На задворках галактики. Книга 2

Глава 5

Впереди всё горело. Над небольшим уездным городком Виляйск стояло чёрное марево. Дым пожарищ, тонны развеянной по воздуху пыли, перед которой оказался бессильным сковавший землю мороз. Казалось невероятным, что зимой может быть столько пыли, но она была. Она взметалась вверх от разносящих вдребезги дома снарядов и бомб, она расстилалась от рвущих землю стали и огня. Над городом, словно хищная стая, беспрестанно кружили пикировщики, чтобы один за другим зайти в пике и обрушить на него смертоносный груз. На сверхмалой к городу спешили штурмовики, чтобы сделав горку, внести в огненно-дымно-пылевой хаос свою лепту. По обе стороны фронта по Виляйску била артиллерия, к нему спешила пехота и техника, чтобы сгореть в нескончаемом кровавом молохе.

На исходные рубежи выдвигался корпус генерала Латышева. 2-я егерская вольногорская дивизия готовилась выдавить прорвавшихся в Виляйск велгонцев.

'Вперёд, вперёд!', читалось в глазах егерей. Враг рвётся к Белоградью, рвётся не считаясь с потерями, бросая в бой всё новые резервы. Не хотелось даже думать, что станет с Белоградьем и окружными деревнями, если велгонцы прорвутся. Все знали, что такое их оккупация. Ничего, господа велгонцы, вы найдёте здесь свой конец, каждый солдат Великой Армии, ступивший на русскую землю, в ней и станется. Мы вас не звали, так что не взыщите.

Холодный обжигающий ветер в лицо. В поле, где нет ни деревьев, ни других препятствий, он особенно свирепствовал. Налетал порывами, подымая в воздух мелкую снежную взвесь. Полк шёл по протоптанной тысячами ног дороге в стороне от расчищенной от снега рокады — шоссе Новый Изборск — Белоградье. На шоссе полно техники и пехотных колонн, на обочинах дежурят расчёты зенитных батарей, в основном скорострельные спарки сорокапятимиллиметровок, но попадались и спаренные трёхдюймовки, наводившие ужас не только на велгонских пилотов, но и на танкистов.

Ветер швырнул в лицо новую порцию снега. Масканин её почти не почувствовал, кожа успела занеметь. Он шёл впереди ротной колонны. Полк растянулся тонкой ниткой по заснеженному полю. Шли в тишине, звуки скрадывала поднявшаяся метелица. Рота, как и весь полк, полнокровная, свыше двухсот бойцов. Трёхдневный боезапас, трёхдневный сухпай, полуротные огневые группы вооружены по штату. Что ещё надо для нормальной боевой работы? Вернулись из госпиталей и отпусков ветераны, влилась из запасных полков молодёжь. Половина взводных даже офицеры: частично юные прапорщики ускоренного выпуска, частично бывшие унтера — опытные вояки тоже после ускоренных офицерских курсов. Вот только Вадик Зимнев не вернулся, до сих пор в госпитале. Масканин на днях на Чергинца рапорт написал, чтоб через несколько месяцев тот 'свежим прапором' вышел. Но не сложилось. Дивизию срочно бросают в драку и всякие отпуска и откомандирования под запретом. Принявший батальон Негрескул, теперь уже штаб-майор, рапорт однако подписал и отослал по команде. Теперь в батальоне появился новый начштаба — капитан Егоров, командовавший раньше стрелковой ротой на Пеловском фронте. Хорошим мужиком оказался, общий язык Масканин с ним сразу нашёл.

Егеря шли равнодушно рассматривая разломанный остов велгонского тяжёлого бомбардировщика, кажется это была новая модификация BH-19. Разбросанные куски плоскостей, разломанный фюзеляж, зарывшийся в снег нос. Оборонительные пулемёты и пушки успела поснимать шустрая махра. У изрешечённого киля угадывались тела — добитый экипаж. Пехота лётчиков не любила, уничтожала при малейшей возможности, пока никто не явился по их душу. Не помогали ни приказы, ни разъяснения. Но своих летунов пехотинцы уважали и любили, часто рискуя жизнью вытаскивали с нейтралки. Весной даже случай был, когда сбитый штурмовик до линии фронта едва дотянул, на вражеские траншеи на брюхо приземлился. Пехота бросилась пилота выручать и даже смогла траншеи захватить — настолько неожиданной атака оказалась.

Впереди был привал, короткий отдых, обед. А потом смена дерущегося в городе 205-го стрелкового полка, в котором по словам Егорова и на батальон вряд ли людей наберётся. Да уж, 205-й только вчера утром в Виляйск вступил, меняя державшуюся трое суток сводную бригаду морских стрелков.

…Вынырнувший из дыма велгонский штурмовик уронил бомбу перед с танковым эвакуатором. Взрывом тяжёлую гусеничную машину перевернуло словно пушинку. Эвакуатор моментально зачадил, никто из экипажа не выбрался. После такого не выживают. Тяжёлый ТТ-48 с разбитым двигателем беспомощно застыл. На перебитом стволе стосемимиллиметровой пушки закрутился лопнувший трос. Это была последняя 'целая' сороквосьмёрка введённого в город 3-го танкового батальона 11-й мотострелковой дивизии. Сама дивизия дралась южнее Виляйска, её танковый полк вёл манёвренную оборону. 3-й батальон погиб, но помог выбить хаконцев. Теперь Виляйск вновь штурмовала велгонская пехота. И вновь ей удалось закрепиться.

— Взво-о-од! Становись!

Это командовал прапорщик Карнаки. Его взвод построился в шеренгу во дворе антикварного магазина. О том, что разрушенное здание было магазином, говорила найденная среди битого кирпича вывеска. С винтовками на изготовку взвод застыл перед жмущейся к стене группкой пленных хаконцев. В плен их захватили ранеными. Это были вояки из батальона народных героев. То есть каратели. Прапорщик Карнаки сам вызвался командовать, он был аргивейцем и в русскую армию вступил добровольно. По каким-то неведомым причинам его после курсов направили в вольногорскую часть. В Аргивее у него погибла вся семья после визита таких вот карателей, велгонских правда, но это не имело значение. На лицах пленных не наблюдалось страха, наоборот даже, они смотрели дерзко, с вызовом. Странно однако, обычно палачи трусливы.

— Цельсь!.. Пли!!!

Залп бросил тела на стену. Карнаки подошёл к расстрелянным и выпустил обойму из 'Сичкаря' по выжившим. Сорвал с одного нагрудный Знак Отличия, сплюнул и с остервенением растоптал его каблуком. Егеря смотрели молча, все знали что это за знак. Такими награждают отличившихся в карательных операциях палачей.

— Командир! Комбат на связи!

Масканин бросился к радиостанции, натянул наушники и щёлкнул тангентой.

— Здесь Гроза-4! Гроза-4! Приём!

