На подводной лодке у берегов Англии (1914-1918)

Атаки конвоев

Конвой - это караван торговых судов, который во время воины собирается в назначенном порту, чтобы отправиться в плавание под охраной и прикрытием военных судов. Все эти суда следуют вместе (отсюда слово «convoi») под командой судна-вожатого и отпускаются в самостоятельное плавание к портам назначения только тогда, когда опасная зона уже пройдена.

Короче говоря, конвой, состоящий из торговых и военных судов, - это картина отношений, существующих между морской торговлей и морским могуществом; он является живым и концентрированным выражением всех тех факторов, которые играют крупную роль в жизни приморских пародов.

Сбор судов в заморских портах в спокойных условиях и способ их нагрузки зависят от четкости и безопасности колониальных связей. Сбор участников конвоя в портах отправления должен производиться с наибольшей осторожностью и при соблюдении полной тайны; при этом предполагается наличие опорных пунктов, которые возможно охранять настолько, чтобы конвой не был захвачен врасплох и уничтожен противником еще в процессе своего формирования. Как только конвой выходит в море, он подвергается опасности нападения, и здесь ясно обнаруживается уязвимость морских интересов. Все эти суда с их ценными товарами, стоимость которых исчисляется в миллионах, суда невооруженные или легко вооруженные могут при случае попасть в объятия неприятельских крейсеров. Поэтому конвою требовалась защита. Занять море или запереть его на замок невозможно. Поэтому необходимо, чтобы торговые суда сопровождались военными судами, а если противник силен, то и целыми эскадрами.

Если происходит столкновение, обе стороны сражаются за свободу морской торговли, как за приз. Если конвой благополучно достигает порта назначения, то это доказывает, что, кроме способностей и ловкости руководителя, все силы, составляющие «морскую мощь», хорошо слажены. Страна снова снабжается ввозными товарами, ее нужды удовлетворены. Ее собственная морская мощь, созданная в целях торговли, оправдала возлагаемые на нее надежды и снова окрепла.

Возможно, что конвой существовал уже в седые древние времена. В истории понятие это впервые появляется после открытия Нового света и в особенности в эпоху парусного флота, когда положение первой морской державы завоевывалось Англией в боях против испанцев, французов и голландцев.

Это была пора беспощадной эксплуатации вновь приобретенных колоний и борьбы за них, эпоха «серебряных флотов», которые приходили из Америки и Ост-Индии, чтобы выгрузить свои сокровища в европейских портах. Успешным обеспечением конвоев охраной знаменитый голландский адмирал Рюйтер стяжал себе известность в англо-голландских войнах XVII столетия. Англо-французские морские войны конца XVIII столетия также являлись борьбой за господство на торговых путях. В 1781 г. английский конвой, шедший из Вест-Индии, стал добычей французских военных судов, и в том же году английский адмирал Кемпенфельдт уничтожил неприятельский конвой у мыса Уэссан. Некоторое время спустя английскому адмиралу Хоу удалось благополучно провести конвой в Гибралтар, лишенный всякого подвоза.

С течением веков Англия установила торговые сношения со всеми народами мира и упорно защищала их от многочисленных врагов. Между песчаными отмелями и береговыми утесами, на глубинах моря, омывающего Британские острова, лежат в виде истлевших остатков исчезнувшие следы этой истории, одушевленной образами великих героев моря - высокобортные трехпалубные корабли и стройные фрегаты испанцев, голландцев, французов и англичан. Кожаные куртки германских подводников и их стальные суда, должно быть, странно выглядят в этом оригинальном обществе посреди тлеющих колониальных сокровищ, широкополых шляп голландских моряков, заржавевших пушек и абордажных топоров английских мореплавателей. Сыпучий песок заносит их.

Во время мировой войны термин «конвой» снова появился, когда в 1914 г. Антанта задумала перевозить свои колониальные вспомогательные войска на западный театр военных действий. Почти в то же время большие транспортные флотилии отплывали из Индии, Австралии и Канады. Тогда у нас не было никакого действительного

средства, чтобы их задержать.

