Над Кабулом чужие звезды

Эта история — чистая правда. Пусть даже кому-то она и покажется эпизодом из красивого кино про войну. Ничего не поделаешь, на войне все-таки бывает иногда, как в кино.

Так вот: в один прекрасный осенний день к воротам советского консульства в Кабуле подкатил запыленный бронетранспортер, и счастливые жених и невеста спрыгнули на землю с его раскаленных бортов. Оба с оружием, оба в форме, как подобает людям военным.

Все необычно было в этой свадьбе. Невеста, не обнаружив зеркала, причесывалась на глазок, прислонив к стене автомат, крепкой ладонью выбивал из форменного кителя дорожную пыль растерянный от радости жених. Не было ни свадебного марша, ни золотых обручальных колец, не было кукол и лент на зеленых боках боевой машины, которая умчала потом молодых, растаяла в раскаленном кабульском мареве.

Сотрудник консульства Александр Подчищаев, который выписывал молодой чете свидетельство о браке, только и запомнил, что жених — сапер, а невеста — медик. Фамилии же их затерялись в немалом, в общем, списке тех, кому посчастливилось встретить свою «половинку» именно здесь, в Афганистане. Остались, правда, в его блокноте координаты знакомого офицера, который стал для молодых свидетелем. Пришлось, однако, покрутить ручки полевых телефонов, прежде чем удалось узнать имена: Игорь и Нина Коцур.

— Я могу с ними встретиться?

— Оба сейчас в Хосте, на боевых, ищите их там, — далеким голосом проскрипела телефонная трубка.

Но увидеться с молодоженами на операции не пришлось. Уже на следующий день раздался звонок из политотдела армии, где знали о моих поисках Коцуров: Игорь и Нина в Кабуле, сообщили мне, улетают в отпуск. Если хочешь застать, поторопись. Так и встретились с ними.

Как вам описать Игоря? Обычный симпатичный парень — старший лейтенант, командир взвода. Голос у него, правда, совсем не командирский: спокойный, с мягким украинским акцентом. Игорю двадцать три года, и еще совсем недавно он сидел за партой военного училища в Каменец-Подольском. Когда подошло время распределения, то, понятное дело, на курсе только об этом и говорили: каждый выгадывал себе стежку-дорожку получше. Коцур же оказался среди тех, кто выбрал, по их понятию, наилучшее место для прохождения службы — Афганистан. Почему? Ответ показался неожиданным:

— Батя у меня всю жизнь на селе зоотехником отработал. Сколько раз приглашали его в райцентр, квартиру со всеми удобствами обещали, отказывался. Одним словом, сам теплых мест не искал и меня не научил. Да и какой же из меня получится сапер, если я, кроме учебных мин, никаких других в руках не держал?

Весной 1987 года, во время боевой операции в Черных горах, группа, которой командовал Игорь, нарвалась на засаду в одном из ущелий. Саперы несколько часов отбивали атаки «духов», пока не стало ясно: численный перевес на стороне противника, им придется оставить ущелье.

Отстранив бойца, Коцур сам встал к пулемету и плотным огнем прикрывал отход товарищей. В ту минуту, когда кончилась пулеметная лента, когда он потянулся за новой, в упор с близкого расстояния ударил гранатомет. Трое бойцов, находившихся рядом с ним, погибли. Игоря прикрыл пулемет, принял на себя часть осколков, — Коцур был только ранен.

— Левая рука и вот тут, справа, — показал он.

Почти два десятка осколков извлекли из его тела хирурги, латая и штопая старшего лейтенанта. После этого у него было еще и четыре подрыва на боевой машине разминирования. Это значит: четыре контузии, которые еще не раз напомнят о себе потом, через годы. На боевых действиях по снятию блокады Хоста Игорь Коцур был представлен уже ко второму ордену Красной Звезды.

Фельдшер батальона разграждения, прапорщик. Тонкие черты лица, каштановые волосы до плеч, немного грустные глаза, — это Нина. Не думаю, что дома, в Союзе, Нина станет рассказывать кому-нибудь в подробностях о своей нелегкой афганской службе: человек она молчаливый и скромный. А если и расскажет когда-нибудь, ей едва ли поверят. Не так-то легко будет представить Нину на войне. Где-нибудь в читальном зале библиотеки, у чертежной доски — вот это пожалуйста.