— Гроза-4! Это Гром! — донёсся голос Негрескула. — Крысы заняли универмаг! Срочно выдвигайся на Цветочную! Подберёшь 'Гвоздодёр'! После артналёта взять универмаг! Как меня понял?! Приём!

— Гром, вас понял! Есть подобрать 'Гвоздодёр' и взять универмаг! Приём!

— Гроза-4! Действуй шустро, пока они там не накопились! Конец связи!

Так, 'Гвоздодёр' — это хорошо. 2САС-2 — саушка с 85-мм пушкой очень даже кстати, будет чем крыс выкуривать. Крысами велгонскую мотопехоту называли из-за шевронов с оскаленной волчьей головой. Издалека их волчьи морды сильно напоминали крысиные.

На Цветочной улице встретились с самоходчиками. САУ была спрятана от глаз авиации в полусгоревшем сарае для дров. Артиллеристы щеголяли в морских бушлатах поверх расстёгнутых на верхнюю пуговицу танковых комбезов, выставляя на показ тельняшки. Последний экипаж самоходной батареи морской бригады. Морпехов-стрелков вывели, а самоходчики приказ не получили. Так и воюют с начала обороны города.

— Командир самоходной артиллерийской установки старший фельдфебель Ярошенко! — выпалил унтер, чётко приставив руку к срезу шлемофона.

Глаза красные, лицо обветренное, чумазое, так сразу не поймёшь, где грязь, а где давно не бритая щетина. На руках двупалые засаленные рукавицы. Выправка — любо дорого посмотреть.

— Вольно. Со снарядами как? — спросил Масканин.

— Осколочно-фугасных — два БэКа. Подкалиберных — пять штук, шрапнелей — восемь.

— Ничего, шрапнель тоже пригодиться. С соляркой нормально?

— Так точно, господин поручик!

— Вот и отлично. Пойдёте позади, как обычно.

Десятиминутный артналёт. Батареи полка и дивизион бригады пропахивают местность по всей линии соприкосновения. Артполк дивизии работает по целям в глубине. Радист крутит верньер, вылавливая из эфира вопли и ругань велгонцев. Потом возвращается на родные частоты.

— Бархан! Что у вас?! Бархан! Доложите обстановку!..

— Рубанов пошёл! Рубанов пошёл!..

— Я Заря-7! Я Заря-7! Крысы прорвались на площадь!! Повторяю, крысы прорвались на площадь!!!..

— Здесь Богданов! Где артподдержка, мать вашу?!..

— Я Гроза-2! Я Гроза-2! Начинаю!..

Масканин оторвался от панорамы визира. В подвале собрались офицеры и унтера-взводники. Присутствовал и командир самоходки.

— Господа командиры, смирно! — скомандовал поручик. — Слушай боевой приказ. Стоящая перед ротой мотопехота противника, силами до ста человек, заняла универмаг и прилегающие позиции. В течении получаса ожидается прибытие вражеского подкрепления, автоматчиков и бронетехники. Левостоящая 13-я рота имеет задачу охвата засевших в домах велгонцев в направлении: улица Лесная — спортивная школа. 15-я рота, справа, атакует противника по фронту, имея задачу выбить врага из занимаемых им домов. Наша задача: занять универмаг и установить визуальную связь с 13-й ротой, удерживать универмаг до поступления новых распоряжений командира батальона… Господа командиры, приказываю:

— взводам первой полуроты прапорщика Бережного атаковать позиции противника перед универмагом. После захвата позиций, первому взводу занять и закрепиться на левофланговом рубеже, последующей задачей имея недопущение обхода здания вражеской мотопехотой. Второму взводу занять и закрепиться на правофланговых позициях, имея аналогичную задачу. Третий взвод закрепляется перед зданием.

— взводам второй полуроты вести огневое прикрытие атаки. При достижении первой полуротой позиций противника, выдвинуться к универмагу и приступить к штурму здания. Четвёртый взвод: левый крайний вход. Пятый взвод: центральный вход. Шестой взвод: правый крайний вход и вход в подвал.

— первой и второй ПРОГам: вести огневое прикрытие во все фазы боя, основные усилия сосредоточить на подавление пулемётов и иных вскрываемых огневых средств противника. Миномётным взводам обеспечить возможность маневрирования с возможностью ведения огня по подходящим резервам велгонцев. Снайперам работать в индивидуальном порядке.

— самоходному орудию сосредоточиться на подавлении огневых точек в здании.

Масканин глянул на часы. Артналёт должен был скоро затихнуть.

— Вольно. Сверим часы. Семнадцать ноль шесть. Время готовности — три минуты. Атаку начинаем за минуту до конца артналёта. По сигналу красной ракетой.

Итак, задачи поставлены. Пора.

— Приступаем, господа.

Командиры разошлись. Связист протянул тангенту.

— Я Гроза-4! Я Гроза-4! Начинаю!

Артналёт ещё не окончен, но рота начинает атаку. Длинное четырёхэтажное здание универмага сотрясают разрывы снарядов и мин. Разлетаются куски бетона, полыхает внутри. Подарки артиллеристов сыпятся и в кварталах за универмагом, отсекая подходящую помощь. Позади роты урчит дизелем 'Гвоздодёр'. Самоходка окутывается чёрным выхлопом и выходит на прямую наводку.

Обстрел окончен. В универмаге просыпаются уцелевшие пулемёты. В вырытых окопчиках и завалах приходят в себя велгонцы. Часто бьют винтовки, полосуют длинными 'AFO'. Пистолеты-пулемёты у крыс через одного, мотопехота всё-таки. Чергинец и Лучко не спят, ПРОГи прикрывают цепи огнём ПВСов и КПВО. Сзади ухает САУ. Снаряд разносит пулемётную точку на четвёртом этаже. По окопам дают две очереди ротные миномёты.

Перед универмагом завязывается короткая рукопашная. В ход идут штыки, бебуты, сабли. Жуткий треск разрубаемых костей, вопли и рёв десятков глоток. Вольногоры оставляют за собой трупы. Начинается штурм первого этажа.

— Н-на, с-сука!!!

— С боку, сбоку заходи!

— М-мать!.. Граната!

…Шедшего в авангарде егеря отбрасывает очередь. Масканин в перекате швыряет гранату. Взрыв, стена спасает от осколков. В потолочной дыре мелькает силуэт. Руки действуют быстрей головы, щёлкает винтовка, вниз падает пробитая каска с цифрой '100'. В широком коридоре звучат выстрелы, их сменяют возня и хрипы. Масканин натыкается на тела двух егерей. В кладовке корчится смертельно раненый велгонец. У торгового зала зарублены ещё два крыса. Из прохода выскакивает егерь с окровавленным бебутом.

…В верху на лестнице стрельба, по ступеням скатывается вольногорская шапка. Вся в крови. На пролёте застыл велгонец, под ним мёртвый егерь. Кричат на велгонском, кажется что-то про снайпера. В носу свербит от гари, Масканин стреляет в фигуру в чужой форме. К ногам прикатилась уродливая каска тоже с цифрой '100'. Где-то справа впереди шмаляет 'AFO'.

