Начальник Всего

Пульхерия и Авенир

Двух ленинградских дизайнеров, содокладников, работавших вместе — и друживших, — Левандовского и Кушнарева, Времеонов, специалист наш по фамилиям, называл Левантом и Кушантом.

Левант было слово понятное, я буду думать о Леванте, от французского «levant» («восток», место, где восходит солнце); «couchant», напротив, обозначало «запад», еще одно значение — не «закатиться» либо «сесть», но «лечь». Кушнарев и впрямь любил то растянуться на скамье, на лавочке, то залечь на полосе пляжного песка, то на кровати, отведенной ему в нашем гимназическом общежитии. Он был склонен к полноте, приветлив, голос негромкий, симпатичное, открытое лицо. Левандовский же не столько ходил, сколько пробегал, поджарый, спортивный, двигательно деятельный. Они и на дипломе разделили общую тему, их распределили в одно огромное номерное предприятие. Работая вместе, они прекрасно понимали и дополняли друг друга. Мне потом рассказывали, что они и женились-то на сестрах, но, кажется, не на родных (и не на близнецах), а на двоюродных.

На своем предприятии с туманным названием «Волна» чего только они не проектировали: приборы, станки, засекреченные изделия, брошюры, инструкции и выставочные плакаты, этикетки, даже интерьеры; в последнем случае хаживали они в Мухинское, в Аlmа mater, консультироваться на кафедре интерьера.

В сообщении их на нашем семинаре показывали они мебель, точнее, часть спроектированной ими и выполненной на их фабрикозаводе мебели, — кресло и табуретку. Как знаменитые кресла и стулья великих дизайнеров прошлого, и у кресла, и у табуретки были имена: кресло звалось Пульхерией, табурет — Aвениром.

Текст читал Левандовский, Кушнарев показывал диапозитивы, на которых снова увидели мы исторические стулья и столики из металлических трубок, а также встреченную мной в ленинградских квартирах не единожды великолепную блистательную прабабушкину кровать: никелированная трубчатая конструкция с шарами и шариками, напоминавшими шарикоподшипники и елочные игрушки; в больших шарах спинки повыше и спинки пониже отражались окна, лампы, интерьеры, хозяева и гости.

В конце доклада Тамилины пажи вытащили на сцену блещущую серебром парочку. Спинку, сиденье и подлокотники Пульхерии заполняли мягкие, казавшиеся надувными подушки из кожи, а Авенир был словно из фантастического будущего: открытая конструкция, бар космической фешенебельной станции из фильма по роману Лема, например.

Нереальные, нездешние предметы, сияя, красовались на сцене. Кто-то спросил из рядов: а сидеть-то на них можно? или это бутафория, макет? Только что объяснявший, как регулируются по высоте и наклону (работа — отдых — удобное положение для людей разного роста и комплекции — эргономические зазоры — линия Аккерблома) спинки и подлокотники, Кушнарев двинулся было показать, усесться, подрегулировать на глазах у публики, Левандовский за ним, но вопрошающий из рядов сказал: нет, нет, пусть посидит на них кто-нибудь, кто видит их впервые. Тут из первого ряда поднялся Титов, сделал знак сидевшей неподалеку Тамиле, они взошли на сцену.

Высокий Титов в серо-стальном элегантном костюме, с никелированной сверкающей булавкой в галстуке (из карманчика пиджака торчала таковая же ручка) моментально подрегулировал спинку и подлокотники Пульхерии, уселся и развел руками: вот, убедитесь.

Невысокая Тамила разместилась на серебристой конструкции Авенира, поставив ногу в босоножке с блистающими заклепками на приступочку, делавшую табуретку похожей на барную мебель. На запястьях Тамилиных блестели серебром плоские широкие браслеты с маленькими висячими цепочками, напоминавшие наручники. Сговорились, что ли? Нет, полная импровизация, их стали фотографировать. У меня фотоаппарата не было, но я получил уже в Ленинграде фото на память в подарок. Долгие годы оно лежало в моем ящике с фотографиями, то теряясь в ворохе, то находясь, пока не исчезло. Походила запечатленная сценка на кадр кинопробы: улыбающийся, разводящий руками Титов, вот, пожалуйста, сижу, как видите; ямочки на щеках Тамилы, ее улыбка, поднятая в приветствии рука, правая ножка на приступочке табурета, левая касается носком босоножки пола возле колесика одной из опор Авенира. В воображении моем на черно-белом прямоугольнике фотографии окрашивались цветом темно-вишневый галстук Титова, Тамилино черно-фиолетовое шелковое платье, черно-сливовый бархатный пиджачок, все блики вспыхивали навстречу фотовспышке, не хватало разве что ожерелья из шарикоподшипников. Мебель будущего, которое промедлит с наступлением на много десятилетий, загадочная глагольная форма future-in-the-past.