящим за обеденным столом. — Прошу прощения за опоздание.

— Мама, папа, это Грейсон. Он был со мной на свадьбе Брук и Реми. Он…

Мелани поднимает ко мне лицо, прося о помощи. Её широко распахнутые глаза блестят, и, боже, она сводит меня с ума. В моём сознании вспыхивают её образы – игривая женщина, сирена в моей постели, медсестра, которая перевязала меня и после поцеловала, и я чувствую, как разгорающийся внутри огонь воспламеняет мою душу.

— Я её новый бойфренд, и мне очень приятно познакомиться с вами обоими.

Удерживая взгляд отца Мелани, пожимаю его руку. Её мать бросается ко мне и чуть не душит меня в своих объятиях.

— Я так рада знакомству!

Почувствовав себя чертовски неуютно от внезапно окружившего меня сердечного тепла, я не без труда высвобождаюсь и направляюсь к Мелани. Кажется, моё тело подзаряжается лишь от того, что нахожусь рядом с ней. Теперь я могу понять, что такое физическое влечение.

— Он не мой парень, он просто друг, — смеётся Мелани, разыгрывая перед ними спектакль. С довольной улыбкой она смотрит на меня, затем язвительно замечает:

— Изменились планы?

Я отодвигаю стул рядом с ней.

— Похоже на то.

— О, у нас будет новый участник для игры в шарады! — радостно хлопает в ладоши мама Мелани.

Что. За. Хрень!

За всю свою жизнь в моей семье никогда не устраивались семейные обеды, даже когда со мной была мама. Я никогда не сидел за столом с обоими родителями. Не ел за семейным столом. Не проводил время с другими семьями. В их домах.

Не знаю, зачем я к ней сюда приехал.

Чушь собачья. Всё я знаю.

Она – моя цель, но и она выбрала меня. Когда её родители сразу же начинают перечислять все таланты Мелани, глубоко в душе мне не даёт покоя чувство вины, чувство, совершенно мне незнакомое. Наверное, я выгляжу как приличный парень. И даже более чем приличный. Они считают, что если я ей нравлюсь, то достоин её. Блядь, это ранит.

— Грейсон Кинг, хммм… Пытаюсь вспомнить всех Кингов, которых знаю, — трёт подбородок её отец. — Как-никак мы в округе Кинг. А что насчёт телестанции «Кинг-5»?..

— Нет, я не местный.

— Грейсон, хочу заметить, что наш маленький кузнечик не только потрясающий декоратор, она готовит идеальное домашнее мороженое, ещё с тех времён, когда у нас с Лукасом было маленькое кафе-мороженое. Она действительно умеет его готовить!

— Только когда заставляют, — говорит Мелани, ухмыляясь.

Чёрт меня побери, но она восхитительна, как-то получается у неё выглядеть и ранимой, и игривой.

Она делает меня охренительно возбуждённым.

Твёрдым.

Собственником.

Защитником.

Какого хрена?

— И как вы познакомились? — желает знать её мать.

— Как-то раз он спас от дождя мою машину, — вздыхает Мелани.

Глаза матери становятся огромными.

— Это в тот раз, когда ты попала под дождь? — спрашивает она дочь, как будто они уже обсуждали ночь, когда мы встретились.

Мелани краснеет – невозможно не заметить, как ярко вспыхивают её щеки. Я понимаю, что она говорила обо мне со своей матерью, и огонь внутри меня разгорается ещё сильнее.

— Грейсон, надеюсь, ты не думаешь, что мы чересчур эмоциональны, но Мэл за двадцать пять лет ни разу не приводила домой парня. Даже просто друга.

— За двадцать четыре, — поправляет принцесса.

— Почти через месяц будет двадцать пять, — закатывает глаза её мать, а затем изучает меня сквозь ресницы. — Наша Мэл всегда устраивает в день рождения настоящий праздник, — говорит она мне, сложив руки как в молитве под подбородком. — Не терпится узнать, что же она задумала в этом году!

Впервые замечаю, что моя любительница развлекаться не находит слов.

— В этом году, скорее всего ничего не получится, всё так дорого.

— Ерунда. Это же целых двадцать пять лет, важное событие! — говорит отец.

Молчание Мелани наполнено почти осязаемой печалью. Внезапно я замечаю, что мы все трое наблюдаем за тем, как она смотрит в свою тарелку, закусив губу. Когда я понимаю, что ей грустно, мои пальцы судорожно впиваются в бока и меня накрывает волна беспокойства, затем вспышка боли, за которой следует порыв решимости всё сделать лучше.

Боже, она наполняет комнату сиянием. Но когда ей грустно, кажется, что всё погрузилось в темноту. Я и так живу во тьме, и будь я проклят, если позволю её свету погаснуть.

— Итак, значит, шарады! — хлопает в ладоши с притворным энтузиазмом её отец.