— А-а-а-а!!! — велгонец орёт от штыка в брюхе.

Цевьё уводит в сторону винтовку второго. Пинок в пах, приклад сминает челюсть. Дальше по коридору опять стрекочет 'AFO'. Оказалось это егерь подобрал трофейный ПП. У стенки застыл велгонский офицер, лицо снесло очередью, на окровавленную русую шевелюру с ровным пробором сыпется штукатурка. Где-то вверху рвётся очередной снаряд САУ.

…Три крыса залегли в фойе среди трупов и обломков стены. Из-за пыли и дыма их трудно заметить. И далековато до них. У одного ручник. Пулемётчик бьёт короткими по проходу, стоит высунуться за угол смерть гарантирована. Двое других держат тыл. В обход слишком долго и неизвестно, чист ли путь.

— Гранатой его… — шепчет егерь. — Дозвольте, командир?

— Куда, дурак?! — Масканин успевает оттянуть бойца назад. Горячится парень, спешит героем стать. — Дай гранаты. Обе.

Ну, так и есть. Запалы у РОГ-2 на удар выставлены, толку от его героизма — пшик. И погибнет, и не добросит. Чтоб вот так пулемётчика достать надо в коридор под пули лезть. Причём напрасно, какой там к чёрту после очереди бросок? Рванёт и самого же размажет. Нда, недоучили молодёжь в запасном полку.

Запал у одной из 'рожек' Масканин перевёл на замедление. У второй запал так и оставил. В бросок вложил всю силу, первой полетела граната с замедлением. Стукнувшись о стену, 'рожка' срикошетила далеко вглубь коридора. Пулемётчик заорал, всё что ему оставалось — попытаться выбросить гранату обратно. Две секунды и вдогон полетела вторая 'рожка'. Удар об стену, взрыв. Когда рванула первая, Масканин сорвался вперёд. Пулемётчика разнесло в клочья. Остальных накрыло осколками и контузило. Штык дважды ковыряет плоть.

…Павильон забрасывают гранатами. Стрелять по проходам больше некому. Вперемешку тела, конечности, мусор из стеллажей и брошенного товара. Масканин спешит к развороченному окну, трое егерей бегут следом. На улице стрёкот двигателей. К универмагу медленно подходят БТРы с уже ссаженной пехотой позади. Два устаревших полугусеничных 'Оскара' и новый 'MAGO'. Угловатая башня 'MAGO' делает полуоборот, спарка пятилинейных 'Жнецов' задирает стволы. Двойная очередь бьёт по окнам второго этажа. Мотопехота пробирается по завалам и прыгает через воронки. Пулемётчики безбашенных 'Оскаров' готовятся поддержать её огнём.

— По пулемётчикам, — приказывает Масканин, подбирая разбросанные по полу гранаты.

Выстрелы егерей сливаются в один. Пулемётчиков отшвыривает назад, 'Оскары' продолжают движение. Гранаты Масканина рвутся с недолётом, до БТРов слишком далеко. Взрывы заставляют залечь передовых велгонцев, некоторых навсегда. Впрочем, одному 'Оскару' осколки пробили бронерешётку радиатора, из которого начинает валить пар. Спарка 'MAGO' переносит огонь на третий этаж. Пора в укрытие.

— Слушай сюда, ребята, — Масканин прислонился о стену, рассматривая лица егерей. Двое — молодёжь из последнего пополнения, взбудоражены боем, но в глазах непреклонность. Третий — Ковалёнок. Надо же, опять увязался. Спокоен, серьёзен, насторожен. Успел уже хлебнуть в свои шестнадцать. — Солонцов, прапорщика Бережного ко мне. Цветаев, ты за связистом. Ковалёнок, ты к Чергинцу и Лучко, пусть выделят сюда снайперов и попробуют накрыть миномётами БТРы. Загляни к самоходчикам, пусть уходят с открытой позиции. Давайте, ребята, пулей!

Егеря козыряют и вылетают из павильона. Мысли Масканина вертятся вокруг БТРов. Не очень-то они и опасны, если мотопехоту выбить. Ожидая Бережного и связиста, думал над организацией постов воздушного наблюдения. Рано или поздно универмаг начнут бомбить. Задача в том, чтобы вовремя засечь пикировщиков и укрыть людей в подвале. Главное сберечь роту.

Деревня полыхала. Всех оставшихся жителей загнали в церковь. Потом и её подожгли. Занялась она быстро, эти варвары её из дерева построили, да и бензин помог. Стоять вблизи было невозможно, настолько жарило. А когда всерьёз соседние дома полыхнули, то весь батальон поспешил прочь. Тут за бывшей деревней с дикарским названием Саяновка, крики этих заживо горящих животных были не слышны. Пусть молятся поусердней своему богу, лживому богу! Может снизойдёт и потушит церковь? Но нет, они не молились, они орали и выли, знали, наверное, что бог их — один пустой звук. Надо же, в какую-то высшую сущность на полном серьёзе верят! Хотя знают ведь, что науке ничего ни про какого бога не известно! Как может трезвомыслящий человек забивать себе голову подобной чушью? Значит, правду говорят, что они не люди, по крайней мере большинство из них. Дикари одним словом.

Всё началось под вечер. Батальон вошёл в деревню, заменив хаконцев — долбанных союзников. Все поначалу удивлялись, хаконы после себя даже скотину оставили, кто-то ещё пошутил, что союзнички могли и заплатить за какую-нибудь курицу или барашка. Неизвестно правда это или нет, только доблестные солдаты Велгонской Народной Армии этим животным за скот никогда не платили и впредь не собираются. Много чести! Это их обязанность кормить и обслуживать своих освободителей. Вот когда их правители на тот свет отправятся, да состоится торжество присоединения к Великому Велгону, тогда уж и платить станут. А сейчас… А сейчас пусть жратву готовят вместе с их знаменитым национальным напитком 'Первач'. Ну и девки само собой.

Про самогон, особенно первач, капрал был давно наслышан. Напиток и впрямь оказался хорош. Старая карга поначалу давать не хотела, пока в рыло не получила, а тут ещё и взвизгнул кто-то. Капрал дёрнул за занавеску, а там дочка старухина. Дикарка симпатичной оказалась, только не совсем взрослой. Ну ничего, после этой ночи повзрослеет. Два рядовых, Ралф и Вилиам, вытащили девку и поволокли в спальню. А капрал опробовал самогон, заел какой-то кашей и следом за ними. На правах первооткрывателя, первой девка досталась ему.

