На южном берегу

XIII

Уже несколько дней ничего не писал, потому что было некогда, да, собственно, и события были какие-то не то что незначительные, а трудные для сжатого описания, потому решил занести их немного позже. Так мне казалось тогда, да и условий не было для писания — съемки с утра до вечера. Наконец закончились. И мы снова в Алуште.

Судак мне сначала не очень понравился. Там строительство и потому много грязи. Но уже на другой день я понял его преимущества. Гораздо меньше толстых курортников и их жен, вообще такого ленивого типа отдыхающих.

Здесь все-таки дальше от центра, природа суровее и меньше всяких удобств. И потому меньше людей. Остатки естественного морского берега, а не «суперцивилизация» и многолюдье, как в Алуште. Но там есть свое, конечно. Словом, в Судаке было неплохо. Только мы намучились, потому что нас «расстреливали» целых полтора дня, почти без перерыва, а потом полдня отдыха, и снимали эпизод до расстрела, как нас допрашивают.

Все уже привыкли к свету «юпитеров», к камере, и съемки шли, как выразился Каминский, нормально. Он даже подошел ко мне и сказал: «Ничего! Слушай, а ты можешь сниматься. Хорошо держишься перед аппаратом», — и что-то еще, и хотя я виду не подал, и все это, конечно, глупости, но мне было приятно. Роберто немного ругали за сонный вид и замедленные движения. Я даже удивился. А потом, понятно, подумал: «А что я знаю о нем? Почему я могу быть уверенным хоть в чем-то, если встречаюсь с посторонним человеком, чужим, просто другим, наконец». Только сейчас я понял его настроение, потому что минувшей ночью он наконец выговорился передо мной, раскрылся.

Я тогда растерялся и просто не знал, что ему ответить. Но он был настолько искренним и так ему был необходим мой совет, просто мнение со стороны, что, честно говоря, стало приятно, когда он поделился именно со мной. Но что ему можно было посоветовать?

Каждому нужно когда-то становиться взрослым. Ставить точки, когда их надо ставить, и смотреть правде и самому себе в глаза, когда приходит время. А он хочет как-то избежать ответственности за себя, уйти от проблем, спрятав голову под крыло, как страус. Он спрашивает у меня совета, а это еще стремление и выговориться, и частично переложить свой груз на другого, жажда сочувствия и некоей общей вины, союзника перед лицом своего душевного хаоса.

Как мне все это понятно! Сколько в свое время я мечтал о ком-то, с кем можно быть до конца откровенным, как мне нужен был человек при моих проблемах с Ганей... И никого не было.

Я молчу. И еще, наверное, буду молчать долго. Потому что часто приходилось упрекать себя за откровенность...

Наверное, он просто еще мал, этот Роберто. В чем-то уже совсем взрослый, а в чем-то и маленький.

Я вот думаю, что до определенного возраста, особенно если не было жизненных встрясок, человек просто неспособен почувствовать многое.

И сейчас Роберто, видимо, совсем непонятны мои проблемы, мои колебания и сомнения. Да и та же история с женитьбой. Как он может ее понять? Только теоретически, потому что для него подобные вещи где-то в будущем, через сто лет, а впереди — бесконечная жизнь. Я и сам думал подобным образом, а сейчас вижу жизнь значительно короче, чем казалось раньше, а проблем не уменьшается.

Есть одни и те же проблемы, встающие перед людьми разного возраста, вот как перед Роберто и мной. А это — парадокс жизни. Возраст и опыт помогают мало. Люди совершают почти те же ошибки, хотя между ними десять лет разницы. Действует какой-то странный закон, которому в равной степени подчиняются все.

Вот я листаю сейчас свой дневник десятилетней давности.

«Что такое любовь?

Я не знаю, когда постигну не только логически, а по-настоящему глубоко этот взрыв человеческих чувств. Все будто банально и просто, как день, как свет, как солнце, и все страшно запутано».