Собственно говоря, канадскому конвою мог угрожать только «Карлсруэ», который в начале войны крейсировал в вест-индских водах, - крейсер хотя и быстроходный, но слабо вооруженный по сравнению с превосходными силами противника. Несмотря на это, конвой долгое время не отваживался выходить в море, опасаясь атаки со стороны германских броненосных крейсеров, в этот промежуток времени покинувших родину. За «Карлсруэ» месяцами охотился целый флот неприятельских крейсеров. Торговые суда одно за другим становились жертвами его, он оставался кораблем-невидимкой и носился призраком по морям, как настоящий дьявол.

Австралийский конвой был составлен в Сиднее. Поблизости находился «Эмден» - крейсер более тихоходный и слабый, чем его собрат «Карлсруэ», по управляемый таким же смелым экипажем. Замечательное совпадение: граф Шпее у Фальклэндских островов, как и капитан 1-го ранга фон Мюллер, хотел разрушить неприятельскую разведывательную станцию, в частности, радиостанцию на Кокосовых островах в Индийском океане. Тем временем австралийский конвой, эскортируемый пятью военными кораблями, английскими и японскими, в том числе и английским крейсером «Сидней», тронулся в путь и в тот же день проходил в большом расстоянии от островов. Радиотелеграфист на Кокосовых островах еще успел в момент появления «Эмдена» послать по свету крик о помощи: «Чужое судно перед входом в бухту». После этого десантный отряд с «Эмдена» разрушил станцию. Роковой сигнал был перехвачен неприятелем; «Сидней», круто повернув в сторону, отстал от вверенного ему «стада» и полным ходом бросился к Кокосовым островам, чтобы там разгромить «Эмден» из своих более крупных и дальнобойных орудий.

Индийский конвой был проведен через Суэцкий канал в Средиземное море и благополучно достиг южных французских портов.

В эти первые месяцы войны еще не было ясного представления о возможностях применения подводной лодки как оружия уничтожения торговли. В 1915 г. положение было иное, и в Лондоне ломали себе голову, как найти средство против этой «подводной чумы». 1916 год - роковой год, быть может, самый решающий за всю войну. Мы, немцы, отступили перед протестами нейтральных держав, в особенности Соединенных Штатов, и почти совсем прекратили подводную войну. Англия получила передышку и использовала это время, чтобы найти новое средство обороны и прежде всего - возможность беспрепятственного его развития и организации. В это время возникла также мысль соединять в конвои не только транспорты военных материалов, но и все торговые суда вообще. Организация конвоев, оповещение и вождение судов (скорость хода конвоя устанавливалась применительно к самому тихоходному его участнику), конечно, требовали напряженных усилий, огромного личного состава, большого расхода материалов и денег, и это значительно замедляло темпы снабжения Англии, но выгоды были очевидны. Вследствие перерыва подводной войны в 1916 г., на который мы сами согласились, весной 1917 г., вскоре после начала неограниченной подводной войны, германские подводные лодки натолкнулись на отлично организованную и хорошо действующую систему конвоев, что очень затруднило их работу. Подводная лодка имела, конечно, разнообразное оружие - торпеды, пушки, мины и подрывные патроны, она могла захватывать торговые суда в качестве приза и т.д.; но против конвоя действительным было одно средство - торпеды.

Современный конной состоял из 3-5 колонн пароходов самого различного тоннажа. Во главе обыкновенно шел старый крейсер (новый крейсер неохотно подвергали такому риску, так как он был нужен для других целей). Скорость походного движения была 8 миль в час. Днем шли зигзагообразным курсом, что требовало большой сноровки от капитанов торговых судов, ночью двигались прямым курсом. Впереди и по бокам конвой прикрывался множеством истребителей. Конвой замыкало несколько быстроходных дозорных судов, которые в случае поражения торпедой какого-либо судна конвоя бросались к тому месту, где пенящийся след от выпуска торпеды выдавал подводную лодку, чтобы уничтожить ее залпами глубинных бомб.

Совсем в хвосте, далеко, далеко позади конвоя, пыхтел иногда довольно старый и невзрачный пароход, который, «быть может, вследствие порчи машин отстал и был с презрением покинут начальником конвоя». Если неопытный командир подводной лодки нападал на такое судно, то разыгрывалось представление, различные акты которого я описал в главе «Суда-ловушки».

