На предельных скоростях

Глава 34 – Ярослав

Дорога оказалась не просто отвратительной – ужасной. Даже новая резина плохо справлялась с обязанностями. И я подумал, может намеренно проиграть Андрею? Толку от этой победы? Кому она нужна? Для меня ситуация в целом особо не измениться, а его глядишь отпустит. Тогда я стал притормаживать, трасса как раз под конец испортилась, тяжело было вести машину. По логике Андрей должен был в этом отрезке обогнать меня, место позволяло, но он почему-то тоже сбавил скорость.

Я крепче сжал руль, ощущая, как сердце в груди заходилось от перенапряжения. Сказать по правде, больше всего на свете мне сейчас хотелось оказаться дома, а не на долбанной заснеженной дороге. А еще меня почему-то не покидало странное чувство тревоги. Я, как только сел в машину, никак не мог от него избавиться.

В поворот мы с Андреем вошли одновременно, только его машина была ближе к скале, а моя наоборот – к обрыву. В иной раз, я бы выжал педаль и совершил обгон, ситуация в целом позволяла, да и дрифтовал я отлично. А потом вдруг заметил, что тачка Андрея стала приближаться ко мне. Он делал все медленно, осторожно, видимо не хотел, чтобы я заподозрил его некрасивый маневр.

Когда до конца поворота осталось совсем чуть-чуть, я крепче сжал руль. Дорога меня больше не интересовала, нужно было подготовиться к столкновению. И вот буквально за несколько секунд до окончания поворота это случилось – Андрей меня подрезал, Притом сделал он это так, словно не отдавал себе отчет, что если я сдохну на чертовой тропе смертников, ему жить-то легче не станет.

Удар оказался резким, и, несмотря на то, что был ожидаемым, все равно с управлением мне было сложно справиться. От того, что я усиленно жал по тормозам, колеса завизжали. Под снегом скрывался приличный слой льда. Я в ужасе смотрел в лобовое стекло и видел, как кружится картинка. Меня несло к обрыву, настолько сильно, будто по ту сторону был магнит, притягивающий кусок железа в виде моей тачки.

Я как-то читал, что в такие минуты перед глазами проносится жизнь, перед моими тоже что-то пронеслось. Что-то из далекого детства. Точно… это был Арт.

– Я не пойду на ту горку и вообще! – воспротивился он. – Мне нельзя кататься на ледянках.

– Если тебе все будет нельзя, жизнь закончится раньше, чем остановиться твое сердце, – выпалил я. В этих словах не было ни капли оскорбления, скорее желание вытащить Серегу из дома. Тогда был замечательный январский день, снега навалило прилично, в нашем дворе даже скопились сугробы. В тот год мать Арта переживала, что он может заболеть, и внушила ему в голову, чтобы он никуда не ходил.

– Тебе меня совсем не жаль, – надулся Серый. Мы стояли на пороге его квартиры: я держал ледянки, которые мне вчера подарил дядя Дима. Он думал, что мы с Давой пойдем вместе кататься, но я его не пригласил. С Сашкой у нас были другие развлечения, и порой от них не захватывал дух.

– С чего мне должно быть тебя жаль? Ты девчонка что ли? – хмурился я, топчась на половике у входа. Под сапогами из-за снега образовалась лужа.

– Если я умру, что будешь делать?

– Не умрешь, – почему-то заверил я. – Поэтому пошли, давай же.

– Ладно, – вздохнул Серый. Он натянул на себя шапку с курткой, и мы вышли на улицу. Горка, на которую шли, находилась через три двора. Она была крутой, покрытой толстым слоем льда. Многих заносило, пока они скатывались, один такой школьник кубарем прилетел к моим ногам.

Поэтому когда мы поднялись на вершину, я подошел и сел перед Серым.

– Ты чего? – опешил он.

– Держись, а то улетишь. Что мне потом делать?

– Жить, – вдруг сказал Арт, да таким голосом, словно взрослый. Я оглянулся и спросил:

– А ты?

– А что я? – Серый то ли не понял, то ли сделал вид, что не понимает. Порой мне было сложно считать его реакцию, он вообще казался мне не таким как все. Наверное, поэтому дружбу с этим засранцем я особенно ценил.

– Будет сложно, – сглотнув, прошептал я. Представил внезапно, что его и правда может однажды не стать. Не будет больше этих глупых нравоучений или тупых шуток. Никто не заставит меня надеть капюшон, когда пойдет дождь. Никто не сядет рядом под горкой, куда я иногда прятался, в попытке скрыть грусть. Не будет подзатыльника или просьбы соорудить из коробки дом для дворовой собаки. И это ледянка… позади никого не окажется… Я не буду больше садиться вперед, чтобы Серега не пострадал при падении. Не буду возвращаться домой дворами, хотя эта дорога совсем не ведет в мою сторону. Не буду тайно запугивать придурков-одноклассников Сереги, которые посмели его обидеть. Он всегда считал, что я не должен за него заступаться, ведь это не по-мужски. Не буду читать очередную скучную книгу, лишь бы подбодрить лучшего друга, который снова пропускает школу из-за очередного сердечного приступа. Не пойду вместо уроков сидеть под окнами больницы, где Серый проходит очередное обследование. Не придется сдавать за компанию кровь, потому что кое-кто до жути боится крови, и всячески пытается это скрывать.

