На часах было почти семь, когда мы оказались в больнице. У небольшого столика, стоявшего у входа в коридор с вывеской “реанимация” сидела медсестра, а возле нее толпились несколько мужчин в полицейской форме. Один из них выглядел совсем молодо, и в целом больше напоминал девушку, уж больно мягкими были черты его лица. Именно к нему подошла Лина, и стала судорожно задавать вопросы:
– Скажите, Сергей, с ним… с ним все нормально? Пожалуйста, ответьте! – она вцепилась руками в его форму, желая видимо ускорить момент начала диалога. Пока мы бежали сюда, Абрамова три раза споткнулась и в один из них упала. Я понимал, что она безумно нервничает, поэтому поднял ее, пытаясь сохранять спокойствие, взял за руку и больше не отпускал, пока мы не достигли второго этажа отделения кардиологии. Тут Ангелина уже не смогла: захлебываясь эмоциями, помчалась к полицейскому, отпустив мою руку.
– Вы кто ему? – лениво отозвался молодой парень.
– Семья, – ответил я. Мое состояние тоже было тяжелым, я чувствовал, что внутри, словно заложили бомбу замедленного действия. Хотелось раскидать всех, ворваться в проклятую реанимацию и заставить врачей сотворить чудо. Но при этом я понимал, что сейчас мои нервы могут только усугубить ситуацию.
– Какая семья? – голос у молодого полицейского был сонный, как будто его недавно разбудили. Я смотрел на него с нескрываемым раздражением, притопывая ногой.
– Отойди, Валер, – второй полицейский оказался постарше, на вид ему было около пятидесяти. – У вас его номера его матери или отца?
– Конечно, – прошептал на выдохе. – Я… я его брат.
– Позвоните им, пожалуйста, – максимально любезно попросил мужчина.
Тогда я вытащил телефон и протянул его полицейскому, при этом включив там, в наборе мать Арта. Он недоумевающе посмотрел на меня, но потом трубку взял.
– Наберите, – попросил тихо.
– Ну почему вы молчите? – я не заметил, как Лина добралась до медсестры и уже пытала ее. Та часто моргала, будто не знала, что можно, а что нельзя говорить. Это означало только одно – Серега в тяжелом состоянии. От осознания действительности я едва не задохнулся, к глазам подступили слезы, но прикусив щеку изнутри, приказал себе быть сильным.
Пока мы сюда шли, как-то еще держался, верил до последнего, а теперь будто сдался. Думал, Кристину здесь увижу, хотя бы поговорим, узнаем, что произошло. Но ее не было, как и родителей Серого – только полицейские.
Неожиданно дверь реанимации открылась, и оттуда вышел мужчина средних лет в белом халате. Он устало стянул маску с лица и окинул нас тяжелым взглядом. И слов не нужно, чтобы понять – не спасли. Но я не мог поверить ему, не мог принять реальность, в которой вдруг больше не будет Арта.
– Родственники? – спросил врач.
– Брат пострадавшего, – пролепетала медсестра, указав на меня.
– Можно… – хриплым от волнения голосом прошептал я. – Увидеть его?
– Что с Сережей? Он поправится? – кажется, Лина заплакала, я не видел ее лица, я даже толком не мог разобрать, что она говорила.
Среагировал лишь на кивок врача, который развернулся и повел нас в какую-то комнату. Дошли мы быстро, если не сказать – добежали. Мужчина отодвинул шторку, и я чудом удержался на ногах, разглядывая на больничной каталке лучшего друга без сознания. Лицо Арта было грязным и бледным. Губы сомкнуты, глаза закрыты. Руки лежали вдоль туловища, словно абсолютно бесполезное приспособление. Он не шевелился, будто крепко спал и не хотел пробуждаться.
– Внезапная желудочковая тахикардия, – зачем-то пояснил врач. Видимо так полагалось, когда запускали родственников. – Возникшая после удара в прекордиальную область.
– Арти, – Лина упала на колени перед каталкой, она стала громко звать Серегу, звать и плакать, будто отказывалась понимать, что он ей не ответит. Дежурный врач отвернулся, затем и вовсе вышел, оставив нас втроем. И я сам не понимал, что происходит, как себя вести, меня будто отключили. Смотрел на Серегу, на его сомкнутые плотно веки, и задавался вопросом – когда же он проснется.
По щеке покатилась слеза, шум в ушах заглушали рыдания Ангелины. Я провел рукой по волосам, опустив голову. Уставился в одну точку, будто находился не здесь, будто происходящее было не со мной. События прошлых лет проносились перед глазами так стремительно, они вытесняли собой реальность, в которой мой светлый друг переступил черту мира живых, и отправился в мир мертвых.
“Эй, Гром, не будь таким занудой!”
“Кто-то же должен найти тебе девушку, иначе ты их всех распугаешь”
“Ну что за выражение лица, Яр? Люди начнут тебя бояться”
“А меня Сергей зовут, давай дружить?”
Его голос, такой живой и звонкий, вдруг пронзил слух подобно молнии. В этот момент палату вошла медсестра с ведром и тряпкой. Она случайно задела меня, и я перевел взгляд на Арта. Он все также неподвижно лежал, а молодая санитарка вытирала ему лицо. И только сейчас я заметил, что у Сереги разбита губа, мой взгляд метнулся ниже – к его рукам, а там, на костяшках были небольшие ссадины. Неужели он с кем-то подрался? Неужели его кто-то… Я едва не задохнулся от собственных предположений.