Я украдкой касаюсь под столом бедра Мелани и поглаживаю его вверх и вниз медленными, успокаивающими движениями. У меня никогда прежде не возникало стремления утешить женщину, но она, тем не менее, пробуждает во мне такие желания, и я получаю кайф, когда её щеки краснеют, и Мелани снова улыбается, забыв о своей печали. Клянусь, её улыбка поражает меня, словно удар молнии прямо в голову.

Я должен бы чувствовать себя вором, как будто краду мгновения, которые мне не принадлежат. Вместо этого чертовски легко притворяюсь, что они по праву мои.

— Кузнечик, как ты смотришь на то, что мальчики будут играть против девочек? А ты, Грейсон?

Некоторое время спустя Мелани ходит по кругу, вытянув шею, поджав губы, наклоняясь вперёд и клюя воздух. Она сексуальна, и забавна, и смешна, и то, что она делает, каким-то образом заставляет всю кровь устремиться прямо к моему члену.

В общем, оказывается эта игра включает в себя карточки. И мы должны выбрать категорию. Папа Мелани выбрал животных. И она изображает какое-то странное животное.

— Побеждает та команда, которая угадает большее число раз, — говорит её отец, хлопая меня по руке. — Не волнуйся, наш маленький кузнечик никогда не угадает правильно. Журавль! — вдруг выкрикивает он.

— Да! — восклицает она.

— Ты пойдёшь первым, или я? — обращается ко мне её отец.

— Сделайте одолжение, сэр. Я пока что не умираю от желания выставить себя на посмешище.

Он смеётся, достаёт карточку, и я вижу, что это медведь.

Мужчина раскидывает руки в стороны и переступает с ноги на ногу.

— Горилла! — кричит Мелани. Он ухмыляется и поднимает руки ещё выше.

— Жеребец! — кричит миссис Мейерс.

Мистер Мейерс бросает на меня выразительный взгляд и поднимает брови до самой линии волос, как бы говоря: «Вот видишь? Эти женщины такие бестолковые».

Он продолжает представление, а я посмеиваюсь, наблюдая за ними, пока не наступает моя очередь. Украдкой бросаю взгляд в окно и убеждаюсь, что меня с улицы не заметно – если Дерек это увидит, то Зеро придёт конец. Больше не будет никакого уважения к Зеро.

Я достаю карточку, на ней собака. Начинаю рычать, а потом делаю первое, что приходит мне в голову – хватаю подушку и грызу угол.

— Волк! — выкрикивает её мать.

Я зажимаю его зубами и трясу из стороны в сторону.

— О, боже, — в недоумении произносит она.

Мелани покатывается со смеху, а я чувствую себя мудаком. Чёрт, мне хочется, чтобы она догадалась, но на хрен всё это, я не собираюсь скулить, как какая-то собака.

Я роняю подушку на пол и сдаюсь, а она смеётся, обхватив живот, подходит, такая сексапильная, и забирает подушку, игриво проводя пальцами по моим волосам. Теперь я так ясно представляю себе, какими должны быть семейные отношения.

— Моя бабушка любила повторять, — сообщает Мелани, в последний раз взъерошив мне волосы, — что те, кто вместе играют, вместе и остаются.

Она всю свою жизнь была под защитой. Счастлива. Играя в невинную, весёлую игру, она светится. Они все светятся. Они нелепы и глупы, а я никогда в жизни не хотел быть нелепым и глупым. Я убиваю, шантажирую и обманываю нелепых и глупых.

— Тот, кто покажет лучшее выступление, получит последний брауни!

— А сейчас, сынок, — говорит мне её отец после этого объявления, — если ты умеешь делать какой-нибудь трюк, самое время его продемонстрировать. Эти брауни, скажу тебе, просто бомба.

— Ты первый, папа! — объявляет Мелани.

Мистер Мейерс начинает исполнять русский танец под выкрики: «Раз, раз, раз». Её мать вполне похоже представляет гориллу. Мелани смотрит на меня, потом прикрывает рот ладонью и начинает кричать, подражая крику осла. И под конец все смотрят на меня.

Твою мать. Серьёзно?

Это так чертовски глупо.

Но…

Всё дело в том, как она смотрит на меня – заинтересованно, счастливо улыбаясь. Это возвращает меня туда, где она сейчас. И заставляет начать изучать столовую, чтобы найти, что, чёрт возьми, можно придумать. Я замечаю на столе вазу с маргаритками. Ярко-розовыми – как раз для принцессы.

Схватив нож для стейка и отступив на несколько шагов, я швыряю его мимо них через всю комнату. Срезаю половинку маргаритки и прикалываю лезвием к дальней стене.

Тишина.

— Святой гуакамоле! — вскрикивает её отец.

— Просто невероятный трюк! — восклицает её мама.

Пока я откалываю маргаритку, Мелани приносит мне пирожное, и когда она протягивает шоколадный десерт, я вручаю ей цветок.

— Интересный трюк, — говорит она, разглядывая меня и нюхая цветок. — Тебя этому научили на курсах безопасности?

— А тебя научили ослиному языку на курсах дизайна? — Мне хочется, чтобы она покраснела, и это работает. Она смеётся.

Я действую на принцессу как наркотик, и это взрывает мой мозг, вызывая головокружение.

