На грани тьмы

Глава 8

Квинн

День восьмой

Народ подступил слишком близко. Квинн оказалась зажатой, отрезанной от свободного пространства. Беспомощной. Пульс стучал в ушах. Перед глазами плясали белые пятна.

Она оступилась, наступила на чью-то ногу.

— Ай!

Квинн обернулась.

Перед ней стояли Уитни Блэр, девушка, с которой она училась в школе, и ее отец, мистер Блэр — тот самый тип, которого Квинн протаранила своей тележкой в «Френдли» всего неделю назад.

Уитни посмотрела на нее и закрыла рот рукой.

— О, мне так жаль, Квинн.

Какого черта именно она извинялась? Это Квинн наступила ей на ногу. Даже суровый мистер Блэр смотрел на нее с жалостью.

— Мне очень жаль, что с тобой случилось, Квинн, — продолжала Уитни, как будто не могла понять, что Квинн просто хочет, чтобы она замолчала. — Наверное, это было просто ужасно. Я так рада, что с тобой все в порядке.

Сердце Квинн забилось сильнее. Неважно, что сочувствие Уитни казалось искренним. Квинн ненавидела жалось. Она ненавидела их всех.

Тяжелый узел эмоций сковал ее сердце, и она почувствовала давление на веки. Еще несколько секунд, и она могла сорваться.

— Я в порядке, — огрызнулась она.

— Но…

— Просто оставь меня в покое.

Сочувствующий взгляд Уитни переместился с Квинн на сцену.

Бишоп замолчал. Внезапная тишина обожгла уши Квинн. Она медленно повернулась, горячий стыд залил ее щеки.

Аттикус Бишоп смотрел прямо на нее. Их взгляды встретились. В его глаза застыла тоска, лицо осунулось от горя. Потеря детей запечатлелась в каждой черточке и поре его лица.

Квинн застыла. Она не могла пошевелиться, не могла дышать.

Бишоп передал мегафон шефу Бриггсу и спрыгнул с платформы на землю. Толпа молча расступилась перед ним. Он подошел к Квинн.

Все остальное исчезло, кроме Бишопа.

Квинн хотела сбежать. Она хотела быть где угодно, только не здесь, лицом к лицу с отцом детей, которых она не смогла спасти.

Глупые слезы щипали глаза, но она не могла их сдержать. Воспоминания пронзили ее мозг, крики и вопли эхом отдавались в голове. Испуганное лицо Юнипер. Хлоя, выкрикивающая ее имя.

Слова стояли в ее горле комом.

— Я не смогла, я пыталась…

Прежде чем она успела сказать что-то еще, Бишоп заключил ее в крепкие объятия. Ее мокрая щека прижалась к его широкой груди. Он обхватил ее массивными руками, закрывая от толпы, ропота и взглядов, тихих рыданий — от всего.

Инстинктивно Квинн напряглась. Попыталась отстраниться.

Он ее не отпустил.

— Моя мать…

— Это не ты. Ты не отвечаешь за нее. Не несешь за нее ответственности.

— Мне жаль, — прошептала Квинн, ее голос приглушенно звучал из-за его кожаной куртки. — Я пыталась вытащить их. Клянусь, я пыталась…

— Мое дитя. — Он опустил голову над ее головой и заговорил тихо, чтобы слышала только она. — Тебе не о чем сожалеть. Совсем.

— Я… не смогла их спасти.

Его сильное тело дрожало. От боли громкий мужской голос звучал глухо.

— Я тоже не смог.

Внутри ее груди что-то освободилось. Ее сердце, как сжатый кулак, медленно раскрылось. Что-то таяло глубоко внутри нее.

Квинн сдалась. Она позволила себе расслабиться в его руках, позволила ему утешить ее. Она ничего не могла с этим поделать. Не могла больше бороться.

Она держалась изо всех сил, пока могла. Вдруг она снова почувствовала себя ребенком, испуганным, подавленным и одиноким.

Майло находился рядом, но он был маленьким мальчиком, которого она защищала. Квинн не могла нагружать его своей собственной травмой.

Бишоп знал, каково это, через что она прошла. Она больше не одинока в этом. Он точно знал, что она чувствует, и ей не нужно даже говорить об этом. Он понимал ее, знал, что она сделала, а что нет, и все равно простил ее.

