На грани выживания

Глава 45

Квинн

Сотый день

Все складывалось иначе, чем думала Квинн.

Они ехали в караване из двадцати пяти машин, проникнув на окраины Сент-Джо, остановились у магазина светильников, чтобы разбить десятитысячедолларовые люстры булавами, начиненными лезвиями. Опрокидывали стеллажи с одеждой и разрывали шелковые платья копьями в бутике одежды. Раскалывали молотками компьютеры и ноутбуки в магазине электроники. Кромсали картины в художественной галерее.

С каждым новым магазином или предприятием группа доводила себя до исступления, впадая в неистовство. Их глаза остекленели, движения стали дергаными и несдержанными, они кричали и визжали в бешеном ликовании.

Похоже, им нравилось жестоко уничтожать все, что попадало в поле зрения, без всякой причины.

Может быть, в этом и заключалось очарование.

Нет причины, нет смысла, нет правильного или неправильного.

Это освобождает тебя, говорил ей Ксандер. Все, чему их учило общество, ложь — срывая эту ложь, они становились свободными и могли делать и быть теми, кем хотели.

Они проскочили через модную кофейню под названием «Жареные бобы» — из тех, что предлагают чаи-латте, пирожные без глютена, органические кексы и натуральный кофе, обжаренный вручную.

Они разрушали все, что попадалось им под руку, вырывая приборы из нержавеющей стали со стен и прилавков и бросая их в стеклянные окна, а затем оскверняя каждую стену граффити.

Надпись «Смерть власти» красовалась на каждой поверхности.

Наблюдая за ними, Квинн не могла не содрогнуться. Она вспомнила разграбленные особняки вдоль реки, тело, свисающее с дерева, те же слова, написанные на картонной табличке, приколотой к груди трупа.

Эта часть была глупой, дурацкой. Бессмысленной и нелепой.

Они способны на гораздо, гораздо худшее.

Квинн огляделась вокруг, чувствуя себя не в своей тарелке, нервы были на пределе. Она осмотрела вход в «Жареные бобы» и поискала Саттера, пока колотила кувалдой по стенду.

Последний раз она видела его, когда он вместе с Джеттом и Рокко спускался по улице, разбивая витрины магазина ковров и плитки.

Она должна смотреть в оба. Нельзя отвлекаться ни на секунду. В любой момент он мог подкрасться сзади и вонзить лезвие ей между ребер.

Если она не будет осторожна, то не заметит его приближения.

Она стиснула зубы, когда от ее удара раскололось огнеупорное стекло, и веселый желтый стенд разлетелся на мелкие кусочки.

Ее руки дрожали, и не от веса кувалды.

Квинн думала о бабушке, о Майло, Джонасе и Уитни, о Ханне, Лиаме и Бишопе — обо всех тех, кто так дорог ей дома.

Волновались ли они о ней? Заметили ли вообще, что она пропала?

Она засунула эту мысль поглубже. Они переживут это. Они поймут, когда она вернется, когда выполнит свою миссию и сделает Фолл-Крик намного безопаснее.

Саттер держался на расстоянии с тех пор, как она присоединилась к компании. У нее почти не выдавалось свободной минутки. Если Далия не преследовала ее взглядом, который говорил о том, что она хотела бы насадить Квинн на копье, то Ксандер требовал ее полного внимания.

— Привет. — Она вздрогнула, когда Ксандер появился рядом с ней, материализовавшись из ниоткуда, как будто она вызвала его, просто подумав о нем.

Он оглядел ее с ног до головы с ухмылкой, в его взгляде плескалось что-то маниакальное.

— Только подожди, пока не увидишь, что будет дальше.

— Ксандер. — К ним подбежал Рокко, источая зловоние. Хотя он был молод, но выглядел грубовато, с широкой приземистой шеей и покатым лбом, его красноватая кожа кишела капиллярами.

Рокко ткнул большим пальцем через плечо.

— У нас движение на углу Пятой и Семнадцатой. Вооруженные люди собираются. Одна из банд. Похоже, «Подручных Гангстера».

Несмотря на их наглое поведение, даже Ксандер не настолько безумен, чтобы связываться с бандами, ведущими территориальные войны за Бентон-Харбор, которые часто перетекали в соседний Сент-Джозеф. По этой причине Ксандер расставил разведчиков, чтобы не столкнуться с бандами.

Ксандер повернулся к своим людям.

— Отправляемся на пляж!

Они закричали в ответ, бросили все свои дела и устремились из кафе, как муравьи из растревоженного гнезда.

Рокко заговорил в свою рацию, и остальные прибежали, запрыгивая в грузовики и заводя двигатели. Ксандер отправил большой контингент на пристань в нескольких кварталах отсюда, включая Саттера.

— Поедешь со мной, — сказал он Квинн.

Она кивнула. Чем больше Ксандер будет доверять ей, тем скорее она сможет легко передвигаться среди них. Переступая через осколки стекла при выходе из здания, Квинн оглядела улицу в поисках Саттера, но не увидела его.

Разочарование смешалось с облегчением. В его присутствии она испытывала нервозность, ее чувства находились в состоянии повышенной готовности, опасения подтачивали ее концентрацию. Это необходимо, но утомительно.

Через две минуты они направились к Сильвер-Бич в центре Сент-Джозефа. Пляж располагался между береговой линией озера Мичиган и центром города, а устье реки Сент-Джо извивалось, как змея, в северной части парка.

Они пронеслись мимо причудливого центра города с его кирпичной улицей, уставленной милыми прибрежными туристическими магазинами, пляжными бутиками и специализированными десертными магазинами, такими как «Килвинс», ее любимое заведение с мороженым — окна теперь выбиты, повсюду разбросан мусор, в воздухе стоит зловоние канализации.