— Это был классный трюк, — слышу я, как отец Мелани шепчет её матери, но моё внимание поглощает грязный рот стоящей рядом грёбаной принцессы, задыхающейся и возбуждённой, игривой и страстной, полной обещаний того, чего у меня никогда в жизни не было.

Я предлагаю ей немного своего брауни, и она откусывает кусочек. Руки тянутся к её волосам, и когда я поднимаю глаза, то вижу, что её родители смотрят на нас с широкими улыбками на лицах, как будто они взволнованы тем, что их кузнечик наконец нашёл парня.

И именно сейчас я понимаю – вот то, что у меня забрал «Андеграунд».

16

ДОЛГИ

Мелани

Всё время до отъезда Грейсона из города мы занимались любовью.

Прямо от родителей он последовал за мной до моей квартиры, поднялся на лифте до двери. Я остановилась, собираясь попрощаться. Но Грейсон впился в мой рот, подхватил на руки и отнёс в спальню.

Он швырнул меня на кровать и сорвал одежду, сначала мою, потом свою. Затем навалился на меня, заставив тело задрожать и выбив из груди воздух.

Грейсон прижал меня, сдавив одной рукой плечо, а другой бедро, и стал жёстко трахать. Я закричала и выгнулась, царапая его спину.

— Смотри на меня.

Я попыталась, застонав.

Он скользнул рукой вверх по спине, под водопад моих волос, и, обхватив затылок, приблизил к себе моё лицо.

— Скажи, что тебе это нравится, — приказал он. — Скажи, что тебе это чертовски нравится.

— Мне это нравится, — простонала я.

Его рот обрушился на меня, и он подарил мне самый лучший в мире поцелуй, самый лучший в мире секс. А затем Грейсон оторвался от моих губ и сбавил темп.

— Смотри на меня, — снова велел он более хриплым голосом, наполняя меня до упора горячей, пульсирующей живой плотью.

Я смотрела на Грейсона, а он смотрел на меня, жадный и сильный, снова и снова погружаясь в меня. Не сдерживаясь. Каждое движение говорило мне, что он нуждался в этом так же сильно, как и я.

Кульминация захватила меня, как шторм. С каждым содроганием, что пронзало меня, другой, более глубокий спазм, пробегал через него, и так продолжалось до тех пор, пока мы оба, задыхаясь, не пришли к финишу. Я крепче обхватила Грейсона бёдрами и руками, прижимая твёрдое, тяжёлое тело к своему и удерживая его немного дольше внутри себя.

Так не хотелось его отпускать. Моё лицо было мокрым от оргазма, но внезапно я почувствовала, что обливаюсь слезами.

Мне страшно, что он заставляет меня чувствовать, и я боюсь реальности моих обстоятельств.

Боюсь из-за того, что должна все эти деньги и что не найду покупателей на «мустанг», и когда через три дня после моего дня рождения истечёт время выплаты, дюжина разъярённых гангстеров постучится в мою дверь, и никто не сможет мне помочь. Никто не сможет их остановить. Даже он.

Я не знаю, как поступить. Я не знаю, что делать. Но никто не заставляет меня чувствовать себя такой эмоционально уязвимой и в то же время такой физически защищённой, как Грейсон, когда меня обнимает.

Тот факт, что он неожиданно пришёл на завтрак, сказал мне больше, чем все его предупреждения. Грейсон выдохнул мне в шею, перекатил нас и устроил в более удобном положении, затем прижал меня к себе, и я почувствовала, как меня захлестнули необычные эмоции.

«Не будь нуждающейся в нем» – сказала я сама себе, но почувствовала себя обманщицей. И услышала свой шёпот:

— Всё, что говорили мои родители… не верь этому. Просто они думают, что их дочь – само совершенство, но я только притворяюсь.

Я отодвинулась от Грейсона и плотнее закуталась в простыню.

Он сел в постели.

— Я всё знаю о притворстве.

— Моя жизнь досталась мне очень дорогой ценой, и мне просто трудно жить в соответствии с ней.

Грей тут же протянул руку и положил мне её на плечо, очерчивая большим пальцем круг на коже.

— Моя жизнь тоже досталась дорогой ценой. Каждый день. — Грейсон откинул с моего лица прядь волос, и наши взгляды встретились. — И каждый день я пытался найти в этом хоть какой-нибудь грёбаный смысл.

От этого откровения у меня перехватило дыхание, и я ждала, ждала и ждала большего, видела это большее в его глазах, но он встал и схватил свою одежду.

— Я рад, что меня здесь ждут, Мелани, — сказал он, одарив меня одной из своих многочисленных обаятельных улыбок.

Когда Грейсон начал одеваться, я отвернулась к окну и обхватила руками живот, пытаясь унять боль. Бр-р-р. Ненавижу, что он снова уезжает. Ненавижу, что это может быть прощанием.

Я хотела спросить, увижу ли его снова, но прежде, чем успела это сделать, он заговорил от двери.

— Береги себя, принцесса.

Я заставила себя ответить: