На задворках галактики. Книга 2

Глава 12

Вечер того же дня.

Тарна была окончательно взята под вечер. В городе ещё звучали выстрелы, но подавление не сложивших оружие остатков гарнизона — это всего лишь вопрос времени.

Стремительно начинало темнеть. По застуженным улицам ветер гнал хлопья снега и гарь.

Здание городской тюрьмы имело пентагональную форму, совершенно не свойственную хаконской архитектуре. Тюрьму построили лет пять назад, до войны новая хаконская власть немало позаимствовала из велгонских веяний. Тюрьма почти не пострадала при штурме, битые окна, вырванные куски стен и рухнувшая местами крыша — не в счёт. 'Серые' защищали тюрьму до последнего вздоха. В плен их не брали, да они и не сдавались. Как солдатам, полевым частям 'серых' можно отдать должное. И если бы не их зверства, не приходилось бы им добивать своих раненых из-за угрозы попасть в плен. Баррикады вокруг тюрьмы завалены их трупами и остатками тел. А трупы тех, кто полёг в здании, егеря выбрасывали на улицу прямо из окон.

У парадного входа приходил в себя егерь. Его скрутило в три погибели, он блевал желчью на посечённые пулями ступени.

— Впечатлительный, — прошептал Чергинец, глядя на него и жадно затягиваясь крепкой сигаретой.

— Он привыкнет, — сказал Масканин. — А ты, Паша, будь здесь. Сейчас машины подъедут.

— С радостью, — Чергинец сплюнул накопившуюся горечь. — Второй раз меня туда не затащить.

Масканин направился к парадному входу, обошёл блюющего егеря и шагнул за порог пентагона. Разбитая взрывчаткой на куски стальная дверь валялась посреди передней*, тюрьма оказалась крепким орешком, штурмовать её пришлось с помощью артиллерии и сапёров с огнемётчиками.

Прапорщика Зимнева трясло. Он стоял бел как мел, это было заметно даже в сумраке.

— Ну что, Вадим, показывай дорогу.

Зимнев кивнул и повёл коридорами. Когда за очередным поворотом вышли к сорванной с петель двери, он резко встал, словно на стену наткнулся.

— Там два нижних этажа… Макс, я туда второй раз не пойду.

— Тогда марш на улицу. Охолонись, воздухом подыши.

Лестничный пролёт не был освещён, взрыв, снёсший дверь, разбил все лампы. Широкая бетонная лестница уходила вниз. Масканин перешагнул через труп 'серого' и ступил во тьму.

Зато в коридорах свет горел. Лампочки в плафонах, облачённых в металлические решётки, не пострадали, до подвальных этажей бой не дошёл. По коридорам слонялись несколько егерей. Большинство дверей открыто на распашку, воздух спёрт и наполнен смрадом немытых тел и фекалий.

— Живые есть? — спросил поручик.

— Так точно… — ответил егерь из взвода Зимнева. — Хотя по виду не всегда их разберёшь.

Коридоры, камеры, камеры, камеры… Масканин рыскал по ним максимально отрешившись от увиденного. Глаза просто фиксировали всё вокруг. Набитые битком замученными узниками камеры. Много хаконцев, причём гражданских. Но попадались и узники в рванье, бывшем некогда русской военной формой. Часть камер завалена трупами. Заколотые штыками, застреленные или забитые прикладами. Нескольким счастливчикам, если их можно так назвать, в этих камерах повезло, пули их только ранили, когда их расстреливали очередями. Егеря таких вытаскивали за двери и оказывали первую помощь. До нескольких камер у 'серых' видать руки не дошли, там заключённые лежали вповалку, и живые и мёртвые. Живые почти не шевелились, только стонали еле слышно, после пыток их силы были на исходе.

— А тут кто? — спросил Масканин, спустившись на минус второй этаж.

— Бабы тута, — ответил один из егерей.

— Живые?

— Одна. Её кровью забрызгало, когда их из пистолета прямо в камере расстреливали. Мёртвой притворилась.

Масканин шаркнул ногой, сметая валявшиеся у двери 9-мм пистолетные гильзы от велгонской 'Берты'. Много гильз, обоймы на четыре или на пять. Он заглянул в смотровое окошечко, входить внутрь не хотелось. Женских тел в камере было много, их отстреливали как в тире.

— Сколько же их тут…

— Больше сорока, — сказал егерь.

— Кто эти женщины, известно?

— Выжившая сказала, что все местные. Горожанки. Всех пытали и насиловали.

— За что? — спросил второй егерь. — Их-то за что?

— Она не знает. Сказала, что будто бы разведдиверсионную группу ХВБ в городе накрыли. 'Серые' начали облавы устраивать.

— Командир, там мертвецкая, — показал рукой второй егерь. — Вся трупами забита.

— Пошли.

Длинный коридор. Камеры и трупы, камеры и чудом оставшиеся в живых. В мертвецкой, не смотря на холод, Масканина прошиб пот. Покойники были сложены штабелями. Десять тел вдоль, сверху десять тел поперёк, потом опять десять тел вдоль. И так пять рядов. Таких штабелей было около десятка, были штабеля и поменьше в высоту. Тела обезображены. В других комнатах мертвецы просто валялись как попало — на полу и на железных тележках.

— Ёп!!! Живая! — показал егерь на каталку в дальнем углу за перевёрнутым топчаном. — Шевельнулась…

Масканин подошёл. Сердце его ёкнуло, откуда-то рядом донёсся утробный рык. Через мгновенье он понял, что рычал он сам.

Девушка лежала на каталке совершенно нагая. Лицо в ссадинах, всё тело в синяках и в корках засохшей крови. Она ещё дышала, иногда с еле слышными хрипами. Она уже не жилец. Со вспоротым животом не выживают.

— Она же… — прошептал егерь. — Она же была…

— Заткнись! — Масканин вогнал бебут ей в сердце. — Всё… Отмучалась девочка.

На улице урчали моторами санитарные машины. Егеря грузили в них носилки с узниками. Ни криков, ни ругани, всё происходило в полном молчании.

С грузовиками прибыл полковой особист ротмистр Муранов, сопровождавший офицера ХВБ и двух представителей военной прокуратуры. То что эта двоица — вонпрокуроры не вызывало сомнений, их нестроевые мундиры выделялись даже в сумраке.

— Ты что, Макс? — спросил Муранов, прикуривая.

— Хандец…

Прокурорские переглянулись, а ротмистр отвёл Масканина в сторону и вновь спросил:

— Живых много?

— Иди сам смотри.

— Я-то посмотрю. А ты голову не теряй. Мне нужно знать, сколько машин ещё пригнать надо.

— Этих не хватит, — махнул рукой поручик. — Слушай, ротмистр, там в одной камере пыточная… Наших там расшматовали…

— Сфотографируем. Потом фотокарточки на опознание в пятьдесят первую дивизию отправим. Ну и к нам в полк. Или даже в бригаду.

— Одного я опознал. Прапорщик из батальона Котельникова. Я у него неделю назад в маршевой роте егерей отбирал. Он после ранения в ЗП попал, говорил, что с трудом в переменные перевёлся.

— Фамилия как?

— Да не знаю. Не спрашивал. Сказали Юркой звать, так и звал его по имени.

— Ладно. Скоро сам узнаю. Мне надо чтоб ты экскурсию устроил. Видишь прокуроров?

— Индюков этих водить? Неа, нахрен оно мне надо.

— Эти индюки, как ты их назвал, из управления фронта присланы. Они всё зафиксировать должны. А этот гауптманн — из управления пропаганды ХВБ. Тоже фотографировать всё будет, да записывать.

— Да пусть сами идут. С меня хватит.

— Гауптманн пойдёт, ему не привыкать. А эти… Они настаивают, чтоб ты присутствовал, как командир подразделения, взявшего тюрьму.