Черт… Мне стало так дурно от этих мыслей. Притом настолько, что к глазам подкатили слезы. Стыд накрыл волной, пацан же, какого черта, веду себя как девчонка. Прикусив щеку изнутри, и несколько раз сморгнув, я оттолкнулся ногами, и мы поехали вниз по склону.

Нас занесло… Арт пытался завалиться, чтобы остановить проклятую ледянку. Я тоже не терял времени, выставил ноги вперед и изо всех сил тормозил. Но почему-то у нас ничего не получалось, скорость не спадала. Тогда я закрыл глаза, наверное, больше от безысходности и перестал тормозить. Мысленно готовился, что финиш закончится плохо…

– Яр! – вдруг раздалось эхом. – Яр! Ну же! Ты чего? Не сдавайся! – голос Серого напоминал разряд дефибриллятора. Электрический импульс достигал моего сердца с нарастанием, словно пытался вернуть к жизни.

Я резко распахнул глаза, заснеженная трасса до сих пор кружилась, мои руки почему-то не держали руль. Почему же я отпустил его?

“Не сдавайся”, – уверенно твердил голос Арта где-то в моем сознании.

– Твою мать! – закричал на весь салон я, ощущая себя тем еще придурком. У меня было так много причин не сдаваться: Лина, ее улыбка, наше общее будущее, да и Серый. Он же мне как брат! Ему нельзя ни в коем случае нервничать, как же этот чертяга перенесет мою кончину? Нет-нет-нет! Я не могу, мне нельзя умирать.

С этими мыслями руки сами потянулись к рулю, я крепко сжал его и пытался начать дрифтовать. Это был единственный способ выкарабкаться из пучины ада, иначе не получится, не на этой трассе. Я делал все возможное, понимая, что у меня тут настоящая русская рулетка, где шансов на победу ничтожно мало. Но каким-то чудом, машина все-таки поддалась на мои уговоры. Одно колесо, конечно, занесло, оно повисло над обрывом, зато остальные находились на земле-матушке.

Дыхание у меня сбилось, я до сих пор не мог поверить, что больше нет круговорота карусели. Фары почему-то погасли, наверное, случайно задел выключатель, пока пытался остановиться. Глянув в зеркало заднего виду, я заметил, что Андрея позади нет. Он поехал навстречу своей победе, оставив меня здесь, в числе проигравших.

Несколько минут я молча сидел, пытаясь привести себя в чувства. Потом понял, лучше от греха выйти, а то еще не дай бог кувыркается машина в овраг.

Кое-как отстегнув ремень безопасности, предварительно поблагодарив его за спасение, я вышел на улицу. Вдохнул поглубже, ощущая как морозный воздух проникает в легкие, скользит по каждой клеточке. Губ коснулась улыбка, кажется, на этом все закончится. Андрей выиграл или выиграет через пару минут, он больше не будет меня преследовать с этим ужасным выражением лица.

Подняв голову к небу, я подставил ладонь: маленькая одинокая снежинка медленно приземлилась мне в руку.

– Яр! – прозвучал за спиной голос Лины. Я не успел опомниться, как она уже прильнула к моей груди, обвив руками вокруг шеи. – Господи, Громов! Ну что ты за дурак! Какой же дурак!

– Что ты… Абрамова, – кое-как я отодвинул Ангелину, всматриваясь в ее глаза, красные от скопившихся слез. Мне стало не по себе, стыдно, что из-за меня она вот-вот расплачется, а может уже плакала. Я даже толком не понял, как Лина здесь оказалась, когда приехала, откуда узнала…

– Я… я… – она дрожала, словно на улице минус сорок. У нее даже стучали зубы.

– Громов! – а это уже были Лекс и Ол. Я не очень понял, что ребята здесь делали, но оба выглядели растеряно.

– Да все норм, – попытался разрядить обстановку. Я кое-как улыбнулся, правда, вышло скованно и неправдоподобно. Сам до сих пор жутко нервничал, чувство адреналина не отпускало.

– Какой норм? Ты… – Лина ударила кулачком мне по груди, по щеке ее все-таки скатилась слеза. Я потянулся к ней, хотел обнять, успокоить, извиниться, но тут у Абрамовой стал назойливо звонить телефон. Удивительно, что у нее сигнал ловил, а у меня нет.

Ангелина не сразу поняла, что ей звонили, полезла за мобильным, только когда Ол спросила, не собирается ли та ответить. Трясущимися руками Абрамова вытащила телефон из кармана и приложила трубку к уху.

– Ребят, вы чего прибежали? – спросил я, пока Лина принимала вызов.

– Мы думали ты… ну… – Лекс, вечно веселый и шутливый, вдруг стал заикаться, будто потерял былую уверенность. – Короче, ты дебил, Громов.

– Чего? – повысил я голос в недовольстве.

– Того! Разбиться мог, совсем из ума выжил? – теперь и Лекс прикрикнул. Было видно, он волновался, хотя мы не были особо близки.

– Слушай, ты… – я хотел ответить ему, но не успел. У Ангелины из рук выскользнул мобильный, полетев прямо в сугроб. Лицо ее помрачнело, в глазах поселилась гнетущая пустота.

– Что?.. – и снова тревожный огонек, который был со мной всю дорогу, вспыхнул в легких. Хотя я был уверен, это чувство связано с гонкой, так почему же сейчас оно заполнило собой грудь?

– Арт… – прошептала Лина, да так тихо, что я не сразу разобрал имя лучшего друга.

– Что с ним?

– Он… в больнице. Все плохо.