Ну-ну...

«Любовь представляет из себя какую-то особенную субстанцию. Ей подчиняется каждый индивид, в котором хоть немного жива его биологическая суть, и вместе с тем нельзя ставить знак равенства — любовь разная, как бывают разными люди».

Тоже верно... Знаю ли я теперь о предмете больше?

«Можно любить эгоистически. Сильно, безумно даже, до боли, но эгоистически, для себя... Существует и чувство, которое стоит значительно больше. Это — любовь жертвенная, любовь, при которой делаешь прежде всего то, что было бы приятным или полезным для объекта твоего чувства, а не для тебя самого. Свое личное — на потом, оно остается часто неудовлетворенным. Вот это и есть действительно человеческое, недоступное животному, чувство...

...Любить по-настоящему — это забыть свое «я» и довериться другому во всем — будь что будет. Вот это и значит любовь».

Так-так, что тут скажешь? По прошествии десяти лет? Кажется, понял человек суть проблемы, глаголет к самому себе и очень гордится своей мудростью.

По сути, там, может, все и правильно, ну, почти все, но тон! Неужели я так разговариваю с Роберто, таким менторски-поучительным тоном?

Да нет, эпоха самовлюбленности как будто бы для меня миновала. Может, случаются небольшие рецидивы бывшей хворобы...

«Бывает, достаточно одной улыбки, движения бровей или губ, чтобы у вас возникла к человеку непреодолимая симпатия. Как вообще она возникает? Есть объективные критерии в оценке другого человека. Но в конце концов все решает нечто субъективное, не до конца осознаваемое нами самими...»

И это верно — в общем и целом...

Я вижу, режиссеру явно по душе этот Юрко Цёх из Львовского политехнического, которого нашли здесь, в Алуште, и потому Каминский сует его во всевозможные эпизоды. И Роберто если б меньше был сосредоточен на своей любви к Лесе и больше слушал режиссеров, то и снимался бы активнее. А то он так: снимаюсь — ну и хорошо, а нет — так еще лучше. А Микола Андриевич это увидел и рассердился, хотя он явно испытывает симпатию к нашему испанцу.

Что-то все-таки есть в этом парне неординарное. Я вот сейчас стараюсь понять, что именно меня в нем привлекает, как и многих, кстати. И дело не в его испанскости». Ее тут кот наплакал. Есть же у нас несколько настоящих испанцев, а их никто не одаривает чрезмерным вниманием. Вроде никто особенно не занимается Роберто. Но все ему симпатизируют, все стремятся с ним общаться.

Сейчас в этой группе ко мне тоже относятся с симпатией, только я сразу же дал понять: я — сам по себе, а вы — сами по себе и не трогайте меня. Кой-кого это слегка обидело, но ничего, привыкли.

А вот Роберто не могу так отдалять и не хочу. Причем это уже помимо моего сознания. Что меня, наконец, связывает с восемнадцатилетним парнем? Десять лет разницы! Даже смешно. Каким наивным я был десять лет назад. Как я изменился, оставаясь точно таким же...

Мне кажется, в Роберто есть что-то такое, что было и у меня, когда я находился в его возрасте. Только у него, как у большинства: ребят этого поколения, присущее ему выражено индивидуальнее, резче.

Меня привлекает его внутренняя сила, его жажда познать жизнь сразу, полностью, его прямота в проявлении чувств, хотя иногда она и выглядит смешно и даже жалко, но она так чиста и потому — оправданна.

Конечно, жаль, что я уже утратил частицу этой юношеской жажды ворваться в мир, что я не могу так спонтанно, отдаться чувству, еще не осознавая его силы и его слабости, его неудержимой правды и его бесконечной наивности.

Он еще боится проиграть, он боится показаться хуже, чем на самом деле, и даже боится показаться таким, как есть, потому что самому себе он не нравится. Маленький чудак не понимает, что проигрывает каждый, кто в себе сомневается, что ценности — внутри человека, в его естестве, его взглядах, его характере, а остальное — лишь оболочка.