Потом полночи отделение самогон распивало, начисто выметя съестные запасы из погреба. Надо же было и впрок запастись. В середине ночи припёрся сержант, уже где-то набравшийся и весёлый. Рассказали ему про девку, он в спальню, а потом как заорёт: 'Мудаки!! Я вам покажу, как над сержантом Хьюмом издеваться! Или вы, дебилы, решили, что я некрофил?!' Тут и выяснилось, что девица-то издохла. Наверно, под Ралфом, хотя может и раньше, просто никто внимания не обратил. Сержант гремел ещё долго, потом догнался первачом и пошёл закуску искать.

А когда из сеней раздался его ужасный вопль, все испугались. Хьюм жутко кричал, будто его обожгли или обварили. Как выяснилось, его действительно обварили. Старая карга кипяток в лицо плеснула.

Нож карге не помог, её всем отделением пинали, потом за ноги повесили.

В это же время в деревне зазвучали выстрелы. Сперва охотничьи ружья били и русские карабины, потом свои винтовки зазвучали. Тринадцать человек в батальоне раненных оказалось, плюс сержант Хьюм. Но он помер к утру, когда уже деревня догорала. Командир роты капитан Джерс сказал, что надо было этих дикарей сразу жечь, тогда не было б небоевых потерь. Но лейтенант с ним спорить начал, говоря, что сначала надо было всю жратву изъять со скотом вместе. А потом посмотрел на капрала и приказал принимать отделение вместо Хьюма.

На следующий день в батальон пришёл приказ выступать. Полк, как и вся дивизия, был брошен на штурм небольшого городка с идиотским названием не то Виляйск, не то Вилюйск. Лейтенант сказал, что это из-за названия местной речки Виляйки, которая настолько извилиста, что сколько глаз хватает, всё куда-нибудь влево или вправо извивается. Здесь в тылу она текла с юга на север, городок огибая, а и за ним обратно поворачивает на юг. Так её просто речкой и называли, не ломать же язык из-за местного названия! А лейтенант ещё сказал, что потом по-новому нормально её переименуют. И городок тоже. А речушка мелкой оказалась, в любом месте в брод перейти можно. Но вода сейчас ледяная, пришлось пять миль топать к понтонам.

Дивизия меняла союзников, те несколько раз в город врывались, но их постоянно оттуда вышибали. Хаконцев в тыл отводили, очень много они потеряли на подступах и в уличных боях. Только 37-й отдельный батальон народных героев остался. Эти хаконы уходить не пожелали, сказали пока городок не возьмут и не отомстят, не уйдут. С народными героями капрал ещё не сталкивался. По рассказам, это были хорошие вояки. Но похоже, сумасшедшие. Понятно, что в плен не сдавались, их просто не брали. Но если они пленных захватывали, то такое творили! Видел как-то капрал их усердие. Нет бы просто поперевешивали, порасстреливали или на кол. Так нет, они настоящие истязательства устраивали. Капрал даже у ротного не побоялся спросить, зачем это? Но капитан Джерс посмеялся. Ответил, что сам научит молодого капрала, как кожу по живому снимать. Или в котле варить, сначала одну ногу, потом вторую, потом руки, ну и далее по списку. Дальше капрал спрашивать не стал, потому как был впечатлительный и невольно представил, что с ним самим такое делают. Его вырвало, а потом стало страшно.

На подходе к передовой походные колонны полка были вынуждены идти по обочине. Дорогу плотно заняли обгоняющие пехоту доверху набитые грузовики и конные повозки, на встречу им шли машины с ранеными. Один из грузовиков неожиданно накрыл шальной снаряд. Машину разнесло в клочья, её куски разлетелись на десятки метров вместе с искромсанными телами раненых. Выходило, что вражеская дальнобойная артиллерия могла достать и досюда.

Где-то в поле размеренно била замаскированная батарея. Капрал от души надеялся, что свои гаубицы тоже не дают русским спокойно жить.

За два часа до штурма в обозе полка показалась колонна серых. Так внутренние войска называли из-за пристрастия к серым мундирам. Никаких камуфляжей они не носили, хотя бывало на передок и их бросали. Серые оказались из какой-то охранной части, их майор к сразу в штаб полка направился. Вскоре в ротах зачитали приказ о пленных. Теперь их следовало сдавать серым. Толстяк Шейн — один из ветеранов полка, припомнил, что такое и в прошлом году было. Тогда тоже всех пленных серым сдавали и за каждого ещё приплачивали. Рассказал, как побывал в сортировочной команде. По его словам, серые только охраняли, а их взвод перегонял партии пленных к каким-то врачам, те делали непонятные уколы, после которых подконвойные теряли интерес ко всему. После уколов врачи приказывали аккуратно обращаться с 'материалом'. Рассказ Шейна вызвал оживление, начали спрашивать, много ли платили? Тут лейтенант подошёл и подтвердил про выплаты, сказав что серые по талеру за четверых не покалеченных платить будут. Весь взвод возбуждённо загудел. Ещё бы, не малые деньги почти из воздуха! Шейн тогда посмеялся над всеми, заявив, мол, вы сначала добудьте хоть одного, а потом доходы считайте.

…Бой шёл второй час, полк пытался закрепиться на окраинах города. Для капрала это был первый бой и он до сих пор не мог забыть тот жуткий пулемёт, неожиданно оживший в подвале. ПВС выкосил почти весь второй взвод вместе с их лейтенантом. Капрал и его бойцы вжались в промёрзшую землю, стараясь слиться с битым кирпичом и давними трупами, пока позади не пролаял взводник. Оказалось, сюда русскому пулемётчику не достать и его можно обойти вдоль фасада. Капрал поднял своих и смог тихо подобраться к амбразуре. Потом Ралф передал Шейну гранаты. Один за другим в подвале разорвались три гостинца. Рота поднялась. Капрал с отделением занял второй этаж полуразрушенного дома.

Сквозь просветы в завалившейся крыше лениво падали хлопья снега, туч почти не видно, всё заволокло дымом и не осевшей пылью. Не понятно было откуда столько пыли в заснеженном городе. Только что по русским позициям перестала бить артиллерия и тут же слух резанули надсадные завывания пикировщиков. Авианаблюдатели подсуетились, вверх пошли цепочки сигнальных ракет целеуказания. Заходя в пике, 'VC стопятнадцатые' дали трассерами из пушек и пулемётов по позициям врага. А на выходе из пике, уже с кабрирования начали ложить сотки и двухсотки с заранее выставленными на бомбах замедлителями, чтоб самих не посекло. VC-115 в велгонской пехоте ещё до войны прозвали 'батонами', потому как тупоносый коротковатый фюзеляж сильно смахивал на булочное изделие.

Пикировщики начали заход на второй круг, но тут сверху на них обрушились русские истребители. Одному из 'батонов' очередь распотрошила плоскость и он, закувыркавшись и теряя ошмётки корпуса, врезался в огромный котлован. Ещё один стопятнадцатый отчаянно завилял, оставляя за собой жидкую полосу дыма. Не смотря на трассы стрелка задней полусферы, истребитель зашёл в хвост и дал залп из всех четырёх пушек. Пикировщик развалился в воздухе, горящие останки разнесло по широкому эллипсу прямо на головы своей пехоты. Оставшиеся 'батоны' срочно посбрасывали бомбы и налегке рванули домой.