Когда конвой подходил близко к берегам, то его эскорт усиливался. Наконец, он входил в порт прибытия, нередко со значительными потерями, окруженный множеством истребителей, охотников за подводными лодками, дозорных судов, быстроходных катеров, под охраной самолетов и дирижаблей, и там уже расходился целиком или небольшими группами.

Уже летом 1917 г. я в разное время чувствовал присутствие поблизости от меня неприятельского конвоя и однажды даже заметил над горизонтом клубы дыма поразительного количества судов. Но каждый раз различные неблагоприятные обстоятельства мешали мне произвести атаку. Океан так обширен и, кроме того, так часто бывает окутан густым туманом и дождевыми тучами, что гораздо легче выследить и поймать в джунглях настоящего слона, чем обнаружить на поверхности моря даже огромное и само по себе заметное «стадо» судов.

Конвой, разумеется, не пользовался обычными торговыми путями, а имел особые маршруты движения, которые постоянно менялись.

Первая моя встреча с конвоем была для меня совершенно неожиданной. Это случилось в конце лета 1917 г., в одну особенно темную ночь. Свинцовые тучи низко нависали над морем, и дождевые завесы по временам закрывали немногие оставшиеся светлыми места на горизонте. После обеда мы издали взглянули на причудливые очертания острова Сен-Кильд и легли на курс к югу вдоль западной стороны Гебридских островов. Мы хотели на следующий день войти в Ирландское море через Северный капал.

Около 1 часа 30 минут ночи меня разбудил матрос, посланный верхней вахтой: «Белый огонь, - два румба слева».

Поразительно, как быстро просыпаешься при таком донесении.

Быстро надевая непромокаемый плащ, я бросаю взгляд на разложенную на моем письменном столе и ярко освещенную карту. Этот огонь не мог быть маячным огнем! Мы должны были увидеть огни Иништрахэла на северо-западной оконечности Ирландии не ранее 5 часов утра. Значит, это какое-то судно! Но белый огонь, да и вообще огонь здесь, во время войны, под открытым небом в Атлантическом океане?

Я поднимаюсь из люка рубки, и меня охватывает непроницаемая тьма. Я едва могу различить фигуры людей, стоящих рядом со мной на мостике. Яркий свет внутри подводной лодки еще рябит и ослепляет мои глаза. После большого напряжения я, наконец, вижу белый огонь в четырех румбах слева. Эго совсем обыкновенный белый огонь, слегка вспыхивающий.

Но что там, слева по носу?

«Сильный ливень», - говорит вахтепный офицер.

Я пристально, как зачарованный, вглядываюсь в этом направлении и различаю в ночной тьме нечто гигантское, темное, неопределенное. Но ведь это невозможно! Совершенно невозможно, чтобы темнота могла быть столь черной, как чернила! В тот же миг это нечто растет, становится больше, чернее и длиннее... И вдруг нас словно удар хватил. Со всех сторон из ночной темноты вырастают и окружают нас страшные громады. Точно по мановению жезла они появились здесь. У нас захватило дух.

Я кричу: «Мы находимся посреди конвои! Право на борт, полный ход вперед! Курс 270о!»

В тот же момент над нами поднимается с левого борта корпус огромного парохода, в расстоянии чуть ли не 100 м. Бесшумно приближается к нам мрачное судно, как ночное привидение. Когда мы благополучно закончили поворот, другое большое судно проходит, едва не касаясь нашего правого борта. Теперь суда подходят со всех сторон и быстро сближаются.

Тревога!!!

Прежде всего нам нужно выбраться отсюда и как можно скорее! Разумеется, я не имел никакого понятия о том, какой курс держит конвой. Но в такие моменты опыт действует механически, и что-то мне подсказывало, что в этом месте конвой мог держать курс только на восток ига на запад. Так как мы держали курс на юг, то и вошли в середину построения. Следовательно, только восточный или западный курс, все равно какой, может вывести нас из положения, при котором нас могли таранить. То, что мы погрузились незамеченными и нетарандаными, на самом деле было чудом! Мы слышали, как над нами шумят винты судов, но уже через 10 минут снова наступила тишина.

«Всплывать!»

«Заполнить все торпедные аппараты! Будем сближаться для ночной атаки в надводном положении!»

Вскоре мы опять видим силуэты замыкающих колонну судов. Последнее из них слишком мало, поэтому мы выбираем второе - большой, глубоко сидящий пароход. Как раз когда мы собираемся запять позицию для атаки, мы еще во-время замечаем тень истребителя перед нами. Значит на другую сторону!