— У вас все еще есть бензин, — восхитилась Квинн.

— Становится все труднее его достать, — поделился Ксандер, глядя прямо перед собой. — Тедди поведал нам о запасах, хранящихся на электростанции. Но он не упомянул о размещенных там солдатах. Нам пришлось пока уйти ни с чем.

— Ох.

— Есть и другое место, на случай, если здесь не получится. Тедди разрабатывает план. У него есть военный опыт, понимаешь.

Квинн ничего не сказала, не доверяя своему голосу.

Они проехали мимо детского музея, застекленной карусели и знаменитой пиццерии «Сильвер Бич», популярного ресторана, некогда бывшего старым железнодорожным депо. Она ела там дюжину раз. Сейчас там царили тишина и темнота.

Они выехали на Брод-стрит к прибрежной парковке. Джетт и трое парней остались на стоянке, охраняя машину, а двое следовали за ними, выполняя роль телохранителей.

— Пойдем. — Ксандер поманил ее, не потрудившись убедиться, что она последует за ним. Он ожидал, что Квинн пойдет. И она пошла.

Ветер хлестал ее волосы по глазам, песок осыпал ее лицо, когда они перебирались через небольшую дюну между стоянкой и северной частью пляжа. Пляжная трава шуршала под ее ногами.

Над головой пронзительно кричали чайки, взмывая в небо цвета жженой умбры. Она глубоко вдохнула, в ноздри ударил запах мертвой рыбы и дыма костра.

Уродливые граффити украшали туалеты, павильоны для пикников и торговые палатки. В дверях туалетов лежали люди, завернутые в одеяла. Вход в женскую уборную накрыли брезентом, на смятой ткани красной краской нацарапали «Не входить».

Люди жили в туалетах.

Не разговаривая, Квинн и Ксандер взобрались на дюну. Квинн остановилась, ошеломленная. Она бывала на этом пляже сотни раз. Но никогда она не видела его таким. Никогда он не казался ей таким огромным, таким невероятно красивым.

Озеро Мичиган раскинулось перед ними во всем своем великолепии. Голубая вода простиралась до самого горизонта, насколько хватало глаз.

Пирс тянулся к северу в озеро, длинный бетонный подиум заканчивался двумя башнями, ближняя башня была трехэтажной квадратной стальной конструкцией с красной пирамидальной крышей, круглым фонарем и парапетом из черного железа.

Над маяком солнце подобно красному огненному шару опускалось в великое озеро, лизало воду пламенем, пронизывая облака лентами розового, красного, алого и мандаринового цветов.

Ее пальцы подрагивали от внезапного желания написать это, нарисовать, уловить хоть крошечный фрагмент такого величия. Все равно что попытаться поймать облако или радугу в бутылку — невыполнимая задача, но попытаться стоит.

У Квинн зарябило в глазах. Она моргнула, притворяясь, что песок попал ей в глаза, притворяясь, что ее сердце не похоже на тлеющее солнце, воспламеняющееся, сгорающее, сжигающее себя в небытие.

— Это нечто, а? — Ксандер вздохнул.

Квинн сомневалась, что сможет говорить из-за комка в горле.

Ксандер указал налево.

— Теперь смотри внимательнее.

Квинн перевела взгляд с горизонта на берег.

На пляже стояло несколько сотен палаток разных размеров и цветов. Мусор и отходы усеивали песок, пластиковые пакеты зацепились за прибрежную траву и трепетали на ветру, как уродливые флаги.

Десятки рыбацких лодок, надувных плотов и каяков покачивались на мелководье, привязанные по обе стороны пирса. Люди толпились на бетонном подиуме, ссутулившись в походных креслах, с пятигаллонными ведрами на боку, с удочками в руках.

— Они делают это весь день, — пояснил Ксандер. — Весь день, каждый день, просто ради рыбки или двух.

Когда небо потемнело, костры ожили, усеяв пляж, насколько хватало глаз, темные фигуры окружали их, с опущенными плечами, побежденные и несчастные. Плач младенцев и детей заглушал крики чаек.

«Сильвер Бич» напоминал трущобы стран третьего мира, о которых она читала на уроках обществознания. Угнетающе как ад.

Солнце опустилось за горизонт, надвигались сумерки. Волшебство, царившее всего несколько мгновений назад, исчезло, как дешевый трюк.

Она чувствовала себя подавленной, обманутой.

— Это все? — прошептала Квинн, ее горло сжалось. — Это все, на что мы можем рассчитывать?

— Ты же видишь? Ты понимаешь. Все бессмысленно. Все бесполезно. — В голосе Ксандера звучала такая ярость, бездонная, неутоленная ярость, которая отражала ее собственную.

Она встретила его взгляд. В его глазах мелькнула какая-то зловещая тоска, что-то неподвижное внутри него.

Пораженная, Квинн узнала себя. Пропасть внутри нее зияла бесконечной дырой. Боль и гнев теснились в ее сердце, словно в нем что-то сгнило.

Над ними кричали друг на друга чайки, кружась и взвизгивая. Одна порхала, хлопая крыльями с бешеным, неловким отчаянием, отклоняясь в сторону. Другие птицы пикировали, устремившись прямо к ней, и атаковали ее. Она пыталась вырваться, но попытки не имели успеха.

Чайка упала с неба и разбилась о песок, когда тридцать ее товарок спустились на нее, безумно размахивая крыльями и щелкая клювами.

Квинн отвернулась, потрогала кольцо над бровью и попыталась подумать о чем-нибудь, о чем угодно другом.

Она чувствовала тягу, темноту, полную бессмысленность всего этого. Ты работал, боролся и сражался только для того, чтобы наблюдать, как все распадается, как люди, которых ты любил, превращаются в Брутов и разрывают тебя на куски.

Может быть, Ксандер все-таки прав.