Такого капрал не ожидал. Свои же лётчики скинули бомбы куда попало, в том числе и на их позиции! Но вот в игру вступили родные истребители, юркие и скоростные. В небе закружилась настоящая карусель, в которой совсем не понятно кто за кем гонится и к то в кого стреляет. Вот сбили русский Ер-5 и купол парашюта ветер погнал на велгонскую территорию. Вот сбили велгонский 'Сабр', но далеко над вражескими кварталами и ветер пилоту помочь не в силах. Дальше капрал наблюдать не смог, поступил сигнал к атаке.

Один из бойцов вскочил и сразу получил пулю в голову прямо под срез каски. Капрала обдало тёплыми брызгами. Русский снайпер не дремал и об стенку над головой щёлкнула вторая пуля, но капрал успел присесть. Прыти у отделения поубавилось, все рассматривали товарища, рухнувшего рядом с давним трупом русского, затёртый бушлат которого успел покрыться ледяной коркой. Ползком и гуськом, чтобы ненароком не показаться в одной из дыр в стенах, отделение спустилось на первый этаж.

Слева и справа застрочили родные 'Вурды'. Где-то рядом разносился грозный рык лейтенанта. А в глубине обороны русских вновь начали рваться тяжёлые снаряды.

Полк пошёл в атаку. Короткими перебежками, простреливая опасные проёмы окон и такие же опасные завалы. Падали и орали раненые, падали и молчали убитые. Капрал бежал, что было сил. Запрыгнул в воронку и отпихнул чьи-то окоченевшие останки. Впереди в некогда белом, а теперь закопчённом и облупленном доме щёлкали вражеские винтовки. Через дорогу из жёлтого дома короткими бил пулемёт. Пулемётчик часто менял позиции, достать его пока не удавалось. Кто-то из отделения умудрился добросить гранату в окно ближайшего дома. После взрыва были слышны жуткие вопли, но русские винтовки не заткнулись. Капрал заметил на миг показавшуюся на втором этаже фигуру и выстрелил. Попал. Глянул назад и поймал одобрительный взгляд Шейна. И тогда скомандовал всем в дом.

Ралф нарвался на пулю в упор. Капрал прострелил русскому пехотинцу живот, а Вилиам добил его штыком. Двое напоролись на фугас на лестничной клетке. Первого разорвало в клочья, второго выбросило прямо на Вилиама. Тот судорожно отпихнул от себя безногое тело и выдал, что Мейрс ещё при жизни прыгать любил и теперь без ног мёртвым прыгает. Вдруг Вилиам закатился истерическим смехом, но кулаки Шейна привёл его в чувство. Шейн и ещё двое очистили две квартиры, в каждой оставив по мёртвому врагу. Потом он дал знак замереть. Подошёл к куче битого бетона и начал разминировать растяжку. Чудом, наверное, никто во время беготни её не зацепил. А Шейн вот заметил и разминировал, вот что значит ветеран.

Наверх сунуться было невозможно. Пролёт простреливался насквозь, да и взобраться можно было только по завалу из бывших ступенек и вываленных блоков. Очистили нижний этаж другого подъезда, потеряв одного раненым. Там тоже путь наверх был закрыт. Была бы пушка, можно было б на прямой наводке по второму этажу пройтись. Но пушки не было, полковая батарея стояла на краю города.

Через полчаса заявился сам капитан Джерс, с ним отделение огнемётчиков. У каждого огнеупорная маска и перчатки, за спинами ранцы с двумя баллонами, в которых напалм и сжатый воздух в пропорциях 2/3:1/3. Хороший огнемёт этот N-4, в баллонах по десять литров, электропусковое устройство, бьют на полсотни метров. И весит снаряжённым 27 килограмм, так что можно и побегать если припрёт.

Огнемётчики готовились не долго. Под прикрытием огня винтовок и дробовика Шейна дали вверх две коптящие струи. На втором этаже завопили. Капрал бросился к развороченным ступеням и забросал проёмы гранатами. Идти дальше не стал, напалм ещё не выгорел. С другим подъездом разобрались тем же способом, да оставшиеся огнемётчики с улицы по окнам прошлись.

— Капрал! — позвал капитан.

Джерс уложил капрала рядом с собой у самой дыры в стене и показал наружу рукой.

— Видишь сгоревший русский танк? Бери отделение и к нему. Там осмотритесь и ползком к вон тому БТРу. За ним укроетесь и поддержите штурм вон того жёлтого здания. Всё ясно?

— Так точно, мой капитан!

Капрал прикинул путь к развороченному БТРу и решился спросить:

— Нас прикроют, мой капитан?

— Естественно. Сейчас пулемётная команда подтянется и выдвигайтесь.

Куда делся их взводный лейтенант капрал спрашивать не рискнул. А потом Вилиам шепнул, что взводного в ногу ранило и теперь его санитары в тыл тащат.

К сгоревшему танку доползли под прикрытием пулемётов. Капрал долго пережидал, решаясь на перебежку. До БТРа, старого полугусеничного 'Оскара', было метров сорок. И метры эти простреливаются насквозь, укрыться негде. У корпуса танка ожидало его команды отделение. Точнее то, что от него осталось. Верный себе Шейн позаимствовал у обгоревшего трупа русского танкиста ППК. Рожок оказался полон, все тридцать 9-мм патронов на месте. А Вилиам попытался исследовать мёртвого мехвода, торчавшего из люка у башни. Но быстро сполз обратно, едва удержавшись от рвоты. Это только верхняя часть танкиста была целой, ноги сгорели и в нос Вилиаму ударила вонь горелого мяса. И может быть в танке ещё кто-то остался.

Выдохнув, капрал дал команду и бросился к БТРу. Добежать успели почти все. Последним бросился Вилиам. Пуля бросила его на землю на полпути. Ревя от боли и страха, он начал ползти обратно. Остальные беспомощно смотрели, как его расстреливали словно в тире. Вот пуля попала в руку, отчего Вилиам стал кататься по земле. Вот следующая чвакнула в ногу. Последняя милосердная оборвала его жизнь.

У разбитого БТРа была опознавательная эмблема 100-го моторизованного полка Велгонской Народной Армии и тактический значок первого батальона. Вокруг скрюченные тела мотопехотинцев, видимо их мгновенно всех и положили. К БТРу подползли ещё несколько солдат из третьей роты. Все рядовые и капрал принял их под своё начало.

Начинало темнеть. Вскоре стали бить русские миномёты. Ужасно воя на излёте, мины начали вспахивать всё вокруг, перемешивая с землёй и битым кирпичом тела живых и мёртвых. Взрывы были повсюду, капралу казалось, что следующая мина непременно угодит прямо в него. Или коварные осколки вскроют его беззащитную плоть как только что это сделали с одним из солдат.