2 часа 10 минут. Дизельмоторы работают с предельной силой.

2 часа 15 минут. Торпеда выпущена, она движется, сильно шумя и поднимая к небу величественный огненный столб. Попадание в бок англичанина.

Белый огонь был кормовым огнем одного неприятельского крейсера, флагманского корабля конвоя. Ничего не подозревая, мы подошли по траверзу конвоя и попали между крейсером и первым судном. Вследствие сильного ливня суда сливались с ночной тьмой, так что распознать их мы смогли только тогда, когда мы уже находились между ними.

Вскоре после этою, осенью 1917 г., конвои стали уже появляться на море почти ежедневно. К этому времени относится также моя первая «профессиональная» атака, на конвой, т.е. атака днем при подводном положении лодки.

Вечером 13 октября подводная лодка U-62, успешно поработавшая в течение дня на линии пароходного движения, находилась вблизи островов Силли. В ушах еще звучали разрывы глубинных бомб. В это время над морем спустилась темная октябрьская ночь. Маяк мыса Лизард с высоты крутых берегов бросал сноп света над Каналом и своими огненными руками указывал путь и другу и врагу. При последнем отблеске я бросаю в перископ взгляд вокруг и вижу вдали в море таинственное судно вне досягаемости для обстрела. Две высокие трубы, растянувшийся в длину черный с белым корпус, расписанный фантастическими фигурами. «Летучий голландец!» Сердце у меня колотилось, готовое разорваться. Отличный экземпляр дичи! Если бы можно было ее поймать! Охотник поймет меня, как я вздрогнул, глядя в полутемный окуляр перископа, когда эта редкая птица вдруг бесшумно пролетела мимо. Так впервые сплелись нити нашей судьбы. Через шесть дней, 19 октября, мы уже скрестили шпаги. Это был один из моих самых волнующих и успешных дней за войну. Но раньше я должен рассказать историю этого дела.

Это звучит довольно смело, когда при отсутствии видимой связи между событиями подводной войны собираются повествовать об «истории». Конечно, случай и удача играют здесь крупную роль. Но и счастье должно быть заслужено и его надо искать. В практике подводной войны действие стояло на первом плане. Всякое соображение и всякое решение признавалось правильным или ошибочным лишь вслед за событием. В этой зависимости всякое дальнее плавание представлялось отдельным предприятием, цепью событий, начало которой лежало в мудрой и гибкой мысли того, кто единственно нес ответственность за успех.

Итак этот приз пока ускользнул от нас. Но силуэт судна отчетливо запомнился мне. Две высокие трубы, близко расположенные одна от другой, длинный, невысокий корпус со слегка выдвинутым вперед носом, - все это запечатлелось в моей памяти, как на фотографической пластинке.

К счастью, мне недолго пришлось горевать по поводу упущенного случая. В тот же вечер нам удалось потопить несколько пароходов у самого берега. И ближайшие дни были полны опасных приключений.

Утром 14-го нас атаковал самолет. При ярком солнечном свете он незаметно подкрался и так засыпал нас бомбами, что это могло стоить нам жизни. К счастью, мы шли в подводном положении, и нас отделял от бомб слой воды, по крайней мере, в несколько метров. Однако под действием взрывов образовался внезапный диферент на корму, так что нос высоко поднялся и вместе со всей рубкой вышел из воды, словно акула со своими спинными плавниками. Ужасное ощущение испытали мы в этот момент, как будто мы вынуждены были ждать, что вот-вот на нашу голову свалится толстый кирпич. К счастью, летчик уже сбросил весь свой запас бомб.

Следующий день был полон неожиданностей. По дозорному судну в бухте Пензанс я обнаружил конвой, стоящий на якоре. Точно притянутый магнитом, нос нашей лодки повернул внутрь бухты. Но виноград был еще зелен, и я своевременно замечаю, что конвой стоит за крепкой сетью под охраной рыболовных судов. Пришлось поэтому запастись терпением и выжидать, пока вечером судно не выйдет за сеть в море. Но мне не повезло. Вследствие продолжительного нахождения в подводном положении условия давления воздуха внутри подводной лодки изменились и подействовали также на механизм торпед[9]. Во всяком случае я промахнулся, три раза промахнулся. Только 18 октября, после того как наши торпеды были подвергнуты основательной регулировке, с нас спали оковы.