Нина родом из Брянска. Там ждут ее мама и три брата, которых она, по ее шутливому выражению, «защищает в рядах Советской Армии». Там же, в Брянске, закончила медицинское училище, получила распределение в деревню Батуровка. Деревня не слишком большая, десятка два хуторов в лесу. Нина да еще санитарка, вот и весь медпункт. Скучно.

В военкомате, куда обратилась Нина, ей объяснили: в Афганистан направить не могут, не имеют права: для этого требуется по крайней мере двухгодичный стаж. Делать нечего, пришлось идти на хитрость: сначала попасть на работу в приграничную часть в Кушке, а уже оттуда перебираться в Афганистан. Но и тут не повезло: назначили в батальон, расположенный в Хайратоне, у самой советской границы. А это разве дело? Считай, все равно, что дома. Нина добилась перевода в боевой инженерно-саперный чарикарский полк. Зачем?

Хотела знать, на что способна.

Она оказалась способной встать в рост под пулями и, перевязав раненого, вынести его из-под огня. Еще — сорвать с плеча автомат и полоснуть очередью по засаде с брони бэтээра, везущего раненых в лазарет. Она оказалась способной идти за боевой машиной разминирования, чтобы быть первой там, где прогремит взрыв и может потребоваться ее помощь.

— В этом нет ничего выдающегося. Просто работа, — считает она.

— Но война, согласитесь, дело не женское.

— Стрелять — не женское. А все остальные дела — это работа.

Нина работала и на Хостинской операции вместе с Игорем. Именно там, в Пактийских горах, и была представлена к медали «За отвагу». Медаль «За боевые заслуги» она получила раньше, еще в прошлом году. Ее тогда частенько посылали на заставы, расположенные на высоких горах вдоль трассы, которая ведет к Салангу. И не только для того, чтобы проверить, как справляются со службой солдаты-санинструкторы. Но и чтобы там, на заставах, брали пример с отважной барышни с медицинской сумкой через плечо.

Познакомились они так: Игорь впервые увидел новенькую в штабе и, что называется, глаз положил. Тем же вечером усы подкрутил и — к модулю, куда Нину определили жить. Сам, однако, в комнату стучаться постеснялся, попросил дежурного солдата вызвать ее на порог. Солдат отсутствовал недолго, да вернулся ни с чем:

— Просили передать: по личным вопросам фельдшер принимает утром и после обеда.

Через несколько дней начались боевые действия. Нина ушла с батальоном, где служил Коцур, там и разглядела, должно быть, старшего лейтенанта.

Познакомились они весной, но до самой осени только и знали, что ссорились. Упрямые оба. Наговорит что-то сгоряча Нина, а выяснять отношения времени нет: взводному в рейд уходить. Или Игорь ответит резко — прощение просить поздно: фельдшер уже на боевых. Так и поняли однажды, что без этих размолвок да друг без друга ничего хорошего у них в жизни не выйдет.

Игорь — о Нине:

— Боевая девчонка. Поначалу казалось: прапорщик, а не женщина. Железная леди. Когда заплакала однажды, я даже обрадовался. Думал, не умеет она этого. Я вообще-то, когда сюда приехал, искоса на женщин посматривал: «полковые жены», и все такое. И только когда в медчасть с ранением попал, другими глазами увидел наших замечательных сестричек, которые выходили меня. Ну а Нина — мне, честно говоря, просто повезло.

Нина — об Игоре:

— Я, по правде сказать, поначалу и не заметила его. Мало ли здесь старших лейтенантиков глазами сверкают тебе вслед? А как-то провожала ребят в запас из нашего полка, так один из «дембелей» выбежал из строя, подошел ко мне: «Смотри у меня, Нина: береги взводного. Хороший он человек, таких немного на свете!» Такие слова, знаете, от солдата не так уж часто можно услышать.

Петр Воронцов, командир экипажа боевой машины, об Игоре и Нине:

— Если Коцур прав и знает это, он свою правду перед любым отстоит, на погоны не посмотрит. За солдата горой встанет! А Нина… В Афганистане люди ведь тоже разные встречаются. Кое-кто считает, например, что солдату одни лекарства или условия положены, а офицеру — другие. А для Нины, что солдат, что генерал — разницы никакой. Знаете, это всегда сразу замечаешь. Жаль только, что после свадьбы товарищ старший лейтенант с нами стал поменьше бывать. Ну да мы не в обиде. Такое дело: счастье у него!