Но вот миномёты замолчали. В небе заново разыгрался воздушный бой. А по окнам и пробоинам жёлтого дома начали работать 12,7-мм 2LMT. 'Жнецы', как их называли русские дикари. Капрал и остальные начали бить по дому из винтовок. Верные RV-30 опустошали магазин за магазином, пока к зданию бежали штурмующие группы. Патронов было много, о них капрал не беспокоился. Не стрелял только Шейн, его гладкостволка сейчас была бесполезна, а тратить патроны от трофейного пистолета-пулемёта, он не хотел. ППК пригодится ему потом при очистке дома. Этого или другого. Пусть пока 'Жнецы' работают.

Капрал огляделся. Вокруг штурмовали и другие дома. Штурмовали во всём квартале. Звуки боя доносились и из соседних улиц. Всё так же уносились куда-то вглубь русских позиций тяжёлые снаряды, в небе продолжался непонятный воздушный бой. Капрал скомандовал продвижение короткими перебежками к жёлтому зданию. Сидеть на приколе у БТРа не хотелось, да и в штурме помочь бы надо. Он сколотил из отделения и примкнувших бойцов новую штрумгруппу, разбив её на двойки и тройки.

Внутри дома рвались гранаты и бахали, трещали выстрелы. Первый этаж уже успели зачистить. Кажется, была рукопашная. Мёртвых здесь было много. Вповалку. И почему-то велгонцев больше.

Бой шёл за второй этаж. По пути капрал наткнулся на взятого на штыки русского в нелепой чёрной шапке. Потом порезанных солдат, кажется, из четвёртой роты. В проёме прямо на выбитой двери лежал заколотый премьер-лейтенант в окровавленной саблей в руке. Рядом стонал капрал Флавер, с которым довелось оканчивать одну и ту же учебку. Служить их отправили в один батальон, но виделись они редко. У Флавера не было обоих кистей и скоро он умрёт от потери крови, если срочно не помочь. Капрал не успел распорядиться о помощи, как Шейн пристрелил Флавера, пробубнив о последнем милосердии. Капрал чуть самого Шейна не застрелил в спину, но одумался. Слишком много свидетелей вокруг. Ну ничего, потом с гадом расчёт будет.

Они залегли по центру этажа, держа круговую оборону. Левое и правое крыло дома осталось за русской пехотой. Все попытки выкурить противника ни к чему не привели, только раненых добавилось. Так и лежали, время от времени обмениваясь выстрелами. Гранаты у всех кончились. Очень скоро стемнело. В сумерках к дому попыталась прорваться помощь. Снаружи поднялась жуткая стрельба и никто не пришёл. Наверное, если бы не станковые пулемёты, периодически бьющие по крыльям здания, русские взяли бы их в штыки.

Самым жутким страхом для капрала ночью стал соблазн поспать. Он и Шейн ревностно следили, чтоб никто не уснул и это, не смотря на сильную усталость, удалось. Так и лежал капрал, ожидая утра и надеясь на подмогу. Вспоминал родной город, чёткие коробки аккуратных домов, идеально распланированные улицы, детский приют, друзей, считал до ста и обратно, да каждые четверть часа делал перекличку.

От приятных воспоминаний его отвлекла возня сзади. Опять кто-то тишину нарушает, вместо вслушивания. Капрал повернулся и в свете луны разглядел совершенно седого незнакомца. Молодого, но уже седого и рожа у него была жуткая. Незнакомец вынимал кинжал из перерезанного горла Шейна, а за ним лежали другие солдаты. Видимо уже мёртвые. Испугаться толком капрал не успел. Схватился за винтовку, но тут кто-то сбоку нанёс удар по голове…

Очнулся капрал утром, по крайней мере уже рассвело. Руки и ноги связаны, рядом ещё трое из его отделения. Какая-то комната. Они связанные в одном углу. А в противоположном в два ряда валялись мёртвые велгонские солдаты. Стена забрызгана кровью и иссечена пулями. Значит их расстреляли. Судя по всему, та же участь ждёт и их, всё ещё почему-то живых. Это не удивляло, разве могут дикари поступить по другому? Мысли о смерти капрала не испугали, настолько он устал морально, да и голова болела просто неимоверно и кружилась. Иногда накатывала тошнота — верный признак сотрясения мозга. Чем же его так по голове двинули? А ведь в каске был!

В комнату вошёл русский и что-то выкрикнул на своём диком языке. Потом капрала и остальных заставили подняться и выволокли в другую комнату. Какой-то хлипкий на вид русский, в очках и с ополовиненным ухом тыкнул на его капральские нашивки. Наконец, до него как из-под земли донеслись исковерканные акцентом слова:

— Ты из какой части?

Капрал молчал, выдавать военных секретов он не желал, да и выдать было нечего. Но и такую малость он не скажет!

Очкарик ударил его по лицу и просунул руку за отворот шинели, потом грубо ковыряясь, долез до нагрудного кармана кителя. Ну вот и конец стараниям капрала.

Вольноопределяющийся Лучко развернул книжку капрала. Полистал, хмыкнул.

— Что там, Юра? — спросил Масканин.

— Триста первый пехотный полк. Это не про него разведчики говорили?

— Про него, — Масканин вошёл в комнату, желая посмотреть на велгонцев, отметившихся недавним уничтожением деревни.

— Что делать с ними? К стенке? — спросил Лучко.

— Зачем? Муранову сдадим.

— Да нахрена они ему? — отозвался с наблюдательного поста Гунн. — Вшивый капрал и трое рядовых. Ценности — ноль. В расход и все дела…

Гунн был прав и поручик знал это. Муранов их не примет. Если б офицер попался, желательно из штабных, ротмистр попотрошил бы на совесть. Но не в привычках штабных в атаки ходить. Но имеем то, что имеем.

— Вот я и говорю, — Лучко бросил унтер-офицерскую книжку к обледеневшую кучу давнишних экскрементов, — к стенке их, а Макс?

— Нет, честная пуля — это не дело. Будем вешать.

Капрал не понимал ни слова. Когда разговор прекратился, его и остальных поволокли словно тюки куда-то в другое место. Потом они долго лежали и слушали непонятные разговоры.

— Эй, Макс! — скривился Лучко. — Капрал блеванул. Хорошо ты его по кумполу приголубил.

Их пинками заставили подползти под дыру в крыше. Хотелось пить и капрал смог поймать пару крупных снежинок ртом. Это не помогло. Потом он ПОНЯЛ, что их ждёт! Верёвки легли на шеи каждому пленному и очкарик с тем же дикарским акцентом произнёс:

— За уничтожение деревни Саяновка, за грабёж и насилие над мирным населением, за убийства беззащитных… Весь триста первый пехотный полк… Всех вас, ублюдков, изведём.