Меня вдруг охватила дикая ярость, она застучала по вискам, заставила кровь в венах бурлить, словно там лава. Кто-то избил Арта, кто-то бил его до последнего вздоха. Эта мысль так отрезвила, будто меня окатили ледяной водой и отправили на улицу. Стиснув зубы, я выскочил из палаты, одурманенный эмоциями, и побежал прочь. Почему-то был уверен, в приемном покое или же на улице я найду Кристину. В конце концов, это она позвонила Лине, и именно она вызвала скорую.
Навстречу мне шла медсестра, у руках у нее была железная тарелка с какими-то шприцами. Мы столкнулись, и тарелка с грохотом упала на пол, содержимое разлетелось в разные углы.
– Молодой человек! – возмутилась женщина, а я даже не обратил на нее внимание. Перед глазами застыла ужасная картина: Арт лежит на земле, свернувшись в позе эмбриона, он пытается закрыть лицо от побоев, пытается не сдохнуть. Он же никогда не дрался. Мой лучший друг был слишком хорошим, правильным… он… где, мать твою, был я? Почему меня не оказалось рядом?
Выскочив на лестничную клетку, я бежал, перепрыгивая то две, то три ступеньки. В голове крутилась только одна фраза – найду того урода! Я убью его! Я сотру его с лица земли! Тварь! Да как он мог? Как можно так поступать с людьми? Неужели этот мир погряз во тьме? Неужели вокруг сплошное зло и каждый только и делает, что печется о своей чертовой шкуре? Я не заметил еще одну слезу, катившуюся по щеке, на самом деле мне хотелось кричать.
Улица встретила меня пронизывающим ветром и снегом. Пухлые снежинки накрывали собой землю, словно надеялись скрыть все грехи, которые люди прятали за масками. Я обвел взглядом улочку и вдруг увидел знакомый силуэт. Кристина сжимала перед собой руки, а какая-то возрастная женщина ее гладила по голове. Я помчался к ним, желая вытрясти правду, затем найти гада и отправить его на тот свет!
– Эй! – закричал я, подходя к ним. Она выглядела испуганной и заплаканной. – Кто это сделал? – жестко спросил, останавливаясь напротив.
– Молодой человек, – женщина положила руку мне на плечо, видимо хотела, чтобы я отошел. Но я грубо скинул ее руку, еле сдерживая эмоции. – Прошу вас…
– Заткнитесь! – не своим голосом прошипел я, обращаясь к незнакомке. Затем снова обратился к той, кого Арт считал сокровищем. – Отвечай! Кто, мать твою, это сделал? Кто посмел тронуть моего брата?
У Кристины дрожали губы, она вся дрожала, будто боялась, что сейчас я ударю ее, сделаю с ней то, что желал сотворить с тем человеком.
– Какого черта ты молчишь? Отвечай, дура! – я схватил ее за плечи и стал трясти, да так сильно, что голова блондинки шаталась, будто вот-вот оторвется. Я перестал контролировать себя, находился на грани срыва. Женщина рядом завопила, попыталась влезть между нами.
– Молодой человек!
– Отвечай! Слышишь, отвечай! Да что ты молчишь? – по щекам Кристины покатились слезы, их было много, она всхлипывала, но продолжала держать рот на замке.
– Хватит! Она не виновата, отпусти ее, – вопила женщина.
– Отвечай! – крик вышел таким громким, что, наверное, его улетел эхом в хмурое зимнее небо.
– Прости, я… не успела, – прошептала виновато она. В глазах Кристина промелькнула жалость, отчаяние, только я был слишком зол, чтобы это заметить. Пальцы онемели, но не от холода, а от горечи утраты. Ноги сделались свинцовыми, я был не в состоянии даже сделать шага.
– Ярослав! – позади раздался голос матери Арта. Они с мужем подбежали к нам, они что-то говорили, пытались заставить меня отпустить Кристину. А я тряс ее, как чертов психопат, надеясь, что она скажет правду, что после ее слов мой лучший друг откроет глаза, и мы снова будет шутить, смеяться, есть его стряпню на маленькой кухне.
Кто-то отодрал, да именно так, хватка была сильной, мои руки от девчонки. Кто-то позвал меня по имени, кто-то… не Серега.
Я не понял, как оказался на влажной лавке. Не понял, кто меня туда посадил. А когда поднял голову, вдруг увидел перед собой Лину, ее напуганное лицо. Я разомкнул губы, ну уж она-то должна сказать, что Серый жив, что врач ошибся, но Абрамова лишь покачала головой.
– Не говори, – сказал тихо я, поднялся, но меня потянуло обратно, пришлось сесть на лавку. Обхватив руками голову, я склонился, в груди почему-то кололо, вдохи ни черта не получались. Мне казалось – задыхаюсь.
– Яр, – прошептала Лина. – Эй, Громов…
– Не говори, – снова попросил я.
– Яр…
– Не говори, как он! – закричал я. Лина сидела на корточках передо мной, выглядела она такой же растерянной, и жутко напуганной. Другая бы не поняла такого поведения, бросила меня одного, ведь я и сам был себе противен. Мне хотелось кричать, кидаться драться, уничтожить гребаный мир – потому что сердце безумно кровоточило. Это была какая-то незнакомая ранее боль. Но Лина не убежала, она кивнула, села рядом и вдруг… обняла меня. Она позволила мне стал ребенком, который потерял близкого человека. Позволила заплакать, показать свою слабость.