Свадьба у Коцуров была — другим на зависть. Их боевые товарищи раздобыли где-то цветы, подарили молодым красивый чайный сервиз: чаек попивать, добро наживать. А еще привезли дынь. На медовый месяц — медовых дынь, да так много, что через них переступать приходилось, когда на полу разложили. Медовый месяц, правда, вышел у них коротким: три положенных в таких случаях дня отгуляли, а потом закрутилось. Комиссии, боевая подготовка, рейды. Какой уж тут мед, одна сплошная война! Игорь к тому же вскоре попал в госпиталь, второй уже раз в Афганистане скосил его гепатит. Нина, конечно, вырывалась к нему в свободные часы, подкармливала своим фирменным «афганским» блюдом — пельменями из тушенки.

Добра у них на сегодняшний день: комнатка в фанерном модуле, занавеска из парашютной ткани на окне да еще тумбочка, которую сколотили бойцы взводному в подарок. А однажды — Игорь был в горах — пополнить домашнюю наличность надумала Нина: к его возвращению соорудила полку для книг и прочих нужных на войне вещей. Небогато по нынешним временам? Им пока хватает.

Вот, собственно, и вся история. Слишком проста на чей-то взгляд? Пожалуй. Так бывает проста и ясна жизнь, в которой найдется место всему: тяжким атакам в горах, соленому поту, замешенному на крови и пыли. Бессонным дежурствам у кровати раненых.

Но еще и любви, конечно.

Из дневника

Сегодня Валентин Русев, мой сосед — наши балконы расположены рядом, — передал мне копию письма, которое достойно того, чтобы остаться в хрониках афганской войны. Валентин — болгарин, работает в торгпредстве и великолепно говорит по-русски. Мы с ним частенько курим вечерами, стоя каждый на своем балконе, а иногда, бывает, и выпиваем по глоточку виски. Письмо адресовано директору ВАЗа:

Сегодня — день лирических отступлений, вызванных, впрочем, причинами, весьма прозаическими. Вместе с Халиком, начальником гаража ЦК ДОМА, отправились на поиски нового запасного колеса для моей многострадальной «Волги», поскольку колесо украли ночью из-под самого носа афганского солдата, который делает вид, будто охраняет наш дом. Сначала мы ехали с Халиком по Майванду, а потом свернули куда-то в переулок, медленно продирались сквозь плотную толпу, мимо припаркованных по обочинам старых проржавевших «мерседесов» и «тойот», мимо фанерных лавчонок, где огромные оранжевые апельсины лежали вперемешку с парфюмерией, покрытой вековым слоем пыли.

Халик оставил меня в машине, исчез в каком-то проеме, где начинается рынок запасных частей, обозначенный грудой искореженного железа. Я закрыл окно, спрятал на всякий случай под куртку свой «Макаров» со снятым предохранителем. Даже на самом Майванде советским рекомендовано не появляться: улица «духовская» до самого последнего кирпичика. А тут — задворки Майванда, самое что ни на есть дно, город желтого дьявола, как говаривал Владимир Маяковский… Впрочем, все это, возможно, пустые страхи.

Я сидел в машине, наблюдая за проходившими мимо людьми. Все хитросплетение жизни и смерти, именуемое афганской проблемой: война, политика, бомбоштурмовые удары и дипломатические депеши — все это осталось где-то далеко, в Новом городе, где роскошные виллы, черные «мерседесы» со шторками на окнах, антенны посольств.

Здесь же кипел людской муравейник, прибежище нищеты и бесконечных забот. Торопились куда-то женщины в грязных рваных чадрах и с детьми на руках, одетыми по-европейски; шли изможденные хазарейцы в старых истрепанных одеждах, тянули за собой тяжело груженные тележки, по-бурлацки кланяясь земле; вокруг машины бегала тройка чумазых детей, хлопая по гулким крыльям «Волги». А вот на передний бампер оперся рукой старик, поправил галошу на босой ноге, даже не взглянул на меня. Рядом, на тротуаре, старые дуканщики пьют чай из пиал, подле них на перевернутом вверх дном ящике, крытом газетой «Правда апрельской революции», — четыре яркие фруктовые горки: красные гранаты, оранжевые мандарины, желтые яблоки, красно-желтая хурма. Через дорогу, как раз у входа на авторынок, сидят старики в чалмах, точно перенесенные из «Белого солнца пустыни», — недвижные, величественные, седые.