— Что надо подпишу. Но пусть они сами… У меня своих дел по горло.

— Ну как знаешь.

Вдруг прозвучал близкий выстрел. Масканин обернулся.

— Кто стрелял?!

— Во внутреннем дворе! — крикнул в ответ один из егерей.

— Потом договорим, — бросил Максим Муранову.

Во внутренний двор тюрьмы были пригнаны пленные велгонцы из 1436-го пехотного полка. Их заставили разрывать могильник, по краям которого были выставлены три найденных в тюрьме прожектора. Жалюзийные решётки на прожекторах были почти прикрыты, поэтому свет не слепил и достаточно разгонял темноту. Егеря, стоявшие в оцеплении, не столько охраняли пленных, сколько следили за местными женщинами, с воем порывавшихся броситься к могильнику. Сквозь женский плач поручик с трудом различал причитания хаконок, надеявшихся отыскать тела родственников.

Кирками, ломами и лопатами пленные усердно всковыривали смёрзшуюся почву. Они спешили, подгоняемые пинками и угрозами. Верхние пласты земли были уже сняты, показались первые слои тел. Масканин отвернулся, отвлечённый маячившим на крыше егерем, сбросившим велгонский флаг с флагштока под самым козырьком крыши. Проследив падение знамени, поручик повернулся обратно. Чёрт возьми! Ему показалось, что не стало хватать одного из пленных. Так и есть! Тот лежал на краю воронки, истекая кровью. Кто-то из егерей его прирезал.

— Дорофеев, ко мне!

— Слушаю, командир! — козырнул и вытянулся в струнку сержант.

— Наблюдаю двадцать шесть пленных. После окончания работ, чтоб их столько же и осталось. Ясно?

— Так точно!

— Они — не 'серые'. Они просто солдаты.

— Они нелюди, — резко и с ожесточением сказал сержант.

— Приказ ясен?

— Так точно…

— Хорошо, что ясен. Они может и нелюди, но не все подряд. И мы — не они. Подумай над этим, Дорофеев. И ребятам скажи.

…Прошло около двух часов пока прокурорские возились в подвалах. На улицу они вышли бледные и угрюмые.

— Что они делают, ротмистр? — спросил старший из них с погончиками военпрокуроара 1-го класса.

— Узники среди своих опознали 'серого', — пояснил Муранов. — Этот гад переоделся, хотел под видом жертвы плена избежать. А второй трупом притворялся. Его егеря в окно выбросить хотели, а он дёрнулся.

— Понятно. Но я не об этом! Зачем им штаны снимают? Это же произвол! С пленным надлежит обращаться по правилам войны. Их трибунал судить должен.

— А смысл? — на чистом русском спросил гауптманн ХВБ. — Что так, что этак в расход.

— Это трибуналу решать, господин Хайне! А вы, господин ротмистр, я требую, чтобы вы не медля вмешались и пресекли это безобразие!

— Господа, давайте я вам водки лучше налью, — предложил Муранов. — Может в себя придёте.

— Вы с ними за одно? Имейте в виду, ротмистр, я этого так не оставлю. Я этого поручика засажу! Я это изложу в докладной на имя…

— В жопу себе её засунь, — буркнул Муранов и подкурив новую сигарету, отошёл поближе к егерям.

— Это вам не прогулка, господа, — скрывая усмешку, произнёс хэвэбэшник. Ему в чём-то было весело наблюдать растерянность старшего прокурора. — Это обычная фронтовая проза…

— Но что они делают? — спросил второй прокурор.

— Видите вон тех егерей? — показал гауптманн. — Те, что с обструганными колами…

— Вы хотите сказать… Но это же дикость! Это же…

— Вам мало того, что вы в подвалах увидели? — со злостью спросил гауптманн. — По вашему, этой 'серой' сволочи достаточно пули в затылок? Честную пулю?! Нет уж! Много чести! Им именно так и надо! Чтоб не сразу издохли!

____________________

(*) Передняя — проходное помещение при парадном входе в здание