Ноа
День двенадцатый
Ноа выгрузил бутылки в ящик и потянулся за новыми. Его пальцы окоченели от холода, почти онемели.
Он взглянул на Бишопа.
— Мы чуть не открыли огонь по людям, которые просто пытались защитить свой город.
— Но мы этого не сделали, — заметил Бишоп.
— Потому что ты сохранял спокойствие. Джулиан, он собирался…
— А ты вмешался и предотвратил кровавую бойню.
— Тебе приходилось убивать кого-нибудь в бою? — Ноа стало стыдно, что он никогда не спрашивал. — Прости. Ты не обязан отвечать на этот вопрос.
— Да. В Сирии. Не один раз.
Ноа проглотил комок в горле. Его грудь напряглась.
— Я никогда никого не убивал до налета на лагерь Картеров. Никогда даже не стрелял с намерением попасть в другое человеческое существо.
Бишоп взглянул на него.
— Нелегко нести такой груз.
Ноа схватил несколько бутылок антибиотиков для рыб, сжимая их так сильно, что его пальцы болели в знак протеста. Бишоп даже не представлял насколько тяжело это давалось Ноа.
— Это так.
— Я верю в самооборону. Я не боюсь взять в руки оружие. Я только хотел бы… — Бишоп на мгновение отвернулся, пытаясь собраться с мыслями. Когда он заговорил снова, его голос звучал резко. — Израильтяне защищались мечами и стрелами. На самом деле, они выступали в роли агрессоров десятки раз. Наконечник Божьего праведного копья. Иногда убийство необходимо.
Бишоп посмотрел на свои руки, его лицо помрачнело.
— Коварство убийства в том, что в следующий раз совершить его становится легче. И еще проще в следующий раз. Сдерживаться с каждым разом все труднее и труднее. Сложно остановиться. Ты начинаешь бояться самого себя.
Ноа ничего не ответил.
— Насилие порождает насилие. Кровь порождает кровь. Есть убийства праведные и убийства, мотивированные яростью и местью. Справедливое и щепетильное правосудие приносит мир. А жажда мести порождает еще большее кровопролитие. Нужна мудрость, чтобы увидеть разницу.
Джулиан не просто убил кого-то. Он убил его, Ноа.
«А ты стоял в стороне и смотрел, как это происходит».
Чувство вины зарычало в его нутре, застряло в горле.
Он был полицейским. Служителем закона. В реальном мире, до этой катастрофы, Джулиан отправился бы в отпуск прямо сейчас, в ожидании расследования, которое признало бы его виновным, виновным, без сомнения.
А кем был Ноа?
Он подумал о резне в Кроссвей. Образы пронеслись в его сознании. Кровь брызгала и разлеталась по стенам, скамьям, ковру, телам.
Ноа вспомнил распухшее, окровавленное лицо Билли Картера. Видел, как Джулиан нажимает на спусковой крючок, в упор простреливая ему череп. Убийство безоружного подозреваемого.
Они взяли закон в свои руки. Действовали из ярости и ненависти, а не из справедливости.
В этом и заключалась разница, которую имел в виду Бишоп.
Стыд нагрел его щеки. Ноа потрогал обручальное кольцо под перчаткой. Что Ханна подумает о нем теперь?
— Хочешь чем-нибудь поделиться, старина? — Бишоп сказал это негромко, но Ноа знал, что он говорит серьезно. Он предлагал Ноа выход. Шанс признаться. Облегчить свою совесть.
Но Ноа не хотел это принимать. Не был готов к этому.
— Я рядом, ты знаешь, — добавил Бишоп. — Я всегда рядом.
После они ни о чем не говорили. Оба работали молча, погруженные в свои тяжелые мысли. После очередной загрузки Ноа быстро пересчитал запасы. Ему не терпелось вернуться и убедиться, что с Майло все в порядке.
— У нас достаточно для самых больных. Но что, если другим станет хуже? Как насчет следующего кризиса?
— Мы разберемся и с ним. — Бишоп бросил ему маленькую белую бутылочку с таблетками. — Лови!
Приглядевшись, Ноа прочитал этикетку. Таблетки преднизона, 5 миллиграммов, 100 таблеток. Его сердцебиение участилось. Майло следовало принимать гидрокортизон для лечения болезни Аддисона.
Преднизон не рекомендован для детей из-за его побочных эффектов, но сохранение жизни его сына превыше всего. Преднизон должен справиться с этой задачей.
— У собак тоже бывает болезнь Аддисона. И другие воспалительные, аутоиммунные и аллергические заболевания. Прости меня, Ноа. Я должен был подумать об этом раньше.
Ноа покачал головой, слишком переполненный радостью, чтобы говорить.
— Сколько здесь?
Бишоп посветил фонариком на среднюю полку.
— Трудно сказать. Много. Может быть, на год для такого ребенка, как Майло?
Ноа медленно выдохнул. Он не умел молиться, но прошептал быструю молитву благодарности кому бы то ни было — Богу, Вселенной, судьбе.
Они перевезли еще две коробки и сложили их в кузове грузовика. Наконец, они освободили последнюю полку.
— Кажется, мы все собрали, — сообщил Бишоп.
— Да, мы сделали это. — Горло Ноа сжалось. — Мы сможем их спасти.
— Обязательно. Непременно спасем.
Бишоп обнял Ноа и притянул его в медвежьи объятия. Ноа обнял его в ответ. Он чувствовал, как едва уловимо вздрагивают широкие плечи его друга, когда тот пытался держать себя в руках.
Слезы увлажнили глаза обоих. За все. За их победы и успехи, за их боль, страдания и потери. Никому из них не требовалось произносить эти слова вслух. Вот что значит иметь друга, который стоит рядом с тобой, несмотря ни на что.
Бишоп отстранился и вытер глаза. Он поднял дробовик и направился к двери.
— Давай доставим это домой к нашим людям.