Утром близ островов Силли показался конвой из 23 пароходов. Мы сразу взяли «на прицел» головное судно левой колонны, но один истребитель мешает мне выпустить торпеду. Мы погружаемся под первую колонну и стараемся снова всплыть на поверхность между первой и второй. Однако это происходит слишком медленно. Я отлично чувствую, что мы слшиком близко подходим к средней линии пароходов. Мы находимся посреди конвоя, слепые, у самой поверхности! Я уже слышу удары винтов вблизи нас! «Всплыть выше! Всплыть выше!» Я прижимаю глаза к резиновой раковине окуляра на перископе и крепко схватываю ручку, чтобы иметь возможность сразу при всплытии быстро поворачивать перископ. Наконец, наконец-то вода зеленеет, становится светлее и прозрачнее. Вдруг воздушные пузыри и ослепительный блеск. И одновременно я с ужасом вижу, что передо мной серая стенка судна, Я отчетливо различаю отдельные головки заклепок на стальных листах судна. Мы тараним или нас таранят. Что- нибудь да должно теперь случиться! Положение безнадежное! Даже сегодня у меня волосы становятся дыбом, когда я об этом вспоминаю. Но океан велик, и доброе провидение простирает свою руку над нами. Так мы и ушли, проскользнув на этот раз под самой кормой парохода. Но то, что мы всего через несколько минут после этого выпустили торпеду в пароход третьего разряда «Мадура». - это было просто дерзостью. Внимание англичан было сосредоточено на наружной части конвоя. И на самом деле никто не мог догадаться, что мы подошли изнутри. Мы один знали, что все это произошло вовсе не по нашей доброй воле.

При сиянии восходящего солнца настало утро 19 октября. В 9 часов утра, когда мы только что окончили завтрак и дым первой трубки в виде голубых облачков носился над нашим мостиком, на западе появляется пароход. На наш предупредительный выстрел он отвечает огнем из своих двух орудий, и между нами завязывается сильный артиллерийский бой. Это американский пароход «Люкенбах», судно водоизмещепием около 5000 т, капитан которого храбро и упорно защищает свой груз. Бой продолжается несколько часов. Моя команда увлекается делом и далее посмеивается над воем и треском снарядов, падавших вокруг нас. Это, наконец, настоящая борьба на воздухе и при свете. Бой бодрый и радостный, потому что можно было видеть и захватить противника. По временам пароход пытается вызвать радиограммой помощь. По видимому, он пострадал во время боя. Но он крепится и посылает донесение: «Still afloat and fighting» («Все еще на воде и веду бой»).

Около полудня на горизонте появляется облако дыма, быстро увеличивающееся. Истребитель! Мы ясно видим в сильный бинокль небольшую рею радиотелеграфа на передней мачте. Ввязываться в открытый артиллерийский бой против хорошо вооруженного парохода и истребителя - это было слишком много для нас! Поэтому мы вынуждены укрыться под защиту стихии. Как раз в тот момент, когда мы собираемся войти в люк рубки, раздается оглушительный треск на нашей носовой палубе. Истребитель попал в нас. Обломки, осколки снарядов, оторванные куски троса гудят мимо наших ушей. Несколько человек оглушены, но, по счастью, никто не ранен. Раздумывать долго не приходится. «Наверх» - это равносильно нашей гибели. Поэтому «вниз»! А если прочный корпус пробит?

При погружении я еще вижу через иллюминаторы рубки последние попадания, и затем - мы под поверхностью. Из всех отсеков поступают успокоительные донесения:прочный корпус не поврежден.

Неприятельским снарядом сбито несколько «украшений», но других повреждений нет. Вздох облегчения. Солнце так ярко светило в «аквариуме», и у нас на самом деле не было настроения предоставить истребителю наверху возможность загнать нас до смерти или идти навстречу гибели на глубине.