Капрал застыл, под ложечкой засосало и жутко захотелось завыть. Но мышцы оцепенели. Седой юнец хищно ощерился и начал натягивать верёвку крайнего рядового. Капрал не мог поверить, их не просто вздёрнут со сломом шеи! Нет! Их повесят и петля будет медленно удушать…

Масканин вышел. На казнь смотреть не хотелось. Гунн знает своё дело, пусть делает. Гунн с совершенно седой головой смотрелся скелетом. Доходягой он конечно не был, просто из-за худобы форма на нём висела как тряпка. А ведь был цветущим юношей когда-то. Вместе с Масканиным добровольцем в начале войны записался. Худобой и сединами девятнадцатилетний Гунн, а по-настоящему его звали — Епиношин Ратислав, был обязан велгонскому плену. В него он угодил в ноябре пятидесятого в качестве 'языка'. По глупости угодил, покинув расположение по какой-то надобности, уже и сам не помнил зачем. Что с ним там делали он не рассказывал, да и никто и не спрашивал, достаточно было видеть его порванные ноздри, вставные железные челюсти, следы химических и термических ожогов на всём теле, когда он парился в бане. Ногти тоже у него отсутствовали. Все: на руках и ногах. Почти четыре недели он провёл в плену у велгонцев, пока не освободили его десантники воздушно-гренадёрской бригады. Если б не десант, замучили бы Гунна до смерти. Велгонских офицеров разведотдела бесило его молчание. Сам факт бесил, ведь какой-либо особо ценной информацией пленённый егерь не обладал. Иголки под ногти — молчит, зубы под рашпиль — молчит. Нет, он орал, выл, но не говорил. И резали его, и жгли, и били несчётно. И до этого подобные молчуны велгонским разведчикам попадались, но с ними куда меньше 'мучились'. Потрошили и пулю в затылок с досады. На Гунне, что называется, свет клином сошёлся. Не понимал он, семнадцатилетний тогда Ратислав, как можно предать боевых товарищей, ценой спасения от истязательств или жизни. Его система ценностей и выбор-то такой не предусматривала. А когда гренадёры его освободили, а потом и фронт подошёл, провалялся Гунн в госпитале больше двух месяцев пока кости срастались и струпья лечились. В госпитале его Аршеневский нашёл, серебренный Крест Славы вручил. Слабое и может даже никчёмное утешение. Да и не утешение это конечно. Но червонцы золотом ежемесячно за Крест Славы и высокий статус кавалера… Теперь-то он полный кавалер трёх степеней.

Поручик перевёл внимание на Половцева. Егерь уже давно стал хорошим снайпером, с 'Унгуркой' словно родился. И без второго номера обходится.

Половцев лежал неподвижно давно. С этой позиции он ещё не стрелял. И вот оно, ради чего он так долго не шевелился, не отрывался от оптики, боясь пропустить одно единственное мгновение! На пару секунд мелькнул силуэт 'Жнеца' и едва заметное шевеление расчёта. Станкачу оборудовали новую позицию. Наконец-то засёк. Одной секунды Половцеву хватило чтобы среагировать.

С приглушённым туканьем 12,7-мм винтовка произвела выстрел. Егерь откатился в сторону, подгрёб рукой 'Унгурку' и перевёл дух, муссируя уставшие глаза.

— Кабзда 'Жнецу'… — удовлетворённо выдохнул Половцев и встретил взгляд ротного. — Я его по корпусу бронебойным захерачил.

— Дуй спать. Два часа, — распорядился Масканин, подумав, что неплохо утро началось. Второй станкач выведен из оборота. Первый ночью, второй вот только что. Как день начнёшь, так его и проведёшь?

Близился новый сто пятьдесят третий год эры стабильности темискирского календаря. Декабрь для Краснова и группы выдался насыщенным на события. Круглыми сутками все были загружены по самое горло. А дел накопилось уйма. И каждое неотложное, и везде надо успеть. Но, кажется, успевали. Поиски Ключа, по взаимному согласию, были отложены на неопределённый срок. Сейчас главным была война, а значит и все силы группы были брошены на её алтарь.

Маячивший в Новороссии в последние месяцы призрак смуты начал потихоньку меркнуть. Велгонская агентура и предатели всех мастей очень скоро почувствовали, что так долго подготавливаемого ими 'хаконского варианта' может не случиться вовсе и потому решились на форсирование революционной ситуации. Напакостить они успели. И сильно напакостить. Но и только. Прокатившиеся по стране диверсии и саботажи не имели должного размаха, попытки захвата власти в столице и нескольких волостных и губернских городах были подавлены на корню. В Светлоярске с революционерами разобрались жёстко и быстро, жандармам удалось блокировать отряды боевиков в десяти километрах от города, после чего в ход пошла артиллерия, авиация и, наконец, гвардия и части столичного гарнизона. В самом городе бунтовщикам не дали даже организованно собраться. Это потом выяснилось, что некоторые из вождей революции оказались велгонскими агентами, а часть боевиков заброшенными диверсантами. Всё благодаря вовремя принятым мероприятиям. Верховный всё-таки дал добро на предлагаемые директором ГБ меры. Драконовские меры, как их потом назвали. Сначала были арестованы самые одиозные фигуры. Чиновники, в том числе и 'непотопляемый' Боров, редакторы и владельцы некоторых изданий и много кто ещё. Особенно частый гребень прокатился по некоторым кругам интеллигенции, оказавшимся рассадникам пораженчества и велгонофилии. Многие лишились голов, верней познакомились с петлёй, иные получили по 15–25 лет тяжёлой каторги на рудниках в зоне отчуждения у границ с пустошами. У всех казнённых и осуждённых было конфисковано имущество, а также у их родственников. Ведь как всегда многие оказывались совершенно 'бедными', но с богатыми тётями, дедушками или внуками. Впрочем, эти хитрости были далеко не новы и сработать не могли. Подобные фокусы годились в Островном Союзе, в Новороссии они давно не работали.

Положение на фронтах сложилось неоднозначное. С одной стороны — успешное наступление Южного фронта, где русские войска и части ХВБ к середине декабря уже контролировали около половины Хаконы. Занят крупнейший промышленный район Грайфсвальда, удалось предотвратить вывоз и уничтожение производственных мощностей. Захвачены военные и продовольственные склады. А в Генштабе, к исходу осенне-зимней кампании, планировалось освобождение всей территории Хаконы, чтобы затем создать условия для обхода с фланга двухмиллионной реммской группировки противника. Развивалось наступление на Аргивейском и Аю-северском фронтах. Там темп наступления был ниже из-за труднопроходимой местности и сильного противодействия вражеской авиации. Но всё же русские конно-механизированные группы рвались вперёд, пехота поспевала следом, добивая окружённые части противника. В аргивейские болота были загнаны остатки 14-й велгонской армии, а в мелких котлах пытались до последнего сопротивляться до семидесяти тысяч велгонцев.