Я удивляюсь себе. Ввязался в эту суету с кино. В общем, вроде и интересно, хотя немного и беспокойно. Правда, увидел, что такое кино.

Вот так сидел бы себе на пляже и занимался собой, так нет — мысли вертятся вокруг этого странного парня и его отношений с девушками. А тут еще примешалось и мое собственное. Я же заприметил его «сестру», есть в ней что-то, определенно есть. Но что-то и останавливало меня. Чисто интуитивно. Теперь выяснилось что...

В конечном счете, ничего неожиданного нет. Достаточно вспомнить себя. Но каждый старший в подобном случае скажет: «Ну я — это особая статья, а здесь — нет, это непотребство...» А если подумать, то неизвестно, что большее непотребство: когда парень спит с незамужней женщиной или когда взрослый святоша изменяет своей жене где-то в командировке, испытывая значительно меньше эмоций к предмету своего минутного увлечения, нежели чувства вины перед женой...

В первую минуту я был страшно поражен. А потом поймал себя на мысли — почему, собственно? Да потому, что эта женщина нравилась и мне, и еще потому, что мне нравился и нравится парень и я считал его чистым...

А что произошло грязного? Что изменилось в моем к нему отношении? А должно ли измениться мое отношение даже к ней?

Человече, в тебе заговорила ревность. Да-да, простая, банальная! Опомнись и посмотри на все реально! Или в твои двадцать восемь ты так безгрешен, что можешь говорить об «испорченности» хорошего и честного парня?

Может, во мне срабатывает инстинктивное отношение старшего к младшему — не пускать, не давать ему возможности выйти вперед, потому что иначе ты, старший, обречен на поражение перед молодым, более сильным. Может, и так. Я должен быть честным перед самим собой. И если я человек, надо подняться выше примитивных инстинктов.

Наверное, младшего к старшему влечет тоже природа, как более слабого к более сильному, как более слабого в подсознательных поисках опоры. А старший тянется к силе младшего, ощущает неиспользованные ресурсы, возможности выбора, иногда уже утерянные им самим. Когда мне приходилось помогать младшим, пусть даже ценой какой-то потери своих возможностей, что-то, наверное, я при этом получал. Трудно лишь определить, что именно. Новый жизненный импульс? Мысль, что эти ребята, которые приходят ко мне за советами в Киеве, может, в старости не раз вспомнят меня незлым, тихим словом?

Вот я уже и записал себя в «предки». Хотя некоторые итоги действительно пора подводить. С осени, видно, займусь этим — что, как и сколько сделано, что впереди. А сейчас дам себе еще пару недель отпуска.

И хорошо, что я в такой необычной обстановке. И эта киногруппа, экзотически странная, и этот симпатичный Роберто со своей любовью и чем-то действительно человечным, искренним, добрым в самой основе.

Похоже, он будет у меня частым гостем. Дома, в Киеве. Может, и чаще других.

Все же я верю в интуитивное приятие или неприятие людьми друг друга. Его я принял с первой минуты знакомства, еще не сознавая этого, потому что тогда я отнесся к нему весьма скептически...

Глупо у него все получилось. Особенно если учесть его возраст и все эти сантименты.

Увы, ему придется с самим собой разбираться в своих настроениях и отношениях с людьми. А то от всего этого еще слишком попахивает детством: ах, я сейчас влюблен, ах, завтра я до смерти влюблен в другую. Время — наилучшая проверка всех чувств. А Львов — недалеко.

Все реально, все в человеческих силах, если только человек чего-то действительно хочет. Можно выдержать любую разлуку, любое испытание, лишь бы любить по-настоящему... Я многого не знаю, а хотел бы знать и быть на его месте...

А поскольку я на своем месте, попробую как-то помочь.