Под водой раскрывается фантастическая картина. Толстые тросы растянуты по всей лодке. Сетевые отводы разорваны и тянутся теперь на корме в виде извилистых линий вокруг винтов. Все это можно хорошо видеть в прозрачной воде через иллюминаторы рубки. Слава богу, что истребитель был так занят пароходом, тяжело пострадавшим в бою, что ничем больше не интересовался. Мы оставались еще около часа под водой, останавливая попеременно электромоторы, чтобы ни один из стальных тросов не попал в винт; затем мы всплыли на поверхность и нашли море пустынным. Повреждения, полученные нами в бою, быстро были исправлены, и разбитая верхняя палуба так хорошо была приведена в порядок крепкими руками матросов, что мы могли отлично держаться на море. Вскоре мы опять нашли «нашего друга» «Люкенбаха». Мы как раз обсуждали вопрос, не лучше ли выждать наступления темноты для новой атаки, как в противоположном направлении показался за горизонтом целый лес мачт. Опять конвой и на этот раз очень многочисленный. Впереди в середине большой океанский пароход с двумя высокими трубами, выглядевшими над горизонтом, как уши зайца. Поэтому мы опять быстро погружаемся - с пушками нам делать нечего. А не выпустить ли последнюю торпеду? И с легкой дрожыо чрезмерно натянутых нервов - результат волнений последних часов - мы идем навстречу новому противнику.

Та же картина, что и накануне, - пароходы всяких размеров (общим числом 23) и вокруг них, как овчарки при стаде, несколько истребителей - серых, с короткими носами, с трубами, близко поставленными друг к другу, и с наклоненными мачтами. Воинственный вид! Я мог еще поднять перископ, чтобы вполне спокойно разглядеть построение конвоя от подводных лодок. Я уже знал, что в середине конвоя должен находиться этот двухтрубный океанский пароход с фантастическими фигурами, выкрашеиный черным по серому. Мой план заключался в том, чтобы предоставить конвою «перебежать» ко мне. Благодаря счастливому случаю я находился в направлении их курса почти в середине конвоя, и мне не нужно было слишком много маневрировать. На расстоянии около 3000 м я позывал перископ очень редко. Мы переходим на тот же курс, которым следует противник, и идем под перископом перед конвоем, который постепенно приближается к нам. С этого момента до выстрела проходит еще около 10 минут, в течение которых я изредка взглядываю в перископ и поэтому ни на одну секунду не теряю из вида, лучше сказать из памяти, общей картины. Ведь можно представить себе «зрение» в перспективе чайки, опустившейся на поверхность моря. Никогда в жизни не забуду я этих конвойных атак! Это было во всех отношениях 100% напряжение, которое требовалось в такие минуты от подводкой лодки и ее экипажа.

Теперь над нами проходит первый истребитель - «передовой всадник». С шумом проносится он в 300 м от нас с правого борта. Затем еще четыре, это уже более неприятно. Они появляются в разных местах перед головным судном, часто и быстро меняя курс. Картина продолжает меняться с большой быстротой, могущей ввести нас в заблуждение. Для размышления времени больше не оставалось. Воля, инстинкт и счастье должны помочь. Один из истребителей ворочает по направлению к нам! При перемене курса он сильно кренится. Видел ли, слышал ли он нас? Вдруг волна ударяет по перископу, и я ничего не вижу. Держит ли он курс на нас? Если это так, то через 30 секунд он здесь. «Выдерживать, выдерживать!» - подсказывает мне внутреппий голос. Чорт возьми, если бы только можно было видеть! А тут совсем близко с левого борта шум тяжело вертящихся винтов! На несколько секунд я прячу перископ совсем под поверхность. Затем я опять бросаю молниеносный взгляд. Истребитель как раз прошел мимо позади нас. Расстояние до судов еще около 500 м. Величественно выдвигается колосс в середине конвоя прямо на нас. Теперь я узнаю в нем «нашего друга» 13 октября - «Летучий голландец!» Ему не пройти второй раз перед носом лодки!

Я не знаю, сумею ли я понятно описать то безумно нервное утомление, которое вызывает такая атака. Наша лодка имела 6 м в ширину и 70 м в длину! Следовательно, она была значительно больше натуральной величины кита. Притом она была неповоротлива, как черепаха на суше. А между тем мы должны были не только скрытно прорваться сквозь целое охранение, но и в надлежащий момент оказаться в надлежащем месте и в единственно правильном положении, которое позволило бы нам сделать выстрел. Так как теперь мы находились в середине конвоя, то нужно было вести продолжительное наблюдение вокруг нас - на 360°. В конце концов нас могли сдавить с обоих боков. Но угол зрении перископа равен всего 30°. Можно себе представить, что это значит! Я знаю только одно, что весьма часто в такие моменты пот градом лился с меня уже от одного физического напряжения.