Казалось, я ненароком заглянул в замкнутый мир, живущий по своим законам, не нуждающийся ни в чем — только в покое, только в возможности торопиться по своим делам. Должно быть, это и есть настоящий Афганистан, каким он был вчера и каким был бы еще долго, не случись того, что случилось. Если подбирать «антоним» к увиденному, это будет улица Горького? Или Бродвей?

А еще на днях в Доме советской науки и культуры — едва ли не единственном сооружении в Кабуле, которое можно без натяжки назвать зданием, — был вечер, посвященный Пушкину.

читал свои стихи профессор Кабульского университета. «Я вас любил», — ломающимся голосом пел подросток с курсов русского языка. «Прозрачный лес один чернеет, и ель сквозь иней зеленеет», — декламировали школьники, которые, должно быть, проживут жизнь, так никогда и не увидев ни леса, ни ели, ни инея. А студенты политехнического института, читавшие объяснение Онегина и Татьяны, никогда не скажут этих слов друг другу, потому что спутника жизни им выберут родители, приняв или заплатив калым. «К Чаадаеву», — громко сказал, почти выкрикнул со сцены мальчик лет десяти в белой рубашке, твердо пообещав залу, что взойдет она, звезда пленительного счастья.

Пушкинский праздник, рынок запасных колес на Майванде, война и кровь, — какая чудовищная эклектика. Как если бы в детский зеркальный калейдоскоп случайно забралась муха.

Упрямо переписываю в блокнот сводки «героических поступков» членов ВЛКСМ, которые готовят в штабе армии. Зачем? Какое-то интуитивное чувство подсказывает, что даже тогда, когда этой войне будет предъявлен высший счет, все это не должно быть забыто и проклято, потому что это тоже история. Она просто не может превратиться в ничто, должна остаться в генетической памяти тех, кто будет потом, после.

…Старший лейтенант Кислица Александр Олегович, 1962 года рождения, при ведении боевых действий в районе Чарикара принял командование группой у тяжело раненного капитана Светлолобова Г. И. Входе боя появилась острая необходимость в эвакуации раненых. Кислица А. О. заменил погибшего механика-водителя танка и лично повел группу на прорыв. Танк с тралом, которым он управлял, пять раз подрывался на минах и трижды поражался мятежниками из гранатометов. Тяжело контуженный, Кислица А. О. вывел группу из вражеского кольца, проявив беспримерное мужество и героизм.

…Отряд под командованием капитана Бекоева Павла Викторовича, 1958 года рождения, награжденного двумя орденами Красной Звезды, совершал налет на исламский комитет в 65 километрах юго-восточнее Газни. Решительными действиями разведчики захватили крупный склад оружия и боеприпасов, уничтожив при этом большое количество мятежников. Во время боя к противнику подошло подкрепление. Капитан Бекоев П. В. принял решение о выходе отряда из боя, а сам вместе с рядовым Алхимовым Сергеем Николаевичем, 1965 года рождения, остался прикрывать отход товарищей. В течение длительного времени они вели вдвоем неравный бой на подступах к вертолетным площадкам и погибли. Благодаря их мужеству и отваге отряд вышел из боя без потерь.

…Старший лейтенант Павлюков Константин Григорьевич, 1963 года рождения, вылетел на выполнение боевой задачи по прикрытию транспортного самолета. Его «Су-25» был сбит «стингером». Летчик катапультировался и приземлился в 350 метрах от позиции противника. В ходе боя уничтожил нескольких мятежников, был дважды ранен. В течение часа вел бой, а когда у него кончились патроны, Павлюков П. Г. подпустил вплотную мятежников и подорвал их вместе с собой гранатой.

…Коваленко Василий Владимирович, старший сержант, 1966 года рождения, награжден орденом Красной Звезды. Погиб, закрыв собой раненого лейтенанта Красильникова В. В.

…Во время боевых действий в районе Мараварского ущелья в провинции Кунар отделение младшего сержанта Гавраша Юрия Вячеславовича прикрывало отход отряда, проявляя мужество и героизм. Когда закончились патроны, герои приняли решение впустить в дувал мятежников и подорвать мину ОЗМ-72. Было уничтожено около 30 мятежников. Когда подошла помощь, на стене осталась только надпись: «Передайте на Родину, погибаем как герои!»