С другой стороны — тяжёлое положение на Пеловском и Невигерском фронтах. Там велгонцы развивали своё наступление, день за днём продавливая оборону, всё глубже вклиниваясь на территорию Новороссии. На сопках под Пеловом неделю продолжалась настоящая мясорубка, с обоих сторон до полумиллиона убитыми и ранеными. Южнее озера Невигер велгонцы пёрли на Белоградье, стремясь таким образом ослабить натиск армий Южного фронта. В их генштабе прекрасно понимали, что если русская армия сохранит темп наступления в Хаконе, то Велгон к исходу зимы лишится своего сателлита. Собственно, это и была главная задача осенне-зимней кампании войск Южного и Невигерского фронтов. Поэтому на удержание Невигерского фронта были брошены почти все накопленные резервы. Фронт удержать удалось и даже местами потеснить велгонцев. А 21-го декабря — в самый острый момент, когда казалось, что враг вот-вот прорвётся через Виляйск на Белоградье, командующим фронтом генерал-фельдмаршалом Блоком в бой был брошен резервный корпус генерала Латышева — единственное пока соединение переформированное по довоенным штатам и имеющее самую многочисленную корпусную артиллерию. Четыре дивизии двухбригадного состава остановили велгонцев, намертво встав на рубеже Виляйск — Новый Изборск — Тураново. 25-го декабря измотанный и обескровленный 39-й армейский корпус генерала Бессонова нанёс контрудар севернее Тураново, пробив брешь шириной 12 километров и 8 километров вглубь. В прорыв, под прикрытием авиации, были брошены свежие дивизии: 2-я танковая, 9-я мотострелковая и 30-я драгунская. И вот затрещал, задрожал Невигерский фронт. Корпус Латышева перешёл в контрнаступление, его поддержали корпуса всей 8-й армии, одновременно усилила нажим 10-я армия. Невигерский фронт дрогнул, велгонцы начали отход, в ожесточённых арьергардных боях стараясь задержать русские части.

Не мало помощи оказывал 'Реликт'. Сделанные им снимки о передислокациях войск противника, а также засечение тыловых аэродромов и районов накопления подвижных, в первую очередь танковых, резервов стали поистине бесценными. Уже с ноября удавалось не только парировать многие контрудары противника, но и предвосхищать их. К тому же не раз Еронцев передавал данные об оголённых в плане резервов участках фронтов. Вот туда-то и наносились самые болезненные и успешные удары.

Готовился к сражениям флот. Запертый годом ранее в тёмном море, но не понёсший за войну ощутимых потерь, он усиленно занимался боевой учёбой. Осваивались недавно построенные корабли, форсированными темпами ремонтировались повреждённые, Главморштаб разрабатывал план прорыва через анкирский залив. И учения, учения, учения.

Активизировалась дипломатия. Послы Новороссии внимательно отслеживали обстановку у соседей. Особое внимание было сфокусировано на Великом Герцогстве Арагонском. Предпринимались меры к нейтрализации влияния сторонников войны и пока это удавалось. Великий герцог отнюдь не спешил начинать новую войну, выступая в роли союзника Велгона. Его сдерживали прогнозируемые торговые потери и стоящие на границе русские дивизии. Вятежский хребет надёжно перекрывали горно-егерские части, на равнинном Вольногорье стояли регулярно сменяемые с фронта войска. Велись тайные переговоры с правительством Северной Раконии об её вступлении в войну. Северораконцы не желали мириться с потерей военно-морской базы Алезунда и восточных территорий. Реваншисты желали переиграть итоги войны с Велгоном 138–140 годов. Но их пыл сдерживала сильнейшая военная машина Велгонской Народной Армии. Однако предварительные договорённости русской дипломатии заключить удалось.

После устранения призрака смуты, Краснову пришлось разделить группу. Красевич и Семёнов с головой окунулись в дела разведупра, чаще пересекаясь с генералом Острецовым нежели с остальными. Хельга наконец получила возможность спокойно заняться оборудованием нового корпуса центрального военного госпиталя в Светлоярске, сутками занималась монтажом и настройкой изъятых с 'Реликта' универсальных блоков регенерации, подбором и обучением персонала. Результатом её усилий явился набор первой группы увечных ветеранов.

Как не жаль было отрывать её от госпиталя, но Краснов в скором времени намеревался подключить Хельгу к исследовательской работе. В архивах попались материалы по законсервированным убежищам в пустошах, построенным полвека назад. Тогда прежнее правительство Новороссии финансировало несколько научных и военно-исследовательских экспедиций. Но построенные убежища через несколько лет пришлось законсервировать по самой банальной причине — нехватка средств и невозможность быстрого получения отдачи. Также попались обрывочные сведения по подземным бункерам, оставшимся от темискирского гарнизона прежней ещё цивилизации. Какие секреты могли таить эти бункеры — вопрос открытый, но если хотя бы часть технического наследия предков могла оказаться сохранённой, то игра стоила свеч. Трудность возникала даже не в возможности установления координат, а в том, что искать придётся в пустошах. Искать среди заражённых радиацией и химией земель.

Ещё одним направление работы Краснов выбрал привлечение к базам данных 'Реликта' местных технических гениев. К сожалению, на корабле было мало материалов по современным технологиям, всё-таки никто в Организации не предполагал, что корабль может пропасть в локусе планеты с примитивным техноуровнем развития. Однако кое-что имелось. В основном материалы по химическим, металлургическим и биологическим технологиям. И теперь над этим корпели местные умы и приставленный к ним Оракул в роли организатора и технического директора. Имелись некоторые данные по современным системам связи, энергетике, генетике и евгенике, но воспользоваться этим богатством не представлялось возможным. На планете попросту отсутствовали необходимые промежуточные пласты знаний, то есть теории, технологии и вообще понятийные аппараты.

Постепенно Краснов начинал привлекать Оракула к вопросу поисков и разведки древних городов. Интересовало прежде всего золото. Ну или другие драгметаллы. Вопрос этот был насущным и совершенно не второй степени важности. Завершая третий год войны, Новороссия начинала задыхаться от нехватки средств. А золото — это двигатель войны, к тому же включить печатный станок здесь и в голову никому не придёт. Корабельный запас драгметалла Краснов вычистил ещё месяц назад, что позволило министру финансов рассчитаться по некоторым внутренним займам и запустить в производственный цикл новые цеха. Но отданного золота и платины для сколько-то-нибудь ощутимого роста производства оказалось, конечно, не достаточно. За прошедший год с большим трудом Новороссия смогла сравняться с Велгоном по выпуску поршневых истребителей и штурмовиков и почти догнать по выпуску танков. Но в остальном военное производство Велгона оставалось более массовое. Теперь приходилось жалеть про щедрость в адрес аргивейского консульства. Впрочем, это лишь капля в море.

Итак наступал новый 153-й год темискирского календаря. Год больших свершений и больших надежд.