Теперь настали последние минуты перед выстрелом. В самой лодке царила мертвая тишина, если не считать едва слышного шума от медленного вращения винтов.

В рубке отрывистые команды: «Какой курс?» - «125° градусов!» - «Ложиться на 110 градусов! Оба электромотора, малый ход вперед!» (чтобы не подойти слишком близко). - «Так держать!»

Вдруг один большой пароход, находящийся в непосредственной близости к моей цели, быстро выдвигается из строя вперед и угрожает стать на линни выстрела. У меня забегали по спине мурашки... Если он слишком рано закроет намеченную цель, выстрел не удастся! Или же мне стрелять в пароход, выходящий вперед? Но это невозможно! Дистанция была не более 60-80 м, а выстрел при таких условиях был равносилен самоуничтожению лодки и собственному самоубийству. В таком случае надо быстрее пройти к цели и сейчас же выстрелить! Ну, в добрый час! Торпеда должна еще пролететь под носом слишком торопливого парохода, затем у нее свободный путь на ближайшие 300 м.

Последний взгляд, я еще раз смотрю на большие трубы моей цели, возвышающиеся над другим пароходом. И вот раздается команда: «Пли!» Нервное напряжение ослабевает.

«Оба электромотора, полный ход вперед!» - «Погружаться на 50 метров!»

Теперь пора, время не терпит, если мы не хотим погибнуть!

Около меня в рубке стоит мой блестящий штурман Бенинг, с улыбкой непоколебимого спокойствия:«Подстрелили все-таки,

господин капитан-лейтенант?»

Стрелка секундомера вздрагивает. 10 секунд, 12, 15... после вылета торпеды, 22... 25, 32... секунды. Наконец сильный взрыв, за ним другой, более слабый. Но толстый нарушитель спокойствия направляется прямо на нас.

Бенинг сует часы в карман: «Какого он размера, господин капитан- лейтенант? »

Раньше, чем я успел ответить... рррумс! трах! Глубинная бомба. Мы сразу опускаемся на 50 м. Поток бурлящей воды от взрыва бомбы окружает лодку, как если бы она плавала в зельтерской воде. Рррумс! Еще одна, но уже слабее. Мы настораживаем слух, и я вывожу лодку в открытое море, описывая пологую кривую под конвоем. Под толстым брюхом парохода мы в наибольшей безопасности. Затем все стихает. Наверху, конечно, много дела из-за смертельной раны. В рубке мы пожимаем друг другу руки.

С наступлением темноты, около 8 часов вечера, мы всплываем в надводное положение. Море пустынно, только с правого борта кормы видна толстая черная громада с сильным креном, две длинные и тонкие темные тени! Ага!

Вслед затем радиограмма: «We have been torpedoed, sent, rescue, our position 48° Nord, 9°20' West» («Мы подорваны торпедой, шлите спасение, наше положение 48° норд, 9°20' вест»).

Мы выжидаем в темноте. По временам нас беспокоят истребители, которые надеются разыскать лодку впотьмах. В 10 часов вечера

последнее радио: «Orama now sinking» («Орама тонет»).

Так это «Орама», английский вспомогательный крейсер Восточной пароходной компании, 12923 т! Это был, конечно, хороший улов! В 1914 г. «Орама» принимал участие в преследовании эскадры немецких крейсеров под командой фон Шлее, в бою с «Дрезденом» и в сражении у Фальклэндских островов.

С глубоким удовлетворением донесение об атаке было записано по свежей памяти в журнал военных действии. Затем был устроен «всеобщий коньяк» в двойной порции и на лодке воцарилось очень радостное настроение.

С внушительной цифрой 31912 т потопленных судов мы можем явиться домой.

Мы шли «полной скоростью» на север по фосфоресцирующему морю с попутным ветром. Курс на родину! Над нами светлое, усеянное звездами небо, внутри нас пламенная радость успеха, добытого в бою с таким трудом.