Бишоп не винил ее за то, что она не смогла спасти девочек. Он не винил Квинн за роль ее матери во всем этом.

А раз он не винил, то, возможно, и остальные не станут.

Она не знала, как долго они простояли, прижавшись друг к другу. Это не имело значения. Ничто не имело значения, кроме их общего горя и боли. Его сострадание стало утешением, в котором Квинн отчаянно нуждалась. Несмотря на свои собственные страдания, он дарил его свободно.

Наконец, Бишоп отстранился. Он обхватил ее лицо своими большими ладонями. Слезы текли по его лицу. Он не пытался их смахнуть.

— Теперь Юнипер, Хлоя и Дафна в руках Божьих. Им больше не больно. Они больше не боятся. Он сотрет все слезы с их глаз. И не будет уже ни смерти, ни скорби, ни плача, ни боли, ибо все это прошло.

Квинн кивнула. Бабушка верила в Бога, делала все эти церковные вещи, в которых Квинн никогда не находила особой пользы. Но она видела, как это утешало Бишопа, как его вера поддерживала его после трагедии, которая сломила бы любого другого человека.

Что-то в глубине ее души жаждало такого же покоя.

Если Бишоп обрел его после всего, что у него отняли, возможно, он реален. Может быть, это то, что она тоже сможет найти и сохранить.

— Спасибо, — прошептала она.

Бишоп сжал ее плечо.

Далекий крик привлек ее внимание. Бишоп отступил назад и огляделся, прикрыв глаза рукой.

Еще один крик. Кто-то сердито кричал из глубины толпы.

В задних рядах собравшихся возникла суматоха, люди поспешили отойти в сторону, когда группа из шести или семи мужчин и женщин пробилась сквозь них к передней части.

Их тела были напряжены, руки сжаты в кулаки, выражение лиц — яростное. Они шатались, как пьяные.

— Сейчас не время для слез! — крикнул мужчина, шедший впереди. Он потряс кулаком в воздухе. — Настало время для справедливости!

— Что вы собираетесь с этим делать, суперинтендант Синклер? — присоединилась женщина. Ее звали Пэтси Снайдер, владелица бакалейной лавки «Френдли». Ее брат стал одной из жертв. — А что насчет вас, шеф Бриггс? Вы собираетесь хоть раз оторвать свою жирную задницу и посмотреть, как вершится правосудие?

— Они все еще там! — закричал первый мужчина. — Вы развешиваете ленточки, в то время как должны повесить монстров, которые это сделали!

— Где справедливость для моего брата? Убейте этих монстров!

— Они убили мою соседку и ее детей. Они заслуживают смерти!

Шеф Бриггс прочистил горло и проговорил в мегафон.

— План разработан. Мы сейчас занимаемся организацией. Процедуры должны быть…

— К черту процедуры! — крикнул кто-то еще.

— Правосудие сейчас! — прокричала женщина в толпе. — Правосудие для Кроссвей!

Другие подхватили этот клич. Десятки людей скандировали:

— Правосудие для Кроссвей!

Всего за несколько мгновений настроение толпы изменилось от скорби до возмущения. Квинн чувствовала, как опасная, искрящаяся энергия проникает в них. Подхваченная как простуда и быстро распространяющаяся.

Это были нормальные, скучные, законопослушные люди, друзья и соседи. Но сейчас ими управляли страх и гнев. Они изменились до неузнаваемости.

— Успокойтесь! — крикнул шеф Бриггс в мегафон. — Всем сохранять спокойствие!

Толпа не слушала. Они рванулись вперед, как единый слаженный организм. Кулаки взметнулись вверх и сотрясали воздух. Лица исказились от ярости, требуя справедливости. Они угрожали захлестнуть сцену.

Шеф Бриггс в ужасе уставился на воинственную толпу. Дэррил Виггинс вскочил со своего места и повернулся к суперинтенданту, дико жестикулируя.

Странные люди в форме двинулись к платформе и начали оттеснять людей назад. Несколько местных полицейских присоединились к ним.

Тела метались вокруг Квинн, ударяясь и толкая ее. Бишоп встал между ней и толпой.

— Тебе не следует быть здесь, — сказал он, протягивая руки, чтобы защитить ее. — Ситуация может стать ужасной.

Все уже было ужасно. И дальше будет только хуже.

— Я не боюсь ужасов, — заявила Квинн.